К. Леонгард

АКЦЕНТУИРОВАННЫЕ ЛИЧНОСТИ [1]

Человеческая индивидуальность и акцентуированные личности

...Существуют варианты в характере человеческих ре­акций на окружающее: существуют люди с более или менее вы­раженным эгоизмом или альтруизмом, более или менее честолю­бивые, более или менее способные к состраданию, более или менее исполненные чувства долга и т. д. Это значит, что в сфере стрем­лений и склонностей на основании таких вариаций возникают человеческие индивидуальности, которые отличаются друг от друга, но они еще не являются акцентуированными личностями...

Акцентуированные черты характера далеко не так многочис­ленны, как черты вариантные. Это те же самые черты, но они имеют наклонность перейти в патологию. На тех ступенях, кото­рые еще остаются в пределах нормы, они составляют особенности человека лишь в той степени, в какой они накладывают индиви­дуальный отпечаток на его личность. Тем не менее у них есть существенная особенность — возможность их превращения в чрез­мерные. Можно предполагать, что они существуют и у среднего человека; у каждого человека есть ананкастическая, истеричес­кая или параноидальная черта[2], однако при незначительной сте­пени эти черты остаются незаметными для окружающих. Если они достигают определенной силы, они накладывают свой отпе­чаток на личность; при еще большей выраженности они отража­ются как помеха на всем складе личности.

Люди, которые могут быть акцентуированными в вышеуказан­ном смысле слова, еще не являются ненормальными. Думая так, мы должны были бы считать нормой только обычную посредственность и рассматривать любое отклонение от нее как патологию. В резуль­тате этого всех людей, не выделенных индивидуальными особеннос­тями, которые явственно отличают их от среднего и общепринятого, пришлось бы исключить из числа нормальных людей. Но они-то как раз и являются теми людьми, которых можно назвать личностя­ми в собственном смысле этого слова, личностями, которые носят на себе отпечаток своеобразия. Тот человек, который не обладает ника­кими из тех качеств, которые при усилении становятся паранои­дальными, ананкастическими, истерическими, гипоманиакальными или субдепрессивными и т. д., без всяких сомнений может считать себя, человека дюжинного, особенно нормальным, но он не является личностью, наделенной индивидуальностью. Оценивая его харак­тер, мы можем признать, что он не склонен развиваться в неблаго­приятную сторону. Но столь же мало вероятно, что он как-нибудь отличается в положительную сторону. Акцентуированным же лич­ностям присуща готовность к особенному, т. е. как к социально-положительному, так и к социально-отрицательному развитию. Если некоторые из них предстают перед нами в негативном свете, то это происходит потому, что внешние обстоятельства были неблагопри­ятными для их характера, хотя в других обстоятельствах они могли бы развиваться в людей, способных на недюжинные поступки.

Ненормальными личностями следовало бы называть только тех людей, которые до такой степени отклоняются от средней нормы, что даже при отсутствии внешне неблагоприятных усло­вий испытывают трудности в приспособлении к жизни. Но пере­ходы очень текучи. Точно так же нет отчетливой границы между средними и акцентуированными личностями. И в этом случае мы тоже не хотели бы формулировать понятия слишком узко. Не при всякой незначительной особенности человека следует гово­рить о его отклонении от средней нормы. Но даже если мы доста­точно широко очертим то, что называется средним или не броса­ющимся в глаза, останется большое число людей, которых следу­ет называть акцентуированными личностями.

Согласно обследованию, которое было проведено в нашей кли­нике Зитте (Sitte) по отношению к взрослым, а Гутьяр (Gutjahr) по отношению к детям, можно считать, что наше население при­мерно наполовину состоит из людей, не бросающихся в глаза, и наполовину из акцентуированных личностей. Это, однако, отно­сится только к нашим условиям. В других странах отношение может выглядеть совсем по-другому...

Методика диагностики личности

Твердых правил, на основании которых можно было бы диагностировать акцентуированные черты личности, к сожалению, не существует. Это связано с тем, что при вопросах, задаваемых испытуемому, приходится каждый раз устанавливать в индиви­дуальном порядке, как испытуемый понимает вопрос, так как без этого нельзя правильно истолковать его ответ. Схематичная игра в вопросы и ответы по этой причине бессмысленна, а обсле­дование на основе тестов неприменимо. Тот, кто не склонен от­казываться от такой методики, может применять ее после дей­ствительного обследования и лишь для того, чтобы подтвердить то или иное наблюдение. Однако доказать что-либо посредством тестов невозможно. При вопросах, направленных на выяснение характера, существует слишком много возможностей разного их понимания, более того, на один и тот же вопрос один и тот же испытуемый может ответить прямо противоположным образом в зависимости от того, как он понял вопрос. Далее я многократно это продемонстрирую. Можно представить себе, что, нагромождая один вопрос на другой и переходя от одного метода тестов к дру­гому, можно постепенно исключить ошибки, но скорее всего это не удастся, потому что при такой методике никогда не учитыва­ется мимика, а она способна придать одному и тому же ответу совершенно разные значения...

Важными средствами оценки личности является наблюдение и исследование. Имея возможность непосредственно наблюдать за че­ловеком, как он ведет себя на работе и в свободное время, в семье, среди друзей и знакомых, в узком кругу и в более многочисленном обществе, можно высказать суждение о его личности. И все-таки многое, что никак не проявляется им внешне, останется и тогда нераспознанным и может быть установлено лишь в том случае, если удастся вступить с ним в долгое и тесное общение. Как правило, такие наблюдения невозможны даже по отношению к пациентам, которые находятся в клинике. В этом случае люди находятся вне той сферы, в которой проявляется их личность. Человек оторван от своей работы и от семьи. Разумеется, вокруг него постепенно обра­зуется круг знакомых и друзей из числа пациентов, но врач живет вне этого круга. Кроме того, пациент в клинике, как правило, ведет себя не так, как ему хотелось бы, а так, как этого требует распоря­док, установленный в клинике.

Иначе обстоит дело с детьми, которые по состоянию здоровья могут свободно двигаться. Едва они привыкнут к больничному отделению, как начнут раскрываться гораздо больше, чем взрос­лые... Поведение на работе, которое так важно для взрослых, у детей соответствует их поведению в школе. И в школе, и на рабо­те решающим обстоятельством является именно то, как человек справляется с возникающими перед ним задачами, как он пони­мает свои обязанности, как стремится достичь успеха путем со­ревнования.

Следует учесть, поскольку по отношению к детям можно так много выяснить путем наблюдений над ними в школе и дома, второй метод, т. е. исследование, который гораздо более эффек­тивен по отношению к взрослым, здесь не дает большого успеха, если речь идет о вопросах, задаваемых самому ребенку, а не роди­телям и воспитателям. Способность к внутренней самооценке у детей еще не развита настолько, чтобы они могли бы сами описы­вать свое состояние.

Однако плодотворен как по отношению к взрослым, так и по отношению к детям такой метод наблюдений, как наблюдения над мимикой, жестикуляцией и интонациями. Именно такое наблюдение дает нам главный ключ к правильному пониманию обследуемо­го. Если, например, нужно установить, действительно ли испытуе­мый ощущает горе, радость, воодушевление, надежду, опасение, ра­зочарование и т. д., о которых он говорит, то по одним только его словам это нельзя выяснить с точностью, так как он может употреб­лять все эти слова как ему вздумается. Но по его мимике непосред­ственно видно, действительно ли происходит в нем то, о чем он говорит. ЕСЛИ это не так, значит, перед нами мимический безучаст­ный человек, т. е- в данный момент равнодушный к тому, что он говорит, хотя он и уверяет, что печален или исполнен надежд и т. п. Таким образом, невольно происходит проверка слов на их истин­ность. Если же в их правдивости не приходится сомневаться, то по мимике можно узнать, насколько глубоко то чувство, которое выра­жается в словах. Ну, например, так ли глубоко потрясен сейчас (или был потрясен в прошлом) человек смертью одного из родных, как он об этом говорит.

