На веранде в Ново-Огареве

Я уже отметил, что наиболее важной была беседа в Ново-Огареве. Мы заранее с Бушем договорились, что, когда он приедет в Москву, повторим нечто подобное тому, что он устроил в Кэмп-Дэвиде во время моего визита в США. А именно — собраться в неофициальной обстановке, в узком кругу, предпочтительно за городом, «без галстуков», без всякого протокола и обязательной повестки дня. И поговорить обо всем.

Я приехал в Ново-Огарево раньше. Со мной была Раиса Максимовна. Мы прогуливались возле дома, который теперь уже достаточно хорошо известен всему миру. День был ясный, жаркий. Вскоре к нам присоединились Бейкер и Скоукрофт. Подскочил фотограф, зафиксировал всех вместе. Мы ждали президента, который, как мы вскоре увидели по проехавшим вдали машинам, направился сначала в резиденцию — к дому, который был ему отведен на территории Ново-Огарева. Через несколько минут Джордж и Барбара подошли к нам. Поговорили «о погоде», других необязательных вещах, пошутили. Раиса Максимовна и Барбара отправились по своей программе, а мы с Бушем пошли «заседать».

Вместе выбрали место для переговоров: решили, что лучше всего на открытой веранде, выходившей на южную сторону, к Москве-реке. На всем протяжении беседы, которая заняла первую половину дня, в ней участвовали только Бессмертных и Черняев, Бейкер и Скоукрофт. Ну и, разумеется, переводчики.

Главной темой для меня в такой беседе была перспектива формирования новой системы всеобщей безопасности в русле совместно (впервые за всю историю) проводимой мировой политики по новым критериям, которые уже прошли некоторое испытание на практике.

Я отметил немалые приобретения в результате усилий изменить международную ситуацию к лучшему. Пора подумать о новой концепции стратегической стабильности. В прошлом это понятие сводилось в основном к военному паритету, равенству, военному аспекту безопасности. Теперь, когда мы отказываемся от ставки на силу, на гонку вооружений, когда у нас складываются совсем иные отношения, следовало бы сильнее включить в это понятие компоненты политической и экономической стабильности. Особенно в условиях, когда все больше сказывается дестабилизирующее воздействие на мир межнациональных, а в ряде случаев и религиозных противоречий и конфликтов.

Крайне важно стимулировать демократический характер происходящих перемен, продолжал я. Мы вызвали их своими действиями и хотим, чтобы такие перемены продолжались. Однако существует проблема: как удержать этот процесс в мирных, легальных рамках, не допустить, чтобы его захлестнула стихия, чреватая хаосом и внутри и вовне государств.

Другой момент — это появление влиятельных центров силы наряду с двумя ядерными сверхдержавами. Достаточно бросить взгляд на интегрирующийся Европейский континент. К Европейскому Сообществу все настойчивее тянутся северные страны, государства Центральной и Восточной Европы. Очевидна перспектива сосредоточения здесь экономической, политической и военной мощи, которое скажется на всей геополитической ситуации.

Сложные процессы происходят в Африке. Они еще не определились, но первый этап постколониального развития, можно считать, закончился, причем больше с минусом, чем с плюсом. Место Африки в раскладе мировых потенциалов далеко еще не ясно.

Геополитический фактор Китая и Индии будет нарастать, причем в сугубо своеобразном плане, не традиционном для мировой политики XX века. Вместе — это 2 миллиарда человек. Древнейшие народы, в которых проснулась воля проложить себе свой путь. В этой связи счел возможным заметить: хорошо, что Президент США ведет себя ответственно, не пытается разыграть против нас «китайскую карту». Мы тоже не допустим действий, которые могли бы создать перекос в балансе мировых интересов. Более того, мы бы приветствовали возвращение отношений США с Китаем в нормальное русло.

В Азиатско-Тихоокеанском бассейне большие перемены могут быть связаны с тем, что Япония не будет довольствоваться ролью великой экономической державы, захочет стать влиятельным политическим и военным фактором.

Я назвал также проблему ресурсов, окружающей среды, демографические процессы. Все они, хотя и в разной степени, порождают вопрос: какую роль должны сыграть наши две страны в новых обстоятельствах, как должны складываться дальше их отношения.

Рассуждения Буша шли в том же направлении. Он счел необходимым еще раз заявить, что Соединенные Штаты хотели бы видеть Советский Союз сильным, экономически крепким, способным к коренным изменениям в демократическом духе. Я, сказал он, доверяю вашим намерениям. И сейчас больше, чем до приезда сюда, уверен, что вы знаете, куда хотите идти и как приблизиться к цели.

Обратившись к проблеме Европы, Буш признал, что у США есть определенные трудности с европейцами. Наш выбор, сказал он, сохранить свою вовлеченность в Европе. Мы и впредь будем поддерживать процесс СБСЕ, разумеется, с участием СССР. Попытаемся донести до наших западноевропейских друзей, что хотим «участвовать не только в посадке, но и во взлете». А это значит, что «мы не хотим, чтобы нас ставили перед фактами, перед какими-то экономическими инициативами — не только в отношении СССР, — не проконсультировавшись с нами».

