Натюрморт с фруктами

«Всегда уместно и приятно все,

Что нам поднесено чистосердечно».

У.Шекспир «Сон в летнюю ночь»

(пер. М.Лозинского)

На следующий день мистер Торнтон вернулся к своим обязанностям. Из-за забастовки возник спрос на готовые товары, и это позволило мистеру Торнтону заключить выгодную сделку. Он управился с делами к назначенному часу, не опоздал на встречу со своими коллегами-магистратами и, используя свой здравый смысл и умение оценивать обстановку с первого взгляда, сделал все для того, чтобы они пришли к быстрому решению. Опытные люди, давно жившие в Милтоне, люди большего достатка, покупавшие на полученную прибыль землю, в то время как мистер Торнтон вкладывал весь свой капитал в торговлю, обратились к нему за поддержкой и мудрым решением. Ему единственному доверили встретиться и договориться с полицией. Это невольное почтение заботило его не больше, чем слабый западный ветер, что едва отклоняет в сторону дым, идущий из огромных высоких труб. Мистер Торнтон даже не догадывался об их молчаливом уважении. А случись ему догадаться, он расценил бы его как помеху на пути к поставленной цели. Он лишь заботился о том, чтобы задуманное поскорее было выполнено. И только его мать жадно слушала жен магистратов и богатых торговцев, — ей нравилось узнавать, какого высокого мнения о мистере Торнтоне были тот или иной господин, нравилось слушать, что, если бы не вмешательство ее сына, ничего путного бы не вышло.

Итак, в тот день мистер Торнтон разобрался со всеми своими делами. Казалось, будто глубокое разочарование, испытанное им вчера, и долгая бесцельная прогулка прогнали весь любовный дурман из его головы. Он вновь почувствовал свою силу и наслаждался этим ощущением. Он мог почти не обращать внимания на свое сердце. Если бы он знал, он бы спел песню мельника, который жил у реки Ди:[21]

«Я никого не люблю…

Никто не любит меня».

Ему предъявили доказательства вины Баучера и других зачинщиков бунта. Обвинить трех других в тайном сговоре не удалось. Но он настоял, чтобы полиция оставалась наготове. Рука правосудия должна нанести быстрый удар, как только вина зачинщиков будет доказана. Покинув жаркое и душное помещение городского суда, он вышел на свежий воздух. На улице было по-прежнему знойно. И, окунувшись в это жаркое марево, мистер Торнтон сразу упал духом — он вдруг стал таким слабым, что не мог контролировать свои мысли. Они вновь вернулись к Маргарет — он вспомнил не события вчерашнего дня, когда получил отказ, а как она пришла в их дом в день бунта. Он шел по запруженным улицам, лавируя между людей, но не видя их, почти до боли желая повторения того единственного мгновения, того короткого мига, когда она обнимала его, а их сердца бились рядом.

− Ну, мистер Торнтон, вы встречаете меня довольно прохладно, должен вам сказать. Как миссис Торнтон? Не пугаетесь такой погоды? Честно говоря, нам, докторам, такая погода не нравится!

− Простите, доктор Дональдсон. Я не заметил вас. Моя мать чувствует себя хорошо, спасибо. День прекрасный и, надеюсь, подходит для сбора урожая. Если пшеница уродилась, следующий год будет хорош для торговли, что бы вы, доктора, ни говорили.

− Да, да. Каждый сам за себя. У вас — плохая погода или плохие времена, у меня — хорошие. Когда торговля плохая, вы, жители Милтона, начинаете тревожиться о здоровье и чаще думать о смерти.

− Только не я, доктор. Я сделан из железа. Даже известие о том, что я не смогу выплатить долг, не изменит частоту моего пульса. Эта забастовка, которая затронула меня больше, чем любого другого в Милтоне, — больше, чем Хэмпера, — никогда не лишит меня аппетита. Ищите пациента где-нибудь еще, доктор.

− Между прочим, вы рекомендовали мне хорошую пациентку. Бедная леди! Я полагаю, что миссис Хейл — той леди из Крэмптона, вы знаете, — осталось недолго жить. У меня никогда не было надежды, что лечение поможет, я уже говорил вам. Но я навестил ее сегодня и думаю, что ей стало хуже.

Мистер Торнтон молчал. На мгновение пульс, которым он так недавно хвастался, подвел его.

− Я могу что-нибудь сделать, доктор? — спросил он изменившимся голосом. — Вы знаете… вы понимаете, что они не богаты. Ей требуются какие-нибудь удобства или деликатесы?

− Нет, — ответил доктор, покачав головой. — Правда, она все время просит фруктов. У нее не спадает жар. Груша-скороспелка отлично подойдет, — ее много на рынке.