Интонация также позволяет иногда услышать нечто другое и более близкое к истине, чем сами слова. Здесь большое значение имеют эмоционально окрашенные звуки, которые придают выска­зыванию определенную интонацию. Иногда эмоционально окрашен­ный звук, Например вздох, сам по себе выдает нам то, что хочет скрыть от нас слово. Вес, который мысленно придается тому или иному утверждению, можно определить по мимике и интонациям. В рассказах обследуемого может быть очень мало сказано о тех состо­яниях, которые проявляются в его мимике. Иногда то, что он гово­рит,— это всего лишь констатация, например, всего лишь утвержде­ние и отрицание. И в этом случае мимическая игра усиливает или ослабляет то, что сказано. Выражение лица и интонация позволяют судить о том, говорит ли обследуемый то, в чем он внутренне уве­рен, или в его высказывании присутствует известное сомнение. «Да» или «нет» или какое-либо утверждение, если понимать его букваль­но, могут быть вполне однозначными, и все-таки интонация и выра­жение лица свидетельствуют, что никакой однозначности нет. Рас­слышав в словах некоторое промедление, некоторую растянутость интонации, мы понимаем, что словам сопутствует некоторое внут­реннее сомнение. Неуверенность можно увидеть в мимике, ну, на­пример, по появлению вопросительного или искательного взгляда или даже выражения рта, которые обозначают сомнение, показывая, что внутри вопрос еще далеко не исчерпан. Специального распозна­вания мимики не требуется, она воспринимается и включается в наше суждение непосредственно.

Таким образом, наблюдения над мимикой, жестикуляцией и интонацией дают очень много для диагностики личности. Мно­гим может показаться, что здесь речь идет об очень неточном методе. Я же хочу, напротив, подчеркнуть, что это, пожалуй, са­мый точный метод из всех, которыми мы располагаем для оцен­ки другого человека, потому что его душевное содержание нахо­дит самое непосредственное внешнее выражение и так же непос­редственно понимается другим человеком. Если человек испыты­вает в данной ситуации чувство страха, то это ни в чем другом не выражается так отчетливо, как в его мимике. Он может попы­таться скрыть выражение страха, но в мимике это удастся ему лишь наполовину, во всяком случае в гораздо меньшей степени, чем он способен скрывать свой страх в словах или даже поступ­ках. Если внешний повод для испуга незначителен, можно сде­лать заключение, что его характеру присуща боязливость.

Так как оценка мимики происходит непосредственно, да при­том еще зачастую очень быстро, то вполне возможно, что спустя две минуты общения вы узнаете о человеке больше, чем при про­чих исследованиях на основе тестов и анкет...

И все-таки мимика является лишь вспомогательным средством при более точном исследовании черт личности. Выражение лица дает надежную основу для конкретных умозаключений, но, чтобы подойти к ним, необходимо изучить типы реакций испытуемого и затем сделать выводы (может быть, экстраполировать) о харак­терных для него чертах. Приведу примеры.

Прежде всего можно попросить испытуемого, чтобы он дал само­оценку. Для этого нужно в самых общих словах попросить его опи­сать собственный характер и поведение, остановившись на том, как он воспринимает жизнь и как он справляется с ее требованиями. В ответах содержатся важные указания, ну, например, на то, что об­стоятельства кажутся ему довольно тяжелыми, что в отношении к жизни проявляется его чувствительность (ранимость) и склонность к волнению или, напротив, что он ощущает себя хозяином жизни (вариант: хорошо справляется с жизненными задачами) и, может быть, проявляет общительность и веселость. Если это говорится с некоторой неуверенностью, о чем можно судить по мимике и моду­ляции голоса, можно тем не менее, зацепившись за его слова, уста­новить, как следует понимать сказанное. Если покажется, что здесь раскрывается определенная черта характера, можно проследить за ней, чтобы она выступила более отчетливо. Если это в конце концов удается, нужно добиться конкретных подтверждений, добиться не общих рассуждений, тем более не простых подтверждений, а непос­редственной оценки его действительного поведения в жизни. Чело­век может охотно давать утвердительные ответы на вопросы, кото­рые ему задают, но ответ может не подтвердиться объективно, т. е. может оказаться, что у него нет в запасе фактов, которые бы проил­люстрировали названные им особенности...

Таким образом, теоретические утверждения испытуемого мо­гут служить лишь для общей ориентировки, доказательством свойств характера должны быть конкретные описания таких си­туаций, в которых проявляются особенности поведения. Я хотел бы подчеркнуть, что это почти решающий пункт в методике анализа личности.

Покажу на примерах, каким образом в беседе с испытуемым акцентуированная черта характера выявляется настолько четко, что о ее существовании можно говорить с уверенностью.

Если есть основания предполагать, что перед вами личность с чрезмерной застойностью аффектов, тогда надо задать вопрос об обидчивости. Иногда исследуемые понимают этот термин не­адекватно и думают, что речь идет об эмоциональной чувстви­тельности. В таком случае им нужно разъяснить, что речь идет об обидчивости, вызываемой ущемлением личности. Надо спро­сить у испытуемого, как он ведет себя, если с ним поступили не­справедливо, может ли он отнестись к этому спокойно. Ведь каж­дому человеку случается испытывать ту или иную несправедли­вость. Так вот, вопрос состоит в том, может ли он пренебречь оби­дой. Многие не хотят признаваться в обидчивости такого рода, боясь навлечь на себя упрек в неуживчивости, быть может, пото­му, что им уже не раз приходилось его слышать.

Если вы это заметили по мимике обследуемого, тогда нужно объяс­нить ему, что речь идет не о грубой агрессивности, а главным обра­зом о том, как он внутренне справляется с обидами. Если таким образом будет снят оттенок дурной черты в его поведении, тогда человек с чрезмерной застойностью признается, что он легко обижа­ется или чувствует себя задетым. Но черту мстительности, которая присуща этим испытуемым, многие из них продолжают отрицать. При этом они имеют в виду, что в их внешнем поведении не прояв­ляется враждебность, что они больше не переживают случившееся. Они пытаются отрицать свою склонность постоянно возвращаться к тому, что случилось однажды, но не могут скрыть той злопамятнос­ти, которая живет внутри них. Некоторые выражают это прямо в словах, говоря, что, хотя они могут простить обиду, они не могут ее забыть. Если перенесенная однажды обида постоянно сохраняется в памяти, то это в достаточной степени говорит о существовании ак­центуированной черты характера. Что лее касается агрессивности, направленной вовне, то ее могут сдержать тормоза, основывающие­ся на других чертах личности.

Если обидчивость достигает высокой степени, ей обычно со­путствуют внешние реакции. Чтобы установить это, надо спро­сить у обследуемого, насколько часто он попадал в конфликты из-за своей обидчивости, из-за того, что он не может мириться с не-

справедливостью. Не случалось ли ему уходить с работы из-за того, что он не был согласен с порядками, которые там существовали, или не увольняли ли его из-за того, что при всяком расхождении во мнениях он упорно стоял на своем?

Если вопрос задан не об обидчивости, а о склонности бороться за справедливость, люди, которым присуще гипертрофированное упорство, как правило, сразу же отвечают утвердительно. Они счи­тают вышеназванное качество положительной чертой характера и не видят причины отрицать его. При этом необходимо выяс­нить, что речь идет главным образом о справедливости по отно­шению к самому себе, а не по отношению к окружающим.

