Цель близка

Давно замечено, что в переломные моменты истории время конденсируется, сжимается до бесконечности. Месяцы, недели, даже дни по насыщенности событиями, их значению и последствиям становятся равными иным столетиям. Такой стала у нас вторая половина 1991 года. И своего рода пружиной действия, осью, вокруг которой оно развернулось, была ожесточенная борьба вокруг трех капитальных вопросов.

Во-первых, это целостность страны и судьба нашего союзного государства: быть ему и дальше в обновленной форме реальной федерации или распасться на части, рассыпаться, породив острейшие проблемы и неисчерпаемые бедствия для народов.

Во-вторых, судьба перестройки, экономической и политической реформ, начатых в 1985 году, взятого тогда курса на демократизацию: найдут ли они продолжение или будут свернуты? А если движение по пути реформ будет продолжено, то какими методами и темпами, какую цену придется уплатить за переход к более эффективной системе хозяйствования и управления.

В-третьих, это борьба за власть: кому, каким социальным силам, партиям, группировкам, лидерам встать у руля на новом этапе нашей истории.

Эти фундаментальные вопросы решались, конечно, не изолированно, а в тесном переплетении. И исход дела определялся, увы, не только так называемыми объективными закономерностями и назревшими общественными потребностями, но также ожесточенным соперничеством политических группировок, вожделениями национальных элит и просто человеческими амбициями и страстями.

Очень важно, что в итоге всего пережитого, сложных политических маневров, дискуссий и столкновений противоборствующих сил удалось к исходу июля вплотную приблизиться к рациональному решению коренных проблем, осложнявших ход перестройки. Подготовить тем самым необходимые предпосылки для преодоления возникшего кризиса. Может быть, я несколько повторюсь, но хочу еще раз зафиксировать в памяти это принципиальное обстоятельство.

Решающее значение имело, бесспорно, завершение (23 июля) согласования нового Союзного договора. Я уже рассказал, как трудно это далось. Объявив себя по примеру России независимыми, республики стремились «застолбить» как можно больше прав, избавиться от опеки союзных органов. Справедливости ради отмечу, что при этом республиканские лидеры за редким исключением сознавали необходимость иметь достаточно сильный и авторитетный центр, способный решать общие задачи. Словом, нужен был разумный баланс в распределении полномочий, и то, что он в конце концов был найден, свидетельствует о жизненности принципов, которые закладывались на том этапе в основу обновленной федеративной государственности.

Пожалуй, нагляднее всего об этом говорит решение вопроса о субъектах Союза Суверенных Государств. Новый статус автономий, становившихся соучредителями Союза, обеспечивал равноправие наций, их возможность самостоятельно устраивать свои дела. В то же время не нарушалась целостность союзных республик, не ставились под сомнение исторически сложившиеся границы государств и национально-территориальных образований.

Я далек от намерения утверждать, что в итоге найдено решение, годное на все времена. Проблема эта архисложная. Сегодня она стоит острее, чем когда-либо, и к ней, видимо, придется возвращаться не раз. Но, повторюсь, при сохранении и обновлении союзного государства в соответствии с проектом Договора она решалась оптимальным образом, позволявшим избежать конфликтов и вносить назревшие изменения в межнациональные отношения правовым путем, а не силой оружия.

Не менее важно, что новый Союзный договор стал предметом согласия не только республик, но и основных институтов власти, прежде всего Верховного Совета СССР. Лукьянов и Нишанов участвовали практически во всех встречах в Ново-Огареве и, кстати, не раз подсказывали компромиссные формулировки. После каждого заседания обновленный проект направлялся в Президиум Верховного Совета для ознакомления депутатов. При его обсуждении в комитетах и комиссиях высказывалось немало замечаний. Они передавались в рабочую группу, и та учитывала их, как и предложения, поступившие от парламентов республик.

Лукьянов не раз информировал членов Совета Федерации о настроениях депутатов, имевшихся у некоторых из них опасениях, что подписание Договора приведет к ослаблению роли центральных органов, включая союзный парламент. Но все это было частью ново-огарев-ской дискуссии. В конечном счете Верховный Совет выразил принципиальное согласие с проектом, и его председатель, председатели палат должны были вместе с делегациями республик его подписать.

По ходу работы в Ново-Огареве варианты Союзного договора обсуждались и в правительстве. В первую очередь, разумеется, статьи, касавшиеся экономики, но не только. От премьера Павлова и руководителей ведомств поступали замечания, отражавшие их взгляд на этот документ, на природу будущей союзной государственности. В частности, руководство Госбанка, его председатель Геращенко активно добивались закрепления принципов единой денежно-кредитной политики. Подробные записки, иной раз целые трактаты со статистическими выкладками и весомой аргументацией представлялись министерствами иностранных и внутренних дел, связи и железнодорожного транспорта, практически всеми другими. Излишне говорить, что в них главным образом обосновывалась необходимость сохранения больших полномочий у союзных органов. Эти аргументы тщательно обсуждались; не раз — с приглашением их авторов на заседания Совета Федерации. Конечно, не все предложения правительства принимались, но в целом оно против Договора не высказывалось.

