Исторический роман

Адзинов Магомед

На берегах моей печали

Исторический роман

… Давным – давно, у чистых вод,

Где по кремням Подкумок мчится,

Где за Машуком день встает,

А за крутым Бешту садится,

Близ рубежа чужой земли

Аулы мирные цвели,

Гордились дружбою взаимной;

Там каждый путник находил

Ночлег и пир гостеприимный;

Черкес счастлив и волен был.

Красою чудной за горами

Известны девы были их,

И старцы с белыми власами

Судили распри молодых,

Весельем песни их дышали!

Они тогда еще не знали

Ни золота, ни русской стали!...

М.Ю.Лермонтов «Измаил-Бей»

Книга 1

Горец по неволе

Глава 1

Утренняя прохлада еще пряталась в густых кронах деревьев, а солнце уже поднялось из-за гор и сияло в голубом, без единого облачка, небе, обещая наполнить своим теплом землю и все живое на ней.

- Эй, Машуко. Пошли в лес за лещиной, - послышалось из-за плетня, и через минуту показалась детская головка, затем еще несколько.

Мальчик, лет десяти, увлеченно замерял высоту саженца грецкого ореха. Оказалось, что за последнюю неделю деревце выросло на два пальца. Юный садовод был доволен. Он выпрямился и повернулся к товарищам.

- Некогда мне, - деловито сказал он, - мне еще надо абрикосы собрать.

- А в ночное поедешь?

- Нет, сегодня не наша очередь, а на водопой коня поведу. Вот только отец приедет.

- Ладно. Тогда мы пошли, - головы ребятишек за плетнем исчезли, а мальчик взял корзину и пошел в глубину сада.

К вечеру отец привез сено, и Машуко до темна помогал ему. На следующий день он обещал взять его с собой. Уже в сумерках отец подсадил Машуко на коня, и он погнал быков на водопой. Жаль было, что не успел вместе с товарищами и пропустил скачки, которые они устраивали каждый вечер. Однако мальчик не слишком расстраивался, успокаивая себя тем, что завтра тоже будет день, и он все наверстает. Но его планам не суждено было сбыться.

Ночью в селении поднялась тревога. Отряд грабителей угонял лошадей. Мужчины быстро собрались и бросились в погоню. Через некоторое время стали загораться дома. Турлучные хижины, крытые камышом, вспыхивали от малейшей искры. Вскоре огнем занялось все селение, и тогда пришла настоящая беда.

Отряд крымских татар вошел в селение и стал хватать всех - и людей, и скот. Немногие мужчины, оставшиеся защищать их, погибли в неравном бою.

Все знали, что стариков и грудных детей они убьют. Угонят только тех, кого можно продать, особенно молодых девушек и мальчиков. Спрятаться можно было только в рослой уже кукурузе, и Машуко с матерью, как и многие другие, бросились в густые заросли. Мальчику было всего десять лет, но он считал себя уже мужчиной. Ему стыдно было прятаться, когда надо было биться с врагом, но мать крепко держала его.

Резня продолжалась недолго, отряд татар схлынул как морская волна. Люди осторожно стали выходить из своих укрытий. Машуко выскочил одним из первых. Схватив увесистую палку, он побежал в сторону околицы. Он был почти счастлив, когда увидел, отставшего от своих татарина, который гнался за соседской девушкой, красавицей Цуцой. Всадник приподнялся на стременах и метнул свой аркан.

Машуко неожиданно выскочил из-за угла наперерез татарину, размахивая своей палкой. Конь метнулся в сторону. Грабитель, не выпуская из рук аркана, стал заваливаться. В это мгновение аркан обхватил тело Цуцы, и она дернула его со всей силы, пытаясь вырваться. Это погубило всадника. Он свалился с испуганной лошади на кол, торчащий из плетня. Мальчик бил его своей палкой нещадно, пока мать не остановила. Татарин был мертв – кол пронзил его насквозь и торчал из спины.

Этой ночью над селом не умолкал плач. На следующий день хоронили погибших. Машуко чувствовал себя полноправным мужчиной, и никто не оспаривал этого. Он с гордостью ожидал возвращения отца, представляя, как тот будет рад за него.

Прошло несколько дней. Мужчины вернулись, отбив свой табун. В это время Машуко с другими мальчишками, уцелевшими от набега, ездил за лозой для плетней. Нужно было заново отстраиваться. Когда он вернулся, над шалашом, где они с матерью ютились, слышалась песня-плач по погибшему отцу. С тех пор Машуко перестал участвовать в играх сверстников. Все обязанности мужчины он взял на себя и в дальнейшем никто не мог упрекнуть его в чем-либо предосудительном. Пришло время, и он стал участвовать в походах. Иногда, объединившись с несколькими товарищами, он ездил в дальние города по торговым делам. Он приумножил хозяйство, несколько раз участвовал в набегах на дальние племена под началом местного князя. Его стали ценить за мужество и отвагу, к его мнению прислушивались, но с каждым разом он становился все молчаливее.

Ему не нравились грабежи, хотя это не считалось зазорным. Наоборот, восхваляли наиболее удачливых наездников, об их успехах говорили во всех кунацких. В народе набег был возведен в культ, хотя сами же и страдали от них. К тому же многочисленные попытки разного рода завоевателей поработить племена адыгов заставили их всегда быть начеку. Мужчины племени всегда были при оружии и в любое время готовы выступить в поход.

В народе более всего ценились мужество и доблесть, хотя и добытое имело значение. Однажды Машуко во время набега замешкался. Увидев ползущую посреди улицы пожилую женщину, он соскочил с коня и поднял ее на руки, но она, не желая принимать помощь от грабителя, с проклятиями отхлестала его по щекам. Он сдержал гнев и все же убрал старуху с дороги, но никогда уже не мог забыть ни ее взгляда, ни ее слов.

Все чаще он задумывался над тем, что каждая похвала его мужеству и удачливости для кого-то оборачиваются слезами и горем. Это привело к конфликту с князем. В очередном походе Машуко настоял на том, чтобы угонять табуны только князей и уорков. Это занимало больше времени поскольку они лучше охранялись. В результате два человека погибли, один из них – уорк, был другом князя.

Все были подавлены гибелью товарищей, а князь затаил недоброе. Хотя никто открыто и не обвинял Машуко в происшедшем, его все реже стали приглашать в набеги.

В его кунацкой* становилось все меньше гостей, а потом и вовсе стало пусто. Машуко не очень тяготился этим, но мать, не зная причины отдаления односельчан, очень переживала. Впрочем, самые близкие друзья, хоть и не так часто как раньше, все же не забывали о нем.

Однажды, в начале лета, они пришли с тревожной вестью, что большой турецкий отряд бесчинствует на землях соседнего племени. Все знали, что турки приходили большими и вооруженными до зубов отрядами и не щадили никого, кроме тех, кого брали в плен для продажи. Справиться с ними отрядом одного племени было трудно, но адыги сопротивлялись отчаянно, хотя и несли огромные потери.

В тот же вечер, друзья решили отправиться на помощь соседям и предложили всем, кто пожелает присоединиться. Многие с воодушевлением выразили согласие. Однако, князь, будучи предводителем, разгневался, что решения принимают без согласования с ним какие-то крестьяне, и не только не поддержал, но и недвусмысленно дал понять, что не одобряет участие в этом предприятии.

Адыги народ свободолюбивый и независимый в своих решениях и поступках, но ссориться с князем охотников нашлось немного, и друзья отправились небольшим отрядом навстречу своей судьбе. Перед отъездом, Машуко, выбранный предводителем, как самый опытный воин, проверил снаряжение. У каждого были лук и стрелы, шашки, кинжалы и пики. У некоторых были и дротики. Машуко остался доволен, и на рассвете отряд из семи всадников поскакал на юг, в предгорья.

Все они были молоды и мечтали о подвигах, о которых будут рассказывать вечерами в гостевых домах и даже слагать песни. Машуко понимал состояние своих друзей, но он, участвовавший в нескольких походах, знал, что добыть славу не так просто, и был озабочен тем, как исполнить задуманное без потерь.

На следующий день, к закату солнца они пересекли границу племени. Кони и люди утомились, и Машуко, не откладывая до темноты, стал присматривать место для ночной стоянки. Вдали показалась темная полоса леса, и всадники пришпорили коней. По пути, объехав небольшой увал, они увидели кошару. Недалеко паслась отара.