− Вы, конечно, скажете мне, если я что-то смогу сделать, — ответил мистер Торнтон. — Я полагаюсь на вас.

− О! Не бойтесь! Я не буду беречь ваш кошелек. Я знаю, насколько он глубок. Если бы вы так же могли предоставить мне полную свободу в отношении всех моих пациентов и выполнении всех их желаний.

Обычно у мистера Торнтона не было склонности к щедрости или к филантропии. Немногие поверили бы в то, что он способен на сильные чувства. Но, едва расставшись с доктором, он зашел в первый же фруктовый магазин в Милтоне и выбрал гроздь фиолетового винограда с самыми крупными ягодами, самые спелые персики, самые свежие виноградные листья. Продавец уложил фрукты в корзину и спросил:

− Куда нам отправить их, сэр?

Ответа не последовало.

− На фабрику Мальборо, я полагаю, сэр?

− Нет! — ответил мистер Торнтон. — Дайте мне корзину. Я сам отнесу ее.

Ему пришлось пройти через самую оживленную часть города, где было много женских магазинов. Многие молодые леди, знакомые с ним, оборачивались ему вслед, удивляясь, что он сам несет свою ношу, как простой носильщик или посыльный.

Он думал: «Меня не испугает этот поступок, как пугали мысли о ней. Я просто хочу принести фрукты бедной матери — это мое право. Она никогда не будет презирать меня за поступки, которые мне приятны. Забавно, в самом деле, если я испугаюсь надменной красавицы и не смогу проявить доброту к человеку, который мне нравится. Я сделаю это ради мистера Хейла. Я сделаю это, не считаясь с ней».

Мистер Торнтон шел необычно быстро и скоро оказался в Крэмптоне. Он поднялся по лестнице через две ступеньки и прошел в гостиную прежде, чем Диксон успела доложить о его приходе. Его лицо раскраснелось, а взгляд выражал искреннюю озабоченность. Миссис Хейл лежала на диване, страдая от лихорадки. Мистер Хейл читал вслух. Маргарет шила на низеньком стульчике возле матери. При этой встрече ее сердце затрепетало, а его — нет. Он едва обратил на нее внимание, едва заметил мистера Хейла. Он подошел с корзиной прямо к миссис Хейл и сказал тем мягким и нежным голосом, который звучит так трогательно, когда им говорит сильный и здоровый человек, обращаясь к немощному больному:

− Я встретил доктора Дональдсона, мэм, и он сказал, что фрукты полезны вам. Я взял на себя смелость… большую смелость принести вам то, что показалось мне прекрасным.

Миссис Хейл была очень удивлена, очень довольна и вся дрожала от нетерпения. Мистер Хейл в нескольких словах выразил глубокую благодарность.

− Принеси тарелку, Маргарет, корзину… что-нибудь.

Маргарет встала у стола, боясь пошевелиться или промолвить хоть слово и тем самым дать понять мистеру Торнтону, что она тоже находится в комнате. Она подумала, что они оба будут чувствовать себя неловко, если вдруг столкнутся. И подумала, что раз она сначала сидела на низком стульчике, а теперь стоит за спиной отца, он в спешке мог ее не заметить. Как будто все это время он не знал о ее присутствии, хотя ни разу не взглянул на нее!

− Я должен идти, — сказал он. — Я не могу остаться. Надеюсь, вы простите мне мою смелость… мои грубые манеры… боюсь, слишком грубые. Но в следующий раз я буду более воспитанным. Вы позволите мне снова принести вам фрукты, если увижу что-то замечательное? Всего хорошего, мистер Хейл. До свидания, мэм.

Он ушел. Ни одного слова он не сказал Маргарет, ни разу не посмотрел на нее. Она поверила в то, что он не заметил ее. Она вышла за тарелкой в молчании, а затем выложила фрукты, нежно касаясь их кончиками тонких пальцев. С его стороны было любезно принести их, несмотря на то, что произошло вчера.

− О, они просто восхитительные! — слабым голосом сказала миссис Хейл. — Как любезно с его стороны подумать обо мне! Маргарет, дорогая, попробуй этот виноград! Разве не мило с его стороны?

− Да! — тихо ответила Маргарет.

− Маргарет! — сказал мистер Хейл недовольно, — Тебе не нравится все, что делает мистер Торнтон. Я никогда не видел такого предубеждения.

Мистер Хейл очистил персик для жены и, разрезая его на маленькие кусочки, сказал:

− Если бы у меня были какие-то предубеждения, то такой щедрый подарок развеял бы их. Я не пробовал таких фруктов даже в Хэмпшире, с тех пор, как был мальчиком. А для мальчиков, я полагаю, все фрукты хороши. Я помню, с каким удовольствием я ел терновые ягоды и дикие яблоки. Ты помнишь матовые кусты смородины, Маргарет, на углу у западной стены в саду?

