Мара — губительница Перуна

(Марья Белая Лебедь, Авдотья Лиходеевна, Маринка, Середа.)

У Перуна была и другая супруга — злая колду­нья из нижнего мира, ко­торая несла ему лишь несчастья. Ее языческое имя в точности неизвестно. Предположительно оно было связано, как v»Mo-раны, с корнем «мар/мор». По­тому условно назовем ее Мара. Это слово у славян означает «привидение», а также злого духа, давящего людей во сне (родственно фр. cauchemar, «кошмар», англ. nightmare). Сродни ей кикимора (мара, маруха) — злая домовиха, связанная также с болотом. Лужицкая Мара, впрочем, до­брая богиня (Морана?).

Индоевропейские корни ner/nor и mer/mor связаны с плодородием, мужской силой, водой (морем) и в то же время со смертью. Отсюда целый ряд мифологических имен и названий: Марс (Маворс, Мармар, Мамурий, Мамерк и др.) — италийский бог войны и плодородия, Нерио — его жена, богиня любви и войны; Норея — богиня плодо­родия и воды у племени нориков (на верхнем Дунае); Нерта — германская богиня воды и земли; Ньёрд — бог моря, отец божеств плодородия Фрейра и Фрейи; инд. пага-ka, тохар, пате — «преисподняя» (ср. славянское «нора»). Словом, корни эти охватывают нижний, подводно-под-земный, мир во всем его многообразии: мир жизни и смер­ти, куда ложится зерно и уходят покойники, откуда выра­стают-воскресают растения, спасая от голода крестьянина и его скот.

Миф о Перуне и Маре хорошо сохранился в былине о Михаиле Потыке. Архангела Михаила народ считает громовником, а «потык» означает «птица» (древнерус. «потька»). Крылатый архангел (позднее — герб Киева) мог ассоциироваться с орлом или вороном — птицами Перуна.

Герой былины, собирая дань, встретил царевну Авдотью Лиходеевну (Марью Лебедь Белую) — язычницу и кол­дунью. Они поженились, и Марья взяла с Потыка клятву: уйти в могилу только вместе. Вскоре она умирает, и ее хо­ронят в обширной могиле вместе с Михайлой и его конем. Под землей Лиходеевна превращается в огромную змею, и Потык ее убивает. Либо появляется змей, богатырь одо­левает его, воскрешает жену и выходит с ней на белый свет.

Примечательны календарные сроки всех этих событий. Потык встречает Марью весной, уходит с ней в могилу осе­нью (в начале сбора дани), а выходит весной, на Пасху. Не случайны и имена героини. День Авдотьи (Евдокии) — 1 марта (чешские Летницы). Лебеди прилетают весной. Эти птицы связаны с нижним миром: ночью Солнце плывет под землей в ладье, запряженной лебедями.

Но злоключения влюбленного богатыря только начина­ются. Его жену похищает чужеземный царь Иван Окуль-евич (или Ахрамей). Трижды Потык догоняет похитителя, возвращает Марью, и трижды она опаивает его вином с зе­льем, а затем губит: хоронит живьем, превращает в камень, распинает в подземелье. В первый раз Михаила спасают другие богатыри, во второй — св. Николай, в третий — Анастасия, сестра похитителя. Только после этого богатырь убивает Марью и ее любовника и женится на своей спаси­тельнице.

Былина весьма напоминает и «Марью Моревну», и «Ивана Годиновича». Совпадают даже имена героинь (Марья, Настасья[37]) и похитителя (Ахрамей). Царь-де­вица тоже носит подобные имена (Настасья, Белая Ле­бедь). Быть может, данная былина — еще один вариант мифа о Даждьбоге и Моране? Но против этого говорит имя главного героя, не солярное, а грозовое (Михаил), со­вершенно отсутствующее в купальских песнях.

