Любовь иночкина

Петербург – город бесконечных перспектив.

И тупиковых брандмауэров!

Почему наши славные футуристы, проходя мимо огромных глухих стен, не подумали о возможности использовать эти пустующие плоскости для своих дерзаний? Ведь писал же Владимир Маяковский:

Улицы – наши кисти.

Площади – наши палитры.

Идея стала осуществляться в эпоху постмодерна.

«Стародеревенская визуализация» Любови Иночкиной – ошеломительное вторжение искусства в городской пейзаж: его одухотворение и преображение.

Впечатлённый мощью замысла, я живо представил себе, как художница в подвесной люльке расписывают стену – запросил её на этот счёт.

Оказалось – фотошоп.

Не суть важно!

Любовь Иночкина поставила своеобычный эксперимент, который – я в этом убеждён – даёт ключ к пониманию важнейших аспектов её станковой живописи.

На брандмауэр перенесена – с грандиозным увеличением – картина «Первый». Точней, её вариация.

Мы знаем: изменение масштаба – его укрупнение – обычно оказывается разрушительным для художественного замысла.

Здесь – наоборот!

Картина как бы выламывается из рамок – требует расширения своего жизненного пространства – обнаруживает свойство растучести, жажду экспансии.

Есть ли тут предел?

Думается, что в принципе – потенциально – картина может расти без ограничений. Вплоть до эйнштейновского горизонта событий! Впрочем, она готова выйти и за его черту, увлекая нас в иномирные – трансцендентные – измерения.

Иночкино – инаковое.

Фамилия мастера настраивает нас на запредельную ноту.

Сказанное выше фантастика?

Скорее эвристика!

Вспомним, что русскому авангарду присуща космогоническая установка – художник как бы примеряется к роли демиурга, творящего новый Универсум.

Любовь Иночкина развивает – и ведь как утвердительно, победительно – эту весьма нетривиальную линию.

Предлагаю свою поэтическую интерпретацию картины «Первый».

Спираль галактики, раскручиваясь, превращается на наших глазах в спираль геликона – из его раструба выплёскивается энергия. Тема дана символически – в антропоморфном преломлении: две длани, похожих на языки пламени, рвутся в открытое пространство – их мановением созидаются сонмы миров.

На брандмауэре этот мотив усилен по сравнению с картиной.

Здесь больше простора!

И потому креативный размах ещё раздольней – ещё результативней.

Экспрессия витков захватывает зрителя. Кажется: и ты вовлечён в процесс миротворения. Переживаешь чувство возвышенного.

В диалоге Платона «Тимей» о демиурге сказано следующее: «Это тот, кто взирает на некий образец, и по этому образцу создаёт космос».

Такой образец – или архетип – стоит и перед умственным взором Любови Иночкиной. На его основе она строитсвою модель Вселенной. Меньше всего это похоже на иллюстрирование чего-то прочитанного. Процесс идёт изнутри – направляется бессознательным.

Здесь уместна гендерная нота.

Амазонки русского авангарда – Любовь Иночкину вижу в их числе – являют особую чувствительность к архетипам.

Конечно же, это связано с женской природой – с её сакральной предназначенностью: творить и поддерживать жизнь. Ведь что мы слышим от современных психоаналитиков? Откровения могут даваться через детородное чрево – помимо рассудка.

Францискус Кёйпер показал: мифопоэтический космогенез – это проекция эмбриогенеза. Его смутного припоминания!Архетипы транслируются из плодоносного лона – и получают на уровне сознания небывалое оформление.

Шандор Ференци утверждал: прапамять влечёт нас обратно – в материнскую глубину. Не там ли завязался архетип Рая? На пренатальной стадии мы имели максимум комфорта. Но учёный идёт ещё дальше: в зове uterus он слышит зов моря – колыбели жизни.

В картинах Любови Иночкиной мы находим параллель этим смелым идеям.

Мировая сфера в «Райском месте» похожа на амнион – зародышевую оболочку.

Слева мы находим аллюзию бёклиновского «Острова мёртвых»?

А это дымящие трубы?

Земля вся как есть была лазурным Парадизом – мы привнесли в него и смерть, и деструкцию.

Околоплодная жидкость близка по составу морской воде.

Картина «В глубине» – максимальное погружение: интуиция художницы достаёт до того уровня, где первичный океан порождает бесчисленные формы – матрицей для них служат всё те же предвечные архетипы.

Какое разнообразие!