Точно так же обстоит дело и с политическими движениями. Ни одна сколько-нибудь солидная партия не выступала (по крайней мере открыто) с осуждением проекта. Напротив, многие из них связывали с новым Союзным договором надежду на нормализацию политической ситуации в стране. Что касается КПСС, то проект неоднократно обсуждался на Политбюро ЦК КПСС и пленумах ЦК. Последний его вариант был рассмотрен на Пленуме 25—26 июля и получил принципиальное одобрение. На том же Пленуме, как я уже говорил, были созданы предпосылки для реформирования самой КПСС на основе новой Программы.

Другое июльское событие давало основание считать если не окончательно решенным, то, по крайней мере, отложенным вопрос о власти. 10-го на торжественном заседании Верховного Совета РСФСР состоялась инаугурация Ельцина. С моей стороны была проявлена полная лояльность, хотя не составляли секрета и опасения, которые у меня были в этой связи. Думалось, однако, что, достигнув своей цели, Президент России и его команда (фактически — партия) займутся управлением республикой, продвижением реформ, отложат, пусть на время, далеко идущие амбициозные планы.

В июле же — и это, конечно, не случайное совпадение — началась реализация антикризисной программы. Много с ней маялись и колебались — уж слишком ответственным было это решение, последствия которого сразу же отразились бы на жизни миллионов людей. Много слышали хулы — и от тех, кто цеплялся за прежнюю хозяйственную систему, и от тех, кто рвался ее в одночасье разрушить. Но в конечном счете выработали все-таки вариант, одобренный республиками. Программа стала, повторюсь, не только программой Кабинета, но и правительств союзных республик.

Тогда же произошло еще одно событие, о котором я рассказал, — встреча в Лондоне с участниками «семерки», на которой был рассмотрен вопрос о взаимодействии в этой ответственной фазе наших реформ.

Как бы «под занавес» июля, 29-го, удалось снять последнее препятствие для подписания Союзного договора. Дело в том, что российское руководство долго не соглашалось на установление союзного налога, без чего было невозможно существование федеративного государства, союзные органы ставились в положение просителей у республик и не смогли бы выполнять возложенные на них функции. В конце концов была найдена компромиссная формула, и Ельцин снял последнее возражение. Согласованный текст статьи 9 («Союзные налоги и сборы») выглядел так: «Для финансирования расходов союзного бюджета, связанных с реализацией переданных Союзу полномочий, устанавливаются единые союзные налоги и сборы в фиксированных процентных ставках, определяемых по согласованию с республиками на основе представленных Союзом статей расходов. Контроль за расходами союзного бюджета осуществляется участниками Договора».

Все, что «сошлось» в июле 1991-го, явилось итогом длительных поисков и усилий, завершило путь, пройденный нами с апреля 1985-го. Складывались реальные предпосылки для того, чтобы вытащить страну из кризиса и масштабно продвинуть начатые демократические преобразования. Поэтому я уехал в отпуск 4 августа, не сомневаясь в том, что через две недели в Москве в торжественной обстановке будет подписан Союзный договор, откроется новый этап наших реформ.

А выступая за два дня до этого по телевидению, постарался объяснить, что означает для страны заключение нового Союзного договора. Прежде веего это реализация воли народа, выраженной на референдуме 17 марта. Сохраняется единое государство, в котором воплощен труд многих поколений людей, всех народов нашего Отечества. И вместе с тем создается новое, действительно добровольное объединение суверенных государств, в котором народы самостоятельно управляют своими делами, свободно развивают свою культуру, язык, традиции.

«Теперь, — продолжал я, — когда мы уже имеем Договор и он будет в ближайшее время подписан республиками, надо исключить из нашего государственного обихода конфронтацию, ничем не оправданную политическую нетерпимость».

Развернулась практическая работа по подготовке самого акта подписания Договора. Находясь на отдыхе в Крыму, я постоянно держал в поле зрения этот процесс. В связи с тем, что Верховный Совет Украины должен был определиться по этому вопросу только в сентябре, мне показалось разумным провести подписание в три этапа. Однако республики, которым предлагалось подписать Договор во «вторую очередь», с этим не согласились. В результате обмена мнениями оказалось так: второй этап у нас исчез, а третий, намечавшийся на начало октября, стал вторым. Предполагалось, что это будут Украина и Азербайджан.