Пожилой мужчина, видимо, чабан, увидев неожиданно появившихся всадников, заволновался и схватился за лук. Но Машуко остановил своих друзей в отдалении и поехал вперед. У кошары он спешился и поднял руку в приветствии. Чабан ответил и пригласил быть гостем.

Они беседовали согласно обычаю, соблюдая все условности. Наконец, чабан понял, что у путников цель самая благородная, и настоял, чтобы отряд переночевал на кошаре. Он крикнул своему напарнику и через некоторое время, годовалый ягненок варился в котле. Чабан рассказал им все, что слышал о турецком отряде и с сожалением закончил:

- Вас мало и вы молоды и вряд ли сумеете их одолеть, но цель ваша достойна уважения и дай бог, чтобы ваше счастье взяло верх, а удача была на вашей стороне. Жаль, что я всего лишь раб и не могу присоединиться к вам. Я слышал, что турок больше ста, а может, и двести воинов, - чабан рассказал, также, что захватчики бесчинствовали в верховьях Псыжа (Кубани), теперь они, должно быть, подходят к землям абадзехов.

Машуко не был в тех местах и старик как мог, объяснил дорогу. Даже попытался предположить, как можно опередить турок.

- Скажи, отец, - спросил Машуко, - как они от самого моря могли добраться до наших мест? Неужели адыги, зная об их намерениях, пропустили их? Я вовсе не допускаю мысли, что наши люди могли испугаться.

- Ты прав, мой мальчик, - старик пристально посмотрел на Машуко. - Конечно, турки могли обманом пробраться в глубь Черкесии, но в это вериться с трудом. Скорее всего, у них были проводники из ногайцев, а может быть, адыги. Всякие люди бывают.

Ночью разразилась гроза. В горах непрерывно сверкали молнии. Проливной дождь не очень беспокоил друзей, бурки надежно защищали от любого ненастья.

На рассвете, поблагодарив гостеприимного чабана, отряд продолжил свой путь. Отдохнувшие кони в понукании не нуждались, а молодые люди, получив достоверные, по их мнению, сведения, горячились в предвкушении скорой схватки.

Машуко скакал молча, снова и снова обдумывая все, что узнал накануне. После часа пути уже в предгорьях, он остановился. Осмотревшись, принял левее и поехал по берегу реки поросшем ивняком. Он пришел к выводу, что захватчиков они нагонят к полудню. С наскока они могли только сложить свои головы, поэтому он решил опередить противника и подготовиться к встрече.

Часом раньше полудня они подъехали к месту, где, по словам чабана, могла быть переправа. Машуко велел спешиться, а сам отправился к высокому холму, который возвышался в двух сотнях шагов от реки.

На холм он поднялся с западной стороны. Недалеко от вершины спешился, оставил коня и поднялся наверх. Место для наблюдения было очень удачным. Дорога и на восток, и на запад просматривалась довольно далеко. Машуко лег в траву и внимательно стал осматривать подножья гор, по которым проходила дорога.

Склоны были покрыты сплошным лесом, местами он выходил по речным долинам, которые прорезали предгорья, на равнину. На расстоянии часа пути мирно паслись олени. Поодаль Машуко увидел вереницу движущихся черных точек - кабаний выводок шел на водопой. Мир и покой царил в округе. В синем небе степенно парили орлы. Жаворонки чистым звоном вели свою нескончаемую песню. Краснохвосты кузнечик доверчиво прыгнул Машуко на руку. Он сорвал травинку и дотронулся до усов кузнечика. Гость не принял игры и скакнул прочь.

Вдали, на северо-востоке виднелось селение, словно шляпой накрытое сизой дымкой. Не пожар ли, забеспокоился Машуко, но, присмотревшись, понял, что это бытовой дым, который держится над каждым селением.

Вдруг показалось, что доносится гул, а потом и ощутил, как по земле отдавалось, будто скачет табун лошадей и совсем недалеко. Машуко приподнялся. Никакого движения не было, но теперь он ясно слышал приглушенный топот. Он замер в ожидании, пытаясь определить, откуда доносится шум. Прямо перед ним из-за небольшого холма выехал всадник и, увидев Машуко, резко остановился. Парень бросился к коню, а к первому всаднику присоединился еще один.

Машуко уже оседлал коня, готовый к любому повороту. Посовещавшись, один из незнакомцев остался на месте, другой быстрым шагом поехал к Машуко. Это был широкий в плечах и тонкий в талии высокий мужчина. Машуко видел, что у них одежда и сбруя, адыгские, и, не ожидая злого умысла, тронул навстречу. Они съехались почти вплотную и стали левым боком друг к другу. Машуко, видя, что вновь прибывший старше, приподнялся с седла, поднял полусогнутую ладонь к виску, потом, приложив к сердцу, приветствовал его. Незнакомец учтиво ответил. Познакомились. Мысост, так звали нового знакомого, был уорк из абадзехов. Цель у него была та же, что и у Машуко. Резонно было объединиться. По слухам отряд турок насчитывал не меньше ста всадников.

Они быстро договорились. С Мысостом было десяток, закаленных в походах бывалых воинов. Он был несколько разочарован, увидев, что в отряде Машуко молодые парни. Наверное, он ненароком выдал свои чувства. Один из спутников Машуко снял лук и ловко подстрелил ворону, сидевшую на ветке шагах в двадцати. Другой, подстрелил еще одну.

- Хватит, хватит, - торопливо остановил Мысост разгорячившихся парней, - вы всех ворон перебьете. Вижу, оружием владеете хорошо, но турок не ворона и ждать, пока его подстрелят, он не будет. Не обижайтесь, не в гости едем, а потому прошу вас держаться среди моих людей. Я доверяю вам, но они опытнее и кое-чему у них можно поучиться.

Два отряда слились в один. Мысост был доволен. Теперь это была внушительная сила. Отряд выехал на дорогу и двинулся на восток. На расстоянии полета стрелы впереди ехали шупэхутэ – дозорные всадники. До вечера им никто не встретился. Несколько речушек переехали не останавливаясь. Мысост раньше бывал в этих местах и на ночь решил остановиться в устье небольшого ущелья поросшего кустарником. Здесь и кони и люди были укрыты.

- До верховьев Кубани еще дня полтора пути легкой рысью, - сказал он Машуко, - здесь начинается лес. Нужно полдня, чтобы пройти его. Очень удобное место для нападения на врага. Но мы до сих пор ничего о нем не знаем. Надо выяснить, где они находятся и сколько их.

- До ночи еще немало времени, - молодой человек жаждал действий, - и у нас есть запасные кони. Я могу поехать вперед до встречи с ними и выяснить все. Тогда мы будем знать, как поступать дальше.

- Да, это правильно. Знаю, что и ты устал, но надо ехать. С собой возьми Паку, он хороший следопыт. В драку не ввязывайтесь. За лесом, почти до самой Кубани, открытое место, будьте осторожны.

Не теряя времени, Машуко с Пакой на запасных конях выехали из лагеря. Вскоре дорога ввела их в лес. Вековые чинары нависали над дорогой, не давая лучам солнца пробиться к земле. Дорога была вязкой, и Машуко, опасаясь оставлять следы, съехал на лесную тропу, которая вилась в стороне от дороги. Не больше чем через час они выехали к броду через небольшую, но бурную речку. Машуко не понравился брод, сквозь прозрачную зеленоватую воду виднелись большие валуны. Поразмыслив, он направился вниз по реке и скоро нашел переправу вполне безопасную, но довольно глубокую. Благополучно перебравшись на правый берег, они поехали шагом, чтобы кони могли обсохнуть после ледяного купания. Вскоре снова начался лес.

Машуко рассудил, что турки передвигаются не так быстро со своей добычей. Они не могут чувствовать себя в безопасности, поэтому будут продвигаться как можно дольше, но ночью в лес не войдут. Где-то недалеко должна быть стоянка. Их основной добычей были молодые женщины и мальчики. Без отдыха они не смогут одолеть переход к побережью. Как правило, среди пленных мужчин не бывало. Адыги предпочитали смерть неволе. Всегда имея при себе оружие, мужчина дорого отдавал свою жизнь.

