Читайте также:
|
Когда человек постригается в монахи, он трижды должен поднять с пола ножницы, которые нарочно роняет постригающий. Это как напоминание: «Одумайся, пока ты не вычеркнут из числа живых!»
Нечто подобное имело место со мной в тот памятный день – пятницу 13 июня 1941 года. Последний день моей «мирской» жизни...
Подымаясь «на гору», я еще раз остановилась возле синагоги, на том самом месте, где накануне вечером я сидела, слушала музыку, прерываемую грозой, и смотрела на «зубы людоеда».
Гроза омыла вечно прекрасную природу, а люди – ничтожная плесень на лице земли – делали свое жестокое дело: сверху было хорошо видно, как бесконечная вереница телег, окруженных толпою людей, медленно движется вдоль Днестра. Хвост этого похоронного шествия, покидая город, проползал мимо Бекировского шлагбаума, а головы не было видно: должно быть, она, миновав Застынку, уже вытягивалась на Флорештское шоссе. Было что-то страшное в этой муравьиной дорожке, которая, если смотреть с большого расстояния, казалось, вовсе и не двигалась! До меня доносился какой-то назойливый шум вроде жужжания комаров, когда они танцуют на закате. Это был плач людей, над которыми издеваются люди, их же братья!
Я шла по немощеной улочке мимо маленьких домиков, окруженных тщательно возделанными садиками, где ярко цвели омытые грозой цветы, и так дико было видеть то открытые настежь двери и разбросанные по двору вещи: опрокинутый вазон герани, детскую куклу, – то наскоро заколоченные (должно быть, соседями) двери, то нетронутые дома, перепуганные хозяева которых растерянно жались друг к другу и разговаривали шепотом.
Казалось, вот-вот грянет гром и голос с неба спросит:
– Каин! Что сделал ты с братом твоим, Авелем?
«Благословляю вас на крестный путь!»
Первая на пороге встретила меня Паша. Она была смущена и растеряна. Слезы текли по ее лицу, и было видно, что она не притворялась, когда, обняв меня, всхлипывала:
– А вас-то за что? Такая добрая, работящая, хорошая...
– Не огорчайтесь, Прасковья Ивановна! Лес рубят – щепки летят! Может, еще все к лучшему обернется!
– Ах, нет, нет! Добра не ждите... Это не только бессмысленная жестокость, это обдуманное злодейство!
– Ладно! Перемелется – мука будет! Я одна. Здорова. Работать привыкла. Мне-то чего бояться?!
В дверях появилась Эмма Яковлевна.
– Бояться надо только Бога. Но на Него же надо и надеяться!
Седая, сгорбленная, она протянула ко мне руки:
– Я заменю вам мать и благословлю вас на крестный путь ваш! Уповайте на милость Господню и на молитвы матери вашей! Мое благословение будет сопутствовать вам повсюду, куда бы ни завели вас неисповедимые пути Господни! Аминь!
Я опустилась пред ней на колени, и старушка перекрестила меня и поцеловала в лоб.
Сборы были недолги: я надела солдатские штаны, кирзовые сапоги, коротенькую куртку на пояске. В рюкзак сунула смену белья, шорты и рубаху из домотканого холста, рабочие башмаки, кружку и ложку. В кармане папины часы (они случайно уцелели, так как были в чистке в тот день, когда нас выгнали из дома), его охотничий нож и 6 рублей – все мое «наличие». В другом кармане паспорт и фотография отца.
Я хотела взять свое одеяло, но Паша настояла, чтобы я взяла ихнее, из чистой шерсти: «Вы не знаете, что вас ждет. Вам оно еще как пригодится!»
Спасибо ей, хорошей, доброй русской женщине! Сколько раз спасало меня это одеяло! Жива ли сейчас эта самая Паша? Живы ли ее дети – мои крестники? Жив ли Гриша Дроботенко – простоватый паренек с добродушной улыбкой и доброй душой, напускавший на себя нарочито хмурый вид?
Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 69 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Судьба... | | | Великий постриг |