С выходом жизни на сушу оно закономерно уменьшается.

Космическое безвесие, о котором писал Казимир Малевич – океан как бы предвосхищает его, раскрепощая формотворческий поиск. Картины художницы передают этот момент: гравитация в её работах сходит на нет – структуры парят, левитируют.

Отсылка к супрематизму тут очевидна.

Однако формальное у мастера насыщается содержательным: язык авангарда начинает работать на передачу сложных философских идей.

Чёрная утроба земли тоже получает у Любови Иночкиной самобытное образное переосмысление. Её космос – как и у Платона – суть организм. Причём плодущий, фертильный!

Бытие только вынашивает нас?

А подлинное рождение ожидается в инобытии?

Метафизический план отчётливо просматривается в творчестве Любови Иночкиной. Иначе и быть не может, ибо её творчество – мистериально. А что проявляет архетипы лучше мистерий?

«Там где Эвридика»: прекрасная картина посвящена орфическим таинствам.

Элизиум!

Среди его искусств должна первенствовать аппликация – ведь это мир теней. Неожиданный луч, брошенный сюда Орфеем, провозвестит о Христе: воскрешение во плоти возможно.

Начинается подъём в царство света.

Орфей держит Эвридику за руку.

Эта деталь варьируется – рефреном проходит через картину.

Заметим: связь не разрывается и в тот роковой момент, когда Эвридика – по словам Овидия – умирает второй смертью.

Композиция полотна вполне соответствует архетипу Arbor Mundi с его трёхуровневым строением: вот хтонические слои – вот царство живых – вот занебесная перспектива.

Целостный охват яви – с включением в неё нижнего и верхнего миров – соприсущ лучшим работам Любови Иночкиной. Это русское: всеполнота – всевмещение – всеединство. Максимализм русского авангарда художница восприемлет по линии прямой наследственности.

Чёрное – синее – красное – зелёное – голубое: цвета в картине «Там где Эвридика» получают архетипическое наполнение.

Каждый ведёт свою партию.

Похоже на светомузыку.

Орфеевую светомузыку!

Наличие синестезии в реакции на картину подчёркивает её мистериальность. Ведь зрелые мистерии – спектр примеров широк: от Элевсина до А.Н. Скрябина – стремятся к синтезу искусств.

О картинах Любови Иночкиной хочется говорить в терминах музыки. Да, это будут метафоры – но в нашем случае они граничат с точной аналогией. Холсты – будто мембраны: вибрируют, вызывая звуковые ощущения. Оркестровка блестящая! Полихромия – или полифония: это становится амбивалентным.

Все мистерии – вспомним Озириса, Адониса, Христа – пророчат о бессмертии. Они пытаются приподнять завесу, опущенную как раз там, где проходит гробовая черта. Любовь Иночкина делает это с палитрой в руках. Творимая ею мистерия органично вписывается в древнюю традицию. Осовременивает её!

Картина «Смертные и бессмертные» изоморфна – как сущностно, так и композиционно – картине «Там где Эвридика». Одинаковые по размерам (120х80), они воспринимаются как диптих – просятся на два соседних брандмауэра. Или на два облака. Или на две галактики!

В «Смертных и бессмертных» пересекаются два жеста: адорации – руки вскинуты вверх и ныряния – руки рассекают глубину.

Некогда Гераклит изрёк парадоксальное: «Путь вверх и путь вниз один и тот же».

Координаты внутри круговорота становятся относительными?

Любовь Иночкина откликнулась на эту идею – но можно сказать так: из круга Екклезиаста её вырвала стрела времени. Или спираль развития.

Вроде как это философские абстракции.

Но они перевоплощаются в абстракции живописные – становятся элементами художественного языка.

Никакой литературщины!

Любовь Иночкина философствует формами, линиями, красками. Сущее через её творчество даёт откровение о себе.

Куда устремился красный ныряльщик?

К только что снесённому Ovo Mundi?

Вот оно – уже надтреснутое.

Сейчас вылупится Вселенная-Феникс.

Это её отправляет в полёт Матерь Мира?

Оба вектора здесь несут одинаково положительный смысл.

Хотя мы знаем: движение вниз обычно ассоциируется с ростом энтропии – альтернативой ему будет подъятие, возвышение, вознесение.

Жизнь – против смерти.

Космос – против хаоса.

Столкновению этих тенденций посвящена картина «Противостояние».

Нам явлена диалектика в красках.

