Потерянный мальчик

Они мчались вперед уже несколько часов и наконец остановились, чтобы сделать привал. Пока цагане разводили костры да растапливали снег в котелках, пока Ли Скорсби под недреманным оком Йорека Бьернисона жарил в сторонке тюленье мясо, Джон Фаа с озабоченным лицом подошел к Лире.

– Где у тебя этот твой прибор, далеко? Сможешь при таком свете знаки разобрать?

Света и в самом деле было маловато. Луна давно зашла. Свет от северного сияния был даже ярче, чем лунный, но уж очень неровный, сполохами.

Но зорким глазам Лиры все было ни по чем, и она с готовностью вытащила из недр своей шубы замотанный в черную тряпицу веритометр.

– Вы не волнуйтесь, я все вижу. И вообще, я все знаки уже давно наизусть выучила, где какой находится. Что вы хотите у него спросить, лорд Фаа?

– Спроси, как охраняется эта станция, Больвангар то есть.

Он еще не успел договорить до конца, как Лирины пальцы уже устанавливали стрелки веритометра на нужные символы: шлем, грифон, плавильный тигель. Словно повинуясь чьей‑то воле, разум девочки мгновенно выбрал три нужных значения и совместил их воедино, так что получилось своего рода трехмерное изображение. Тонкая стрелка‑иголочка мгновенно пришла в движение: поворот, шаг назад, опять поворот – ни дать, ни взять танец пчелы, когда она рассказывает товаркам по улью, куда лететь за нектаром. Лира с удивительным спокойствием следила за движениями стрелки, понимая, что если сначала смысл этого танца от нее сокрыт, то рано или поздно он все равно ей откроется, вот он уже совсем рядом. Нужно просто дать иголочке танцевать до тех пор, пока все не станет совершенно ясным.

– Он говорит то же самое, что и альм ведуньи. Больвангар охраняет целая рота северных тартар, а сама станция со всех сторон обнесена проволокой. Никакого нападения они не ждут. Только, знаете что, лорд Фаа…

– Что? – нетерпеливо спросил старый цаган.

– Он мне еще кое‑что сказал. Он сказал, что в соседней долине, возле озера, лежит деревня, где людям является какой‑то дух, а они его боятся.

Джон Фаа досадливо отмахнулся:

– Не время сейчас об этом. Мало ли по этим лесам бродит всякой нечисти. Самое место для них. Давай‑ка лучше про тартар спросим. Сколько их, чем вооружены, а?

Лира послушно завертела стрелками.

– Там шестьдесят человек с ружьями, а еще у них две таких, ну, вроде как пушки. Потом у них огнеметы. И… ах, да! Еще он сказал, что у тартар все альмы – волки.

По спинам старых вояк‑цаган пробежал холодок. Они мгновенно поняли, что означают последние Лирины слова.

– Это тартары из Сибирского полка. У них у всех альмы – волки, – промолвил кто‑то из стариков.

– И в бою они такие же, – добавил Джон Фаа. – Я не встречал врагов опаснее. Ну что ж, значит, будем драться, как львы. Да и с Йореком посоветоваться не мешает, он ведь воин опытный.

– Лорд Фаа, а как же этот дух? – взмолилась девочка. – А вдруг это дух кого‑нибудь из детишек?

– Послушай меня, Лира, даже если это так, что мы можем сделать? Значит, шестьдесят стрелков из Сибирского полка, да еще и огнеметы в придачу. Мистер Скорсби, – позвал Джон Фаа, – можно вас на пару слов?

Пока они беседовали, Лире удалось пошептаться с медведем.

– Йорек, миленький, ты знаешь эти места?

– Немного, – равнодушно бросил медведь.

– Это правда, что где‑то здесь рядом есть деревня?

– За перевалом. – Он мотнул головой в сторону редколесья.

– А далеко это?

– Для тебя или для меня?

– Для меня, – осторожно спросила девочка.

– Для тебя – очень, для меня – не очень.

– А сколько туда твоего ходу?

– Я могу трижды обернуться туда и обратно до того, как луна взойдет.

– Слушай‑ка, Йорек, я уже тебе говорила, что у меня есть один такой прибор, он может предсказывать будущее. Так вот он говорит, что мне непременно нужно попасть в эту деревню. А Джон Фаа меня ни за что не отпустит, ведь задерживаться‑то нельзя, я же не маленькая, все понимаю. Только в деревню все равно надо, иначе как же мы узнаем, что эти мертвяки творят с детьми?