Если испытуемого не окружают исключительно неблагопри­ятные обстоятельства, а конфликтов становится все больше и боль­ше, если выявляется неуживчивость, направленная на всех окру­жающих, тогда приходится делать вывод, что в данном случае имеется не акцентуированная черта характера, а параноидальная психопатия.

Застойность проявляется не только в виде обидчивости. Люди такого склада, как правило, одновременно и честолюбивы. Взаи­мосвязанность этих сторон характера можно установить, заметив, что обидчивость обостряется в тех ситуациях, когда им кажется, что нанесен ущерб их репутации. Если человек страдает от не­справедливости лишь из-за того, что по отношению к нему про­изошла ошибка, и сознает, что никто не стремился его специально унизить, он не страдает от этой обиды. Но желание возвыситься проявляется и вне зависимости от обидчивости.

Служебная карьера застойных личностей обычно подтверж­дает это. Им удается добиться повышения и занять посты более высокие по сравнению с тем, что можно было бы ожидать от уров­ня F.X образования.

Если эта черта характера сильно акцентуирована, их карьера часто прерывается.

Когда речь идет об определении демонстративной личности, нужно быть особенно осмотрительным, чтобы не дать ввести себя в заблуждение. Ответы, получаемые в этом случае, чаще всего нена­дежны, так как люди, о которых идет речь, часто говорят не о том, какими они являются на самом деле, а о том, какими они очень хотели бы выглядеть. В ответ на вопрос о добросовестности можно получить ответ, что они не только добросовестны, но даже исключи­тельно добросовестны, хотя объективно они совершенно ненадежны. Заданный вопрос представляется им поводом, чтобы приписать себе ту или иную хорошую особенность характера, и они охотно эту воз­можность используют. В этом случае особенно важно добиться того, чтобы каждый ответ был подтвержден конкретным примером.

Вполне возможно, что демонстративная личность по собствен­ной инициативе, не дожидаясь специального вопроса на эту тему, начнет приписывать себе те или иные положительные качества. Но и данном случае мы не будем введены в заблуждение, если снова и снова потребуем конкретных доказательств.

Чрезвычайное преимущество при диагностике представляет то обстоятельство, что мы не привязаны к их собственным ответам, потому что в ходе простого разговора можно заметить многие типич­ные черты их поведения. Как правило, все их поведение показывает, что они пребывают в истеричной готовности к ведению разговора; можно заметить преувеличенность аффектированных проявлений в их мимике, интонации, жестах. Но за всем этим ощущается отсут­ствие настоящей основы. Именно в данном случае для обследовате­ля особенно важно умение непосредственно разбираться в мимике и жестах, чтобы обнаруживать, что за внешними проявлениями нет глубокой основы чувств. Нам кажется, что в этом направлении нужно выработать в себе особенную наблюдательность, потому что демонстративным личностям сплошь и рядом удается ввести в заб­луждение сравнительно молодых врачей. Они принимают ответы испытуемых за чистую монету, хотя по всем манерам можно сразу определить, что испытуемые наигрывают.

Вполне может случиться, что демонстративная личность, кото­рая, судя по объективным свидетельствам, очень навязчиво стре­мится и на работе, и дома вылезти на авансцену, во время врачебного исследования демонстрирует такую сдержанность и скромность, что поначалу можно подумать, что имеешь дело с человеком, который дает правдивые ответы. Таким образом они демонстрируют свою приспособляемость; для них вовсе не характерно просто представать перед нами в том обличье, которое им присуще, напротив, они хотят произвести впечатление, которое является в данной ситуации наи­более выгодным. Некоторые «патологические лгуны и обманщики» могут не производить впечатления демонстративных личностей, по­тому что им известно: спокойное поведение может произвести на собеседника гораздо более приятное впечатление.

Как правило, демонстративные личности, если только вопрос задан достаточно осторожно, не отрицают своих актерских спо­собностей. Они уверены, что если они подтвердят, что внешне все­гда производили выгодное впечатление, охотно и выразительно декламировали стихи, что начиная с детского возраста, а может быть, и впоследствии охотно принимали участие в любительских спектаклях, то это произведет положительное впечатление.

Когда речь идет о демонстративных личностях, особенно необхо­димо в большей степени, чем по отношению к другим обследуе­мым, предложить рассказать обо всем жизненном пути. Так как при таком характере существует склонность избегать трудностей, в биографии часто отмечается перемена профессии и почти всегда склон­ность менять место работы. Чем больше акцентуированный харак­тер приближается к истерической психопатии, тем чаще эти час­тью перемены работы связаны с тем, что испытуемый не справлялся со своей работой или бросал ее под предлогом, что она слишком тяжела для него. Иногда даже с бегством в болезнь. «Нервные по­трясения», «нервные срывы», которые на самом деле являются лишь демонстрацией, или «переутомление на работе», о котором, как пра­вило, не может идти речи, играют при этом большую роль. Многие люди, которых при поверхностном анализе называют «слабоволь­ными», на самом деле являются истеричными.

Рассказывая о своем жизненном пути, истеричные психопа­ты обычно приукрашивают его самовосхвалениями и оплакива­нием самого себя. Если их эксцентричность достигает высокой степени, они прекрасно умеют лгать и фантазировать и сами не замечают этого.

Акцентуированные черты характера

В дальнейшем будут подробно рассмотрены те черты характера, которые накладывают такой отпечаток на человека, что он, как личность, явственно выделяется из окружения.

Демонстративный характер

Сущность демонстративного характера, который при более высоких степенях переходит в истерию, определяется патоло­гической способностью к вытеснению. Этот термин употреблялся уже до Фрейда, но права гражданства в психиатрической литерату­ре получил только благодаря ему. Одновременно он приобрел такое значение, которое не заложено в самой сути явлений. Процесс, про­исходящий при этом, можно правильно описать, употребив изрече­ние Ницще («По ту сторону добра и зла»): «Я совершил это,— гово­рит моя память. — Я не мог совершить этого,— говорит моя гор­дость и продолжает повторять это непреклонно. В конце концов па­мять уступает». Фрейд связывает с этим термином свою теорию, согласно которой из-за вытеснения и замещения в раннем детстве возникает «мир подсознательного», который оказывает самостоятельное действие и приводит к неврозам. Я далек от подобных умоз­рительных рассуждений, я исхожу только из того факта, что какое-либо представление, существующее в сознании человека в данный момент, в течение более длительного времени может быть вытеснено из сознания. Каждый человек в той или иной степени обладает способностью поступать таким образом с фактами, которые непри­ятны ему. Вытесненное представление остается обыкновенно на гра­нице подсознательного таким образом, что от него нельзя полнос­тью отвлечься. У истериков эта способность заходит более глубоко, они действительно могут полностью забыть то, о чем не желают знать. Это дает им возможность лгать, не сознавая того, что лгут. Человек, который сам не обладает демонстративной способностью ко лжи, может не разобраться в этом различии и, так как ложь истерика выглядит как обыкновенное вранье, принять истерическое притворство за обычную симуляцию. Бесспорно, что между тем и другим существует множество переходов и что истерики обычно тоже не лгут совершенно бессознательно. И все-таки различие мо­жет быть установлено очень четко, если иметь в виду те крайние формы реагирования, к которым прибегает истерик. Ему удается иногда пересилить физическую боль. Истерик может, например, вот­кнуть себе иголку в тело, не ощущая при этом ничего неприятного. Это значит, что его способность к вытеснению распространяется на физические проявления. Когда видишь подобные примеры, тогда понимаешь, что между неправдивостью истерика и обычной ложью есть существенная разница.

