Таврия, соль, Сталин, золото, Кит-Кай

Под занавес эпохи Сталина украинский писатель Олесь Гончар (писавший на украинском языке, для русских его переводили переводчики, а на Украине он издавался на украинском, это к вопросу о якобы насильственной русификации украинцев при Сталине) написал роман «Таврия».

Характерная деталь: при Сталине Олесь Гончар написал намного более сильную вещь, чем всё то, что он написал после убийства Сталина.

В «Таврии» описываются события между революциями 1905-го и 1917-го годов. Среди прочих в романе есть эпизод, на который сам автор, скорее всего, особого внимания не обратил. Так, упомянул мимоходом виденное. Важная деталь касается добычи соли. Весной, когда с Азовского моря дует сильный ветер, волны перехлёстывают низкий берег, и солёная вода из Сиваша попадает в низины. Летом в жару вода испарялась и в первую очередь на начинавших постепенно пригорках кристаллизовалась чистая соль. С точки зрения химфизика классический случай очистки кристаллизацией: горькая морская вода при испарении сначала выделяла кристаллы NaCl, когда взгорки выступали из воды, на них были только кристаллы чистой NaCl, а горький раствор из смеси солей других химических элементов уходил в низины и там уже высыхал. Природный способ получения товарной поваренной соли.

Местные мужики, вынужденные батрачить на помещиков немецкого происхождения за гроши, полагали для себя выгодным соскребать скребками с пригорков низины соль, грузить на возы, и везти чёрти куда на продажу. «Выгодным» подчёркиваю: ведь совсем неподалеку, всего в нескольких сотнях километров, добыча соли велась промышленным способом: железнодорожная ветка, баржи и т. п. Себестоимость продукции при промышленных способах несравнимо меньшая, чем у кустарей. Однако мужики Таврии соль промышляли. Напомню, Олесь Гончар описывает период между революциями 1905-го и 1917-го годов, то есть описывал быт, в котором варяги («солевозчик» по-русски и «кузнец» по-таиландски) помогли бежать Сталину из Новой Уды.

Раз промышляли в Таврии, то, следовательно, промышляли и во многих других местах, даже неподалеку от зафиксированных историками масштабных солепромыслов. Это к вопросу о том, откуда мог взяться обоз с солью, среди возчиков которого спрятался от облав и повальных шмонов юный Коба при своём побеге из первой своей ссылки в Новую Уду (второй «волховской» вариант воспоминаний о побеге Сталина, совместимый с первым, о котором было рассказано выше). Ясен перец, сведений о добыче соли в Таврии, ничтожной по масштабам, сравнительно с промышленными предприятиями, в истории не сохранилось — спасибо писателям сталинской поры, которые эту деталь для нас сохранили. Так же и со сталинским обозом соли: неподалеку большие солепромыслы Усолья-Сибирского и Усть-Кута, о них есть в учебниках и музеях, а о прочих мелких неподалеку ни слова.

Ещё одна важная деталь, которую сохранил для нас Олесь Гончар, следующая: с ничтожной добычей соли в Таврии боролись жандармы и боролись очень активно, как-то уж чрезмерно жёстко. Странно: а какой мотив этой борьбы, к тому же жёсткой? Экономический ли это мотив? Но ведь добыча соли в Таврии сущие слёзы, никакой реальной конкуренции. Усилия жандармов обходились много дороже, чем недополученные налоги с солепромыслов промышленного масштаба. Значит, не экономическая. А какая? Хорошо, что в результате многочисленных экспедиций смог выяснить, что династия Романовых увлекалась сатанизмом (об этом ниже или в следующем томе в главе «Ритуальные убийства волков женщинами династии Романовых») — тут-то и вырисовывается сатанинский мотив борьбы властей и коррумпированных чиновников с варгами (солевары) и варягами (солевозчиками). Шестёрки при сатанистах боролись не с конкуренцией экономической, а с возможностью инициации на путях исконной веры тех, кто добывал соль и перевозил соль, которые при этом не лизал задницу пришлым владельцам русских недр, подаренных им жидовствующей столичной властью.

Предателям золотого света на борьбу с необходимым этапом становления волхва никак затрат не жалко — и не жалели.

