Обмишулился, ты Царь — батюшка! . .

Какое наслаждение — русская баня после года беспрерывных походов по морозам, по сырости промозглой и по влажной жаре! Какое наслаждение пройтись распаренным в кипятке веником по коже, растертой грубой меховой одеждой, искусанной гнусом и клещами! А горячая мыльная пена без следа смоет всю боль с натруженного тела, и кровоточащие пузыри на ладонях, и струпья на стертых ступнях, и ломоту во всех костях.

— Отсюда, ясное дело, в Ново-Архангельск двинетесь? — кричал с полки невидимый в пару капитан. — Городским воздухом подышать, мясца на костях после тропы нагулять?

— Да. Двинусь в город.

— И долго там думаете пробыть?

— Дело покажет. Важное дело есть.

— Не секрет, какое?

— От вас секретов нет. Должен я купить индейцам, ттынехам, ружья. Много ружей. Хороших. Скорострельных.

— Благое дело. Для охоты?

— Для войны.

На полке затихло. Затем показался на миг Македон Иванович. Широко размахнувшись шайкой, он щедро плеснул на раскаленную каменку. Вода взорвалась, тугое облако пара ударило в баню. И снова скрывшийся в горячем облаке капитан крикнул:

— С кем воевать-то индейцы собираются?

— Ух! — схватился Андрей за обожженные паром уши и присел на пол. Оттуда простонал: — Совесть-то у вас есть?.. С новыми хозяевами, американцами.

Послышалось шлепанье босых ног по мокрым доскам, и появился снежно белый, в мыльной пене капитан. Встав над сидевшим на полу Андреем, он коротко и серьезно спросил:

— Инсуррекция?

— Нет, война! — также серьезно ответил, поднимаясь, Андрей. — Справедливая война за свободу и родную землю! А с кремневыми ножами, дубинками да луками победы не добьешься.

— Это верно. У кого пистоли, а у них дубинки христовы, — задумчиво сказал Македон Иванович. — А деньги есть?

— Есть, Золотой песок. Я привез мешок.

— И много у них золота?

— Сколько хотите. Кучи! Я сам видел.

— Прямо тысячу и одну ночь вы мне рассказываете, ангелуша! — покрутил головой капитан. И вдруг захохотал громово, звонко хлопнул Андрея по голой, мокрой спине. — Вы что, в военные министры к индианам определились? А янков выгоните, республику у них сделаете? Вы, карбонарии и эмансипаторы, бредите республикой!

— Их учить не надо. У них уже республика. А я теперь всей душой в этом деле!

— А дело-то опасное. Веревкой пахнет!

— Знаю Поэтому я и не решаюсь просить вас помочь мне в покупке оружия.

— Поэтому и не решаетесь? — медленно, глядя в пол, спросил Македон Иванович. И решительно взмахнул веником. — Пару пустим! Мыться давайте. Не в бане же такое дело решать…

Распаренные, блаженно отдуваясь, сидели они за столом, заставленным аляскинской снедью: жареной олениной, копченой медвежатиной, тушками жирной чавычи, жареной тетеркой, обложенной морошкой, тушеным с луком зайцем, г на любителя — и черной жирной китовиной. Под рукой у Македона Ивановича стоял четырехгранный штоф с ерофеичем и толстостенные морские стаканчики.

Андрей отдыхал и душой и телом. Тепло, чисто, уютно в избе Македона Ивановича. Дрожит, гудит, постукивает дверцей от тяги печка, бросая отсветы на чисто вымытый пол, устланный травяными плетенками индейской работы Широкие скамьи мягко застланы волчьими шкурами Стены увешаны индейским и алеутским оружием, длинными луками с жильной тетивой, резными копьями, каменными томагавками, которые Македон Иванович называет по-русски головоломами. Рядом с ними висят два длинноствольных капитанских пистолета и чеченский кинжал с рукояткой в чеканном серебре. Внутренняя безоконная стена избы сплошь занята простыми сосновыми книжными полками. Капитан и Андрей вместе пополняли библиотеку, покупая книги, альманахи, журналы каждый по своему вкусу. А на верхней полке, над томами Пушкина, Гоголя, Лермонтова, над «Современником», «Отечественными записками", „Библиотекой для чтения“, над брошюрами Фурье и Сен-Симона на французском языке гримасничали плясочные маски алеутов и боевые маски индейцев с тотемными зверями и птицами. Мир дряхлый, гибнущий встречался здесь с беспокойным миром сегодняшнего дня и с миром грядущим, рождавшимся в ошибках, сомнениях и муках,

— Выпьем, ангелуша! — поднял стаканчик Македон Иванович. — И первую чарочку за вас поднимем!

— Почему за меня? — опустил Андрей поднятый стакан. — Первую полагается за хозяина. И по старшинству ваш черед.

— Корнет, смирно! — гаркнул по-строевому капитан. — Пьем!