Машуко внимательно изучал и запоминал дорогу, примечал места удобные для засады. Они уже довольно долго ехали по лесу, когда вдруг тропа неожиданно пересекла дорогу, затем снова, и так несколько раз. Она была почти прямой, а дорога изобиловала поворотами. Разгадка была рядом - небольшая речка, тихая в течении, но глубокая, извивалась вдоль дороги. За очередным поворотом дорога пошла под уклон, пересекла речку и снова в гору. Мысост был прав, этот лес прекрасное место для засады. Здесь можно было истребить не один десяток врагов. Молодым воином овладело нетерпение, хотелось немедленно сразиться с неприятелем. Он начал строить планы, но тут же спохватился, турки еще не обнаружены, а уже начало смеркаться. Смущенный своей горячностью оглянулся на товарища. Пака внимательно разглядывал дорогу.

- Можно ехать дорогой, - сказал он, - глина кончается. Следы будут незаметны, можно пришпорить коней.

Так и сделали. Смеркалось, когда лес кончился. Взошла луна. Каменистая дорога серебрилась у подножья горной гряды, отделяя от нее невысокое плато. В узком пространстве между гор топот копыт многократно повторялся эхом. Пришлось съехать с дороги и продолжить путь по обочине гораздо медленней. Разведчиков это не устраивало, и Машуко свернул на взгорье.

Небольшие холмы и распадки, сменяя друг друга, оставались позади. Под мерный стук копыт Машуко отдался своим мыслям. Ему не надо было теперь следить за дорогой. Пака уверенно держал путь, а Машуко все глубже уходя в свои мысли, думал о нелегкой доле адыгов. В эти дни он проехал половину Черкесии и видел земледельцев, озабоченных полевыми работами, скотоводов, пасущих тучные стада, цветущие сады и зеленеющие поля. Не было ни больших дворцов, ни военных укреплений. Народ жил мирно, занимаясь делами насущными. На чужое адыги не зарились, довольны были своим. Так было всегда, сколько помнит Машуко. Но не проходило года, чтобы кто-то из соседей или дальних стран не нападал на адыгов. Иногда даже не успевали отстраивать сожженные селения, как приходилось отбиваться от нового нашествия. Чаще всего это были кочевые племена. Машуко не мог понять, чего не хватало им, ведь у них было достаточно и скота и выпасов в бескрайних степях от правобережья Кубани до Тэна и Итили. А что искали здесь турки? Ведь, по тому, что он слышал о них, это была огромная и богатая страна, с большими городами и роскошными дворцами. Почему не живется им в мире и покое, наслаждаясь своими богатствами? Кроме невольников им здесь позариться было не на что. Ради этого они за тридевять земель приходили проливать и свою и чужую кровь. Неужели это было для них настолько дорого, что они, не считаясь с огромными потерями, из года в год повторяли набеги? Машуко вышел из раздумий, когда волнистой линией показался край плоскогорья. Пака придержал коня и поехал шагом.

- Плато кончается, - предупредил он, - подойдем к краю осторожно. Там, внизу, течет река и далеко просматривается долина.

В который раз Пака удивлял Машуко своим умением ориентироваться в ночи. Вот и сейчас он уверенно свернул в распадок и выехал на увал, полого спускающийся в долину. Всадники остановились.

Сверкающей извилистой лентой река бежала на север и исчезала вдали. Чуть ниже того места, где дорога упиралась в нее, русло изгибалось подковой. В этой излучине широким кругом горели костры. Машуко насчитал двенадцать. Разведчики предположили, что это турецкий лагерь. Машуко показалось, что перед кострами стоит ограждение из сцепленных повозок и арб, но сказать уверенно не мог, было слишком далеко. Ниже по течению стоял большой табун лошадей – врагов было намного больше чем они предполагали. Заметив, что Машуко хочет говорить, Пака приложил палец к губам:

- Говори тише. В горах не знаешь, где и кто тебя может услышать. Здесь есть овражек. По ней незаметно спустимся вниз.

Пака тронул повод, послушный конь начал спуск, но Машуко остановил товарища.

- Нельзя вдвоем, тем более на лошадях, спускаться. Луна слишком ярко светит. Ты останься здесь, а я подберусь к лагерю и все разузнаю. Там двоим делать нечего. Ну и если случится что-нибудь, должен остаться вестник, - сделал короткую паузу, размышляя, и добавил, - если бы я был на месте этих людей, я бы обязательно поставил дозорных здесь, наверху.

Пака спорить не стал, он не нуждался в подтверждении своего мужества. Оставив его с лошадьми, Машуко, где, пригнувшись, где ползком, используя любую тень, стал подбираться к лагерю. По пути попалось русло ручейка, и по нему он подполз почти к самому костру на берегу реки.

Их предположения оправдались. Это был действительно турецкий лагерь. Они расположились подковой, уверенные, что со стороны реки им не грозит опасность. Лагерь был большой и цепь повозок и арб не мог перекрыть всю излучину. По краям до реки оставалось открытое пространство шагов в пятнадцать. Машуко отметил, что глупо было оставлять такой просвет с обеих сторон, но это ему было на руку.

Вокруг каждого костра он насчитал по десять – двенадцать воинов. В глубине, ближе к реке, стоял небольшой шатер. Там, наверное, располагался предводитель. Внутри огненного круга вповалку лежали невольники. Сколько их, Машуко определить не смог, огонь слепил глаза. «Хорошо бы напасть на врага здесь и утопить в реке», - подумал Машуко и стал придумывать план нападения. Он узнал все, что мог и теперь надо было скорее вернуться к своим.

Машуко снова нырнул в канавку ручья и тут случилось непредвиденное. Одному из турок понадобилось отойти по нужде. Встав из-за костра, он в этой кромешной тьме совершенно ослеп и, сделав пару шагов, споткнулся, но на ногах устоял. Товарищи громко захохотали. Машуко вынул кинжал. Турок продолжал идти, спотыкаясь на каждой кочке, в изобилии нарытых кротами. Никто не обратил внимания, когда, не найдя опоры он свалился в канаву прямо перед Машуко. Не раздумывая, он вонзил кинжал в грудь врагу. С негромким стоном турок испустил дух. Машуко осмотрелся - вокруг было спокойно. Труп лежал в двух шагах от реки и Машуко аккуратно спустил его в воду. Пака уже волновался за товарища, хотя отсутствовал тот не слишком долго. Когда Машуко неожиданно возник перед ним, он удивился:

- Как же я тебя не заметил? Я все время смотрел в твою сторону.

- Я не стыжусь, когда нужно проползти и на животе, - с улыбкой ответил парень и серьезно добавил, - наше дело дороже моего самолюбия. Поехали, я все узнал. Я думаю, нам к рассвету надо успеть вернуться.

- А что так долго или случилось что?

- Да турок один свалился на меня, - и, заметив выжидающий взгляд, с легкой бравадой сказал, - все тихо, он решил поплавать.

- В таком случае, держись за мной, не отставай. Я бывал в этих местах и знаю дороги, - отозвался Пака и тронул коня. О том, что неприятельский дозор, поставленный здесь, наверху, погубила излишняя болтливость, он промолчал.

Возвращались, минуя лес, ни себе, ни коням не давая передышки. К полуночи они были в лагере. В ночной прохладе от коней и седоков валил пар. Мысост, не дослушав разведчиков до конца, дал команду седлать коней. Машуко хотел высказать свой план, но Мысост перебил:

- По дороге расскажешь. Сейчас с Пакой смените коней, этих оставьте здесь и догоняйте. Я знаю, вы устали, но время терять нельзя. Если успеем до рассвета, наше счастье победило. Мы сможем нанести туркам большой урон. Непростительно упускать такую возможность.

Разведчики быстро сменили коней, но отряд пришлось догонять почти целый час. Небо стало затягиваться тучами, луна все чаще исчезала и земля тонула в кромешной тьме. Машуко закрывал и открывал глаза, но было одинаково темно. Выручал Пака. Он ехал уверенно и быстро.

- Как ты находишь дорогу в такой темноте? – спросил Машуко, - неужели видишь?

- Нет, конечно, - хмыкнул Пака, - я просто доверяюсь коню. Он чует путь, по которой проехал отряд. Даже в снежную пургу это животное находит дорогу. Может по запаху. Не знаю, но конь еще никогда не подводил меня.