Медведь молчал. Он сидел совсем как человек, сложив передние лапы на животе и опустив голову на грудь. Маленькие глазки выжидательно смотрели на девочку. Она замялась.

Пантелеймон не выдержал:

– А ты смог бы отвести нас в деревню, а потом нагнать сонный поезд, а?

– Смог бы. Но только я дал слово Джону Фаа. Поэтому я повинуюсь ему, и никому другому.

– А если он позволит?

– Тогда я согласен.

Лира, не разбирая дороги, прямо через сугробы рванулась к Джону Фаа.

– Лорд Фаа, – задыхалась она, – Йорек, он может меня отвести через перевал в эту деревню, а потом, когда мы все узнаем, мы вас нагоним. Он… он знает дорогу.

Голос девочки звучал все настойчивее:

– Я же не зря прошу. Это как в тот раз было, с хамелеоном, можете у Фардера Корама спросить. Я тогда тоже не могла понять, что он показывал, ну, веритометр, только он все правильно показывал, мы это потом узнали, а было уже поздно. Вот и сейчас я все то же самое чувствую. Я не могу точно объяснить, что он говорит, но только это что‑то очень важное. И Йорек, он знает дорогу, он сам сказал, что до восхода луны может целых три раза туда‑назад обернуться, и меня с ним никто не тронет, ведь правда же? Но только, – тут голос девочки упал, – он и шагу не сделает, пока вы, лорд Фаа, ему не разрешите.

В напряженной тишине слышно было, как тяжело вздохнул старый Фардер Корам. Джон Фаа нахмурился, губы его плотно сжались.

Но тут совершенно неожиданно в разговор вступил аэронавт Ли Скорсби:

– Не мне вам советовать, лорд Фаа, но только если ваша барышня пойдет с Йореком Бьернисоном, она будет в полной безопасности, поверьте. Панцербьорны слов на ветер не бросают, а уж старину Йорека я знаю много лет. Нет такой силы, которая заставила бы его нарушить клятву. Вы ему только скажите, что барышню нужно оберегать. Он костьми ляжет, но сделает, будьте благонадежны. Домчит в лучшем виде, тем более что бежать он может несколько часов кряду без роздыху.

– Но почему именно медведь? – резко спросил Джон Фаа. – В конце концов, может пойти кто‑нибудь из нас!

– Так ведь вам же придется идти пешком! – затараторила Лира. – На собаках через перевал не проедешь, там горы. Так что Йорек туда все равно доберется быстрее всех, а я легкая, он меня на спину посадит и не устанет. Лорд Фаа, честное слово, мы быстро, только узнаем все – и назад. И очень осторожно, правда, комар носа не подточит! И ни во что ввязываться не будем. Ну, пожалуйста!

– Но почему ты так уверена, что тебе нужно куда‑то ехать? А вдруг этот твой прибор шутки с тобой шутит, тогда как? – В голосе Джона Фаа все еще звучало сомнение.

– Какие еще шутки? – обиделась Лира. – Он, между прочим, никогда не врет. Всегда правду говорит.

Старый цаган в задумчивости поскреб подбородок.

– Ладно, была не была. Если повезет, так, может, узнаем хоть что‑нибудь. Йорек Бьернисон! – позвал он медведя. – Согласен ты выполнить просьбу девочки?

– Я согласен выполнить ТВОЮ просьбу, Джон Фаа, – с нажимом ответил медведь. – Прикажешь мне отвезти девочку – я отвезу.

– Значит, так тому и быть. Отвезешь ее, куда она скажет, и сделаешь все, как она велит. А теперь, Лира, слушай и запоминай. Ты идешь за старшую.

Лира послушно кивнула головой.

– Значит, поедешь, посмотришь, узнаешь, что надо, и вихрем назад. Нам здесь задерживаться нельзя, так что, Йорек, придется тебе нас догонять, дорогу ты знаешь.

Медведь повернул к Лире свою огромную косматую голову:

– В деревне есть солдаты? Если их там нет, панцирь можно не надевать. Тогда мы будем двигаться быстрее.

– Там нет солдат, – быстро ответила девочка. – Я это знаю точно. Спасибо вам, лорд Фаа, я сделаю все, как вы говорите, честное слово.