Итак, преследования и травля за грошовую добычу соли в Таврии. Кто может решиться противостоять жандармам и соль всё-таки добывать? Кроме сребролюбцев, ясное дело, неугодники. Единственные кандидаты на инициацию. Так и с тем сталинским обозом: варягам Коба показался своим потому, что среди солевозчиков процентное содержание неугодников было выше, чем в среднем по населению.

Сталинский обоз шёл на выручку к юному Кобе по шашкинскому тракту (так его по-прежнему называют в Жигалово, в устьудинском районе его уже называют жигаловским), до Новой Уды более полутора сотен километров. Жигалово — в сухопутном смысле тупик, конечная точка. Дальше только по реке Лене в Якутск, на царскую каторгу.

Сейчас, конечно, многое изменилось, пробили дорогу через горы, но всё равно, хуже дыры в Иркутской области, чем Жигалово, нет.

Даже такой эрудированный краевед, как директор Усть-Удинского музея, не знал, что близ Жигалово когда-то велась добыча соли. Мы с ним обсуждали девятый вариант воспоминаний о побеге Сталина (с соляным обозом). Директор утверждал, что соль по шашкинскому тракту могли возить только с Усть-Куты, то есть сначала несколько сот вёрст по Лене, а потом уж шашкинский тракт. Но въедливый москвич рвануть по шашкинскому тракту, вдрызг раздолбанному, не поленился.

Тут мне, как всегда во время исследований по Сталину, сказочно повезло. Меня вёз первый за всю историю шашкинского тракта английский джип. Начальнику строительства газовой трубы шофёр с Новосибирска перегонял. Там такая дорога — мама не горюй! Если у кого и есть какие мозги — вышибет в два счёта. Дорога разве что для лесовозов. А так я с комфортом добрался. И мозги на месте. Кажется.

И рванул не зря. Оказалось, всего лишь километрах в пяти от Жигалово есть Соляновский затон. Там соль добывали из источников вплоть до конца пятидесятых годов XX века. Ближайшее к затону селение — деревенька Кузнецовка. Там всегда жили кузнецы. И фамилия у всех была — Кузнецовы. Сейчас все Кузнецовы поразъехались, разыскал только одного, семидесяти лет. Этот вечно пьяный Кузнецов отличился тем, что когда он меня увидал, он буквально в голос закричал, вернее даже заорал: «А-а-а!! Много чего видел в жизни, но такого ещё нет! Большой ребёнок!»

Как истолковать последние два слова, формально не понятно. Это как в богословии: слова Христа «будьте как дети» имеет громадное число толкований, десятки, если не сотни. Нет среди докторов богословия единства, что же за качество отличает детей от взрослых, не посвящённые они. Так что формально от слов Геннадия Кузнецова остаётся: «Много чего видел, но такого ещё нет!» И правильно: сотни тысяч написано о Сталине текстов, то, если не считать булгаковской пьесы «Вставший из снега», Меняйлов первый, кто вскрыл некоторые этапы волховской биографии Сталина, и вообще вскрыл самое главное наследие Сталина — Путь. Но даже если и второй, то всё равно, в своём поколении — единственный.

Как бы то ни было, в словах Кузнецова-правнука различим первый звонок: оба правнука обоих кузнецов, которые помогали бежать Сталину, очень чувствительные в восприятии люди. Экстрасенсами их называют. Подобное с подобным: прадеды вполне могли в духовной пустыне друг с другом стакнуться. Вернее, не стакнуться не могли.

Разговор с Геннадием Кузнецовым не получился: надо было ждать, пока он протрезвеет, но поскольку он в стельку пьян последние лет пятьдесят, то конца запоя я ждать не стал.

Если смотреть от Кузнецовки на Лену, то с другой стороны Соляновского затона — село Тутура, старинное, старше Иркутска. В 1631 году основано. То есть в те времена, когда налог на соль был основным источником дохода царской казны, добывать соль втайне было столь же выгодно, как сейчас торговать наркотиками. Ясно, почему переселенцы Соляновский затон выбрали для первого поселения. В Тутуре мне предоставили ночлег, и потому хорошо знаю, что все там пьют солёную воду. Вынужденно. Пресной, кроме как в самой Лене, текущей с гор, нет. Сода солонит и в колодцах, и в скважинах. А в других местах пресная. Соляной купол! Основной-то пласт — на глубине шестисот метров.