Внезапно в горах разразилась гроза. Многократно увеличенный эхом прогремел гром. Казалось, раскалывается небо, смущая души всадников, даже шкуры коней мелко подрагивали. Пака и Машуко с каждым ударом молнии поминали бога грозы Шиблэ, но ни на минуту не замедляли шаг. Гроза прошла стороной и вскоре затихла. На всадников не упало ни капли дождя.

Отряд шел двумя колоннами на значительном расстоянии, чтобы уменьшить шум копыт. Мысост с нетерпением ожидал разведчиков. Зная расположение неприятеля и местность, он уже решил, как будет действовать, но хотел уточнить все детали. Пака был старше и опытнее Машуко и Мысост обратился к нему, но тот кивнул на Машуко.

- Машуко ходил в лагерь, он смел и умен не по годам, - без тени насмешки сказал он, - если и друзья у него такие, можно только радоваться.

Машуко не слышал этого разговора, он ехал, приотстав от старших. Мысост позвал его и стал выспрашивать. Машуко хотел, было предложить свой план, но по вопросам Мысоста понял, что его, сгоряча придуманный план, всего лишь возможность умереть лихо, и был рад, что не успел сказать ничего лишнего. Узнав все, что нужно, Мысост отпустил его. Машуко присоединился к Паке, который ехал во главе колонны. Пака безошибочно вывел отряд в распадок, где недавно они останавливались.

Предводитель велел всем спешиться. Воины, разгоняя кровь, разминали затекшие мышцы. Мысост с Пакой ушли выяснить все ли спокойно внизу. Скоро они возвратились, и предводитель собрал воинов вокруг себя.

- До рассвета остался всего лишь час и, к сожалению, нет времени для отдыха. Разделимся на две группы и подойдем к туркам с двух сторон. Сейчас наше оружие только стрелы. Стреляйте больше по тем, кто находится ближе к реке. Пусть думают, что мы нападаем оттуда, - Мысост говорил размеренно и четко, - после третьей стрелы уходим. В свете костров им нас легко увидеть. Поэтому будьте осторожны. Замрите, умрите, но не дайте себя обнаружить. Не увлекайтесь и не забывайте, что у них много, очень много наших сестер и братьев. Неприятеля намного больше нас. Мы их конечно уничтожим, но не сразу. Сегодня мы должны нанести врагу такой урон, чтобы он потерял уверенность. Группу слева поведут Машуко и Пака, правое крыло поведу я. Собираемся в овраге за поворотом, у дороги. Пака, тебе знаком тот овраг. Если что-то непонятно - спрашивайте.

Послышался одобрительный гул, вопросов не было. Еще немного выждав, Машуко попросил разрешения говорить.

- А что, если мы пустим несколько козлиных бурдюков по реке. У каждого они есть для переправ. В панике, при свете костров, будет трудно разобрать, люди это или просто бурдюки.

- Дело говоришь, - подхватил Мысост, - мы займемся этим. Для вашей группы их появление будет сигналом к атаке.

Быстро закончили последние приготовления. Мысост выделил коновода и отправил на место сбора. Остальных разделил на две группы. Еще раз предупредил об осторожности.

- Помните, мы пришли победить, а не погибнуть. Да помогут нам наши боги. Начинаем.

В группе Машуко вместе с Пакой было семь человек. Как только спустились в овраг, Пака шепнул Машуко:

- Не стесняйся, веди и распоряжайся. Все будет хорошо.

Машуко заволновался. За спиной Паки, как младший, он чувствовал себя раскованно и свободно. А теперь на него ложилась ответственность за семерых воинов, но отказываться не стал. Ведь если бы им не встретился отряд Мысоста, пришлось бы принимать все решения самому, и Машуко уверенно повел свою группу.

Он продвигался по пройденному недавно пути, чуть ли не на ощупь. Несколько раз оглянулся, но в темноте никого не разглядел. Более того, он не слышал даже шорохов. В растерянности он добрался до русла ручейка и облегченно вздохнул. Спутники один за другим скатывались в канавку. Ближайшему товарищу еле слышно шепнул:

- Дальше продвигаемся только ползком по этой канаве. Ни в коем случае не вставать. Передай остальным, - и, не дожидаясь ответа, двинулся дальше.

Они расположились по всей ширине просвета от берега реки до повозок. Машуко осторожно выглянул из канавы: враги спали. Несколько караульных бодрствовали, подбрасывая дрова в огонь. Со стороны повозок, перекрывая треск дров, доносился женский плач и приглушенные крики отчаяния. Два янычара насиловали невольниц. Машуко с трудом удержался, чтобы не броситься в лагерь врага. Впрочем, не он один был на грани срыва. Взгляды его товарищей были обращены в сторону повозок. Пересилив себя, он посмотрел в сторону реки. Отблески костров освещали ее, и бурдюки заметить было несложно. Машуко изготовился к стрельбе в сторону насильников.

- Ты справа, я - слева, - шепнул Машуко соседу, - остальным начинать с караула. Стрелять так, будто напали из-за реки. Приготовились.

Но пришлось еще немного подождать, пока появились бурдюки. Командовать не пришлось, все следили за рекой. Однако ждали выстрела Машуко. Пятнадцать стрел одновременно вылетели из тьмы с обеих сторон, и каждая нашла цель. Раненый караульный свалился в костер и завизжал. Следующий залп ушел в еще спокойный лагерь, но к третьему поднялась суматоха. Машуко понял, что уловка удалась, когда турецкие стрелы, жужжа, стали вонзаться в воду. Хотелось вновь и вновь пускать стрелы по врагу, но надо было уходить, пока турки не опомнились, и оказаться на недосягаемом расстоянии. Теперь впереди был Пака. Он, как всегда, безошибочно нашел дорогу и вывел группу в овраг. Все были возбуждены успешным налетом, хотелось немного расслабиться, но на востоке контуры горных вершин стали вырисовываться на синеющем небосклоне. Пака предупредил:

- Поспешим. Посмотрите на восток. К рассвету нашего духу здесь не должно быть.

Уже поднявшись на плато и не встретив там группу Мысоста, Машуко обеспокоено спросил у Паки, не случилось ли чего.

- Они низом ушли к месту сбора, так ближе и удобнее, - успокоил Пака.

Овраг был широкий, поросший кустарником у самого устья. И кони, и люди были надежно укрыты. С дороги ничего не привлекало внимания. Турецкий лагерь находился за поворотом в несколько полетов стрелы. Машуко заподозрил, что где-то недалеко должен быть вражеский дозор, но Мысост успокоил. Его уничтожили, возвращаясь с налета.

- Хорошее начало, - сказал Мысост, - теперь надо закрепить успех, а заодно выиграть время. Сейчас наши дозорные следят за лагерем. Пока турки не пришли в себя, три-четыре наших воина нападут на лагерь. Обозленные такой наглостью и ночными потерями, они, конечно, захотят их уничтожить. Наши ребята приведут погоню сюда. Не думаю, что их будет слишком много, но, сколько бы ни было, мы их уничтожим. После этого у нас будет время и отдохнуть, и приготовиться к следующей встрече.

Машуко тут же вызвался в налет, но Мысост остановил его.

- Силы человека не бесконечны, ты должен отдохнуть. Есть и другие воины, которые вполне справятся с этой задачей. Не обижайся, без дела не останешься. Уничтожить погоню будет не менее опасно, чем потревожить осиное гнездо.

Решили, что троих всадников будет достаточно, чтобы взбудоражить турок. Все горели желанием схватиться с врагом и вскочили в седла, но Мысост охладил горячие головы, назвав имена самых опытных воинов. Пасмурный день вступил в свои права, когда дозорные сообщили, что в лагере турок, что-то происходит, возможно, собираются хоронить убитых.

- Нам не оплакивать их мертвых, - сказал предводитель, - с богом, братья. Надо успеть пока не обнаружили гибель дозора. Раздразните их посильнее. Удачи вам.

То, что молодежи казалось лихим приключением, на самом деле было опаснейшим предприятием. Трое всадников скрытно подобрались к неприятелю. Как стрелы, спущенные с тетивы, полетели они к лагерю. На скаку обстреляли врагов. Но и янычары не сидели, сложа руки. Приготовившиеся было к молитве турки, смешались. Несколько взлетели в седла. Нападающие завернули дугой перед ними, осыпали стрелами и умчались. Из лагеря взвилась туча стрел вдогонку. Один из адыгов, вскинув руки, выпустил поводья и свесился с седла. Его товарищи придержали коней. Два десятка турок ринулись в погоню. Казалось, догнать их нетрудно. Но снова засвистели стрелы. Один турок вылетел из седла, другой - вскрикнув, схватился за стрелу в предплечье. Третья - попала в лошадь. Она, споткнувшись, упала, внеся в ряды преследователей сумятицу. Вдруг, казавшийся убитым адыг выпрямился в седле и, выпустив стрелу, исчез за поворотом.

