Деревья

Сегодня мой последний день в Нью-Йорке.

Я покупаю игрушечную машинку для Бёрре. Машинка зеленая, ее можно завести, и тогда она будет ездить по полу.

Для Кима у меня есть книжка о погоде в Нью-Йорке, а для Лизы я покупаю карманный калейдоскоп.

В нем двадцать четыре узора. И если смотреть в него, то все, даже самые банальные вещи, превращается в нарядные узоры.

Это невольно заставляет меня изменить мой взгляд на вещи, казавшиеся мне раньше такими обыденными, что я их как бы не замечал.

Взять, например, моего брата. Через калейдоскоп на него очень весело смотреть.

Видишь его по-новому.

Калейдоскоп должен понравиться Лизе.

Для подарков это и есть самое главное.

Маленький подарок иногда бывает лучше большого. А средние, как правило, вообще оказываются ни то и ни се.

По пути домой мне встречается группа рабочих, которые спиливают старые деревья и кустарники и сажают на их место новые. На тротуаре уже лежат наготове большие деревья и только ожидают того, чтобы их посадили в землю.

Я обрадовался, узнав, что кому-то в этом большом городе есть дело до деревьев.

Пройдя еще немного, я нашел факс с инструкциями для рабочих. Там было написано, какие деревья и кусты нужно спилить и какие посадить взамен. Факс валялся на дороге. Похоже, что он был больше не нужен. Рабочие, как видно, и без того уже знают, что им надо делать. Я подобрал факс. Отдам-ка я его дедушке. Он будет рад узнать, что кому-то в Нью-Йорке есть дело до посадки деревьев и кустов.

Деревья принадлежат к числу самых лучших вещей, какие я только знаю.

Вода, деревья и девушки.

Раньше я целыми днями карабкался по деревьям. И часто подолгу сидел потом наверху, иногда по несколько часов. В гуще летней листвы меня было совсем не видно. Я видел всех, а меня никто.

Я словно был далеко-далеко. А когда слезал, это было похоже на возвращение из дальних краев.

И еще я устраивал качели. Я здорово умел делать качели. Я залезал высоко-высоко и там привязывал к ветке канат. И качался на нем.

А еще я плевался. Это было так здорово – плеваться, когда раскачиваешься. После молока получался особенно густой плевок. Кому сказать – не поверят, как далеко летел плевок после молока.

В следующий раз, когда у меня будут деньги, я пойду в спортивный магазин и куплю пятьдесят метров спортивного каната для лазания, потом выберу дерево повыше, желательно у воды, и привяжу канат, чтобы на нем качаться, а может быть, буду прыгать с размаху в воду. А Лиза чтобы смотрела.

Я заранее радуюсь, как это будет здорово.

Но вот уже брат торопит меня: пора собираться, надо укладывать вещи.

Мы возвращаемся домой. Летим на самолете в Норвегию.

Мне предстоит вернуться и проверить на опыте, как все будет видеться в новой перспективе.

Заметив в моих руках доску-колотилку, брат признался, что пользовался ею несколько раз, когда меня не было дома.

Сделав это признание, он требует, чтобы и я признал, что поездка в Нью-Йорк пошла мне на пользу. Я признаю его правоту.

Она даже очень и очень пошла мне на пользу.

Я много чего увидел. И я в это время думал как бы не думая.

А в самые лучшие моменты испытал даже полную безмятежность, и мне было хорошо и бездумно.

А сеансы метания «летающей тарелки» вообще были вроде погружения в дзен-буддистскую медитацию.

Я благодарю брата. За это и за поездку в целом. Ему ведь она влетела в копеечку.

Брат говорит, что это пустяки: «Даже не думай об этом».

– Ты хорошо выглядишь, – говорит брат. – Это единственно важное. А деньги – это неважно. Деньги приходят и уходят. А вот братья – это важно.

«Братья – важнее денег», – говорит мой брат.

Дата добавления: 2015-09-07