Тиалис и Салмакия

Ты не хмурься, мрак ночной!

Полночь, сжалься надо мною;

Подыми свою луну,

Лишь ресницы я сомкну!

Уильям Блейк (Перевод С.Маршака)

Сжав в руке тяжелый пистолет, Уилл наотмашь ударил золотую обезьяну, свалил ее и оглушил, так что миссис Колтер громко застонала, а крохотная женщина вырвалась из обезьяньей лапы.

Миг, и она отбежала к камням, а маленький мужчина отпрыгнул от миссис Колтер – оба двигались быстро, как кузнечики. Троим детям некогда было изумляться. Тиалис нежно ощупал плечо и руку подруги, обнял ее и окликнул Уилла:

– Ты! Мальчик! – Голос его, хотя и тихий, был низким, как у взрослого мужчины. – Нож у тебя?

– Конечно, у меня, – сказал Уилл. Если они не знают, что он сломан, то незачем им это сообщать.

– Ты с девочкой должен следовать за нами. Кто тот другой ребенок?

– Ама, из деревни, – сказал Уилл.

– Скажи ей, чтобы шла домой. Давайте подчиняйтесь, пока швейцарцы не подошли.

Уилл не колебался. Каковы бы ни были намерения этих двоих, он с Лирой может уйти через окно, которое открыл за кустами, ниже по тропинке. Он помог ей подняться и с интересом понаблюдал за тем, как два маленьких человека вскочили на… кого? На птиц? Нет, на стрекоз длиной почти с его предплечье – они, оказывается, ждали всадников в темноте. Уилл и Лира бросились к выходу из пещеры, где лежала миссис Колтер. Сонная, оглушенная болью после укола шпоры, она тем не менее подняла руку, когда они пробегали мимо, и крикнула:

– Лира! Лира, дочь моя, моя дорогая! Лира! Не уходи! Не уходи!

Лира горестно посмотрела на нее сверху, но потом переступила через тело матери и оторвала слабую руку миссис Колтер от своей лодыжки. А женщина плакала; Уилл увидел, что щеки у нее блестят от слез.

Пригнувшись в горловине пещеры, трое детей дождались короткого затишья в перестрелке, а затем бросились вдогонку за стрекозами, устремившимися вниз вдоль тропы. Освещение переменилось: к холодному антарному свету фар дирижаблей добавилось пляшущее оранжевое пламя.

Один раз Уилл оглянулся. Миссис Колтер стояла на коленях, протягивая руки, а деймон жалостливо льнул к ней. Озаренное огнями лицо ее было страшной трагической маской, и она кричала:

– Лира! Лира, любимая моя! Мое сокровище, моя единственная, Лира, Лира, не уходи, не покидай меня! Доченька, ты разрываешь мне сердце…

Яростное горькое рыдание вырвалось из груди Лиры – все‑таки миссис Колтер была ей матерью, и другой у неё никогда не будет. Уилл увидел, как слезы ручьем полились по ее щекам.

Но приходилось быть безжалостным. Он схватил Лиру за руку. Всадник на стрекозе летел рядом с его головой, убеждал поспешить, и он, пригибаясь, тащил ее по тропинке, прочь от пещеры. В левой руке у него, снова кровоточившей после того, как он ударил обезьяну, был пистолет миссис Колтер.

– Поднимись на вершину скалы, – сказал всадник, – и сдайся африканцам. Они – твоя единственная надежда.

Помня об острых шпорах, Уилл ничего не ответил, хотя не имел ни малейшего желания подчиниться. Стремился он вовсе не туда, куда было сказано, а к окну за кустами; он пригнул голову, побежал еще быстрее, и Лира с Амой за ним следом.

– Стой!

Человек… нет, трое стояли на тропинке, преградив им путь: в мундирах… белые люди с арбалетами и рычащими волкодавами‑деймонами. Швейцарские гвардейцы.

– Йорек! – сразу же крикнул Уилл. – Йорек Бирнисон!

Его рычание и тяжелые удары лап слышались совсем близко – и вопли солдат, которым не посчастливилось встать на его пути.

Но помощь явилась другая, и неожиданная: неясным пятном с неба низвергся в отчаянии Бальтамос и стал между детьми и солдатами. Гвардейцы отпрянули в изумлении перед неведомо откуда взявшимся призраком.