Тони Коста выдал ей полоску вяленого тюленьего мяса, и, захватив с собой этот немудреный провиант и верного Пантелеймона, который мышонком свернулся у нее в капюшоне, Лира вскарабкалась на могучую спину медведя. Ее маленькие руки в варежках цепко держались за густой белый мех, а коленки сжимали мускулистые бока зверя. Шуба Йорека была на удивление пышной. Всем своим существом девочка ощущала дыхание могучей силы, исходившей от панцербьорна. Для него она была легче перышка. Словно и не замечая своей ноши, медведь рванулся вперед. Он бежал длинными скользящими скачками, чуть вперевалочку, бежал туда, где кончалась тундра и начинался горный кряж.

Сперва Лире было немножко не по себе, но когда она привыкла к ритму, ее захлестнуло чувство пьянящей радости. Подумать только, она едет верхом на медведе, над их головами качаются в небе золотые арки и изгибы северного сияния, и дышит леденящим холодом молчаливая неприступная Арктика.

Они почти достигли края тундры.

Йорек Бьернисен бесшумно и мягко ступал по снегу. То здесь, то там виднелись чахлые, низкорослые деревца, путь преграждали заросли куманики и цепкие колючие ветви кустарника, но медведь шел напролом, словно весь этот спотыкач был жалкой паутиной.

Петляя между валунами, они взобрались на гребень невысокого хребта, перевалили через него и совсем скрылись из вида тех, кто остался далеко внизу. Лире ужасно хотелось поговорить с медведем. Будь на ее месте человек, они бы уже давно сошлись накоротке, но от Йорека веяло чем‑то непонятным, отчужденно холодным, и в присутствии этой первозданной силы Лира впервые в жизни растерялась и прикусила язык. Так что всю дорогу, пока мощный зверь без устали мчался вперед, она тихонечко сидела у него на спине и молчала.

“Ну и ладно, – думала она про себя. – Захотел бы – сам бы заговорил. Кто я для него? Мелочь пузатая, сосунок. Он‑то во‑он какой большой, медведь панцирный”.

Раньше ей как‑то не приходилось оценивать себя со стороны. Оказалось, что это совсем как езда верхом на медведе: в равной степени занимательно и неприятно. Йорек мчался вперед мощной иноходью, переваливаясь с боку на бок, и Лира довольно скоро поняла, что просто сидеть на месте невозможно. Ей нужно попасть в ритм этого движения, слиться с ним – только тогда они смогут ехать дальше.

Они мчались уже около часа. Тело девочки немилосердно ломило, но душу ее переполнял восторг. Внезапно Йорек Бьернисен замер на месте.

– Смотри вверх, – приказал он.

Лира попыталась поднять глаза. Они слезились от холода, так что пришлось потереть их тыльной стороной запястья, чтобы увидеть хоть что‑нибудь. Проморгавшись, девочка взглянула вверх и негромко вскрикнула. Северное сияние словно бы устало полыхать, оно сменилось бледным трепещущим светом, зато теперь ярче проступили звезды. По усеянному алмазами небосводу двигались крошечные темные силуэты. Много, сотня за сотней, с востока и с юга они упрямо стремились в одном направлении – на север.

– Это что, птицы? – спросила Лира.

– Это ведуньи, – отозвался Йорек.

– Ведуньи? А что они здесь делают?

– Не знаю. Может, готовятся к войне. Я никогда не видел их так много сразу.

– А ты что, знаком с ведуньями?

– Одним служил, с другими сражался. Лорд Фаа, я думаю, испугался бы, повстречай он их сейчас. Если они летят на подмогу вашим врагам, я вам не завидую.

– Лорд Фаа ни за что бы не испугался, – возмущенно возразила Лира и хитренько спросила: – Ты же не боишься?

– Пока нет. А если и забоюсь, то знаю, как сладить со страхом. В лагере их наверняка не видели, надо бы сказать про ведуний лорду Фаа.

Он снова двинулся вперед, но на этот раз чуть помедленнее. Лира до рези в глазах все всматривалась и всматривалась в небо, в бесчисленные полчища ведуний, летящих на север.

Наконец Йорек Бьернисон остановился и произнес:

– Приехали. Вот деревня.

Они стояли над крутым обрывом. Внизу несколько деревянных домишек жались по краям ровной, засыпанной снегом ледяной глади.

