Дискуссия на Пленуме

И вот наконец 25 июля. Пленум ЦК, доклад «О задачах партии по коренной перестройке управления экономикой», ставший одним из этапных событий перестройки.

Исходный пункт моих рассуждений: демократизация и еще раз демократизация, в ней смысл перестройки, самое эффективное средство разрешения возникших острых противоречий и проблем. Командно-административные формы управления тормозят наше движение. Сохраняются заповедники инертности, безынициативности. Люди говорят и пишут, что они за перестройку, но не видят перемен вокруг себя — в трудовых коллективах, городах, селах, где они живут и трудятся. Это показатель слабости работы партийных организаций, которые отстают от динамичных процессов в обществе. Требовательность надо повышать на всех уровнях. И начинать с себя.

Я высказал критические замечания по работе не только отдельных центральных ведомств, но и Политбюро, Секретариата, Совета Министров. Назвал ряд руководителей министерств и ведомств, республик, краев и областей, виновных в серьезных упущениях в работе. Это было необычно для партийных форумов, вызвало оживление в зале.

Сказав о приоритетном значении трех задач (продовольствие, жилье, товары и услуги), подчеркнул, что эти и все другие жизненные проблемы страны могут быть решены только путем радикальной реформы экономики. Как превратить человека в хозяина, использовать возможности кооперации, сочетать интересы общества, коллектива и отдельного работника? Постановкой этих вопросов мне хотелось увести участников Пленума от узкого практицизма, задать тон серьезной дискуссии.

Увы, несмотря на то что были заблаговременно розданы тезисы доклада, «Основные положения», проект Закона о предприятии, проведена солидная «артподготовка», — крупного разговора о реформе не получилось. Партийные «боссы», поклявшись в своей верности перестройке и вскользь коснувшись проблем, затронутых в докладе, двинулись по привычной колее: что делается в их республиках и областях, какие там трудности, какая нужна помощь союзных инстанций.

В.В.Щербицкий с тревогой говорил об обострении экологической обстановки на юге Украины и в Крыму, особенно в связи с развитием там атомной энергетики; выступил против ликвидации министерств угольной промышленности и металлургии в республике.

Г.П.Богомяков (Тюмень) призывал увеличить за 15 лет добычу газа в Западной Сибири до 1 триллиона кубометров и нефти — до 500 миллионов тонн, а затем поддерживать такой уровень в течение ряда десятилетий. Что получилось из безоглядного выкачивания топливно-энергетических ресурсов, мы теперь знаем.

В.К.Месяц (Московская область) сетовал на то, что по показателям развития здравоохранения, социальной сферы Московская область находится на одном из последних мест в Российской Федерации.

П.М.Телепнев (Архангельская область) напирал на создание современного лесопромышленного комплекса, разработку открытых в области месторождений нефти и алмазов.

Б.Н. Ельцин говорил об изменениях в Москве: переход на двух-сменку, изменение стиля работы партийных и советских органов; сообщил, что исполком Моссовета впервые за 30 лет отчитался перед избирателями. Оценивая обстановку в стране, сказал, что «прошло два года, а перестройка вглубь не пошла». Подверг критике работу Секретариата ЦК, в которой «ничего не изменилось — обилие бумаг, администрирование».

Секретарь Ленинградского городского комитета партии Ю.Ф. Соловьев с беспокойством заговорил о возникновении неформальных объединений. Впрочем, по его словам, это лишь на какое-то время вызвало растерянность, «сейчас ситуация под контролем».

Меня интересовало, что думают о реформе в трудовых коллективах. Насколько можно было судить по выступлению ткачихи Московского хлопчатобумажного комбината «Трехгорная мануфактура» Н.Н.Щербаковой, на предприятиях готовы подхватить начинания «верхов», но малейшая инициатива встречает противодействие управленческого аппарата.