Так что версия с соляным обозом со стороны Жигалово находит подтверждение. Деталь «соляной обоз» информанту выдумать невозможно.

Кстати, Сталину деньги на побег могли дать и Кузнецовы: в тех местах ещё и золотишко тайком промышляют. Так что кузнец ещё и геолог, получается.

Ленин с Троцким, может, и получали деньги от немцев и еврейских банкиров, а вот Сталин — из источника прямо противоположного. В Сольвычегодске от лесопромышленника Некрасова, а на Ангаре — от «геологов». Я это очень хорошо понимаю: мне на мои требующие затрат экспедиции, если не считать одного киевского немца жертвуют одни только этнические славяне, преимущественно русские. Ни рубля не получил ни от евреев, ни полуевреев, ни четвертьевреев или просто эмигрантов из России — хотя большая часть десятитысячного тиража «Записок зятя главного раввина» разошлась именно среди этого контингента. Почитывающая мои книги жидва как-то смогла договориться со своей совестью и ограничиваются в лучшем случае восторженными возгласами. Ну и просьбами что-нибудь подарить. Особенно наглы в своих требованиях подарков чистокровные евреи. Дескать, дайте, всё возьмём, и будем счастливы. Смеётесь? Но это так. Великое дело — кровь, как говорил Воланд.

Кстати, о геологах.

На Кит-Кае в 30-е годы поставили в честь пребывания там Сталина беседку — на том месте, на котором Сталин собственноручно соорудил шалаш или некий навес о конструкции которого сведений не сохранилось. Строительство беседки в 30-е годы не удивительно и вполне можно объяснить обычным подхалимажем перед властью.

Прошло много десятков лет, и беседка, естественно, сгнила. Никто не восстанавливал. Восстановил её на свои средства речной капитан, паромщик Орленко, украинец, который на хер послал свою Украину и выбрал остаться поближе к Прародине навсегда. Как он мне сам объяснил мотив восстановления беседки, для того, чтобы было, где помянуть Сталина. Хорошо работающее подсознание: в беседке, тени храма Девы, священный напиток и тост: «За Родину! За Сталина!». Капитан Орленко мне кое-что рассказал о том, какого калибра люди тайком приезжали на Кит-Кай, чтобы в беседке помянуть Сталина и Родину.

В году, эдак, 2003-м заново отстроенная беседка сгорела — весной трава горит тут повсюду, во второе туда паломничество я ехал в сплошном дыму пожаров. Странно не то, что беседка сгорела, а то, что так много лет она оставалась целой.

Беседка сгорела, но рядом осталась стоять громадная белого мрамора глыба — такие в этих местах устанавливают у воздушных могил шаманов, само собой, тоже на горе. Эту мраморную глыбу втащили на Кит-Кай не кто-нибудь, а геологи. В новом Балаганске (старый Балаганск, который мог видеть Сталина, ушёл под воду при затоплении Братского водохранилища и был старый Балаганск сильно в стороне от нынешнего) располагалась база геологической экспедиции — демократами, естественно, уничтоженая. Дома остались, и на этом освящённом месте я и пишу эту главу. Обращаю внимание: вряд ли втащившие шаманский мрамор на Кит-Кай геологи знали, что Сталина приобщили здесь к делу варягов тоже геологи — втаскивали от души, вернее, духа. Души геологической, которая в отличие от цивилизованных, Природы не боится.

«Геологи» Сталина с Кит-Кая вытащили, геологи же Сталину и втащили. Ничего не зная друг о друге. А два снаряда в одну точку не попадают просто так. Геологи, получается, особый контингент.

На поминках матери собравшиеся её коллеги-геологи заметили, что если по телевизору демократы вспоминают о праздничных днях кого угодно, то о геологах в День Геолога ни звука, ни ползвука. «Что бы это значило?» — возник вопрос.