– Наверное, замерзшее озеро, – мелькнуло у Лиры в голове. – Точно, вон и причал. До деревни было каких‑нибудь пять минут ходу.

– Что ты собираешься делать? – спросил медведь.

Лира сползла у него со спины. Ноги затекли и были как чужие, кожа на лице задубела от холода. Вцепившись негнущимися пальцами в густой медвежий мех, она потопталась на месте, пока ноги от коленок вниз не закололо, как иголками. Ну вот, кажется, полегчало.

– Там, в деревне или в окрестностях, кто‑то бродит. Может, ребенок, а может, дух какой, я точно не знаю. Я должна его разыскать и, если получится, отвезти к господину Фаа. Знаешь, Йорек, я все‑таки думаю, что это не человек, но вдруг мой прибор мне все совсем другое сказал, а я просто неправильно поняла.

– В такой холод без крыши над головой долго не протянешь, – негромко сказал медведь.

– Может быть, он все‑таки живой. – В голосе Лиры звучала растерянность.

Веритометр показывал что‑то непонятное, и это непонятное было каким‑то образом связано с нежитью. Страшно, конечно, только негоже ей трусить. Она тоже не вчера на свет родилась, как‑никак дочка лорда Азриела, да и под началом у нее не кто‑нибудь, а могучий панцирный медведь.

– Вот что, – твердо сказала девочка, – давай пойдем и посмотрим.

Она вновь вскарабкалась Йореку на спину. Медведь начал осторожно спускаться вниз с обрыва. Теперь он не торопился и вместо размашистой иноходи двигался косолапой рысцой. Почуяв их приближение, деревенские собаки испуганно завыли, в загонах беспокойно задвигались олени, задевая друг друга рогами, так что раздавался сухой деревянный стук. В ледяном ночном воздухе каждый звук разносился далеко вокруг.

Вот, наконец, и первый дом. Лира зорко смотрела по сторонам. Было темно, северное сияние почти погасло, а луна и не думала всходить. То тут, то там в заваленных снегом домиках мелькали огоньки. Лире даже показалось, что она видит чьи‑то приклеенные к оконным стеклам бледные носы. Да уж, интересную картину они сейчас наблюдают: маленькая девочка верхом на гигантском белом медведе.

В центре деревни, перед дощатым причалом, к которому привязывали лодки, сейчас погребенные под снегом, была открытая площадка. К тому времени, как Лира и Йорек туда добрались, лай собак стал просто оглушительным.

“Да они же и мертвого поднимут”, – испуганно подумала девочка. В этот момент дверь одного из домов распахнулась, и на пороге возник человек с ружьем в руках. Его альм‑росомаха вскарабкалась на поленницу, и оттуда во все стороны полетели комья снега.

Лира мгновенно соскользнула со спины медведя и встала между ним и человеком с ружьем. Девочка очень хорошо помнила, что сама сказала Йореку, будто панцирь ему не понадобится. Значит, ей и отвечать.

Человек произнес несколько слов на неизвестном наречии. Лира ничего не поняла, но Йорек что‑то ответил ему на том же языке. Человек в ужасе отпрянул.

– Он думает, мы демоны, – перевел Йорек. – Что я должен ему сказать?

– Скажи, что сами мы – не демоны, но если мы захотим, то демоны нам помогут. И что мы ищем, как бы это сказать, ребенка, странного такого ребенка. Давай, говори.

Не успел медведь договорить, как человек замахал рукой, указывая куда‑то вправо, и опять залопотал на своем языке.

Йорек повернул голову к Лире:

– Он спрашивает, заберем ли мы этого ребенка. Они его боятся. Прогоняли, прогоняли, а он все назад возвращается.

– Скажи, что мы его заберем, но они не должны были так с ним поступать. Скажи, что они нехорошие люди. Где он сейчас, спроси.

Человек объяснил, испуганно всплескивая руками. Лира все боялась, как бы он с перепугу не нажал случайно на курок, но, к счастью, их собеседник быстро выложил все, что знал, и проворно юркнул в дом, захлопнув за собой дверь. Теперь переполошенные лица маячили уже в каждом окне.

– Где он? – нетерпеливо спросила девочка.

– В рыбном сарае. – Медведь уже трусил к причалу.

Лира шла за ним следом. Ее била дрожь. Йорек держал путь к невысокому дощатому домику, похожему на амбар или склад. Время от времени он задирал голову и втягивал носом воздух. Возле двери он остановился и произнес:

– Здесь.