Подтверждение тому можно получить, обратив внимание на то, как лгут истерики и как врут обыкновенные люди. Сознатель­ная ложь вызывает угрызения совести и тревогу перед возмож­ным разоблачением, ложь делает человека неуверенным, застав­ляет его испытывать смущение, иногда даже краснеть. Напротив, истерики лгут с самой невинной миной, какую только можно себе представить. Они обращаются к вам с радостным и привет­ливым выражением лица, какое бывает у человека, говорящего правду. То, что они говорят, в данный момент для них является правдой, именно поэтому они так свободно себя ведут...

Когда речь дойдет до «аферистов», мы увидим, что их успех обеспечивается уверенным, внешне абсолютно искренним поведе­нием, которое возможно лишь потому, что внутренне они не осоз­нают свою ложь.

С другой стороны, именно на примере «аферистов» видно, на­сколько нестойко это состояние незнания. Они действуют под вымышленными именами и званиями, но лишь до тех пор, пока им это нужно. Истерический обманщик не сохраняет по ошибке свое мнимое звание в той обстановке, где это могло бы только повредить ему; он не станет представляться человеку, который хорошо его знает, к удивлению последнего, своим вымышленным званием. Все то, что демонстративная личность в данный момент не осознает, она может мгновенно вызывать в своем сознании, если только это ей необходимо. Таким образом, вытесненное ос­тается в пределах доступного сознанию...

То обстоятельство, что истерик до известной степени действу­ет сознательно, учитывается в судебной психиатрии: истеричес­кий аферист подвергается такому же наказанию, как аферист здоровый. Так нельзя было бы поступить, если бы мы считали, что замысел и намерение могут зарождаться вполне подсознательно.

Истерик стремится добиться своими реакциями того же, к чему вообще стремится человек. Он хочет, например, выйти из тяжело­го положения, в которое попал, или из конфликта, который его угнетает, хочет избежать усилий, например работы, требующей выдержки, хочет иметь средства, чтобы удовлетворить свои по­требности и, более того, чтобы наслаждаться радостями жизни, хочет, чтобы его уважали окружающие. Стремление к самоутвер­ждению, т. е. одна из многих возможных истерических реакций, часто переоценивается. Многие авторы полагают, например, что именно в этом стремлении и заключается само существо истери­ческого характера. Я решительно не могу понять, как могло ут­вердиться это мнение, которое, между прочим, разделяет и К. Шнайдер, хотя каждому врачу хорошо известен тип истерика-пенсио­нера, который чаще всего ни в малейшей степени не озабочен своим самоутверждением, а лишь удовлетворением своих нужд. Истерические аферисты тоже часто преследуют лишь материаль­ные выгоды. Даже если некоторые из истериков настойчиво доби­ваются самоутверждения, это не значит, что эту черту можно пе­ренести на всех истериков. Можно предположить, что роль тут играют различные психические склонности, которые лежат со­вершенно за пределами истерии. Стремление людей к уважению со стороны окружающих носит сугубо индивидуальный харак­тер. В соответствии с этим оно может весьма сильно различаться и у разных демонстративных личностей. Никак нельзя утверж­дать с уверенностью, что тщеславные истерики по самой своей природе стремятся производить впечатление на окружающих в большей степени, чем обычные люди. Вполне возможно, что дело заключается не в самом этом желании, которое выделяет их сре­ди окружающих, а в той навязчивости, с которой они добиваются осуществления этого желания. Они и здесь вытесняют, отбрасы­вают в сторону те сдерживающие начала, которые вообще прису­щи человеку, который впадает в искушение выдвинуться, почув­ствовать себя на первом плане. Как правило, человек не станет сам себя расхваливать, даже если ему этого очень хочется, ему помешает страх перед осуждением окружающих, которые при­выкли считать, что вопрос о том, заслуживает ли человек похва­лы, должен решать не он сам. Демонстративная личность способ­на вытеснять из сознания подобные преграды и свободно наслаж­даться теми похвалами, которые она сама себе создает, или той гордой позицией, которую она занимает.

Рядом со словами самовосхваления обычно возникают и по­ступки, вызванные тщеславием, т. е. стремлением вызвать у окружающих внимание, проникнутое уважением. Эти черты можно увидеть уже в детстве, наблюдая детей, которые любят читать вслух или декламировать стихи, соблюдая при этом точную интонацию, подсказанную истерической способностью вживаться в чужой образ. Примерно то же самое видно в детских спектаклях. Обыч­но человек стыдится заметно выделяться среди окружающих и превращаться в центр всеобщего внимания; даже если это проис­ходит в результате его заслуг, он все же стыдится этого. Демонстра­тивная личность вытесняет из своего сознания подобные сдержива­ющие соображения и обладает способностью безо всяких сомнений выдвигаться на первый план и наслаждаться своим положением. Даже если это внимание не носит целиком положительного харак­тера, а окрашено отчасти пренебрежением, истерик может игнориро­вать это с такой легкостью, как никто другой. Понятие тщеславия, которое мы вводим для обозначения этой наклонности, вызывает у нас особенно сильные представления о желании быть в центре всеоб­щего внимания. Необходимо, разумеется, подтвердить, что это очень характерно для истериков...

То же самое можно сказать о самооплакивании демонстратив­ных личностей...

Врачам хорошо знакомо типичное поведение пациентов, опла­кивающих самих себя; им каждый день приходится наблюдать его у пациентов, которые постоянно говорят, что они испытывают непе­реносимые боли, что находились или находятся в данный момент в состоянии полной прострации, хотя при этом пациент может в пол­ном здравии сидеть против врача, являя все признаки хорошего самочувствия. Тяжесть страдания подчеркивается не только слова­ми, но также жестами и мимикой. Обычно самооплакивание сочета­ется с самовосхвалением. Пациент утверждает, что, хотя изо всех сил напрягая свою волю, пытался выстоять, ему все же пришлось сломиться под тяжестью своего мнимого заболевания...

Истерики, пытающиеся таким способом произвести хорошее впечатление, не сознают, что такая попытка является близорукой, так как врач, как правило, может проверить объективность их утверждений. Скоропалительность поступков вообще характерна для демонстративных личностей. Желание, овладевшее ими, тре­бует своего немедленного осуществления, и они хватаются за пер­вое попавшееся средство; отрицательные последствия, которые могут наступить в будущем, т. е. являются пока предположитель­ными, они вытесняют из своего сознания. Поэтому демонстратив­ные личности живут сегодняшним днем и данным моментом и обычно пожинают от такого поведения больше зла, чем блага...

Многое из того, о чем шла речь выше, обнаруживается преиму­щественно при беседе в кабинете врача. Но не следует понимать демонстративный склад характера слишком односторонне. В прак­тической жизни истерическая черта характера может проявиться совсем иным образом. Так, например, большая приспособляемость к окружающим принадлежит к важным чертам демонстративных личностей. В профессиях, которые требуют способности вжиться в психику другого человека, люди с истерической чертой характера могут работать особенно успешно. Работая, например, продавщица­ми в магазине, они, как правило, прекрасно умеют по-разному под­ходить к покупателю, учитывая характер последних. Эта способ­ность, вероятно, основывается на том, что они очень хорошо умеют отрекаться от самих себя и от своего собственного характера, что они могут полностью отвлечься от того, приятен им тот человек, с кото­рым они имеют дело, или неприятен, присущи ли ему взгляды, сход­ные с их собственными, стоит ли на такой же жизненной позиции, как они, или представляет собой личность совсем иного склада. Обычно человек реагирует на окружающее в духе своего собственно­го характера, который далеко не всегда хорошо согласуется с харак­терами других людей. Демонстративные личности, напротив, могут полностью отречься от самих себя, могут легко войти в положение другого человека, проявляя по отношению к нему готовность сде­лать все, что только может быть ему приятно.