Хотя была достигнута высокая степень согласия и, казалось, ничто не должно помешать подписанию Договора, по мере приближения назначенной даты усилились нападки на него слева и справа. В прессе разной направленности шли яростные баталии. С одной стороны, обвиняли президента страны в том, что он, идя на подписание такого Договора, делает уступку сепаратистам, и это грозит ослаблением союзного государства. С другой — велись не менее яростные атаки на Президента России за согласие подписать Договор, который якобы сохраняет всесилие центра и господство коммунистической номенклатуры. Возглавили это наступление Ю. Афанасьев, Е.Боннэр и другие радикалы из «Демроссии».

Разговаривая с Ельциным 14 августа по телефону, я понял, что Президент Российской Федерации чувствует себя неуверенно, колеблется. Спросил, вижу ли я, каким атакам он подвергается. Мой ответ свелся к тому, — передаю наш разговор по смыслу — что не меньшим нападкам подвергается и президент страны. Меня критикуют за то, что я, подписав Договор, подвергну опасности целостность государства, а Президента России — за то, что он, сделав то же самое, продлит жизнь империи. Но раз недовольны и крайне правые, и крайне левые, то это лишь свидетельствует, что мы на правильном пути.

Завершая разговор на эту тему, я сказал:

— Борис Николаевич, мы не должны ни на шаг отступать от согласованных позиций, с какой бы стороны их ни атаковали. Нужно сохранять хладнокровие и продолжать подготовку к подписанию.

Поскольку Президента России интересовало, как будет организована сама процедура, подробно рассказал об этом. Поначалу у него не встретило понимания предложение рассадить делегации республик за столом подписания по алфавиту. Но после разъяснения, что благодаря такому расположению Россия окажется в центре, у него, как мне показалось, сомнения отпали.

В общем, мы попрощались на хорошей ноте. Хотя у меня остался осадок, не ушло ощущение, что Ельцин чего-то не договаривает, я постарался сделать все, чтобы предостеречь его от колебаний в этот решающий, в полном смысле исторический момент. Как потом стало известно, некоторые ближайшие соратники Ельцина действительно наседали на него, готовили какие-то условия, которые должны сопровождать его подпись под Договором о Союзе Суверенных Государств. Во всяком случае, на одном из мероприятий еженедельника «Московские новости» Старовойтова в кругу единомышленников «раскрыла секрет», что Президент России вряд ли подписал бы Договор в таком виде, как намечалось на 20 августа, он высказал бы какие-то оговорки.

Но все это запоздалые суждения. Тогда у меня была уверенность, что Договор будет подписан. Попытаться сорвать этот акт, зная позицию народа, выраженную на референдуме, и видя, как трудно продвигать реформы, значило пойти на слишком большой риск.

Сейчас, на определенной «временной» дистанции, можно сказать, что Ельцин обдумывал такой вариант. Он давно, на протяжении нескольких месяцев (со мной об этом делился Назарбаев), вел закулисный разговор об альтернативном соглашении «четверки» — России, Украины, Белоруссии и Казахстана. Разговор то затухал, то возобновлялся, эта идея не покидала Президента Российской Федерации, и не только его. Но, наверное, он понимал, что это опасный шаг, который может полностью его дискредитировать.

Впрочем, сейчас можно лишь гадать о том, как бы действовал Ельцин. Я склоняюсь к тому, что интуиция, чутье политика предостерегали его от срыва подписания Договора. Что же касается оговорок, попытки таким путем затормозить вступление его в силу — этого нельзя исключать.

А вот путчисты, действуя с другой стороны и по иным мотивам, пошли на прямую атаку, не остановившись перед нарушением Конституции и личным предательством, встав на путь государственного преступления.

Конечно, возможность острого столкновения между силами обновления и реакцией я допускал. А с ноября—декабря 90-го консервативные силы использовали самые разные возможности для атак на президента и реформаторов: сессии ВС, съезды народных депутатов СССР, партийные пленумы, всякого рода встречи и конференции, организацию требований о введении президентского правления или объявления чрезвычайного положения и т.д.

Я не просто все это видел, но и действовал, срывая расчеты реакции. С самого начала кризисных процессов, связанных с коренным преобразованием общества, стремился предотвратить взрывную развязку противоречий, выиграть время за счет тактических шагов, чтобы дать демократическому процессу приобрести достаточную устойчивость, потеснить старое, укрепить в народе приверженность к новым ценностям.

Словом, моей главной целью было подвести страну к такому этапу, когда любая подобная авантюра обречена на провал; сохранить, вопреки любым трудностям, курс преобразований; удержать развитие общества в конституционном русле.

Дата добавления: 2015-09-05