А когда выпили и закусили, Македон Иванович сказал:

— Почему первую за вас пили? Помните, я старый шомпол, учил вас, как малого ребенка, ходить ножками по здешней земле. И чего я больше всего боялся? Боялся, что сердце ваше здесь шерстью обрастет. При нашей с вами жизни до этого недолго. Однако напрасно я боялся. Человек среди людей — вот кто вы, ангелуша! Вон вы как с индейцами-то! Душу им отдаете. Ну, хватит вас хвалить. Зазнаетесь еще. А теперь, по второй, и за хозяина можно. Ух, берегись душа, потоп будет!..

— Богато, значит, у индианов золота? — обсасывая косточку, с любопытством спросил капитан.

— Богато, Македон Иванович. Думаю, не беднее, чем в Сибири.

— Там бешеное золото открылось! В газетах пишут, по пуду в день на многих приисках намывают. Как пуд намоют — из пушки выстрел и работе шабаш! Пьянка начинается. А ведь мужики с корочкой хлеба за пазухой эти золотые клады открыли. Только мало им от этого корысти… Нищими были, ими и останутся. А купцы да дельцы руки нагревают. И на индианском золоте американские дельцы руки нагреют.

— Не нагреют! — враждебно сказал Андрей. — Индейцы держат свое золото в строжайшем секрете, и я тоже никому не открою эту тайну. Под пыткой, под угрозой смерти не открою! — горячо закончил он.

— Вот это хорошо! Это правильно! — ударил по столу ладонью Македон Иванович. — Сколько оно, золото, зла и несправедливости несет. На каждой добытой золотинке слезы горючие! Насмотрелся я на это золото в Калифорнии. В годы последней войны там был. Вычитал из газет про дружины народного ополчения в помощь Севастополю и решил Родине послужить. Сел на корабль, а доплыл только до Сан-Франциско. Там услышал, что мир уже заключили. Вот и застрял в Калифорнии. Своими глазами видел эту золотую лихорадку…

Капитан помолчал, раскуривая трубку, а заговорил зло, нервно и враждебно.

— Слышали вы, как ночью лают и воют собаки, идущие по следу негра или индейца? Я слышал. И век не забуду! И только потому их собаками травили, что негр и индеец соглашались с голоду на любую работу за любую цену. Чего больше!.. А погромы китайцев в самом Фриско? Убивали на улицах камнями, палками! Дети, вы понимаете, дети, школьники, забивали камнями китайчат. Нет, мы, русские, на это не способны. Душа у нас не та, что ли. И ваших индианов растопчут, когда на золото бросятся, просто растопчут, как дождевых червей, и не заметят!..

За кожаным занавесом, отделявшим угол избы, где капитан поместил Громовую Стрелу и Айвику, послышался шепот девушки, потом сдержанное ворчание ее брата. Македон Иванович подошел на цыпочках, послушал, посмотрел осторожно поверх занавеса и отошел, хорошо улыбаясь.

— Девчонка индианская — настоящая божья коровка. Ребенок еще. — Капитан заговорил неожиданно мягким голосом, сдерживая свой гудящий бас. — Я против ихнего племени большой зуб имею. Но прощаю. По дикости творят. А по душе сказать, жаль мне их. И наши, кто чин имеет, любая чиновничья тля шпыняет их да общипывает, что горох при дороге, а янки их таково тряхнут! Первым делом у них здесь всякие компании появятся: пушные, лесные, рыбные, горные. В коммерции американцы сильны, надо правду сказать. Видел я в Калифорнии, как они золотое дело развернули. Земля сплошь изрыта, верхние пласты содраны, горы разворочены. Землетрясение! Какие великие капиталы вложены! У них это быстро! Акции, облигации, и пошли финансовые махинации и спекуляции! Плутократы, одно слово! И слово-то какое верное. А индианам ихние махинации — нож к горлу! Первым делом начнут янки травить индейцев ромом да виски. Мы-то ерошку племенам не продавали, а янки зальют их спиртным. Пей, некрещеная душа, скорее сдохнешь!

— Надо помочь индейцам оружием, а защитить себя они сумеют, — убежденно сказал Андрей.

— Сумеют ли? — покачал с сомнением головой Македон Иванович. — А помочь, конечно, надо. И вот как отвечу я на ваш вопрос, что в бане был задан. Всем сердцем я с вами!

— Македон Иванович! — вскочил с лавки Андрей. Синие глаза его сияли.

— Тихо, тихо, гусар! — выставил ладонь капитан. — А дело наше так вырисовывается. Во-первых, за ружья придется втридорога платить и обязательно голенькими деньгами.

— Лишь бы ружья исправные были и современные.

— Плохие или старые не возьмем. Во-вторых, придется нам оружие в Ново-Архангельске покупать. Ясное дело, вместе поедем. Вместе в деле и в ответе вместе!

— А когда тронемся? — нерешительно спросил Андрей.

— Как только байдары с моря вернутся.

— А когда они вернутся?

— Экий вы! — поморщился капитан. — Нельзя так спрашивать. Люди в море, а не на полатях. Пора бы моим зверобоям вернуться. Каждую минуту жду, а они где-то замешкались… Ну-с, пригубим еще по одной, за победу и одоление над врагами! — поднял Македон Иванович стакан. — Эх, берегись душа, потоп будет!