Примерно такие же мотивы звучали в выступлении М.Г.Вагина, председателя колхоза имени Ленина Горьковской области. Сколько ни говорим о невмешательстве в дела колхозов, на деле все остается по-старому — контроль за всем, вплоть до того, сколько чего сажать, когда и как сеять. Сохраняется негодная практика "писания долгов, которая породила стремление колхозов попасть... в списки отстающих хозяйств! По-прежнему в государственных и плановых органах косо смотрят на развитие подсобных промыслов в колхозах, а они имеют неоценимое значение, особенно в условиях Нечерноземья.

В былые времена члены Политбюро обсуждали заблаговременно целесообразность их участия в прениях. Так было и в начале моей деятельности, а затем такая практика отмерла. Я считал, что каждый член руководства имеет право сам решить, выступать или нет. И все же на этот раз был несколько удивлен тем, что Рыжков на таком Пленуме отмолчался. Мне казалось, главе правительства следовало выступить, снять тем самым распространявшиеся слухи о разногласиях по поводу реформы.

В целом же приращения идей Пленум не дал, но результаты его были весьма весомы: подтверждение линии на демократизацию, определение основных задач и методов проведения экономической реформы. Был переброшен мостик к следующему этапу перестройки — я имею в виду постановление созвать летом 1988 года XIX конференцию КПСС.

Я же Пленум использовал не только для продвижения программы реформы, но и для перегруппировки сил в политическом руководстве страны. Из кандидатов в члены Политбюро перевели Слюнькова и Яковлева, избрали Никонова. Был выведен из состава Политбюро Кунаев, освобожден от обязанностей кандидата в члены Политбюро Соколов, избран кандидатом Язов. Акция прошла без осложнений.

Перемещение Соколова в группу генеральных инспекторов Министерства обороны (это так называемая райская группа, созданная при Брежневе для высших военачальников, уходящих на пенсию) было результатом ЧП — полета и приземления в Москве на Красной площади молодого немца Руста на легкокрылом самолете. Это была пощечина стране, ее Вооруженным Силам. И что самое существенное — сигнал неблагополучия в обеспечении безопасности, безответственности в высшем командном эшелоне. Сенсационная новость о полете застала меня за круглым столом совещания ПКК ОВД в Берлине (со мной были Громыко, Рыжков, Шеварднадзе, Соколов и Медведев). Можно представить, какие чувства я испытывал, когда на стол легла такая информация.

Поставив участников совещания в известность о случившемся, я сказал, что этот эпизод не должен ставить под сомнение уровень нашей техники и надежность обороны. Хотя, откровенно говоря, сам был потрясен и оставался в полном недоумении, как это могло произойти: ведь существующие технические системы ПВО давали стопроцентную гарантию предупреждения и пресечения нарушений в несравненно более сложных ситуациях. Значит, дело в том, в чьих руках они находятся, в порядках или, точнее, — беспорядках в Вооруженных Силах.

Как обычно, возвращались в Москву двумя самолетами — так было заведено, чтобы не лететь всему руководству вместе. Разговор все время возвращался к полету Руста. Мои спутники высказались за самые строгие меры в отношении виновных, и прежде всего руководства Министерства обороны. Соколов должен уйти, тем более что сигналы о неблагополучии в Вооруженных Силах были и раньше.

На заседании Политбюро все высказались за отставку министра обороны и главкома военно-воздушных сил Колдунова, полное расследование инцидента и привлечение виновных к ответственности. Заключая, я охарактеризовал происшедшее как удар по всей нашей политике, подрывающий доверие народа к армии, требующий серьезно проанализировать положение в Вооруженных Силах.

А после перерыва было внесено предложение назначить министром обороны Язова. Возражений не последовало, хотя для многих такое решение оказалось неожиданным. Язов — в то время заместитель министра по кадрам — был менее известен, не занимал раньше таких престижных постов, как начальник Генерального штаба, командующий Западной группой войск или Московского военного округа. Но он обладал рядом ценных качеств, и мой выбор пал именно на него.