Этим объясняется способность демонстративных личностей завоевывать расположение окружающих. Дети, в характере кото­рых присутствует истерическая черта, очень часто становятся «па­иньками», которым прощают их редкие проступки. На самом деле эти проступки не так уж редки, просто они совершаются там и тогда, где и когда воспитатель не может их заметить. По отно­шению к нему такой ребенок проявляет лишь приветливость и послушание. По отношению же к своим сверстникам и другим взрослым «паинька» очень часто оказывается маленьким эгоис­том. Истерические дети враждуют со своими соперниками в шко­ле, причем особенно часто нечестными способами... Воспитатель, со стороны которого такой ребенок пользуется любовью, а потому и доверием, охотно выслушивает его жалобы, если он сообщает что-нибудь плохое об остальных детях. Тайные фискалы среди детей, как правило, люди демонстративного характера. Такое по­ведение продолжается и во взрослом состоянии. Хорошая при­способляемость к окружающим помогает им быстро обзаводить­ся друзьями, по отношению к которым они проявляют свое дру­желюбие, скрывая другие черты своего характера...

Но любезность и обаяние проявляются лишь там и тогда, где и когда это выгодно. По отношению к другим людям, иногда по отношению к тем товарищам по работе, от которых ничего не зависит, они вполне могут проявить свои эгоистические устремления. Если же возникает вражда, то борьба с противником ведется за его спиной, обычно при помощи интриг. Нередко при этом друг на друга натравливаются два человека; одному, с которым истерик общается в данный момент, он льстит, о другом отзыва­ется плохо; встретив второго, он произносит те же самые речи, только с обратным знаком.

Способность к приспособляемости может, таким образом, при­вести к отрицательным проявлениям, если же она выражена в умеренной степени, ее можно оценивать как положительное ка­чество. В трудных ситуациях и при столкновении с трудными людьми эта способность часто помогает сглаживанию конфликта. Так, например, брак может сложиться благоприятно именно пото­му, что одному из партнеров свойственна демонстративная спо­собность к приспособлению. Особенно следует подчеркнуть то об­стоятельство, что истерический характер оказывает благотворное влияние на способности в сфере искусства...

...Я имею в виду прежде всего профессию актера. Патологи­ческие лжецы и аферисты являются прирожденными актерами, только играют они свои роли не для того, чтобы доставить людям радость, а для того, чтобы их обмануть. Понятно, что человек, который так хорошо играет свою роль, что ему удается ввести окружающих в заблуждение, мог бы играть на сцене. Правда, у истерических актеров, несмотря на их способности, часты случаи ухода со сцены, связанные с тем, что актер, если он хочет иметь успех, должен много трудиться...

Менее понятно, почему истерическая черта характера идет на пользу не только актерам, но и людям других областей искусст­ва. Но, с одной стороны, для всех художников, к которым я в широком смысле этого слова отношу и писателей, чрезвычайно полезна способность вжиться в то, что они изображают, если, на­пример, поэт живет в том же образе, который он создает. С дру­гой стороны, демонстративный характер идет на пользу фанта­зии, которая возникает из свободного образа мыслей...

Педантические личности

Сверхпунктуальный характер, который в сильно вы­раженной форме ведет к ананкастической психопатии, прямо про­тивоположен демонстративному характеру и отличается недоста­точной способностью к вытеснению. Если истерики действуют ско­ропалительно в тех случаях, в которых им еще следовало бы по­размыслить, ананкасты не в состоянии принять решения даже тогда, когда для этого существуют все предпосылки. Они стремят­ся, прежде чем начать действовать, взвесить все до последней мелочи, они не могут исключить из своего сознания ни одну мель­чайшую возможность, которая могла бы привести к более удачным решениям, иначе говоря, они не способны к вытеснению и поэтому испытывают затруднения перед попытками. Таким об­разом, истерической мгновенной решительности противостоит ананкастическая нерешительность. Вопросы, которые человек со сверхпунктуальным характером задает себе, не доходя до конеч­ного результата, в какой-то степени важны, вытеснение дается ему трудно лишь тогда, когда он видит опасность навлечь на себя неверными поступками нечто неприятное или, напротив, поме­шать чему-либо приятному.

Если из этого развивается невроз, колебания по-прежнему ос­таются связанными с важными решениями, но та опасность, кото­рая заставляет отодвигать решение, постепенно становится все менее и менее серьезной. Женщина ананкастического склада, ко­торая удаляет из помещения, где находится грудной ребенок, все острые и колющие предметы, действует еще с известным основа­нием, стараясь предупредить возможные опасности для ребенка. Но если она вообще не может заниматься ребенком из опасения причинить ему вред, хотя оснований для беспокойства объектив­но почти не существует, то она страдает неврозом навязчивых состояний.

Столь частое при навязчивостях насильственное стремление к мытью занимает особое положение благодаря тому, что мельчай­шие остатки грязи, например бациллы, действительно могут оста­ваться на коже. Если же небольшие и даже ничтожно малые воз­можности вызывают сильные эффекты, это означает, что завер­шилось определенное психологическое развитие.

При отсутствии невроза сверхпунктуальность становится не­достатком, если она достигает уровня психопатии.

Способность принимать решения в этом случае терпит такой ущерб, что человек не в состоянии успешно работать. Его посто­янно одолевают сомнения, он вынужден постоянно перепроверять то, что он сделал, чтобы решить, что это сделано действительно хорошо. В результате этого ананкаст постоянно отстает с выпол­нением своих обязанностей, и его большая, чем у других людей, добросовестность лишь отчасти компенсирует это отставание. Правда, он часто наверстывает свое отставание, добровольно оста­ваясь на сверхурочные часы. Сверхпунктуальность ананкаста может принести сильный ущерб его личной жизни. Когда часы ра­боты заканчиваются, ему бывает нелегко окончательно уйти со своего рабочего места, иногда он возвращается, чтобы проверить, все ли двери заперты и все ли он вообще оставил в предписанном порядке. Если он не уступает этому желанию, то на всем пути к дому он продолжает пребывать в тревожных мыслях о разных делах, которые он должен был сделать в рабочие часы. Особенно часто это возникает в тех случаях, когда ему приходится выпол­нять ответственные задания. Дома он тоже не может освободить­ся от беспокойства; часто те часы перед сном, которые другим людям приносят полный покой, становятся для него часами, ког­да возможно снова погрузиться в мысли об уже сделанной работе или, напротив, в обдумывание того, что предстоит сделать на дру­гой день, и того, каким образом это можно будет лучше всего выполнить.

Обязанности по дому тоже не выполняются им с легкостью. По­добная опасность угрожает женщинам в большей степени, чем муж­чинам, потому что они сильнее связаны со всем тем, что приходится делать по дому. Женщины-ананкасты не просто убирают комнату, как это полагается, уборка проводится со сверхмерной тщательнос­тью и чаще, чем нужно. Само собой понятно, что особенная чистота должна господствовать у них на кухне. Приготовление пищи у ананкастов занимает очень много времени, так как посуда моется, каст­рюли чистятся, крупы перебираются с самой педантичной тщатель­ностью. Посуда моется дважды и трижды подряд, а вода для мытья посуды все время сменяется. Если предстоит появление гостей, убор­ка проводится с еще большей интенсивностью. Много сил тратится на чрезмерное стремление избежать несчастного случая. Женщина, которая ни разу в жизни не забыла перекрыть газ, вынуждена по­стоянно проверять, что она не упустила этого. Иногда она просыпа­ется среди ночи и встает с постели, чтобы еще раз убедиться, что кран закрыт. Точно так же вечером она многократно проверяет, заперты ли двери. Днем, когда ананкаст покинул дом, всплывает вновь подобная неуверенность. Ананкаст часто возвращается с пол­пути, чтобы еще раз, подергав дверь, убедиться, что она действитель­но заперта. И он делает это, хотя не было еще ни одного случая, чтобы он забыл запереть двери. Выключен ли утюг, не остался ли гореть свет в квартире или погребе — эти и подобные вопросы всплы­вают в сознании, требуя проверки. Если ананкастизм приобретает тяжелые формы, человек в значительной степени лишается радости жизни как на работе, так и дома.