Но это были хорошо обученные солдаты, через мгновение их деймоны бросились к ангелу, оскалив белые зубы, и Бальтамос дрогнул – он закричал от страха и стыда, попятился, а потом взлетел, колотя по воздуху крыльями. Уилл разочарованно проводил глазами призрачную фигуру своего проводника и друга, мгновенно исчезнувшую среди древесных вершин.

Лира наблюдала за происходящим все еще сонными глазами. Длилось это каких‑нибудь две‑три секунды, но швейцарцы успели перестроиться, и вожак их уже поднимал арбалет. Выбора не было: Уилл вскинул пистолет, обхватил рукоять правой рукой и нажал на спусковой крючок. Выстрел отдался у него в костях, но пуля попала солдату в сердце.

Он повалился, словно его лягнула лошадь. Уилл и моргнуть не успел, как маленькие шпионы спрыгнули со стрекоз на двоих оставшихся. Женщина оказалась рядом с шеей своей жертвы, а мужчины – у своей на запястье. Два удара шпор, мучительный храп, и оба швейцарца умерли, а их деймоны, коротко взвыв, растаяли в воздухе.

Уилл с Лирой перепрыгнули через тела и побежали дальше, Пантелеймон по пятам за ними в виде дикого кота. «Где Ама?» – подумал Уилл и тут же увидел ее: она мчалась вниз по другой тропинке. Теперь она в безопасности, решил он, а через секунду увидел слабо светящееся окно за кустами. Он схватил Лиру за локоть и потащил в ту сторону. Кустарник царапал им лица, цеплял одежду, ноги их то и дело подворачивались на камнях и корнях, но они добрались до окна и выкатились наружу, в другой мир, на голые камни под яркой луной, в бездонную тишину, оглашаемую лишь слабым треском насекомых.

Уилл сразу же схватился за живот, и его вырвало. Сейчас он не чувствовал ничего, кроме ужаса и смертельного отвращения. Это уже второй человек им убит, не считая парня в Башне ангелов… Он не хотел этого. Тело восстало против того, что заставил его сделать инстинкт, и теперь Уилл стоял на коленях, и мучительные кислые спазмы сотрясали его, пока окончательно не опустошили желудок и сердце.

Лира беспомощно наблюдала за этим, баюкая па груди Пана.

Уилл пришел в себя и огляделся. И сразу увидел, что они не одни в этом мире – маленькие шпионы последовали за ними сюда; их поклажа лежала на земле, а стрекозы носились над камнями, ловили мошек. Мужчина массировал женщине плечо, и оба строго смотрели на детей. Глаза их так блестели, и лица были так выразительны, что сомневаться в их чувствах не приходилось, а Уилл уже понимал, что эта пара, кто бы они ни были, – грозные противники. Он сказал Лире:

– Алетиометр у меня в рюкзаке.

– Ой, Уилл… я так надеялась, что ты его найдешь… Но что произошло? Ты нашел отца? А я во сне… Уилл, то, что мы должны сделать… в это просто не верится, я даже думать об этом боюсь… И он цел! Ты сумел донести его в сохранности…

Слова сыпались из нее с такой быстротой, что она и не ожидала ответов. Она крутила в руках алетиометр, ее пальцы гладили тяжелое золото, гладкий хрусталь и головки с насечкой, так хорошо им знакомые.

Уилл подумал: Он скажет нам, как починить нож! Но промолвил только:

– Как ты себя чувствуешь? Пить, есть хочешь?

– Не знаю… да. Но не очень. В общем…

– Надо уйти от окна, – сказал Уилл. – Они могут найти его и явятся сюда.

– Да, правильно, – сказала она, и они пошли вверх по склону, Уилл с рюкзаком, а счастливая Лира – с сумочкой, в которой лежал алетиометр. Краем глаза Уилл видел, что маленькие шпионы следуют за ними, но они держались на расстоянии и никак не угрожали.

Выше по склону был узкий скальный выступ, под которым можно было укрыться. Они сели под ним, проверив сначала, нет ли змей, поели сушеных фруктов и выпили воды из фляги Уилла. Уилл тихо сказал:

– Нож сломался. Не понимаю, как это произошло. Миссис Колтер что‑то сделала или сказала, я подумал о матери, и нож из‑за этого то ли застрял, то ли неудачно повернулся, то ли… Не понимаю, что случилось. Но если мы его не починим, дела наши плохи. Я не хотел, чтобы об этом узнали маленькие, – пока они думают, что нож у меня цел, последнее слово за мной. Слушай, может, спросишь у алетиометра, как…

– Да! – живо откликнулась она. – Я спрошу.