А между тем всё строго закономерно: всякий антирусский режим будет давить все наиболее опасные для режима категории населения. Геологи — тот самый опасный контингент, как люди близкие к естественной жизни. Не случайно же такому уничтожению демократы подвергли все экспедиции, камня на камне от них не оставили, вот даже и День Геолога замалчивается.

Что ж, как поётся в геологическом гимне: держись, геолог, крепись, геолог, ты ветра и солнца брат. Крепись, геолог, мы дойдём. Непременно дойдём.

Предыдущие поколения геологов оставили нам неплохое наследство знаний. Недалеко от Залари, всего в 12 километрах, есть солерудник, на котором с глубины 600-т метров заключённые демократического режима с недавних пор добывают соль.

Возят соль, но под землёй, причём вооружённая охрана не впускает в круг первозчиков людей неотфильтрованных. Интересно получается: вернулся православный режим и воспроизвелась ситуация столетней давности. В Таврии жандармы гоняли, и к соли русских не подпускали (на Баскунчаке нанимали преимущественно казахов), теперь аналогичное учреждение занимается тем же.

От Залари на восток этот пласт соли тянется далее Усолья-Сибирского. А на север этот пласт идёт, по утверждению геологов, до Северного Ледовитого Океана. Посмотрите на карту: именно с этой территории и шли варяги, приобщившие Сталина к необходимой при посвящении профессии. Так что, в сущности, в Тутуру можно было и не гоняться по мозговышибательному тракту.

Земля-матушка сама выбирает места, в которых пласт вдруг вспучивается и соляным куполом выходит на поверхность. Такие места на всей нашей территории народами почитаются за священные (Богдо, священная гора калмыков в Астраханской области, Илецкая гора в Оренбургской области, священная гора, судя по литературе, киргизов, хотя Киргизия чёрти где в стороне, есть аналогичное место и в Монголии, и так далее). Ясно, что есть и священная гора эвенков на том пласте, о котором только что шла речь.

Кстати, на Кит-Кае есть солонец. Но для соледобычи её там слишком мало, всего лишь чуть солоноватый Шаман-ключ.

Да, пора вернуться к загадочному священному Кит-Каю. В первую мою туда экспедицию, мне у самого Шаман-ключа шаман дал взглянуть на мир из воды. Я об этом писал в предыдущем томе. А во вторую экспедицию, когда я к сталинскому мрамору взобрался вместе с директором Усть-Удинского музея, к нам прилетел белый орёл. Представьте: белый! В тех местах птица невиданная. Буряты млели, когда им об этом рассказывал. Говорили: дух святого места принял.

Что интересно, белый сталинский мрамор птицами не засижен. Царям и Ленину голуби на голову навозные кучи пристраивают — а здесь чисто. И людского мусора вокруг нет.

Был и такой случай: разговаривал с одним рыбаком, лет тридцати, и среди прочего спрашиваю: а что это вы сами на Кит-Кай не взберётесь? А он мне:

— Не пойду я на ту гору. Место занято — великий шаман, Сталин… Занято. Я-то там с какого боку-припёку? Да и взявшиеся там рубить лес как-то странно гибнут…

На Кит-Кае есть все признаки священной горы: есть дерево, есть целебный источник, по бурятским обычаям должна была бы быть пещера, но пещеры нет, зато есть солонец. Святыня добурятская. И шаман заснувшему на ней искателю приходит эвенкийский.

Авега

Ценю Сергея Алексеева (хулителя Сталина) за точечные прозрения его «Писателя».

Ниже цитата из «Сокровищ Валькирии»:

«…Когда в квартире никого не осталось, Русинов спросил в упор:

— Ты — саура? Ты поклоняешься солнцу?

— Я — Авега, — с обычным достоинством ответил он. — Сауры живут на реке Ганга, а я лишь приношу им соль.

— Ты можешь объяснить, почему сейчас тебе было плохо?

— Я слепну, — признался он. — И потому затмение принял за свой срок. А это был не мой срок.

— Но ты каждый день молишься солнцу!

— А ты, Русин, разве не молишься солнцу?

— Нет!