Перейдя к вопросу об Африке, Буш подчеркнул, что США приветствовали бы любые наши шаги в поддержку де Клерка. При этом он довольно критически отозвался о политике Африканского национального конгресса, который, по его мнению, отстает от демократических перемен, заигрывает с Каддафи. Президент выразил согласие продолжить сотрудничество по проблемам Намибии, Анголы, других стран Африки.

Взвешенными, ответственными показались мне размышления Буша о Китае. «У нас по-прежнему с горечью вспоминают о событиях на площади Тяньаньмэнь. Но, во-первых, не может быть и речи о разыгрывании «китайской карты», и, во-вторых, мы хотим положительно воздействовать на Китай, а не обрывать с ним контакты. Дается это не легко. Конгресс настроен наказать Китай. Но я считаю, что этого делать нельзя: в глобальном плане Китай очень важная страна».

Буш выразил надежду, что Советский Союз сумеет донести до Индии озабоченность США в связи с проблемой ядерного оружия.

Из Азиатско-Тихоокеанского региона, сказал Буш, и до нас доходит информация о существующих опасениях по поводу японской экспансии. Антияпонские настроения имеют место и в Соединенных Штатах, хотя по другим причинам. Трудности возникают потому, что нет достаточной взаимности, открытости японского рынка. Если бы у вас, у СССР, сказал он, наладилось с японцами экономическое взаимодействие, то это послужило бы стабилизации. В этой связи Буш упомянул о целесообразности для нас поискать тот или иной способ решения советско-японского территориального спора.

Бейкеру показалось, что президент выразился недостаточно дипломатично. Поэтому он счел необходимым «развить тему»: японцы, по его словам, хотят нарастить не столько военный, сколько политический вес, а американо-японские связи в области безопасности в значительной степени снимают опасения стран АСЕАН, если такие и есть.

Говоря о перспективах советско-американских отношений, Буш решительно подтвердил, что выбор его администрации — «поддержка политики Горбачева». Вместе с тем рассказал о давлении, которое оказывают на него с разных сторон. В моей собственной партии, сообщил он, есть крайние, утверждающие, что в интересах США добиться распада СССР или его экономического краха. А слева нас атакуют либеральные демократы, непрерывно поднимающие проблему прав человека и требующие от администрации, чтобы она, воспользовавшись вашим трудным положением, навязывала бы вам те или иные требования.

Атакует нас пресса. Первоначально меня и Бейкера критиковали за то, что мы якобы слишком осторожны в отношениях с СССР, не используем новые открывшиеся возможности. Теперь нападки пошли с другой стороны: дескать, Буш чересчур любит Горбачева, делает ставку исключительно на него.

В медлительности, отсутствии надлежащей активности обвиняют нас и некоторые наши европейские друзья и союзники. Впрочем, иногда создается впечатление, что они пытаются таким образом спрятаться за спину Соединенных Штатов. Я, вновь подчеркнул Буш, не меньше любого европейца хочу, чтобы реформы в СССР увенчались успехом. И для этого мы можем сделать больше, чем любая западноевропейская страна. У нас иные масштабы экономики, богаче технология, больше изобретательности.

В связи с предстоявшей поездкой в Киев Буш заверил меня: ни он, ни кто-либо из сопровождавших его лиц не допустят ничего такого, что могло бы быть интерпретировано как поддержка сепаратистских тенденций. Например, Ландсбергис активно добивался того, чтобы по пути домой Буш совершил посадку в Вильнюсе. Они, естественно, не станут этого делать. Вместе с тем, на его, Буша, взгляд, лучше всего, если бы мы нашли возможность отсечь, отпустить на волю эти республики. Это прекрасно повлияло бы на мировое общественное мнение.

Как и во время предыдущих встреч, важное место заняли экономические проблемы. Впрочем, более конкретно они обсуждались накануне в Москве, где в дискуссии принял участие Нурсултан Назарбаев. Буш там поднял вопрос о трудностях, возникших в связи с подготовкой контракта по разработке казахстанских месторождений нефти с участием фирмы «Шеврон».

Апеллируя к доверительному характеру наших личных отношений, я напомнил Бушу о серьезных препятствиях, которые создают для нашей экономики дискриминационные законы США и запретительные списки КОКОМ. Обратил его внимание на наиболее разительные примеры.

Буш признал, что в ряде случаев речь, видимо, идет о наследии «холодной войны», обещал разобраться. Однако вопрос о дискриминационном американском законодательстве и запретительных списках КОКОМ не был решен ни тогда, ни спустя два года — во всяком случае, к моменту, когда завершалась работа над этой книгой.