Разве она могла забыть? Разве она не помнит каждое пятно на старой каменной стене, серо-желтый лишайник, что разметил ее, как карту, маленькую герань, что выросла в расщелине? Она была потрясена событиями последних двух дней. Вся ее жизнь сейчас была испытанием силы духа, и почему-то эти небрежные слова отца, затронувшие воспоминания о солнечном прошлом, заставили ее вздрогнуть и уронить шитье на пол. Маргарет поспешно вышла из комнаты и ушла в свою маленькую комнатку. Она едва сдержала душившие ее рыдания, заметив Диксон, которая стояла возле комода и, очевидно, что-то там искала.

− Господи, мисс! Как вы меня напугали! Миссис не стало хуже, правда? Что-нибудь случилось?

− Нет, ничего. Только это я глупая, Диксон, и хочу стакан воды. Что ты ищешь? Я храню свои муслиновые платья в этом ящике.

Диксон ничего не ответила, а продолжала искать. Запах лаванды распространился по комнате.

Наконец Диксон нашла то, что хотела. Маргарет так и не увидела, что это было. Диксон повернулась к ней и сказала:

− Мне не хочется говорить вам то, что я хотела сказать, с вас и так достаточно переживаний, и я знаю, вы будете беспокоиться. Мне хотелось утаить это от вас до ночи, может быть, или до лучших времен.

− Что случилось? Прошу, расскажи мне, Диксон, немедленно.

− Та девушка, которую вы навещали… Хиггинс, я имею в виду.

− Ну?

− Ну! Она умерла этим утром, и ее сестра здесь… пришла со странной просьбой. Кажется, та девушка, что умерла, хотела быть похороненной в чем-то из ваших вещей. И ее сестра пришла попросить об этом. Я пришла поискать ночной чепчик, который было бы не жалко отдать.

− О, позволь мне поискать, — плача, ответила Маргарет. — Бедная Бесси! Я не думала, что больше не увижу ее.

− Ну, есть еще кое-что. Эта девушка внизу хотела, чтобы я спросила вас, не захотите ли вы повидать ее.

− Но она мертва! — бледнея, сказала Маргарет. — Я никогда не видела мертвых. Нет! Я не смогу.

− Я бы никогда вас не спросила, если бы вы не вошли. Я сказала ей, что вы не пойдете.

− Я спущусь и поговорю с ней, — сказала Маргарет, боясь, как бы грубые манеры Диксон не обидели бедную девушку.

Поэтому, взяв чепец в руку, она прошла на кухню. Лицо Мэри распухло от слез, и она снова заплакала, увидев Маргарет.

− О, мэм, она любила вас, она любила вас, в самом деле! — и продолжительное время Маргарет не могла добиться от нее ничего другого.

Наконец ее сочувствие и ворчание Диксон заставили Мэри все рассказать. Николас Хиггинс ушел из дома утром, оставив Бесси в том же состоянии, что и прежде. Но через час ей стало хуже. Какая-то соседка прибежала туда, где работала Мэри. Они не знали, где найти отца. Мэри пришла домой за несколько минут до ее смерти.

− День или два назад она настаивала, чтобы ее похоронили в чем-то вашем. Она никогда не уставала говорить с вами. Она обычно говорила, что вы — самое прекрасное создание, которое ей доводилось видеть. Она искренне вас любила, ее последние слова были: «Передай ей мой нежный поклон и не позволяй отцу пить». Вы пойдете и повидаете ее, мэм? Она бы посчитала это большой любезностью, я знаю.

Маргарет немного помедлила с ответом.

− Да, возможно, я могу. Да, я пойду. Я приду до чая. Но где твой отец, Мэри?

Мэри покачала головой и поднялась, чтобы уйти.

− Мисс Хейл, — сказала Диксон тихо, — стоит ли идти к этой бедной девушке? Я бы ни слова не сказала против, если бы это принесло пользу девочке. И я не возражала бы против того, чтобы пойти самой, если бы это обрадовало ее. Эти простолюдины считают, что покойным нужно оказать уважение. Послушай, — сказала она, резко повернувшись к Мэри, — я пойду и повидаю твою сестру. Мисс Хейл занята, она не может пойти, даже если хочет.

Девушка тоскливо посмотрела на Маргарет. Приход Диксон, может быть, и любезность, но это не одно и то же для бедной Мэри, которая еще при жизни Бесси ревновала к тем близким отношениям, которые связывали ее сестру и эту молодую леди.

− Нет, Диксон! — решительно сказала Маргарет. — Я пойду. Мэри, мы увидимся днем, — и, боясь, что может передумать, она вышла из кухни.

Дата добавления: 2015-10-16