— Не правда, — заметил Авега. — Все люди от рождения до смерти молятся солнцу. Веруют в своих богов, но почитают солнце. Каждый человек, увидевший утром солнце, обязательно радуется. И говорит: «Какое хорошее солнце! Как солнечно сегодня!» Это молитва солнцу. Ты никогда не говорил так?

— Говорил...

— Вот и я говорю: «Здравствуй, тресветлый!»

— А хлеб-соль? — нашелся Русинов. — Почему ты попросил?

— Я — Авега, — проговорил он. — Мне нельзя трогаться в путь без хлеба и соли.

— Ты собирался уйти?

— Да, — смутился Авега. — В последний путь... Да только это не мой срок!

В папке с делом Авеги хранилась копия протокола, где значилось, что при личном обыске в Таганрогском спецприемнике у него изъяты сухари и соль.

— Почему ты не ешь соль? — спросил Русинов.

— Я — Авега, — снова повторил он. — Мне можно не есть соли. Когда ты, Русин, станешь добывать ее, тоже не станешь есть.

— Соль — символ солнца?

— Да, — нехотя проронил он. — Потому люди стали есть соль. И не могут жить без нее, как без солнца.

— Значит, изначально горькая соль была священной? Авега вскинул на него глаза и неожиданно заявил:

— Ты изгой, Русин. Мне нельзя с тобой говорить.

— Хорошо, — согласился Русинов. — Скажи мне только: зачем ты нес соль на реку Ганг?

— Сауры просили…

— У них что, нет соли?— Есть, — вымолвил Авега. — Да им нужна священная соль.

— Где же ты берешь ее?

— В пещере... Не искушай рок, Русин! — вдруг жестко проговорил он. — Нас слышит Карна.

Русинову казалось: еще мгновение, еще несколько слов, оброненных Авегой, и откроется нечто недоступное разуму. И этот полубредовый разговор внезапно уложится в строгие рамки логики и истины. Однако, произнеся имя «Карна», «знающий пути» прочно умолк, и нельзя было больше терзать его вопросами. Если бы тогда знать, что Авега не единожды уже хаживал в Индию на реку Ганг и приносил туда священную соль! И что в судьбе его, а значит, и в этих таинственных походах принимал участие сам Неру! Ничего этого Русинов не знал и потому при всем своем расположении к Авеге не мог, не в состоянии был поверить ему. Из нагромождения нереальных, фантастических фактов он пытался выбрать рациональные зерна с той лишь целью, чтобы хоть как-то проникнуть в его непонятный мир и извлечь информацию, интересующую Институт. Бред сумасшедшего иногда бывает гениальным, но чтобы принять этот гений, следует самому сойти с ума. И потому Русинов, разговаривая с Авегой, всякий раз мысленно, на ходу рассортировывал все, что слышал, и отбирал факты для отчета, а многое, на его взгляд, неважное и сумбурное, отбрасывал. Это была своего рода неумышленная халтура. В какой-то степени она спасла Авегу от множества вопросов, когда спустя два года за него круто взялась Служба, а также не дала пищи для серьезных аналитических выводов, которые могли бы быть основаны на кажущемся фантастическом материале.

В восемьдесят третьем году Авегу неожиданно забрали из Института в веденье Службы. За два года Русинов уже успел забыть о несостоявшейся поездке в Индию, а точнее, о причинах невыдачи визы. Естественно, никто не знал, почему Служба забрала «источник», и считали, что она таким образом проявляет свой профессионализм и рвение, — дескать, Институт столько лет продержал человека у себя и получил мизерные результаты, а вот мы сейчас покажем, как нужно работать. Авега не был ни арестованным, ни задержанным. Случай был по-своему уникальный, и его содержали скорее как предмет научного изучения, и это значительно лучше, чем психушка либо дом престарелых. Где бы еще так следили за его здоровьем, выполняли любое возможное желание и придумывали развлечения? Десятки раз он мог бы спокойно бежать, когда вдвоем с Русиновым они уезжали за сотни километров от Института — на родину Авеги в Воронеж, затем к сестре участника экспедиции Андрея Петухова в Новгород. Он же повиновался одному ему ведомой силе рока и не помышлял о побеге…»

Дата добавления: 2015-10-16