Всадники, укрывшиеся в овраге, с нетерпением ожидали появления турок. Кони, будто переняв волнение седоков, фыркая и яростно грызя удила, нервно переступали с ноги на ногу, готовые сорваться с места. И только предводитель невозмутимо расслабленный сидел в седле. Но вот преследователи выскочили из-за угла и, что-то гортанно выкрикивая, оголили сабли. Они настигали беглецов.

Мысост выпрямился в седле, вся его фигура налилась силой. Он, напутствуя молча, посмотрел на своих людей и тронул коня. Засада, пропустив турок, лавой выскочила из-за кустов. Турки на мгновение растерялись, три черкеса, резко осадив коней, встали перед целым отрядом. Турки еще не успели снести их отчаянные головы, когда поняли, что оказались в западне.

Схватка была скоротечной и жестокой. Брызги крови летели в разные стороны. Шашки адыгов были короче и удобнее кривых сабель и, ими можно было колоть. Ни один турок не должен уйти от возмездия. Таков был приказ Мысоста. Чужеземцы понимали, что им пощады не будет, и рубились с отчаянием обреченных, но сила была на стороне адыгов и, в этот раз их оказалось больше. В живых остался лишь один турок, который вместе с рукой потерял и саблю. Никто не стал добивать безоружного. Наоборот, тонким ремешком перетянули культю, чтобы раненый не истек кровью, подсадили на коня и отправили восвояси. У адыгов было несколько раненых, один тяжело. Но к счастью все были живы и могли ехать верхом без посторонней помощи. - Коней не трогайте, не будем обременять себя - сказал Мысост, - пусть янычары сядут верхом. Они пешие воины и в седле не так искусны. Нам легче будет управиться.

Собрав оружие убитых, отряд снова скрылся в овраге и, оказав помощь раненым, спешно ушел в горы.

Погоня турок долго рыскала в окрестностях в поисках налетчиков, но не обнаружила даже следов. Мысост, оставив двоих наблюдать за лагерем захватчиков, увел отряд к лесу кружным путем. Турки долго зализывали раны. Только через два дня они продолжили путь.

Мстители, укрывшись в лесу, успели передохнуть и подготовиться к следующей схватке. Мысост приказал изготовить как можно больше стрел. Извилистая, узкая дорога через дремучий лес, как и предполагал Машуко, была, словно специально проложена для устройства засады. Мысост сам прошел по ней, еще раз обдумывая свой план. Он жалел, что людей у него маловато. В этом лесу можно было уничтожить весь отряд захватчиков.

Вернулись дозорные, наблюдавшие за лагерем. Они сообщили, что первые стычки нанесли неприятелю ощутимый урон. По их подсчетам в строю осталось около ста сабель. Хорошо бы запереть весь отряд врагов в мешок западни, но велика была вероятность, что погибнет много невольников.

Мысост позвал Паку, Машуко и еще несколько опытных воинов на совет.

- Велико желание разделаться с врагом одним махом, - начал он, - но сил у нас маловато. Здесь хорошее место для засады. Упускать такую возможность нельзя. Завалив несколько деревьев спереди и сзади, когда обоз втянется в лес, можно запереть их и уничтожить. Но может погибнуть много наших людей, а еще больше невольников, ведь они безоружны. Как быть? Давайте думать.

У Машуко, как только он впервые проехал этим лесом, зародился план засады, который он урывками раскрывал перед Пакой, но, будучи самым молодым среди присутствующих, скромно молчал, ожидая пока выскажутся старшие. Слово взял Пака.

- Я знаю, у Машуко есть хороший план. Потом он сам расскажет. Я вот что предлагаю. Когда обоз втянется в лес, я с двумя всадниками ненароком выеду навстречу. Они, конечно, заметят. Мы, будто испугавшись, начнем убегать, а они кинутся за нами. Сколько их будет, я не знаю, но какую-то часть мы уведем за собой. Нам бы освободить невольников. Тогда мы могли бы действовать свободнее.

- Что ты на это скажешь Машуко? – спросил Мысост.

- Ближе к концу леса есть узкая длинная поляна, - начал смущенный словами Паки Машуко, - По ней проходит дорога. Если показаться туркам на этом месте, можно увести больше янычар. Но уйти от них будет нелегко. Лес скоро кончается, а впереди довольно тяжелая переправа.

- Это не страшно, - подхватил Пака, - до переправы есть возможность уйти от погони, - и лукаво улыбнулся.

- Перед выходом на ту поляну есть пара ветвистых дубов. Их надо подрубить, чтобы из них сделать непроходимый завал. Второй завал сделать в пределах глинистой дороги. Там одна сторона упирается в обрыв высотой в рост человека, а с другой стороны непроходимый лес. Сама дорога узкая и извилистая. Стрелки могут расположиться на виду друг у друга, в то время как враг из-за многочисленных поворотов не будет знать о масштабах нападения. Сигналом будет падение дерева.

- Быть тебе войсковым князем! – воскликнул довольный Мысост, - это хороший план. А вы как считаете? - обратился он к товарищам. В ответ раздались одобрительные восклицания.

- Тогда не будем терять время, давайте готовиться, - подвел итог предводитель.

Однако до того как войти в лес, турки сделали еще одну остановку. И снова их потревожили адыги, но это были не люди Мысоста. Новый отряд пришел со стороны тех мест, где разбойничали турки. Он был многочисленнее и действовал жестче. Об этом донесли дозорные, которые не упускали из виду лагерь захватчиков. Мысост немедленно отправил к ним гонца предупредить о своих планах и предложил следовать за врагом, чтобы отрезать путь к отступлению во время нападения на лесной дороге. Согласие было получено. На время разбойников оставили в покое, но они теперь со страхом ожидали нападения в любое время и в любом месте. Янычары, по сути своей смелые воины, жаждали сразиться с адыгами, но те появлялись неожиданно и также быстро исчезали.

Адыги приготовились так, как и было задумано. Каждый знал свое место и задачу. Еще за час до того как появился враг, в лесу воцарилась тишина. Не слышно было ни треска, ни шороха, даже птицы успокоились.

Ожидание длилось невыносимо долго, казалось, оно отнимает больше сил, чем необходимо было для боя. Но вот появились вражеские всадники. В первых стычках Машуко не мог рассмотреть их как следует. Он вытер вспотевшие от волнения ладони. Машуко не думал о себе, беспокоился за своих товарищей, которые доверились ему. Один из них уже был ранен в первой стычке.

Горбоносые, со злыми лицами, турки, не произвели на него особого впечатления. Враг как враг. Он с интересом смотрел на их коней, с удивлением обратил внимание на кривые сабли. Как же такие вояки, о которых он так много слышал, не понимают, что адыгские шашки гораздо удобнее для боя, ведь ими можно и рубить, и колоть?

Колонна все больше втягивалась в приготовленный мешок засады. Некоторые обеспокоено оглядывались по сторонам, из-за каждого дерева ожидая нападения. Другие ехали, свесив головы от усталости, в руках у них вместо оружия были плетки, которыми они пользовались непрестанно. Многочисленные невольники, большей частью, связанные группами, изнемогая от усталости, еле передвигали в кровь сбитые ноги. Молодые девушки, как самый ценный товар на рынках, ехали в арбах вместе с награбленным добром. Машуко не увидел никого, кто бы не был окровавлен. Жалость и негодование душили его, ведь это были женщины и дети, в основном мальчики, подростки, но были и девочки.

Машуко сжимал лук, с трудом сдерживаясь, чтобы не спустить тетиву. Но вот с треском упал огромный дуб, стеной перекрыв дорогу, и тут же засвистели стрелы. Машуко вонзил стрелу в шею горбоносому и, не мешкая, достал второго. Раздался громкий клич «Бегите в лес!» и на дороге воцарился хаос.

Машуко хладнокровно посылал стрелу за стрелой в цель, цепко следя за полем боя.