Лира не мешкая вынула золотой прибор и вышла на лунный свет, чтобы лучше видеть шкалу. Заправив волосы за уши, таким же жестом, какой видел Уилл у ее матери в пещере, она стала привычно поворачивать головки, а Пантелеймон, принявший вид мыши, сидел у нее на колене. Но видно было не так хорошо, как она рассчитывала, или же лунный свет был обманчив. Ей пришлось несколько раз повернуть прибор, поморгать глазами, и только тогда символы стали видны ясно. Но дальше все пошло как надо.

Едва начав, она издала взволнованное восклицание и, хотя стрелка продолжала качаться, сияющими глазами посмотрела на Уилла. Но окончательного ответа еще не было, она снова опустила глаза, сдвинула брови, дожидаясь, когда остановится стрелка. Потом убрала алетиометр и сказала:

– Йорек? Он где‑то недалеко? Ты вроде звал его, а потом я подумала, что мне это почудилось. Он правда здесь?

– Да. Он может починить нож? Так говорит алетиометр?

– О, из металла он может сделать что угодно! Не только броню, он может делать тонкие вещи… – Она рассказала ему, как Йорек сделал жестяную коробочку для жука‑шпиона. – Но где он?

– Недалеко. Он пришел бы, когда я звал, но, видно, дрался в это время… А Бальтамос? Как же он, наверное, испугался!

– Кто?

Уилл коротко объяснил, чувствуя, как у него самого краснеют щеки от стыда, который, должно быть, испытывал ангел.

– Про него – отдельная история. Очень странная… Он много чего порассказал мне, и, кажется, я даже понял… – Уилл провел руками по волосам и потер глаза.

– Ты мне все расскажи. Все, что было с тобой с тех пор, как она меня захватила. Ох, Уилл, у тебя все еще кровь идет. Бедная твоя рука…

– Нет. Отец ее вылечил. Раны открылись, когда я ударил золотую обезьяну, но сейчас уже лучше. Он дал мне свою мазь…

– Ты нашел отца?

– Ну да, на горе, в ту ночь…

Он дал ей промыть раны и наложить свежей мази из костяной коробочки, а сам в это время рассказывал о том, что происходило: о схватке с незнакомцем, и как они узнали друг друга за секунду до того, как отца сразила стрела ведьмы, о встрече с ангелами, о своем путешествии к пещере и о знакомстве с Йореком.

– Столько всего случилось, а я спала, – изумлялась Лира. – Знаешь, мне кажется, она заботилась обо мне. Уилл… Я правда думаю… Я не думаю, что она хотела мне навредить… Она сделала столько плохого, но… – Лира потерла глаза. – Но во сне, Уилл… даже не могу передать, до чего странно! Вроде того, как с алетиометром: такая ясность, и все понятно до самой глубины, до дна, как будто все видно насквозь.

А во сне… Помнишь, я рассказывала тебе про моего друга Роджера, как его поймали Жрецы, и я поехала его выручать, но все получилось наоборот, и лорд Азриэл его убил?

Вот, я увидела его. Во сне его увидела, только он был мертвый. И он манил, звал меня, но я его не слышала. Он не хотел, чтобы я была мертвой, нет. Он хотел говорить со мной.

А ведь это я повезла его на Свальбард, где его убили, я в этом виновата. Я вспоминала, как мы играли в Иордан‑колледже, Роджер и я, на крыше, в городе, на рынках, на реке и на Глинах… Мы с Роджером и остальные ребята… Я поехала в Больвангар спасать его, а сделала еще хуже, и, если не попрошу прощения, тогда вообще все зря, это только пустая трата времени. Понимаешь, я должна это сделать, Уилл. Я должна пойти в страну мертвых, найти его и… и сказать: прости. Мне все равно, что потом будет. Тогда мы сможем… я смогу… Неважно, что потом.

Уилл сказал:

– А это место, где мертвые… Это – мир, вроде здешнего, или моего, или твоего, или какого‑нибудь другого? Туда можно попасть с ножом?

Лиру поразила эта мысль.

– Ты можешь спросить, – продолжал он. – Спроси, где он и как туда попасть.

Она склонилась над алетиометром, потерла глаза и, приблизив лицо к циферблату, быстро заработала пальцами. Ответ появился через минуту.

