Глава 47. – Солнце! О, Боже мой

– Солнце! О, Боже мой! Быстро, ты должна…

Окончательно Мэнни проснулся в полете. Видимо, он соскочил с постели, прихватив с собой покрывало и несколько подушек, и все они разом упали – его ноги, одеяло и квартет пуховок.

Яркий солнечный свет струился сквозь оконные стекла, затапливая его спальню блестящим потоком.

Пэйн была здесь, сказал ему разум. Она была здесь.

Безумно оглядываясь по сторонам, он ворвался в ванную. Пусто. Пробежал через оставшуюся часть квартиры. Пусто.

Взлохматив волосы, он вернулся в постель… а затем понял: черт возьми, воспоминания все еще были с ним. Воспоминания о ней. О Джейн. О Бородатой Сволочи. Об операции и… невероятных ласках в душе. И о Глори.

Какого черта…

Наклонившись, он поднял подушку и поднес ее к носу. Да, Пэйн точно лежала рядом с ним. Но зачем она приходила? И почему тогда не стерла ему память?

Выйдя в прихожую, Мэнни схватил мобильник и… Вот только, он не мог позвонить ей. У него не было ее номера.

Какое-то время он стоял там, в полнейшей прострации. А потом вспомнил, что согласился встретиться с Голдбергом, меньше чем через час.

В подавленном настроении и странно паникуя на пустом месте, Мэнни переоделся в одежду для бега и спустился вниз на лифте. В тренажерном зале он кивнул трем другим парням, тягающим железо или делавшим приседания, и поднялся на беговую дорожку, которую обычно использовал.

Он забыл свой чертов iPod, но в голове была каша, поэтому между его ушами все равно не царила тишина. Начав бег, Мэнни пытался вспомнить, что случилось прошлой ночью после того, как он принял душ… но ничего не добился. Хотя, головная боль не нагрянула. Из чего, казалось, следовало, что черная дыра была натурального происхождения – спасибо алкоголю.

На протяжении тренировки ему пришлось пару раз подрегулировать машину – некоторые ослы, очевидно, перенастроили чертову штуковину, и ремень ослаб. При достижении отметки в пять миль Мэнни озарило, что у него нет одышки. Но, может, в голове вертелось столько мыслей, что он был слишком отвлечен, чтобы заботиться о какой-то боли.

Когда Мэнни сошел с беговой дорожки примерно через пятнадцать минут, ему понадобилось полотенце, и он направился к стопке около выхода. Один из качков подошел туда одновременно с ним, но с уважением отступил.

– Ты первый, приятель, – сказал он, протягивая руки, уступая.

– Спасибо.

Вытершись и направившись к двери, Мэнни на миг остановился, осознав, что никто не двигается. Все бросили свои дела и пялились на него. Быстро посмотрев вниз, он понял, что не страдал от неисправной работы гардероба. Какого черта?

В лифте Мэнни потянул ноги и руки с мыслью, что смог бы пробежать еще десять… пятнадцать миль. И, не смотря на выпивку, он, очевидно, все-таки вздремнул ночью, потому что сна не было ни в одном глазу, и чувствовал он себя полным энергии, но это – работа эндорфинов. Даже когда ты разваливаешься на части, бег лучше кофеина… или похмелья.

В итоге он, несомненно, свалится где-нибудь, но будет волноваться об этом, когда истощение возьмет свое.

Полчаса спустя, Мэнни зашел в «Старбакс» на Эверетт, где много лет назад впервые встретился с Голдбергом – конечно же, маленькая кафешка тогда еще не разрослась в огромную сеть. Парень был выпускником Колумбийского университета и подавал заявление на интернатуру в Святом Франциске, а Мэнни состоял в вербовочной комиссии, которую созвали, чтобы заполучить ублюдка – Голдберг тогда был звездой, а Мэнни хотел создать сильнейшее отделение в стране.

Встав в очередь, чтобы заказать большой латте, он осмотрелся. Тут была целая куча народу, но Голдберг уже занял им столик у окна. Не удивительно. Этот хирург всегда рано приходил на встречи – он, возможно, сидит тут уже добрых пятнадцать, двадцать минут. Но парень не выискивал в толпе Мэнни, а рассматривал бумажный стакан, будто пытался силой мысли сдвинуть свой капучино.

А… все ясно.

– Мануэль? – позвал парень за стойкой.

Мэнни забрал свой заказ и начал пробираться сквозь кофеманов, галерею стаканов, CD и треугольных белых подставок, указывавших на специальные заказы.