Если сверхпунктуальность остается в пределах акцентуирован­ной черты характера, эти отрицательные последствия не наступа­ют. Все, о чем говорилось выше, может иметь место и в случае акцентуированного характера, но лишь в тех пределах, пока по­добные проявления еще не принимают масштаба неразумного. Пока это так, положительные черты такого характера, основой которо­го является стремление к положительности и основательности, сказываются сильнее, чем отрицательные. На службе сверхпунк­туальный человек никогда не сдает работу, если она не выполне­на им самым добросовестным образом. На работе знают эти правила, знают, что на него можно целиком и полностью положить­ся; ему поручают именно такие задания, в выполнении которых решающую роль играет точность. Часто это ответственная работа, которая для ананкаста была бы тяжким бременем, потому что ему приходилось бы опасаться слишком многого, но за которую сверхпунктуальный человек принимается без особых сомнений и выполняет ее так, что начальство остается вполне довольным. Вспомнив, что сверхпунктуальность подразумевает сверхдобросо­вестность, мы поймем, как много однозначно-положительного зак­лючено в такой черте характера. Сверхпунктуальный человек проявляет свои положительные качества и в том, что чувствует себя обязанным работать на своем рабочем месте, не меняя его без самых настоятельных причин. В некоторых случаях он рабо­тает на одном и том же месте многие годы подряд, а иногда и всю жизнь. Это не имеет ничего общего с педантизмом, простая любовь к порядку тоже не является еще признаком ананкастического склада, о чем мы будем говорить далее. По отношению к обязанностям по дому сверхпунктуальный человек также добросовестен, хотя часто передоверяет ответственность за дом жене.

Надо заметить, что сверхпунктуальность проявляется не только в альтруизме, она иногда порождает чрезмерную озабоченность о собственном благе. В слабо выраженных формах этого стремления она может быть положительной чертой человеческого характера. Сверхпунктуальный человек избегает ненужных опасностей, кото­рым он мог бы подвергнуться, старается избежать эксцессов, не пьет слишком много, умеренно курит. При неблагоприятных внешних условиях эта позиция может принять ипохондрическое развитие.

Сверхпунктуальный характер появляется уже в детстве, хотя его грубые проявления еще отсутствуют, так как их прикрывает детская порывистость, при которой реакции на окружающее ско­ротечны. При сравнении с другими детьми сверхпунктуальные выделяются своей добросовестностью и солидностью.

Аффективно-застойный характер

Основой аффективно-застойного, или параноидного, ха­рактера является патологическая задержка аффектов. Чувства, которые имеют наклонность развиваться в реактивную сторону, затихают тогда, когда прекращается вызвавшая их реакция: у яростного, после того как он сможет наказать того, кто вызвал его раздражение, затихает ярость; боязливый освобождается от бо­лезни после того, как ему удается бежать. Если адекватная реак­ция невозможна, то аффект затухает значительно медленнее, од­нако по прошествии некоторого времени в нормальных обстоя­тельствах он все-таки исчезнет, если человек мысленно обращает­ся к другим темам.

У застойных людей это затухание аффекта проходит медлен­но. Мысли о происшедшем постоянно вызывают снова этот аф­фект, он находится как бы наготове.

Случается, что этот аффект не вполне затухает даже спустя недели и месяцы, хотя никакие новые переживания не подкреп­ляют его. Как говорилось выше, не могут быть адекватно отреагированы эгоистические аффекты, потому что они наталкиваются на сопротивление окружающих. По этой причине параноидные люди сверхпамятливы в своей враждебности, они злопамятны, как отзываются о них окружающие.

Альтруистическим попыткам, как правило, ничто не препят­ствует, вот почему в этом направлении аффекты не задерживают­ся. Особенность характера, называемая аффективной застойнос­тью, проявляется во всех тех случаях, где затронуты личные ин­тересы. Сходные явления лежат в основе честолюбия. Аффектив­ная застойность в этой области диагностируется легче всего, так как подверженный ей человек чрезвычайно озабочен своим лич­ным престижем.

Патологическая задержка впечатлений при этом характере имеет место также в отношении радостно окрашенных чувств, поэтому аффективно-застойный человек переживает свои успехи сильнее, чем кто-либо другой. Таким образом, возникает чувство повышенного самосознания, иначе говоря, повышенного себялю­бия. Честолюбие в этом случае представляет собой своеобразную смесь себялюбия и чувствительности. Дело в том, что оно отража­ет не только гордость по поводу того, что уже достигнуто, но одно­временно с этим недовольство, связанное с тем, что то признание, которое человек такого типа ожидал, еще не произошло.

Патологическая задержка неотреагированных аффектов сказывает­ся не только в одиночных реакциях, она одновременно вызывает накоп­ление аффектов. Какое-либо вторичное ущемление воспринимается бо­лее сильно в том случае, когда первое ущемление еще не исчезло из сознания. Так появляется намек на параноидное развитие.

За пределами того, чем занимается психиатрия, параноидное развитие почти что безумного характера связано, прежде всего, с ревностью.

Ревность может овладеть не только мужчиной, но и женщи­ной в тех случаях, когда мужчина двойственно ведет себя; однако у женщин ревность редко становится столь опасной, как ревность мужчины, который чувствует себя не только обманутым в эроти­ческом смысле слова, но в большей степени, чем женщина, ос­корбленным в своем чувстве чести.

Если те идеи, на которых задерживается человек, идущий по пути параноидного развития, не носят характера безумия, они, во всяком случае, часто являются «сверхценными», как называют их со времен Вернике.

Мысль об ущербе, который пришлось понести, например, на почве ревности, идея успеха, которого надо добиваться, может до такой степени завладеть человеком, что он в значительной степе­ни утратит все другие интересы, забудет о всех других целях. В этом случае перед нами одержимость паранойяльных личностей.

Параноидный человек имеет обыкновение слепо настаивать на том, что он считает своим правом; это придает ему характер­ную черту уверенности в собственной правоте — свойство, кото­рое может проявиться в повседневной жизни.

Аффективно-застойный характер может проявиться как положи­тельно, так и отрицательно. Человек может завоевать авторитет среди окружающих тем, что он совершает нечто такое, что отличает его от других людей. Поэтому честолюбие побуждает человека к свершениям. У истериков дело обстоит иначе: они могут быть самодовольными без всяких оснований, путем замещения они могут субъективно создать себе положение уважаемых людей, которого они объективно не занима­ют. Паранойяльные личности не обладают такой способностью к само­внушению, им, для того чтобы гордиться собой, нужно действительное признание со стороны людей. Таким образом, честолюбие аффективно-застойных людей может стать могучим стимулом для позитивных свер­шений. Оно может привести также и к негативным последствиям, ко­торые будут вызваны тем, что стремящийся к цели будет добиваться ее не только своим трудом, но и тем, что он будет принижать и устранять окружающих, в которых видит конкурентов себе самому. При таком поведении честолюбец обычно наталкивается на сопротивление обще­ства; при этом может случиться так, что он одумается и станет снова больше стремиться к достижению цели своим трудом. Однако возмож­но и то, что на первый план выступит и другая черта его характера обидчивость, он будет считать, что ему наносят ущерб, и реагировать на происходящее враждебно. В этом случае явный перевес приобретает негативная сторона аффективно-застойного характера: со всем, что не способствует удовлетворению собственных вожделений, начинается борьба на уничтожение.