Не выхолощенная до понятий, а живая, чувственная, эмоциональная диалектика!

Онтологические напряжения передаются непосредственно холсту.

Прорисовываясь, наведённые свыше силовые поля предопределяют построение композиции – задают её динамику.

Энергетический потенциал картин огромен.

Это биоэнергия.

Бергсоновский élan vital – знаменитый жизненный порыв – питает картины Любови Иночкиной.

Картина «Освоение пространства» может быть трактована так: жизнь распространяется вдаль и вширь – материя исподволь превращается в органическую ткань.

Это первая намётка Преображения.

Ведь жизнь обрела родовое бессмертие!

Следующий шаг – бессмертие личное: это наша энтелехия – предельная цель эволюции. Во имя её достижения биосфера трансформируется в ноосферу.

Картина фиксирует этот переход.

Художница комментирует В.И. Вернадского?

Разве что задним числом.

Г.В.Ф. Гегель тут сказал бы так: Абсолютная Идея познаёт себя в творчестве Любови Иночкиной – рефлексирует ключевые этапы своего становления. И опять-таки: делает это не отвлечённо, а значимо для эстетического чувства – обращается прежде всего к нему.

Покоряет картина «Солнечная система». Пифагорейская гармония сфер получает в ней совершенно необычную интерпретацию. Мы видим не концентрическую схему, что традиционно, а горизонтальное рядоположение – как бы парад планет. У них общая аура – это одна совокупность – нам предстаёт сверхорганизм.

Континуум жизни!

У Любови Иночкиной он простирается в бесконечность.

Формообразование у художницы биологично.

Вспомним нашу милую Alchimilla vulgaris – манжетку обыкновенную. Перед распусканием её листья похожи на туго сложенные веера. Нечто подобное мы находим и в картинах Любови Иночкиной – веерное раскрытие присуще многим её композициям.

Многоцветные планки!

Они придают работам художницы сказочную фееричность.

Но почему среди праздничных красок порой восходят чёрные солнца?

Конечно же, эти кромешные зияния символизируют максимум физической энтропии – но подчас в их семантику входят экзистенциальные тона: за ними стоят противоречия человеческой культуры, которая всё чаще заболевает страшным недугом – танатофилией. Влечением к смерти!

Трагизму ноосферы посвящена картина «В Хорватии». Историческое время в ней уплотнено – разные эпохи сопряжены: это эхо войн Александра Македонского – это затмение из «Слова о полку Игореве» – это реалии Европейского союза.

Боль веков спрессована в картине.

Катастрофы природные – и катастрофы социальные: конечно, здесь нет эстафеты – но инвариантов масса.

Катастрофы и разрушают, и созидают.

Большой Взрыв был катастрофой для вакуума.

Однако благодаря ему возникло чудо Вселенной.

Как эти интенции выразить средствами живописи?

Обратим внимание на то, что среди элементов формообразования у художницы большую роль играет структура, похожая на клин.

Человечество знает это орудие более 9000 лет. Оно закрепило в материале освоение невидимых сил – сделало это предметно, выразительно. В инструментарии природы изначально присутствовало нечто подобное клину.

Художница мастерски расклинивает пространство!

Мы вправе сказать так: клин – это как бы луч наоборот.

Первый сужается – второй расширяется.

Геометрически они сходны.

Лучи и клинья сложно перемежаются в космосе Любови Иночкиной. Иногда кажется, что они мимикрируют друг под друга. Или переходят – претворяются – друг в друга. Этим обогащается восприятие, умело направляемое мастером на коллизии бытия – на его изначальную антиномичность.

Глядите: в пустоту вклинилась Вселенная – лучевидно рванулась вперёд.

Мы это видим на картинах Любови Иночкиной.

Лучизм – клинизм – вееризм: оттолкнувшись от Михаила Ларионова, мы через игру понятий хотим передать новизну стилистики, творимой мастером.

Яркая амазонка!

КОДА

Иночкина!

Вы из иномира?

Это он в сияньи золотом

Брезжит мне? Орфеевая лира

Слышится за каждым полотном.

Это Вам –

Певца расположенье!

Двинувшись из вашей мастерской,

Красота творит Преображенье

Непонятной силой колдовской.

Я о высшем!

Я о потаённом!

Космос для нетления открыт.

Мастер не об этом ли с Платоном

В чутких сновиденьях говорит?

Приложение

Дата добавления: 2015-10-13