Коровья Смерть

...Село красно Солнышко за виднокрай, словно в Ларец Марин кануло. Рассыпались по небу часты звёздочки — Очи зоркие. Лапами бирючьими навострились сухие сучья на Закат; марь туманная долы залила, тропы лесные спутала...

На поляне лесной под ракитовым кустом спит-почивает сном богатырским добрый молодец, сны хмельные видит. И мнится ему сквозь дрёму: будто вдруг вспыхнули мертвенными огнями Лунные тропы, сгустился сумрак окрест, клочья туманные повздрогнули, закружились-завертелись, косицами белёсыми заплелись, во тьме ночной очерты Чьи-то выткали. Вроде, женщина — только призрачная, холодная, безликая. Идёт — будто в воздухе пар и т — земли сырой ногою не касаясь...

Открыл глаза добрый молодец. Что это было — гадает: сон али явь? Не понять ему никак... А веки — словно свинцом налились, в очи беленою брызнуло; и — запрокинулась назад буйна головушка, окунулась во сырые мхи, во росные травы...

И — снова сон: снова — Она, призрачная; всё ближе, ближе подходит, над уснувшем молодцем наклоняется, словно горьким дурманом обволакивает, в ночи плывёт, листами осиновыми шелестит, как водою болотную затягивает... Уже и лицо Её видно: черты тонкие, бескровные; глаза — словно омуты бездонные — безжизненные, мёртвые... Подходит — наклоняется ближе, ближе; будто в губы целует — еле касаясь; а мороз-холод лютой судорогой всё тело пронизывает, и Сердце в груди замирает, будто смерть скорую чует...

Очнулся молодец — ни жив, ни мёртв. В Сердце — будто хлад вековечный поселился, в глазах — тоска смертная, и в руках-ногах — силы уж нет... Поднялся он, шатаясь, с лесного ложа своего, глядит: а под ним-то — курган древний. За века минувшие почти весь в землю ушёл, а на вершине его — куст ракитов вырос...

Опрометью бросился молодец прочь — сквозь бурелом, дороги не разбирая, и всё-то ему Смерть его мерещилась, огнями мёртвыми своими манила-звала, словно Нити Жизни незримые из ярла тянула...

...А тем временем в деревне бабы да девки, мужиков да парней по домам оставив, собирались в круг посередь села, толковали: как Коровью Смерть, что ходить к ним повадилась, отогнать-одолеть? Долго ли, коротко ли судили, но только скинули рубахи да понёвы свои, во соху железну сами впряглись, во ухваты, косы, топоры да в медь — в звонки позвонцы — ударили, коло села пошли. Соха землю режет, Луна тусклым светом на лезвиях кос блещет, медь от ударов стоном стонет, ветер ночной с непокрытых голов волосы рвёт...

Идут так; вдруг — глядь: метнулась тень из лесу, бежит кто-то, то ли человек, то ли оборотень.

— Вот она, Коровья Смерть, бабоньки! В обличье человеческом к нам явилась! Бей её! — закричали.

И — набросились скопом, косами да топорами в капусту плоть изрубили, пальцами окровавленными разодрали, по полю разметали... Рудою Луна окрасилась. Хохотала ночь диким хохотом, дрожали листья молодых осин...

А наутро вышел честной люд в поле, а там — клочьями — останки добра молодца, что вчера ночевать домой не вернулся. Мёртвые глаза в небо синее глядят, покой и пустота в них нездешние. Руда-кровь в сырую землю ушла, лишь ржавые пятна на сухой траве остались; мураши да букашки по ним ползают — будто сладкий нектар собирают...

Старые люди, пришедшие на поле последними, посмотрели, головами покачали, помолчали.

— Мара ночью суженого Себе выбирала, — одно сказали...

А Солнце палило с небес землю, сушило горькие травы, золотило доброе жито, и сокол с вороном пар и ли в вышине...

Слава Роду!

[2004]

Дата добавления: 2015-10-16