– Привет, – сказал он, сев напротив Голдберга.

Хирург поднял взгляд. И внимательно осмотрел его:

– Эээ… привет.

Мэнни глотнул кофе и откинулся на спинку стула, изогнутые бруски которой врезались в позвоночник.

– Как ты?

– Я… в норме. Боже, ты потрясно выглядишь.

Мэнни потер щетину на подбородке. Какая ложь. Он не почесался побриться и оделся во флисовую фуфайку и голубые джинсы. Едва ли сойдет для обложки журнала.

– Давай без шуток. – Мэнни сделал еще один глоток своего латте. – Что ты хотел мне рассказать?

Взгляд Голдберга метался по всем направлениям. Пока Мэнни не сжалился над ним:

– Они хотят, чтобы я взял отпуск, так ведь?

Голдберг прочистил горло:

– Руководство больницы думает, так будет лучше для… всех.

– Они предложили тебе побыть главным, да?

Он снова прокашлялся:

– Эээ…

Мэнни поставил стакан на стол:

– Все нормально. Нет, серьезно. Я рад… ты прекрасно справишься.

– Мне жаль… – Голдберг покачал головой. – Я… Это просто так неправильно. Но… ты всегда можешь вернуться, знаешь, позже. Кроме того, отдых пошел тебе на пользу. То есть, ты выглядишь…

– Потрясно, – сухо сказал Мэнни. – Ну-ну.

Вот что люди говорят тем, кого жалеют.

Какое-то время они пили свой кофе в тишине, и Мэнни стало интересно, думал ли парень о том же, о чем и он: Боже, как же все изменилось. Когда они были здесь в первый раз, Голдберг нервничал так же, как сейчас Мэнни, но причина этого была в совершенно другом. Кто бы мог подумать, что Мэнни отправят на скамейку запасных. Тогда он целился на самый верх, и ничто не могло его остановить… и не остановило.

Из-за чего эта просьба от руководящего состава стала для него сюрпризом. Вообще-то, он не был так уж расстроен. Он чувствовал себя… как-то отстраненно, будто все происходило с кем-то, кого он однажды знал, но с кем давно потерял связь. Да, все это серьезно, но… ему пофиг.

– Что ж… – Его оборвал зазвонивший телефон. И то, как Мэнни задергался, чтобы вытащить эту штуку, будто флис на нем загорелся, показало, что действительно имело для него значение.

Но звонила не Пэйн. А ветеринар.

– Я должен ответить, – сказал он Голдбергу. – Две секунды. Да, Док, как… – Мэнни нахмурился. – Серьезно. Ага. Да… да… ага… – Улыбка медленно расползлась по его лицу, пока он не засиял, как прожектор. – Да. Я знаю. Это гребаное чудо.

Повесив трубку, он посмотрел через стол. Брови Голдберга покорили высоты его лба.

– Хорошие новости. О моей лошади.

И эта пара бровей взлетела еще выше:

– Не узнал, что у тебя есть лошадь.

– Ее зовут Глори. Она породистая.

– Ого. Ничего себе.

– Я люблю скачки.

– Не знал об этом.

– Да.

На этом разговор о личном закончился. И Мэнни понял, как много они говорили о работе. В больнице они с Голдбергом часами трепались о пациентах, персонале и управлении отделением. Сейчас? Им почти нечего было сказать друг другу.

И все же он сидел напротив очень хорошего мужчины… который, возможно, станет следующим главой хирургии в больнице Святого Франциска. Совет директоров, конечно, проведет поиски национальных масштабов, но выберут именно Голдберга, потому что другие хирурги, пугливые, предпочитавшие стабильность, знали его и доверяли ему. И им следовало. Голдберг блистал техникой в операционной, был подкованным руководителем и даже более сдержанным, чем сам Мэнни.

– Ты прекрасно справишься, – сказал Мэнни.

– Что… ох. Это ведь временно, пока ты… знаешь, не вернешься.

Парень, казалось, верил в это, что было проявлением его доброй натуры.

– Ну, да.

Мэнни поерзал на стуле, и, по-другому скрестив ноги, огляделся… и увидел трех девушек напротив. Им было по восемнадцать или около того, и, как только он встретился с ними взглядом, они захихикали и опустили головы, будто бы не пялились на него.

Испытывая такие же чувства, как в спортзале, Мэнни перепроверил себя. Неа. Все еще совсем не голый. Какого черта…

Когда он поднял взгляд, одна из них встала на ноги и подошла к нему:

– Привет. Моя подруга считает тебя горячим парнем.