Невольники стали метаться в разные стороны, пока не сообразили, что происходит. Турки, не понимая, откуда грозит опасность, с обнаженными саблями вертелись на месте, давя тех, кто не успел нырнуть в лесную чащу. Один из плененных подростков, схватив саблю убитого турка, стал орудовать ею как заправский рубака. Другой малец уже размахивал плеткой, добавляя страха и боли и без того обезумевшим вражеским лошадям, пока рассвирепевший турок не достал его саблей. Стрела Машуко опоздала всего лишь на мгновение. Вслед за ней еще две стрелы вонзились в турка. Расточительно, на одного три стрелы, но не один Машуко следил за происходящим, и это было отрадно.

Пешие янычары, замыкавшие колонну, оказались между отрядом мстителей, наседавшим сзади и завалом, где беспощадно их уничтожали невидимые стрелки. Они попытались пройти через завал, но за нею было еще хуже. Несколько всадников, привычных к разбою, сообразив, что возмездие будет беспощадным, рванули назад, давя своих пеших товарищей, но и тут их настигали стрелы адыгов.

Жестокое побоище завязалось и на переправе через ручей. При внезапном нападении турки схватились за сабли, но пока они поняли, что их атакуют с деревьев, время было упущено, большая часть захватчиков было уничтожено. Машуко переживал, что не знает, как обстоят дела у Паки. За несколько дней он привык к мудрому и немногословному товарищу. Между тем, как только турки увидели дерзких всадников, бесстрашно выехавших на поляну, более трех десятков рванули навстречу. Наконец-то они имели возможность поквитаться с ними при свете дня. Не принимая бой, Пака, неуклюже, будто в испуге, развернулся и ускакал, увлекая за собой солидную часть турецкого отряда. Мысост тут же завалил подрубленные дубы, разделив силы чужеземцев. Услышав треск ветвей, турки оставшиеся на поляне, поняли, какая опасность нависла над ними. Гнать вскачь волов, запряженных в арбы, невозможно. И они, бросив обоз, умчались вслед за товарищами, преследующими Паку. Невольники, оставшиеся без присмотра, не мешкая, разбежались по лесу.

Пака, зная, что товарищам необходимо время, увел погоню вдоль реки, но, получив серьезную рану, он с товарищами исчез в ивовых зарослях. Когда турки спохватились, они были далеко от лесной дороги, а обоз был разгромлен.

Отряд Мысоста тоже понес потери. Воин, получивший тяжелую рану в предыдущей схватке, был убит, еще несколько адыгов были ранены. Около двух десятков невольников погибли на узкой лесной дороге, зарубленные или задавленные лошадьми. Многие были с сабельными ранами. Мысост, полагая, что турки вернутся к обозу, собрал своих людей и приготовился встретить здесь неприятеля. И снова турки попали в западню. На небольшую поляну выехало с десяток турок, чтобы уже никогда не выйти отсюда. Лишь один сумел проскочить назад, и больше никто не появился на поляне.

Остатки турецкого отряда спешно ушли на переправу, теперь уже опасаясь погони. У Мысоста не было возможности преследовать. Слишком много сил было затрачено на захват обоза и предстояло много других дел. Надо собрать разбежавшихся по лесу спасенных из неволи людей, помочь раненым. И самое главное, надо решить, что делать с освобожденными. Смогут ли они сами добраться в родные места. Нашли несколько раненых янычар. По свойственным адыгам рыцарским канонам, им оказали помощь. Погодя, вернулся Пака. Он был бледен. Стрелу, пробившую ключицу, вытащили. Наложили целебную мазь и перевязали рану. Но чувствовал он себя неважно, хотя и не показывал этого.

До самой ночи собирали женщин и детей и выводили на опушку леса. Здесь в больших медных котлах уже готовили еду освобожденным. Над лагерем раздавались стон и плач. Женщины еще долго не могли успокоиться от пережитого. Кроме того, оплакивали погибших. Мальчики постарше собирали коней и оружие.

Среди воинов царило воодушевление, тяжелый бой был выигран. Мужчины сдержанно вспоминали подробности. Молодежь распирало от гордости, хотелось каждому рассказать о своем подвиге, но приходилось держать в себе свою радость. Не пристало хвалиться мужчине, тем более там, где каждый был героем. Отпустило нервное напряжение, и Машуко почувствовал смертельную усталость. На сердце тяжелым грузом лежала боль невосполнимой утраты. Образ мальчика, размахивающего плеткой, стоял перед глазами. Если бы Машуко был немного расторопнее, мальчик остался бы жив.

Мысост нашел его, когда он со своими товарищами, достав походные сумки, собрались поесть, ведь с утра они даже не вспоминали о еде. Машуко пригласил уорка разделить с ними трапезу и освободил место ближе к лесу. Поблагодарив, Мысост присел, взял кусок просяной лепешки и сыра и, только отведав, сказал:

- Пусть бог пошлет изобилие вашему столу. Машуко, пойдем к Паке, надо посоветоваться.

Пака сидел, привалившись к стволу раскидистой одинокой груши. Машуко с начала боя не встречался с ним. Он учтиво приветствовал друга и справился о здоровье. Очень расстроенный ранением Паки, он сочувственно поглядывал на него, не зная, чем помочь старшему товарищу.

- Пака, как ты думаешь, - начал Мысост, - что нам делать? Боюсь, турки могут напасть на нас ночью. Всем известно, что раненый зверь огрызается яростнее. Даже если и не нападут, то уйдут от возмездия. Отсюда они будут, скрываясь бежать, а ближе к побережью могут натворить бед. Не знаю, что делать. Лучше всего было бы преследовать, но как оставить женщин и детей без защиты.

Пака некоторое время молчал глубоко задумавшись.

- По моим подсчетам, - глаза Паки сощурились, - их осталось не более двадцати-двадцати пяти человек. А сколько у нас?

- Отряд бесленеевцев, который нам помог сегодня, остался без предводителя. Они хотят забрать часть освобожденных и отправиться в обратный путь. Так что нам самим придется заканчивать дело. Ты не обижайся, - Мысост отвел глаза, - вместе с тобой четверо не смогут участвовать в погоне, - Пака побагровел от гнева, но Мысост твердо добавил, - ты всегда был мне за старшего брата, и я не позволю тебе растрясти свою рану. Для тебя найдется дело поважнее.

- Как всегда хитришь, будто советуешься, - успокаиваясь, откинулся к стволу Пака, - а сам уже все решил. Ну, говори, что ты надумал? Хочешь меня оставить с детьми?

Мысост кивнул.

- Хорошо. Пусть, как всегда будет по-твоему. Только помни, что с тобой молодые ребята, друзья Машуко. Это их первый поход. Они должны вернуться домой, - и уже обдумывая погоню, добавил, - за Лабой ты их нагонишь. Скачи до следующей реки. Они долго будут искать переправу, а ты встречай их с левого берега. Ладно, иди, все равно сделаешь по-своему.

Машуко с удивлением обнаружил, что после разговора с Пакой, лицо Мысоста посветлело и снова обрело каменную твердость. Мысост заметил взгляд молодого парня и шепотом сказал:

- Пака мой молочный брат, - и со смешинкой в глазах, погрозил пальцем, - только никому не говори.

Позже Машуко не любил вспоминать жуткую картину гибели остатков турецкого отряда. Решившиеся, наконец, переправиться через бурную горную речку вплавь, турки погибли от рук адыгов, ожидавших их на левом берегу.

Пака ждал возвращения отряда, создав гарнизон из мальчишек, вооруженных луками. Возможно, эти ребята не смогли бы противостоять серьезной угрозе, но они были чрезвычайно горды возложенной на них ответственностью, и ни одна мышь не смогла бы проскочить в лагерь незаметно. Более того, на третий день охраны лагеря, ребята, отправившиеся на поле боя в поисках оружия, привели в лагерь троих связанных турок.

На четвертый день отряд вернулся. Усталые всадники, весело подначивая друг друга, въехали в крепость созданную мальчишками под руководством Паки. После короткого отдыха Мысост собрал всех воинов, и обратился к Машуко:

- Благодарение богу, наше счастье победило, и в этой победе большая доля твоей и твоих товарищей силы и пота. Я рад, что мы встретились. Вы очень облегчили наше дело. Признаться, в начале меня смутила ваша молодость. Я очень рад, что ошибался. Буду горд, иметь таких соратников и в будущем. И если когда-нибудь возникнет необходимость во мне, я надеюсь, что ты обратишься без раздумий.