– Да, – сказала она, – но это странное место, Уилл… Такое странное… Неужели нам удастся? Неужели сможем пройти в страну мертвых? Только… в каком виде? Ведь деймоны исчезают, когда мы умираем… я видела… а наши тела, они лежат в могиле и гниют, так ведь?

– Значит, должна быть какая‑то третья часть. Другая.

– Знаешь, – взволнованно сказала она, – наверное, это так! Потому что я могу думать о своем теле и о своем деймоне – значит, должна быть еще какая‑то часть, которая думает!

– Да! Это – дух. Глаза у Лиры горели.

– Может, мы вызволим дух Роджера. Может, удастся его спасти.

– Может быть. Надо попробовать.

– Да. Так и сделаем! – подхватила она. – Пойдем вместе!

Но если не удастся починить нож, – подумал Уилл, – мы вообще ничего не сможем сделать».

Когда в голове прояснилось и живот немного успокоился, Уилл сел поудобнее и окликнул маленьких шпионов. Они были неподалеку и возились с каким‑то миниатюрным аппаратом.

– Кто вы? – спросил он. – И на чьей вы стороне?

Мужчина закончил свои манипуляции и закрыл деревянную коробочку, похожую на футляр для скрипки, но длиной с грецкий орех. Первой заговорила женщина:

– Мы – галливспайны. Я – дама Салмакия, а мой спутник – кавалер Тиалис. Мы шпионы лорда Азриэла.

Она стояла на камне в трех‑четырех шагах от Уилла и Лиры, и луна ярко освещала ее фигуру. Голос ее был тих, но очень внятен, а лицо выражало уверенность. На ней была свободная юбка из какой‑то серебристой материи и зеленая блузка без рукавов, а ноги со шпорами – босые, как и у мужчины. Он был в одежде такой же расцветки, но с длинными рукавами и в широких брюках, достававших до середины икры. Оба – сильные с виду, ловкие, безжалостные и гордые.

– Из какого мира вы пришли? – спросила Лира. – Я никогда не видела таких, как вы.

– В нашем мире те же неприятности, что и у вас, – сказал Тиалис. – Мы изгнанники. Наш вождь, лорд Рок, услышал о восстании лорда Азриэла и торжественно пообещал, что мы его поддержим.

– А что вы хотели сделать со мной?

– Доставить тебя к отцу, – ответила дама Салмакия. – Лорд Азриэл выслал отряд под командованием короля Огунве, чтобы спасти тебя и мальчика и обоих привести в крепость. Мы здесь для того, чтобы помочь в этом.

– Ну, а если я не хочу к отцу? Если я ему не верю?

– Мне грустно это слышать, – сказала она, – но таков наш приказ: доставить вас к нему.

Лира не могла сдержаться: она громко рассмеялась при мысли, что малыши собираются здесь командовать. Но это была ошибка. Внезапно снявшись с места, женщина хищно схватила мышку‑Пантелеймона и приставила острие шпоры к его ноге. Лира охнула: это было такое же потрясение, как в Больвангаре, когда его схватили мужчины. Никто не смеет трогать чужого деймона – это преступление против жизни.

Но потом она увидела, что Уилл сгреб мужчину правой рукой и, крепко держа за ноги, чтобы он не мог воспользоваться шпорами, поднял над головой.

– Снова мы в тупике, – хладнокровно произнесла дама. – Мальчик, поставь кавалера на землю.

– Сперва отпустите ее деймона, – ответил Уилл. – У меня нет настроения препираться.

Лиру обдало холодом: она видела, что Уилл готов расшибить голову галливспайна о камень. И оба маленьких тоже это понимали.

Салмакия отняла шпору от ноги Пантелеймона, он сразу вырвался, сделался диким котом, яростно зашипел, вздыбил шерсть и резко взмахнул хвостом. Его оскаленные зубы были в каких‑нибудь десяти сантиметрах от лица женщины, но она смотрела на него с полным самообладанием. Через несколько секунд он оставил ее и, обернувшись горностаем, вспрыгнул Лире на грудь, а Уилл аккуратно опустил Тиалиса на камень рядом с его подругой.

– Тебе следовало бы проявлять некоторое уважение, – сказал Лире кавалер. – Ты глупый, невоспитанный ребенок, и несколько храбрых мужчин погибли сегодня вечером, чтобы спасти тебя. Так веди себя вежливее.