Перед Бушем я поставил вопрос — как обойтись без «испытательного срока» при вступлении СССР в Международный валютный фонд; для нас важно воспользоваться его услугами именно сейчас, а не когда-нибудь потом. Из его рассуждений я понял, что на серьезную поддержку со стороны США рассчитывать не следует. Правила таковы, что прежде, чем станут возможны большие займы, должны быть выполнены определенные экономические требования. И это зависит не только от американцев. Необходимо предоставление соответствующей информации, соблюдение правил Всемирного банка, МВФ, Парижского клуба. Сошлись на том, что обсуждение всех этих вопросов продолжим на уровне министров финансов.

Еще один узел проблеем, занявший у нас много времени, касался дальнейшего продвижения в деле демонтажа вооружений. Здесь активно включились в разговор Бейкер и Бессмертных. Согласились возобновить 30 сентября 1991 года переговоры по проблеме ПРО и космоса в рамках Женевских переговоров по ЯКВ;[5] на встречу экспертов по биологическому оружию; поддержали предложенную министрами идею создания двух рабочих групп — по проблемам сдерживания, предсказуемости и стабильности не только с военной точки зрения, но и в связи с ситуацией в регионах, чреватых потенциальными конфликтами; по нераспространению оружия массового уничтожения и соответствующих технологий. Подтвердили обоюдную решимость завершить работу над конвенцией о ликвидации химического оружия, сняли некоторые частные препятствия, тормозившие дело.

Министры проинформировали нас о текущей работе в области ограничения вооружений: возобновлении многосторонних переговоров по «открытому небу»; интенсификации переговоров Вена-1А, с тем чтобы завершить их до марта 1992 года, то есть до совещания Хельсинки-2; предоставлении американской стороне информации насчет ракет СС-23 в странах Восточной Европы.

Детальному обсуждению подверглось в Ново-Огареве положение на Ближнем Востоке. И мы, и американцы в последние месяцы перед тем развернули активную дипломатическую деятельность, подталкивая стороны к соглашению. Ближайшей целью наших усилий было обеспечить созыв мирной конференции по Ближнему Востоку. Я предложил, чтобы приглашения на эту конференцию направлялись от имени президентов СССР и США и чтобы именно они открыли эту конференцию. Буш поддержал.

Вместе с тем он указал на препятствия, которые могут помешать нашим усилиям. «Очень острую проблему составляют израильские поселения на оккупированных территориях. США пытаются убедить Израиль изменить политику в данном вопросе. Однако пока не получается». Я в свою очередь рассказал о том нажиме, которому мы подвергаемся со стороны арабов: «Они требуют, чтобы мы положили конец эмиграции советских евреев в Израиль. Когда здесь, в Москве, был президент Мубарак, он откровенно предупредил меня, что поднимет этот вопрос публично — что и сделал на пресс-конференции. Мы, разумеется, не намерены поддаваться нажиму, но и не считаться с этим обстоятельством не можем».

Я сообщил Бушу, что мы готовы установить дипломатические отношения с Израилем, как только договоримся о начале международной конференции. Можете, сказал я, передать это израильтянам.

Серьезный разговор в Ново-Огареве был о Югославии. В этой связи я произнес слова, которые хочу повторить и сегодня: «Даже частичный распад Югославии может породить цепную реакцию наподобие ядерной. И дело не только в Югославии. В мире огромное количество действительных и мнимых межнациональных и межэтнических проблем. Кроить по этому признаку границы государств — значит провоцировать полнейший хаос. Если бы я сейчас начал перечислять потенциальные территориальные проблемы, которые возникли бы в этом случае, не хватило бы пальцев, причем не только у меня, но и у всех присутствующих. Например, у нас, в Советском Союзе, 70 процентов межреспубликанских границ фактически не определены. Раньше этим никто не занимался и все решалось «в рабочем порядке», на уровне чуть ли не райсоветов. Межнациональные проблемы есть у болгар (турецкое меньшинство), у румын (Трансильвания). Существует проблема отношений между чехами и словаками в Чехословацкой Республике и т.д. Когда я незадолго до Лондона обсуждал этот вопрос с Гельмутом Колем, он спросил меня: как же быть с принципом самоопределения наций, если настаивать на территориальной целостности и нерушимости границ? Я ответил ему, что не вижу непреодолимого противоречия между этими принципами, однако процесс должен быть внутренним и идти в конституционных, правовых рамках».

Поскольку эта проблема, как и некоторые другие, должна была получить отражение в официальном документе, я предложил найти формулировки, из которых было бы ясно, что единственным путем решения межнациональных проблем должен стать конституционный процесс, и которые содержали бы ссылку на принципы СБСЕ, предполагающие нерушимость межгосударственных границ. Буш в принципе не возражал. Тем не менее некоторые из его высказываний, как мне показалось, свидетельствовали о том, что среди западноевропейцев набирают влияние силы, взявшие курс на перекройку карты Европы, и что они оказывают на Президента США давление. К моему глубокому сожалению, это ощущение подтвердилось дальнейшим ходом событий.

Дата добавления: 2015-09-05