Машуко скромно поблагодарил, и Мысост продолжил:

- Мы взяли большую добычу и пленных. Освободили больше двух сотен людей. Часть из них ушли с бесленеевцами, остальных необходимо проводить в родные места. С этим справятся мои люди. Вы прибыли издалека и сделали свое дело достойно. Будет справедливо, если вы отправитесь домой. Время терять нельзя. На рассвете отправимся в путь. Сейчас пойдем к нашим пленным, – он легко поднялся.

Мысост подал знак, и к ним присоединились остальные мужчины. Мысост провел их к костру в середине поляны. Здесь мальчишки охраняли пленников. Мысост подошел к ним ближе. Луна уже поднялась, да и на поляне было довольно светло от костров. Машуко увидел, как едва заметно вздрогнул уорк и на мгновение впился зло прищуренным взглядом в одного из турок.

Мысост знал турецкий язык, как и некоторые из присутствующих, но заговорил на адыгском. Однако турки не понимали, или делали вид, что не понимают, и лишь изредка одаривали адыгов высокомерными взглядами. Тогда Мысост, не получив ответа на очередной вопрос, отвернувшись, безразличным тоном сказал:

- Я думаю, их надо утопить и дело с концом,- мужчины сдержанно поддержали.

Вдруг, турок в богатой чалме заговорил по-адыгски быстро, глотая окончания слов, словно боясь, что не успеет высказаться.

- Подождите. Зачем горячиться, мы можем договориться. Я очень богат. За меня хорошо заплатят. Я сам заплачу. За своих людей тоже. Не нужно убивать, это не разумно. Назначьте любой выкуп, - с него слетела вся спесь, последние слова он говорил заискивающе, готовый упасть на колени. Машуко стало стыдно за него. Он отвернулся. Адыги были смущены такой слабостью. В их среде мужчине не позволительно и не достойно так унижаться ради спасения своей жизни.

Мысост, медленно, словно огромный груз давил на его плечи, повернулся к турку:

- Что, Селим бей, вспомнил наш язык? А наш хлеб-соль не помнишь? Может, ты еще не забыл, как гостил в наших селениях и уверял, что более верных друзей, чем турки на земле не сыскать. А может, объяснишь, куда после твоего отъезда пропали десятки наших девушек и мальчиков? Не на них ли ты разбогател? Ведь на турецких рынках они самый дорогой товар.

По мере того, как говорил уорк, на одутловатом лице турка сменялось выражение, как погода на снежных вершинах. Красные глаза сверкали, то звериной ненавистью, то смертельным отчаянием, в них не было лишь надежды. Вдруг колени у него подогнулись, и он упал Мысосту в ноги, но тот брезгливо отступил. Селим бей, уцепившись за полу черкески, полз за ним, моля о пощаде. Он клялся, что никогда больше не ступит на земли черкесов.

Мысост повернулся к своим людям и обвел их вопросительным взглядом. От стыда за чужую трусость, адыги прятали глаза. Наконец, Пака сказал:

- Отпустим его. Пусть идет. Он поклялся своим богом, - народ, безоговорочно доверявший клятве, кто бы её ни давал, согласился с этим доводом.

Мысост помедлил.

- Хорошо, отпустим при одном условии, - турок снова стал сыпать клятвами, - а скажи-ка, как вы сумели пройти почти через всю Черкесию? Кто вам помог?

- У нас были проводники, - с готовностью ответил турок, - но они погибли здесь, в этом злополучном лесу.

Машуко уходил со схода в глубокой задумчивости. Он пытался понять, что за народ эти турки. Адыги даже стон от раны или любой другой боли считали не достойным мужчины. Поведение Селим бея, растоптавшего свою честь и достоинство ради спасения собственной жизни, оставило тяжелый осадок. Машуко вспомнил адыгскую пословицу: «Один человек может уронить честь всего племени, а может и возвысить». Видимо, нет у турок, ни чести, ни достоинства, а злоба и алчность заменяют им все остальные добродетели. У него закралось подозрение, что клятвы Селим бея стоят не дороже его чести.

Машуко снова вспомнил погибшего мальчика. Вот кто достоин был жить, а не трусливый турок, но бог решил по-другому. С этими мыслями парень уснул.

Наутро Машуко с товарищами получили свою долю добычи. Пака, с которым Машуко сражался бок о бок и подружился, пригласил его в гости. Машуко с благодарностью принял приглашение, и друзья, тепло, попрощавшись с недавними соратниками, отправились в путь.

Помимо коней, друзьям досталось еще две повозки с оружием, конской сбруей и прочим добром, а также золото, значение которого для турок и иных народов, объяснил им Пака. Обратный путь занял больше времени. Ехали не торопясь. На ночь остановились у знакомого чабана. Рассказали новости. Старик рад был успешному походу. Машуко предложил ему выбрать из добычи всё, что ему понравится. Старик выбрал лук со стрелами.

Дальнейший путь прошел без происшествий. Через несколько дней, друзья прибыли в родное селение.

Село было небольшое, и все жители знали о походе. Старшие, сожалея, что не поддержали его, беспокоились, ожидая вестей. В гостевых домах округи это было главной темой. И если в родном селе тактично молчали, то в соседних, не стесняясь, осуждали князя, главной обязанностью которого являлась защита своего народа. Князь не мог не знать об этих разговорах, но ничем не выдавая своего недовольства, затаил злобу против Машуко.

К счастью для последнего, во время их отсутствия, селение не подверглось опасности, и князь не мог обвинить их за отсутствие. Новость об их возвращении разнеслась быстро. Кунацкие участников похода были полны соседей и друзей. Собравшимся у Машуко гостям места в доме не хватало. Те, кто моложе стояли у стен, совсем молодые толпились у открытых дверей. Машуко был смущен таким интересом и сдержанно рассказал о походе. Терпеливо ответил на все вопросы. Бывалые односельчане больше интересовались, каким путем они ехали, где останавливались, где встретили абадзехский отряд. Машуко не заметил, как односельчане выпытали у него все подробности похода. Постепенно разговор перешел на поведение воинов других народов в бою.

Племя Машуко располагалось на северо-востоке Черкесии. О бесчинствах турок на побережье Черного моря они были наслышаны, но чаще сталкивались с татарами, калмыками, ногайцами и даже с русскими племенами. Вспоминали о тех, кто покрыл себя славой, и пели песни о них. Таков был уклад жизни этих людей.

Днем они трудились на полях, в садах, по хозяйству, всегда при оружии, готовые в любое время отразить нападение. Уж очень многие зарились на этот благодатный край. Вечерами, собираясь в гостевых домах, слушали сказки, рассказы и песни. Здесь молодежь получала уроки истории своего народа, любви к родной земле, мужества и благородства.

Гости расходились заполночь. Один из старейших, уходя, приотстал от товарищей и негромко сказал Машуко:

- Поостерегись князя. Твой успех для него позор. Он злопамятен и не простит тебе этого. Все знают, что он не трус. Его болезнь - гордыня, а она не лечится.

Поход Машуко с друзьями стал историей. Уже каждый односельчанин мог рассказать о нем в подробностях.

Жизнь Машуко вошла в обычную колею. Братьев и сестер у него не было, приходилось управляться самому со всем, уже не малым, хозяйством. На полевые работы выезжали всем селом. Были мелкие стычки с небольшими группами грабителей, но с ними справлялись легко, без особых потерь.

Мать тихо радовалась успехам сына и твердо решила женить его той же осенью. Она мягко намекнула ему об этом. Машуко и сам уже подумывал о том, что пора обзавестись семьей. К осени, управившись с полевыми работами, он решил отправиться в какой-нибудь город в сторону Крыма. Надо было продать коней и сбрую, привезенные из последнего похода, и прикупить все необходимое к свадьбе.

Однажды Машуко с соседями отправился в ближний лес заготавливать дрова. Оставив арбы на опушке, они стали стаскивать сушняк на поляну. Работа спорилась и, к полудню оставалось нагрузить третью арбу, когда подъехали трое всадников. Узнав, что те едут из окрестностей Машука по торговым делам в сторону Темрюка, сельчане пригласили их к себе. Кабардинцы приняли приглашение с благодарностью и решили остановиться в доме Машуко.