Возбудимые личности

Весьма существенны черты характера, вырабатывающие­ся в связи с недостаточностью управляемости. Они выражаются в том, что решающими для образа жизни и поведения человека часто являются не благоразумие, не логическое взвешивание своих поступ­ков, а влечения, инстинкты, неконтролируемые побуждения. То, что подсказывается разумом, не принимается во внимание.

Само понятие влечения можно трактовать обобщенно, усмат­ривая в нем главным образом стремление к разрядке в большей мере физического, чем морального (духовного) свойства. Вот по­чему в таких случаях можно говорить о патологической власти влечений. При повышенной степени реакций этого типа мы стал­киваемся с эпилептоидной психопатией, хотя прямая связь с эпи­лепсией отнюдь не обязательна...

Реакции возбудимых личностей импульсивны. Если что-либо им не нравится, они не ищут возможности примириться, им чуж­да терпимость. Напротив, и в мимике, и в словах они дают волю раздраженности, открыто заявляют о своих требованиях или же со злостью удаляются. В результате такие личности по самому пустячному поводу вступают в ссору с начальством и с сотрудни­ками, грубят, агрессивно швыряют прочь работу, не отдавая себе отчета в возможных последствиях...

По мере возрастания гнева личности с повышенной возбудимостью от слов обычно переходят к «делам», т.е. к рукоприкладству. Бывает, что рукоприкладство у возбудимых личностей опережает слова, так как такие люди вообще не очень склонны обмениваться мнениями... И все же не скажешь, что поступки и действия этих импульсивных лю­дей опрометчивы, скорее наоборот, их досада подспудно растет, посте­пенно усиливается и ищет выхода, разрядки. Уже одна их неповоротли­вость, тяжеловесность... несовместима с быстротой реакций. Наблюда­ется скорее непомерное наращивание аффекта, чем его вспышка... Раз­дражительность, которая свойственна также и холерическим нату­рам, у последних не отличается подобными массированными реакция­ми, она более быстротечна. Когда сердится холерик, у него сразу же проявляется возмущение, протест; возбудимая личность в подобном случае бывает не столько возбуждена, сколько сосредоточена на аффек­те, и то, что этот человек расстроен, часто можно определить по одной лишь мимике. На приеме у врача — а обстановка приема возбудимым личностям обычно неприятна — они чрезвычайно скупы на слова, си­дят, угрюмо глядя перед собой, на вопросы почти не отвечают.

Импульсивность патологического характера относится также и к влечениям в узком смысле слова... Многие из них становятся хроническими алкоголиками. Импульсивны их проявления и в сексуальной сфере...

Вообще, моральные устои в жизни возбудимых личностей не играют сколько-нибудь заметной роли. При «благоприятных» обстоятельствах они нередко совершают нечестные поступки... Уголовные преступления эпилептоидных психопатов-мужчин чаще всего связаны с грубыми актами насилия. У подростков наблюда­ются случаи изнасилования девушек.

Сходство проявлений эпилептоидной психопатии с изменени­ями характера эпилептического порядка проявляется еще и в тя­желовесности мышления. У возбудимых личностей констатируется замедленность психических процессов. Затруднено даже вос­приятие чужих мыслей, так что часто приходится прибегать к долгим и детальным объяснениям, для того чтобы быть правиль­но понятым ими. Особенно бросается в глаза замедленность мыш­ления тогда, когда обследуемому нужно хотя бы немного заду­маться над ответом. Задавая простейшие вопросы, приходится подолгу ждать ответа. Если же предоставить такому человеку воз­можность говорить, не перебивая его, то замедленность проявля­ется в чрезмерной обстоятельности...

Тяжеловесность мышления, затрудняющая и внутреннее пере­ключение психики, может проявиться и в педантизме...

Более или менее четко проявляющиеся признаки возбудимой личности могут несколько сглаживаться наличием природного ума, однако не настолько, чтобы снять движущую силу инстинк­та... Особенно заметно это у возбудимых детей... Ни в одном из случаев акцентуации другого рода воспитательное воздействие не является столь труднодостижимым... Впрочем, по мере созре­вания личности наблюдается некоторое улучшение. При различ­ных побуждениях и «соблазнах» повседневной жизни у этих лю­дей оказывается достаточно самоконтроля, чтобы удержаться от безрассудства. И лишь при необычных, острых аффективных на­пряжениях самоконтроль исчезает.

Сочетание акцентуированных черт характера

Если в структуре человеческой личности различать свой­ства характера и темперамента, то в вышерассмотренных типах акцентуации личности преобладают свойства характера. Свойства­ми характера определяются направленность интересов человека и форма его реакций, в то время как от темперамента зависят темп и глубина эмоциональных реакций. Четкой границы между темпера­ментом и характером, однако, не существует. Кречмер и Эвальд так­же по-разному подходили к их разграничению.

Например, у возбудимой личности, у которой доминируют пато­логические импульсивные и аффективные реакции, можно усматри­вать в какой-то мере преобладание черт темперамента. С другой стороны, глубина эмоциональных восприятий у эмотивных личнос­тей (см. ниже) сильнее отражается на альтруистических чувствах, чем на эгоистических, обусловливая и некоторые черты их характе­ра. В силу этого я не считаю, что предлагаемое мной деление лично­стей по характеру — на демонстративных, педантических, застре­вающих и возбудимых — является чем-то абсолютным, точно так же как и черты, анализируемые в ряде последующих глав, определяют отнюдь не один лишь темперамент человека.

Сочетания черт

Зная отдельные черты, несложно проследить и их сочетаемость. Однако именно в области характера сочетания некоторых черт отличаются столь явственными особенностями, что их необходи­мо обсудить подробнее.

Усиление, ослабление или варьирование одной черты можно проследить. Предсказать же характер преломления, например воз­будимости у застревающей, импульсивной (возбудимой) или педан­тичной личности, невозможно. Правильно судить об этом можно только на основании практических наблюдений и опыта. Вот поче­му я считаю целесообразным начать с конкретных наблюдений над некоторыми сочетаниями описанных черт характера.

Сочетание демонстративных и педантических черт у акценту­ированных личностей не встречается, поскольку демонстративные и педантические личности противопоставлены друг другу в одной и той же сфере реакций. Для демонстративной личности в состоянии аффекта показательны внезапные действия по типу короткого за­мыкания, в то время как педантические личности исключительно медлительны, объективного наблюдателя их нерешительность по­вергает в полное недоумение. Способность вытеснять из сознания эмоциональные вопросы, не сразу поддающиеся психологическому решению, у демонстративных личностей повышена, у педантичес­ких — резко понижена. Если бы в психике человека имелись черты и те и другие, то неизменно возникало бы нечто нормальное, сред­нее. Наши наблюдения, проведенные на весьма большом количестве пациентов, подтвердили, что людей, обладающих одновременно обе­ими упомянутыми чертами характера, не существует.

Особый интерес вызывает сочетание черт характера демонст­ративной и застревающей личности. Результат при этом бывает различный. Слабость истерика может в известной степени ком­пенсироваться стойкостью и упорством реакций паранойяльной личности, но иногда возможны и деформации психики. Причина заключается, видимо, в социальной двойственности паранойяль­ной акцентуации, при которой возможны как высокие трудовые и творческие показатели, так и бесплодная трата времени на бес­смысленную борьбу. При таком сочетании последняя тенденция нередко особенно ярко проявляется у упорных рентных невроти­ков, которые не только симулируют симптомы заболевания по типу истерического вытеснения, но еще и борются с чисто паранойяль­ным упорством за признание этих симптомов истинными болез­ненными явлениями.