Между тем к былине о Потьже близок иранский миф о Кере-саспе. Этот воитель, напоминающий Геракла и вооб­ще индоевропейского громовника, вовсю крушил палицей драконов и других чудовищ. Но пэри (колдунья) Хнанта-ити погрузила его в чародейный сон. Герой пробудится лишь тогда, когда наступит конец света и змей Ажи-даха-ка вырвется из оков. Победить же его сможет только Ке-ре-саспа. Вспомним также чеченского Пиръона, громов­ника, погубленного ведьмой.

Космический цикл в мифологическом мышлении уподоб­ляется годовому. Так, создание мира соответствует весне. Эпоха всеобщего упадка — зиме. А конец света и его об­новление (через космическую битву) — началу весны. По­тому, например, поединок со змеем — это и битва изначаль­ных времен, и ежегодное весеннее сражение, и будущий эсхатологический бой. И не столь важно, бьется ли сам Гро-мовник или его земное подобие — сын, герой, богатырь, святой.

В XIII—XIV вв. в Болгарии сложилась легенда о свя­том Михаиле из Потуки. Своим именем он был, видимо, обязан герою русской былины. Однако в житии болгарско­го святого использован совсем другой, но тоже змееборче-ский сюжет: герой, подобно Георгию или Персею, спасает царевну от змея. (Георгий у русских также считался гро-мовником.)

Потыка хоронят в большой яме — комнате, перекрытой деревом, с женой и конем. Это напоминает древнерусские (а также скандинавские и великоморавские) дружинные погребения IX—X вв. Но на Среднем Днепре такой об­ряд был распространен у скифов-пахарей, а зародился здесь еще раньше, когда праславяне чернолесской культуры под влиянием киммерийцев стали хоронить своих знатных во­инов в деревянных гробницах, иногда с конями.

В скифо-сакском мире такие погребения распростра­нены от причерноморских степей до Алтая (Пазырык). На Днепре они исчезли с падением Великой Скифии. И вдруг в I в. н. э. сарматы[38], обосновавшись на Роси и Тясмине (в бывшем главном царстве скифов-пахарей), принялись хоронить своих воинов (вопреки собственным бычаям) в деревянных склепах. Такие же склепы ветре-аются здесь в II—V вв. (Черняховский могильник), по­ле чего исчезают до X в.

Будто духи знатных сколотов снова и снова вселялись в хозяев древней земли! Как вообще могла сохраняться у бесписьменных народов почти 2000 лет память о погре­бальном обряде? Только в мифе. Мифе о гибели и воскресении Громовника — бога знатных воинов, иранских и сла­вянских. Лишь у иранцев и славян он и прослеживается и, видимо, был заимствован вторыми от первых не позже скифского времени.

Древние уподобляли смерть царя концу света — ми­ровому пожару, гибели богов. Потому скифы (лесостепные и степные), саки и русы X в. поджигали и даже сжигали деревянные гробницы своих царей и князей. Но за гибелью следовало возрождение — приход нового царя. Славяне, как уже говорилось, тоже знали миф о гибели Громовника в битве с Чертом перед мировым пожаром. Но в «кален­дарном» варианте мифа финал оптимистичнее: незадачли­вый бог четырежды воскресает и наконец обретает до­стойную супругу. Это, несомненно, Летница-Громовница (в былине — Анастасия).

Что же до похитителя, то его солярное имя (Иван Окульевич) может намекать на какой-то конфликт Перуна с Даждьбогом из-за Мары. Но, судя по другому его имени (Ахрамей), это тот же Кощей-Чернобог. Не скрывается ли за христианизированным именем Ахрамей (Варфоломей) иранский Ахриман?

Весьма близка к былине о Потыке былина «Добрыня и Маринка». Добрыня (также змееборец) влюбляется в рас­путную колдунью Маринку (любовницу Змея), а та пре­вращает его в златорогого тура. Богатыря спасает лишь его мать-волшебница, пригрозившая обернуть ведьму «сукою - волочайкою».