– Да, – смиренно отозвалась она, – извините, я постараюсь, правда.

– А что до тебя… – продолжал он, повернувшись к Уиллу.

Но Уилл не дал ему договорить.

– Что до меня, я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали, так что и не пробуйте. Уважение должно быть взаимным. А теперь слушайте меня внимательно. Не вы тут распоряжаетесь, а мы. Если хотите остаться и помочь, тогда делайте, как мы говорим. Иначе отправляйтесь к лорду Азриэлу прямо сейчас. И без возражений.

Лира видела, что маленькие люди обозлены, но Тиалис смотрел на руку Уилла, которая лежала па ножнах под поясом, и ясно было: он думает, что, пока Уилл с ножом, сила на его стороне. Значит, они ни в коем случае не должны узнать, что нож сломан.

– Хорошо, – сказал кавалер. – Мы будем помогать вам, потому что таков наш приказ. Но вы должны сказать нам, каковы ваши намерения.

– Это справедливо, – отозвался Уилл. – Я вам скажу. Когда отдохнем, мы намерены вернуться в мир Лиры и найти нашего друга, медведя. Он недалеко.

– Медведя в броне? Очень хорошо, – сказала Салмакия. – Мы видели его в бою и поможем его найти. Но тогда вы должны отправиться с нами к лорду Азриэлу.

– Да. Ну конечно, тогда мы сразу и отправимся, – с самым искренним видом соврала Лира.

Пантелеймон немного успокоился и опять стал любопытен; она позволила ему перебраться к себе на плечо и изменить облик. Он сделался стрекозой, такой же большой, как те две, что носились над камнями во время разговора.

– Этот яд, – сказала Лира, повернувшись к галливспайну, – ну, в ваших шпорах, он смертельный? Вы ведь ужалили мою мать, миссис Колтер, верно? Она умрет?

– Это был только легкий укол, – сказал Тиалис. – Полная доза убила бы ее, да, но эта царапинка сделает ее слабой и сонной на полдня или около того.

И будет причинять невыносимую боль, – но об этом он умолчал.

– Мне надо поговорить с Лирой наедине, – сказал Уилл. – Мы отойдем на минутку.

– С этим ножом, – возразил кавалер, – ты можешь перебраться из одного мира в другой, так?

– Вы мне не доверяете?

– Нет.

– Ладно, оставлю его здесь. Раз он не у меня, я не смогу им воспользоваться.

Уилл отстегнул ножны и положил на камни, потом они вместе с Лирой отошли и сели так, чтобы видеть галливспайнов. Тиалис внимательно смотрел на рукоять ножа, но не притрагивался к ней.

– Придется потерпеть их пока что, – сказал Уилл, – когда нож починят, мы уйдем.

– Они такие быстрые, Уилл. И ни на что не посмотрят, убьют тебя.

– Надеюсь только, что Йорек его починит. Не представлял себе, как мы зависим от этого ножа.

– Он починит, – уверенно сказала Лира.

Она следила за Пантелеймоном, который носился по воздуху, как другие стрекозы, и хватал на лету мошек. Он не мог отлететь так же далеко, как они, но не уступал им в быстроте и щеголял даже более яркой окраской. Она подняла руку, и он сел на нее, подрагивая длинными прозрачными крылышками.

– Думаешь, если уснем, они ничего не сделают?

– Да. Они свирепые, но, по‑моему, честные. Вернулись к большому камню, и Уилл сказал галливспайнам:

– Сейчас лягу спать. Тронемся утром. Кавалер ответил коротким кивком, и Уилл, свернувшись калачиком, тут же уснул.

Лира села рядом с ним, а Пантелеймон превратился в кота и умостился у нее на коленях. Как хорошо, что она может присмотреть за Уиллом, пока он спит! Он совсем бесстрашный, и она восхищалась им несказанно; но врать, предавать и обманывать он не умел, а у нее это получалось естественно, как дыхание. Когда она думала об этом, ей становилось тепло, и она чувствовала себя добродетельной, потому что лгала ради Уилла, а никак не ради себя.

Она собиралась еще раз посоветоваться с алетиометром, но, к великому своему удивлению, почувствовала такую усталость, как будто все эти дни бодрствовала, а не валялась в забытьи. Она легла рядом с ним, закрыла глаза и, перед тем как уснуть, сказала себе, что минутку вздремнет.

Дата добавления: 2015-10-16