Вечером, как водится, в кунацкой собрались соседи. Всем было интересно узнать новости из дальних краев. Самой большой новостью, что поведали гости, было то, что кабардинский князь Темруко отдал свою дочь за русского царя. Но в селении об этом уже было известно, а особых подробностей гости не добавили. Однако это не смутило ни гостей, ни хозяев, и они после доброго ужина, к обоюдному удовольствию, обменялись новыми песнями и рассказами. Гости, узнав, что у Машуко есть торговые дела, пригласили его составить компанию. Через два дня, управившись с делами, Машуко присоединился к ним.

Тогда он не мог знать, что эти гости, не случайно появились в его доме. Князь, затаивший злобную цель, нанял негодяев, которых всегда можно сыскать в любом народе.

Путешествие проходило спокойно. Машуко все больше проникался доверием к новым друзьям, с ними дорога не обременяла. Ближе к Темрюку они выехали на большую дорогу. Чаще стали встречаться повозки, арбы, группы всадников. Были адыги, ногайцы, татары, иногда проезжал турецкий разъезд, но днем на дороге было спокойно. Новые друзья пояснили Машуко, что это спокойствие обманчиво и ночью нужно держать ухо востро.

На пятый день пути, дорога пошла вдоль довольно широкой реки, с низким берегом, заросшим густым ивняком, а после полудня свернула от реки, и кустарник превратился в густой лес. К вечеру путники съехали с дороги к опушке на ночевку.

У Машуко было пять лошадей и повозка с товаром для продажи, у спутников - десяток верховых коней. Ночами они по очереди охраняли небольшой табун. Этой ночью за ним приглядывал Залим. Это был крепко сбитый мужчина, чуть старше Машуко. Он замечал, что его новый знакомый несколько заносчив, может, даже завистлив. Иногда он ловил на себе недобрый взгляд Залима, когда речь заходила о недавнем походе против турецкого отряда. Этим и ограничивалась его неприязнь, и Машуко решил не принимать ее близко к сердцу, рассудив, что скоро они прибудут на место и их пути разойдутся.

Путники стали устраиваться на ночь, ослабили подпруги, дали коням остыть, напоили и пустили пастись рядом. Залим поехал осматривать окрестности и вскоре вернулся очень довольный. Недалеко от них, впереди расположилась семья адыгов, переезжающая со своим имуществом и малолетними детьми в другое селение. В остальном везде царили тишина и спокойствие. Товарищи посетовали, что, видимо, большая беда заставила семью оставить родной очаг. В разговорах засиделись у костра до полуночи. Перед сном Машуко еще раз, по давно заведенной привычке, проведал своего коня. Заснул он быстро, но спал как всегда чутко. Он слышал, как ночью товарищи поочередно вставали и осматривали округу. Все было как обычно. Между тем, незадолго до рассвета, когда сон особенно глубок, Залим подошел к коню Машуко и ловким движением надрезал подпругу, затем, бесшумно ступая, отошел от лагеря.

Через некоторое время в сгустившейся предрассветной темноте прозвучал клич тревоги. Привычные к походной жизни путники, через минуту уже были верхом на конях. Машуко, проснувшись, в шуме далекой борьбы ясно услышал плач ребенка и в одно мгновение, не раздумывая, взлетел в седло.

Верный конь никогда не подводил, и сейчас, он стрелой летел, повинуясь малейшему движению поводьев. Машуко не заметил, что спутники отстают от него. Осмысливая происходящее, он слышал гул копыт встревоженного табуна, бешеный лай собак и неразборчивые крики людей. Укорачивая путь, он мчался в кромешной тьме, всецело доверившись чутью своего скакуна.

Вдруг наперерез выскочил волк, и конь резко отпрянул в сторону. Надрезанная подпруга лопнула и, Машуко выскочил из седла. Он умел падать, однако не заметил, что летит в овражек, образованный дождевым потоком. Овраг был не глубок, и всадник уже приготовился, прокатившись по земле, вскочить на ноги, но вдруг почувствовал, как сучковатый обломок дерева разрывает его тело, затем резкий удар и глухая темнота поглотила сознание.

Скинув волчью шкуру, Залим поднялся на ноги, подождал приятелей.

- Догоняйте табун,- распорядился он и прыгнул с обрыва. С сожалением, он осмотрел Машуко, тяжело вздохнул и снял с него оружие. Потом, подумав, оставил кинжал. Кисет с золотом он также не тронул. Он не был грабителем, но он был должником князя и, презирая себя, вынужден был сдержать данное слово. Он еще подумал, что надо было б похоронить этого мужественного парня, но ночь была на исходе и злодей, торопясь, покинул место преступления.

Рассвело. Из-за гор вырвались слепящие лучи утреннего солнца, обещая теплый погожий день. Семья переселенцев, пережившая страх ночной тревоги, собирала свои пожитки. Глава семейства, невысокий коренастый мужчина, был рад, что пронесшийся мимо табун, всего лишь поднял переполох в его лагере и, теперь не спеша, собирался в дорогу. Мальчик лет двенадцати, помогая отцу, сновал возле повозки. Женщина хлопотала у костра. Еще двое детишек деловито помогали матери.

Скоро нехитрый завтрак был готов, и женщина позвала мужчин. Муж сел за ана, низкий столик о трех ножках. Пока отец ел, старшие дети пошли за лошадьми, пасшимися неподалеку. Поймав коня, старший мальчик накинул узду и подсадил младшего брата. Мальчонок восторженно окинул взглядом округу и увидел в кустарнике взнузданного коня со свисающими поводьями и указал на него брату.

Вернувшись к своему стану, братья рассказали отцу об увиденном. Тот неторопливо бросил взгляд в сторону кустов и, ничего не сказав, продолжал запрягать. Закончив, распорядился собираться быстрее, а сам направился к оврагу. Конь стоял над обрывом, загребая передним копытом землю. Вытянув шею, он тихонько ржал, будто с кем-то разговаривал. Когда мужчина подошел, животное, фыркая, оскалилось и повернулось к человеку крупом, готовое к нападению. Под обрывом на боку лежал человек. Из его ключицы торчал сучок внушительных размеров, а под осельцом, ближе к затылку, расплывалось темное пятно. Тело лежало в неестественной позе, но кровь еще не застыла и мужчина, спрыгнув в овраг, приложил руку ко лбу незнакомца. Лоб его был теплым, и улавливалось слабое дыхание.

Глава 2

Ближе к полудню переселенцы подъехали к небольшому натухаевскому селу. Глава семейства остановил арбу на краю селения и пешком отправился к князю.

- Меня зовут Жангур, - сказал приезжий, - я из хатукаевцев, свободный крестьянин. Когда-то один из моих предков на поединке убил своего противника. С тех пор пролилось много крови. Сейчас я остался один, но у меня малолетние дети. Я хочу их вырастить. Ищу твоего покровительства с условием, что мои дети останутся свободными.

У князя было небольшое селение, и он быстро сообразил, что для него это весьма выгодная сделка. Он тут же пригласил одного из наиболее уважаемых стариков и объявил условия проживания. Затем Жангур рассказал, что неподалеку нашел раненого человека. Кто он ему неизвестно, но, если не найдутся друзья или родственники, он останется под его опекой до выздоровления.

Князь одобрил решение Жангура и отвел ему место для подворья. Селяне, следуя старинному адыгскому обычаю, собрались и в два-три дня построили дом для новых соседей. Поначалу Жангур часто ловил на себе сочувствующие взгляды, иногда даже неодобрительные, но молчал, не вдаваясь в объяснения. Но вскоре трудолюбивый и спокойно-молчаливый адыг, как говорится, пришелся ко двору. Жена его, Сатаней, тоже быстро поладила с соседками. Только вот детям пришлось трудно, особенно старшему сыну, но и он, после нескольких синяков, среди местных мальчишек стал своим, заняв подобающее ему место.

Тем временем Жангур присматривался к местному укладу и обычаям. Доля переселенца всегда была не простой, надо было неукоснительно соблюдать местные порядки и традиции. Ошибиться нельзя, всегда найдется любитель позлословить. Приезжий обычно на протяжении всей жизни оставался чужим. Ему не дозволялось и десятой доли того, что простилось бы местному, каким бы уважением он ни пользовался. Князь селения оказался сторонником союза с турками. К нему часто приезжали из Анапы турецкие вельможи. Но Жангуру было не до политики. Добр

Дата добавления: 2015-09-07