Эм…

– Эээ, спасибо.

– Вот, ее номер…

– О, нет… не надо. – Мэнни взял клочок бумаги, который она положила на стол, и сунул его обратно ей в руку. – Я польщен, но…

– Ей восемнадцать…

– А мне сорок пять.

При этих словах у девушки отвисла челюсть:

– Быть. Не. Может.

– Нет. Может. – Он провел рукой по волосам, задумываясь о том, когда это он решил податься в «Сплетницу» или еще что в этом же духе. – И у меня есть девушка.

– Вот как, – улыбнулась девица. – Ничего страшного… но ты мог бы просто сказать. Не обязательно лгать о том, что ты старпер.

На этой ноте она медленно отчалила, и, когда села обратно за свой столик, оттуда раздался коллективный стон. А затем Мэнни получил парочку подмигиваний.

Он посмотрел на Голдберга:

– Дети. То есть, ну, в самом деле.

– Эм. Да.

Ладно, пора положить конец этой неловкости. Выглянув в окно, Мэнни начал планировать свой уход…

В стекле он увидел отражение своего лица. Те же высокие скулы. Тот же квадратный подбородок. Те же самые губы и нос. Те же черные волосы. Но что-то было не так.

Наклонившись, он понял… его глаза были…

– Эй, – тихо произнес он. – Я сгоняю в туалет. Присмотришь за моим кофе до нашего ухода?

– Конечно. – Голдберг с облегчением улыбнулся, будто был рад и стратегии отступления, и заданию. – Не торопись.

Мэнни поднялся и подошел к уборной, общей для обоих полов. Постучавшись и не получив ответа, он открыл дверь и включил свет. Закрывшись и приведя в действие вентилятор над головой, он подошел к зеркалу с небольшим знаком «Сотрудники должны мыть свои руки».

Свет был прямо над раковиной, перед которой он стоял. Ради всего святого, он должен был выглядеть дерьмово, со впалыми от истощения щеками, с мешками, в которые можно набрать вещей на неделю, и кожей цвета хумуса.

Но не это показывало зеркало. Даже со скуднейшим флуоресцентным светом, падавшим на него, Мэнни выглядел на десять лет моложе, чем себя помнил. Он определенно светился здоровьем, будто кто-то прифотошопил раннюю версию его головы к нынешнему телу.

Сделав шаг назад, он вытянул руки перед грудью и присел, давая тазобедренному суставу возможность выпрямиться и завопить. Или бедренной кости, которую подверг серьезным нагрузкам меньше часа назад. Или спине.

Никакой боли. Ничего не прихватывало. Не заломило.

Его тело источало энергию.

Мэнни подумал о том, что пару мгновений назад сказал ему по телефону главный ветеринар, голос мужчины был растерянным и в то же время взволнованным: «Она восстановила кость, и копыто самопроизвольно излечилось. Будто травмы вообще не было».

Господи… Боже. Что, если Пэйн использовала свою магию на нем? Пока они были вместе? Что, если она излечила его тело от времени… переведя часы не просто на месяцы, но на десятилетие назад, и никто из них даже не отдавал себе в этом отчета?

Мэнни схватился за крестик, висевший у него на шее.

Когда кто-то постучал в дверь, он спустил воду, а затем повернул кран, чтобы не казалось, будто он занимается чем-то отвратным. В оцепенении выйдя из уборной, он кивнул кругу женщин, желающих зайти внутрь, и пошел обратно к Голдбергу.

Сев на стул, Мэнни вытер вспотевшие ладони о коленки джинсов.

– Окажи мне услугу, – сказал он бывшему коллеге. – Я бы не попросил об этом кого-то другого…

– Говори. Что угодно. После всего, что ты для меня сделал…

– Я хочу, чтобы ты устроил мне медосмотр. И сделал несколько сканов.

Голдберг немедля кивнул:

– Я не собирался этого предлагать, но считаю это хорошей идеей. Головные боли… забывчивость. Нужно выяснить, есть ли… повреждение. – На этом парень остановился, будто не хотел начинать спор или показаться ненормальным. – Хотя, Боже, серьезно… не помню, чтобы ты выглядел так здорово.

Мэнни прикончил свой кофе и встал на ноги, чувство срочности не имело ничего общего с кофеином.

– Пойдем. Не занят сейчас?

Голдберг был прямо рядом с ним.

– Для тебя у меня всегда найдется время.

Дата добавления: 2015-10-13