Лирино сердце колотилось где‑то в горле, так что девочка едва могла дышать. Она подняла было руку, чтобы постучать, но потом, сообразив, насколько это нелепо, судорожно глотнула воздух и открыла рот, собираясь окликнуть того, кто был внутри. Господи, что же сказать? Все мысли куда‑то разбежались. И тьма такая. Эх, надо было фонарик взять.

Отступать было некуда, да и медведю негоже показывать, как ей страшно. Что он там говорил про страх? Что знает, как с ним сладить… Научиться бы… Как бы ей сейчас это пригодилось. Трясущейся рукой девочка откинула ременную петлю из оленьей кожи, служившую запором, и потянула на себя примерзшую дверь. Та нехотя поддалась, но, чтобы открыть ее, нужно было отгрести от порога снег, а горностай – Пантелеймон, вместо того чтобы помогать, белой молнией метался по снежному насту, издавая коротенькие отчаянные вопли.

– Пан, Пан, тише, – задыхаясь, шептала Лира. – Господи, да уймись же ты. Давай обернись летучей мышью и посмотри, что там, внутри, а?

Обезумевший от ужаса альм ее не слушал. Говорить он тоже не мог. Однажды она уже видела его в таком состоянии. Это было, когда они с Роджером решили перемешать все золотые диски с изображением альмов и рассовать их по разным черепам в склепе колледжа Вод Иорданских. Что же делать? Ведь Пан боится больше ее. А Йорек Бьернисон лежит себе спокойно на снегу и бесстрастно наблюдает за происходящим.

Лира собралась с духом.

– Эй, выходи, – выдавила она из себя, стараясь говорить как можно громче. – Выходи!

В ответ не последовало ни звука. Тогда Лира снова потянула на себя дверь. Пантелеймон, обернувшись котом, вихрем взлетел ей на руки. Он лапами упирался девочке в грудь, отпихивая ее назад, и твердил, не помня себя от ужаса:

– Уходи, Лира! Не стой здесь! Туда нельзя! Уходи быстрее!

Лира пыталась его унять и вдруг заметила, что Йорек Бьернисон, с равнодушным видом лежавший до этого на снегу, привстал на лапы. Со стороны деревни к ним кто‑то бежал. Человек подошел поближе и поднял вверх руку с фонарем. В тусклом желтом свете Лира увидела широкоскулое, сморщенное, как печеное яблоко, лицо. Раскосые глазки тонули в глубоких складках морщин. Рядом крутился альм старика – серебристая лисица.

Незнакомец что‑то сказал на местном наречии. Йорек перевел:

– Он говорит, тут таких детей много. Он их видел в лесу. Некоторые сразу умирают, а некоторые нет. И этот, говорит, живучий. Только лучше бы ему помереть, говорит, легче бы было.

– Спроси его, не даст ли он мне на минутку свой фонарь.

Медведь послушно спросил, и старик тут же согласно закивал и с готовностью протянул девочке фонарь. Лира догадалась, что он специально прибежал сюда, чтобы посветить им. Она благодарно улыбнулась; старик опять закивал и опасливо отошел в сторонку, подальше от медведя, подальше от Лиры, подальше от рыбного сарая.

Вдруг Лиру как огнем обожгло: “А если этот ребенок в сарае – Роджер? Господи, миленький, сделай так, чтобы это был не он!”. Острые коготки Пантелеймона вцепились ей в шубу. Он снова обернулся горностаем и дрожал, как в лихорадке.

Высоко держа фонарь над головой, девочка храбро шагнула внутрь. Так вот чем на самом деле занимается это Министерство по Делам Посвященных, вот в чем суть этих жертвоприношений, вот что творят с несчастными обманутыми детьми!

В дальнем углу сарая, почти невидимый на фоне дощатых сушильных полок, сидел, сжавшись в комочек, маленький мальчик. Над его головой висели жесткие бревна выпотрошенных рыбин. Обеими руками мальчик прижимал к сердцу сушеную рыбку, прижимал так же, как Лира прижимала к груди Пантелеймона: тем же судорожным жестом, с тем же отчаянием. Только в руках у него был не альм, а кусок выпотрошенной сушеной рыбы. Альма у него не было. Его отсекли мертвяки. Перед Лирой сидел ребенок после рассечения.

Дата добавления: 2015-10-16