Еще один фольклорный вариант мифа, возможно, от­ражен в романе А. А. Кондратьева «На берегах Ярыни». Этот незаслуженно забытый писатель-мифолог «серебря­ного века» в 1930-х гг. оказался в дебрях Волыни, где и создал роман — настоящую энциклопедию народной мифологии. В нем болотная чертовка Марыська выгоняет из реки водяного, а потом, найдя на дне ее древний идол Перуна, объявляет себя женой низвергнутого бога. Роман привлек внимание В. Н. Топорова.

«Волховская коровница», к которой, по новгородской легенде, летал спать змей-Перун, вероятно, тоже Мара, связанная с нижним миром. У латышей Маря — богиня коров.

В. В.Иванов, В.Н. Топоров и их ученики восстановили миф о Громовнике и его неверной жене. Эта жена принад­лежит нижнему миру, имя ее связано с корнем «mor/mer». Она изменяет Перуну со Змеем. У нее рождается девять сыновей. Узнав об измене, Громовник молнией сжигает ее дом, и в огне гибнут все дети, кроме одного — настоящего сына Громовержца.

Миф этот восстанавливается в основном на балтском и восточно-романском материале. Так, по литовскому пре­данию, Дундулис (то есть Перкунас) сжег детей Лау-мы — богини-ведьмы, подобной Яге. Напоминает Ягу и румынская Жоймэрица (олицетворение пасхального четверга). Она приходит с мертвецами к костру, но убега­ет, услышав, что ее дом горит; боится ритуального огня, но карает огнем плохих прях.

У славян же следы этого мифа, возможно, сохранились в образе святой Середы. Ей, в отличие от Параскевы-Пят­ницы и Анастасии-Недели, не соответствует какая-либо православная святая. Середа, подобно Пятнице, помогает пряхам, но карает за прядение и другие женские работы в свой день. В украинских поверьях она — мать 12 доче­рей, в ночь на среду ходит голая и прядет (подобно Макуше) брошенную кудель. У болгар Середа — в черной или бе­лой одежде, с большими зубами. Она нещадно наказывает женщин за работу в ночь на среду, но от нее можно спастись, крикнув: «На море Серединские дети погорели!». Тогда гневная богиня побежит спасать своих детей. Украинцы го­ворят: «Середа — дiвка, а П'ятниця — жшка». Есть также выражение: «Кривится, как Середа на Пятницу». Иначе говоря, Середа моложе Пятницы (Лады-Мокоши) и враж­дебна ей.

Самое же интересное в том, что в астрологической си­стеме (следы которой у славян мы уже не раз отмечали) среда посвящена богу магии и мудрости — вавилонскому Набу, иранскому Тиру (Тиштрии), римскому Меркурию, германскому Водану. Лишь у славян среда — день жен­ского божества, а также у восточных романцев и иранцев (таджиков).

Романская Майка Мьеркурь (Мать Среда)[39] считает ся хозяйкой зверей и птиц и именуется «носительни вод» и «вилами земными» (на которых держится зем Таджикская Биби-Чор-Шамбе (Госпожа Среда) об в пещере и охотно помогает людям, но строго запр прясть в среду и пятницу. Эти две богини, осо Мьеркурь, близки к скифской Апи-Змеедеве — ~емли и воды и хозяйке животных.

Кто же такая Середа? На добрую Лелю она не похожа. Черт громовницы, как Огненная Мария, i ет. Но она и не зла — скорее строга, как Пятница-Mi которую отчасти дублирует. Возможно, в образе слились черты Мары и скифо-славянской Великой Богиш (Апи, Лады-Мокоши).

Происхождение Мары неизвестно. Скорее всего' она из рода Чернобога. Роду Белбога она несет лишь зло. Она не воительница, подобно Яге. Но лишь Мара может одо­леть, хоть на время, непобедимого Громовника — женскими чарами, коварством и хмельным питьем. Впрочем (судя по Середе), и она не чужда добра.

Дата добавления: 2015-09-05