Капитан был уже пьян и стал угрюмым и злым. Размахивая зажженной трубкой с длинным чубуком из китового уса, он кричал зло:

— Я с янками давно мечтаю счет свести! А счет у нас, ох, крупный! Они все время здесь в тесную бабу с нами играли! Выпихивали. Шныряли, вынюхивали, щупали, что тебе миткаль в лавке. И ведь как хитро подкапывались. Вы долго на берегу не были, больше года, и не знаете, что у нас опять «подснежники» начали появляться.

Андрей заинтересованно посмотрел на капитана. «Подснежники» — слово сибирское, занесенное в Аляску, означает трупы, зарытые в снег, а весной обтаявшие.

— То там, то здесь, какого-нибудь нашего горемыку найдут, зверовщика или зверобоя, — продолжал Македон Иванович. — У того череп головоломом развален, у другого грудь оперенной стрелой пробита, третьему горло алеутским ножом перехватили, у четвертого двухконечный индианский кинжал в спине торчит. А на острове Аланашке до того тамошние алеуты изнаглели, что среди бела дня начали стрелы в наших зверобоев кидать. Одного стрелами утыкали, что твой дикобраз. Или возьмите тех двух янков, про которых вы рассказывали. Зачем они приходили? Золото разведывали! Шпионы, одним словом! Я и своих-то индианов из редута в лес выселил. Ерошку, видите ли, начали они где-то доставать. И пьют, и опохмеляются! Кунаки они мои, а с пьяных глаз запросто копье в спину всадят! Вот и выселил. Как говорят: на аллаха надейся, а ишака привязывай!

Македон Иванович сердито вытер вспотевшее лицо платком с изображением какого-то сражения и продолжал пьянеющим, но еще твердым голосом:

— А кто индианам и алеутам водку продает и нож им в руки против нас вкладывает? Догадались, ангелуша? Заметьте вот что: на каком бы острове не нашли убитого русского, там обязательно побывало чье-то китобойное или какое иное судно и дикарей щедро ромом угощало. А расплата за угощение известно какая. Не одно такое судно задерживал наш сторожевой крейсер «Алеут», а ухватиться не за что. Мирные купцы! Или Сент-Луиской меховой американской Компании судно, или торговой фирмы «Гутчинсон и Компания», или «Астор и Сын». А есть ли такие фирмы? Фальшь, наверное, одна?

— Про фирму Астора я читал в газетах, — сказал Андрей. — Известные американские негоцианты из Нью-Йорка. Миллионеры! Основатель фирмы Джон Астор, отец теперешнего Астора, еще к Баранову [41]посылал своих эмиссаров. Предлагал совместную коммерцию на Аляске.

— Вот видите, — американский негоциант, да еще миллионер! Эти самые асторы да гутчинсоны и подталкивали нас, и не перстом, а пестом, чтобы мы скорее отсюда убирались, чтобы скорее флаг наш спустили. И спустим! Своими руками спущу я славный российский флаг над моим редутом! Каково это боевому офицеру? А коли государь-император приказал? Смею я высочайший приказ не выполнить?

Македон Иванович, слегка покачиваясь, подошел к царскому литографированному портрету, висевшему под иконой, и встал перед ним навытяжку, как стоял бы на высочайшем смотру. Он долго смотрел на царя единственным глазом, смотрел преданно и горько и вдруг погрозил царю пальцем:

— Обмишулился ты, царь-батюшка! С\чковато у тебя получилось! Редут мой, как амбар, продал. И могилку Женечки продал. Эх! — всхлипнул капитан и махнул горько рукой.

Он вернулся к столу, налил полный стакан:

— Трех императоров я помню, а добра от них не помню. Ин, ладно! Не нам царей судить. Нам все ни по чем, была б ерошка с калачом! — со злой удалью выкрикнул Македон Иванович и выплеснул стакан в рот.

Он был уже основательно пьян. Бурно обнимая смеющегося Андрея, прижимаясь жаркой щекой к его щеке, капитан мощно гудел на всю избу:

— Все для вас, ангелуша, сделаю! Ружья индианам мы непременно купим! Солдат без ружья, что гусь бесхвостый! Я их фрунту и рассыпному строю обучать буду У меня они не забалуют. Мы под пушкой рождены, на барабане пеленуты!

Размахивая длинным чубуком, он начал командовать:

— Индианы с дула заряжающиеся, смирна-а! Чтоб никакого шевеления! Шаг твердый дай! Ша-агом, арш!

Топая под столом ногами, он запел старую аляскинскую песню:

В годе восемьсот втором

Шли мы в драку напролом.

Город Ситку защищали,

От индеев сберегали!

Песня его отрезвила. Он поднялся с лавки, глядя конфузливо в сторону.

— Простите великодушно, Андрей Федорович. Совсем размок старый ржавый шомпол. Я теперь спать буду до зоревого барабана.

Укладываясь на полатях, он беспокойно вздыхал:

— А зверобоев моих все нет и нет.. На чертовых асторов не натакались бы!..

Дата добавления: 2015-10-16