Привожу историю болезни, которую Бергман описал в нашем коллективном труде.

Фрида В., 55 лет, по профессии была сначала модисткой, а затем подборщицей мехов. В 26 лет вышла замуж, за подборщика мехов. Работает то в мастерской мужа, то на стороне с аккордной опла­той. Трудиться, по свидетельству дочери, никогда особенно не любила. Правда, начинала любую работу с большим рвением и удо­вольствием, но вскоре заявляла, что работа оказалась трудной или что ее безбожно эксплуатируют. После замужества большую часть времени не работала, а занималась домашним хозяйством, но и здесь сама не справлялась. Муж страдал от ее сварливости и вечного нытья. После очередного скандала она ложилась в постель и разыг­рывала больную. Муле часто покидал дом, в конце концов у него появилась связь на стороне. В 50 лет В. подала заявление о разво­де. Уже после развода судилась с мужем из-за шубы, которую тот якобы отказывался ей отдать. Постоянные волнения и переутом­ление вызывали у В. головокружение. Она почувствовала себя не­трудоспособной, начала хлопотать о пенсии, но в пенсии ей отказа­ли. В. обжаловала отказ, ей снова отказали. Однако В. не возвра­тилась на работу, она живет на алименты, получаемые от мужа. Однажды В. ехала в поезде. Поезд резко затормозил, и она удари­лась головой. Об этом «несчастном случае» и его последствиях имеется много противоречивых показаний самой В. Объектив­ным можно считать лишь свидетельство медицинской сестры, которая видела В. в медпункте на главном вокзале: сестра сооб­щила, что у больной на голове было несколько шишек. Когда боль­ная показалась врачу (через 2 дня после происшествия), он ника­ких наружных травм не обнаружил, но высказал предположение, что головная боль В. связана с пережитой «встряской». «Ослаб­ление зрения», на которое жаловалась В., при офтальмологичес­ком осмотре не подтвердилось. В. считала, однако, что она пере­жила тяжелейшую травму, и подала в суд заявление о денежном возмещении за нанесенные увечья.

За это время «история травмы» успела обрасти новыми под­робностями: во время резкого торможения тяжелый чемодан уго­дил В. в голову, мощным толчком ее отшвырнуло к стене, она ощутила тошноту, изо рта и из носа хлынула кровь, но полнос­тью она сознания не потеряла; сестра из медпункта вокзала провожала В., у которой все тело болело и ныло, до трамвая. Во время врачебного осмотра у нас В. утверждала, что пережитая травма сделала ее калекой. Все жалобы ее были расплывчаты, не­конкретны. Единственным объективным болезненным явлением можно было считать воспаление кожи около левого глаза. Больная все время держалась напряженно и очень враждебно; показывала папку с документами, где были поощрения по рабо­те, различные справки о состоянии здоровья. Она предъявляла претензии не только к железной дороге, но и к бывшему мужу, который «всех настраивает против нее».

Историю «несчастного случая» В. освещала столь же подробно, как и противоречиво. Несколько раз ей указывали на то, что последующая фраза ее рассказа никак не согласуется с предыду­щей, на что она вообще не обращала внимания.

Стоило заговорить с В. о районных врачах, о железной дороге, муже, как она впадала в состояние сильнейшего аффекта, обви­няла всех в непризнании ее прав, грозила подать жалобу в более высокие инстанции с требованием возмещения за потерю работоспособности. Иногда В. всячески старалась произвести врача выгодное впечатление, заявляя, что все врачи, проводившие обследование до него, ничего не понимали и наконец-то ей посча­стливилось говорить с квалифицированным специалистом.

На протяжении всей жизни В. мы констатируем у нее исте­рические черты характера, сопровождающиеся склонностью уйти от жизненных трудностей, особенно от трудовой деятельности. Сначала ее недовольство обрушилось на мужа, затем, когда муж ушел, она искала поддержки у государства. Вечные ссоры в семье, жалобы в суд на мужа после развода — эти и другие факты био­графии свидетельствуют о наличии у В. паранойяльных черт ха­рактера. При хлопотах о пенсии объединились черты обоих типов. В. усиленно демонстрировала симптомы заболевания и с упор­ством добивалась их признания. Вначале речь шла о пенсии по инвалидности. Затем на помощь пришел довольно безобидный случай на железной дороге, став поводом для требования пенсии по увечью. Положительных проявлений застревания у данной больной мы совсем не наблюдаем: возможно, свойственная исте­рикам слабость с самого начала препятствовала трудовым дости­жениям. Можно предположить также, что В. не представилась конкретная возможность удовлетворения своего честолюбия в тру­довой деятельности. Возможно, в молодые годы, когда пациентка с энтузиазмом бралась за ту или иную работу, хорошие трудовые показатели являлись результатом честолюбивого порыва.

Благоприятное развитие личности при определенном сочета­нии черт характера наблюдается в основном тогда, когда стремле­ние к самоутверждению, которое свойственно застревающим лич­ностям, осуществляется по демонстративному типу.

Если эти лица добиваются признания, если им удается найти такую работу, которая не только им нравится, но и обеспечивает возможность находиться в центре внимания, то демонстративно-застревающие лич­ности могут быть на высоте в течение длительного времени.

Следующая пациентка также была описана Бергманом, кото­рый в нашем коллективном труде дал описание ряда комбини­рованно-акцентуированных личностей.

Лизбет X., 56 лет, еще в детстве отличалась недоверчивостью и злопамятностью. Она не могла наладить контакт с соученика­ми, постоянно чувствовала себя обойденной. С возрастом у нее все больше развивалось честолюбие. Став продавцом, она пользо­валась уважением, продвигалась по службе. Директор магазина

поручал ей ответственные участки работы, но с коллегами дело обстояло хуже, многие недолюбливали ее из-за сварливого, своен­равного и злопамятного характера.

В возрасте 24 лет у X. наблюдались типичные истерические реакции по поводу разочарования в любви: она разыгрывала тя­желобольную, позволяла матери баловать, жалеть себя. Но вско­ре она снова приступила к работе и в последующие годы (они проходили без конфликтов) достигла весьма высоких професси­ональных показателей. Связей с мужчинами у нее все эти годы не было. Лишь в возрасте 50 лет она еще раз полюбила, но снова все кончилось глубоким разочарованием. Два года спустя умерла ее мать.

В климактерическом периоде у X. часто отмечалось недомога­ние. Она не могла уже выполнять свою работу так безукориз­ненно, как прежде. Несмотря на это, X. не в силах была отка­заться от авторитетной должности закупщика оптовых то­варов, чтобы заняться более легкой работой. Когда новый дирек­тор назначил в помощницы X. молодую женщину, она восприня­ла эту помощь как знак недооценки ее многолетней работы в торговом предприятии. X. прореагировала на назначение помощ­ницы, грубо-демонстративно — упала с громким криком. После этого у нее появилось нарушение координации движений при ходь­бе. Домой с работы она уехала на такси, а позже постоянно и с большим удовольствием демонстрировала симптомы своего за-• болевания.

При поступлении в нашу клинику X. предъявила перечень своих болезней на восьми страницах. При ходьбе она пользовалась в качестве опоры то палкой, то зонтом, то детской колясочкой. В психотерапевтическом отделении выяснилось, что X. очень хо­чет получить пенсию. Постепенно нам удалось снять симпто­мы истерии, но преодолеть до конца ее внутреннее сопротивле­ние мы не смогли. В конце концов X. почувствовала себя намно­го лучше и даже снова заговорила о работе. К сожалению, мы не смогли обеспечить ей место работы, на котором обследуемой удалось бы выдвинуться, как раньше.

---

Дата добавления: 2015-10-16