Познакомились мы на Дальнем Востоке, где он командовал округом, — очень сложным, разбросанным на тысячи километров, с массой болезненных проблем, особенно бытовых, вызывавших брожени& среди личного состава. Действовал там Язов очень уверенно, спокойно, грамотно. Добился сближения офицерского корпуса с солдатами, оздоровления обстановки. Помог ему в этом большой жизненный опыт —-молодым офицером участвовал в Отечественной войне, после войны служил во многих военных округах и прошел все ступени военной карьеры. Армейскую жизнь знал вдоль и поперек.

Раньше, когда встал вопрос о проведении крупных кадровых изменений в армии, я вспомнил о Язове — он был назначен заместителем министра по кадрам и проявил себя как способный руководитель. При его активной роли началось обновление и омоложение генералитета и офицерского корпуса, на пенсию отправили 1200 генералов. Одним словом, появление его в роли министра не было случайным.

Новому министру пришлось столкнуться с непривычными проблемами, возникавшими в ходе переговорных процессов по разоружению. Порой выработка наших позиций специалистами МИДа, Минобороны, ВПК, КГБ заходила в тупик, и даже после заседаний комиссии Зайко-ва оставались несогласованные вопросы. Язов, естественно, поддерживал своих представителей, но, когда надо было принимать политическое решение, проявлял гибкость и здравый смысл. Я приглашал к себе его, маршала Ахромеева, и развязка всегда находилась: на что можно пойти сегодня, а чего пока не перешагнуть, какой должна быть основная позиция, какой — запасная.

Столь подробно говорю о Язове потому, что понять его поведение в августе 1991 года было мне всего труднее. Уж кого-кого, а его я никак не мог заподозрить в предательстве. Думал: ввели в заблуждение, впутали в гнусную историю. Сам Язов сразу после провала авантюры с ГКЧП признал факт предательства им президента.

О Слюнькове. Он был в последнее время секретарем ЦК по вопросам экономической политики, а кандидатом в члены Политбюро стал еще раньше, в бытность первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии. Я делал большую ставку на этого человека, его политический и хозяйственный опыт, обширные знания, организаторские способности, самоотверженность в работе. Он был генеральным директором крупнейшего в стране Минского тракторного объединения, первым секретарем Минского горкома партии, почти десять лет работал заместителем председателя Госплана.

Я высоко ценил человеческие качества Слюнькова — честность, открытость, огромное трудолюбие. Пожалуй, единственная слабость — говорливость. Собственные идеи его так увлекали, что другим порой трудно было вставить слово.

Что касается взглядов Слюнькова на экономическую реформу, то они претерпели серьезную эволюцию за три года работы в ЦК. Вначале он работал в унисон с Рыжковым, занимая умеренно консервативные позиции. Это объясняется и тем, что они вместе в свое время работали в Госплане. Но затем стал относиться к предложениям правительства критически, выступая за более радикальный вариант преобразований. Думаю, сыграло свою роль повседневное общение с реформаторской частью партийного руководства и учеными, меньшее давление со стороны государственных управленческих структур, да и неприятие амбициозности главы правительства. Уже примерно через год Слюньков стал высказывать на Политбюро несогласие со многими проектами и документами Совмина, выступал с альтернативными предложениями. Его отношения с Рыжковым вконец расстроились. Это и, конечно, резкое ухудшение здоровья привели его к решению об отставке за несколько месяцев до XXVIII съезда КПСС.

Избрание Никонова в Политбюро не только было данью давней традиции, что секретарь ЦК по аграрным вопросам должен быть в этом ранге, но диктовалось масштабностью предстоящих в этой сфере преобразований. Человек он был достаточно широких взглядов — это, в частности, проявилось и в постановке вопроса о реабилитации крупных ученых, ставших жертвами сталинских репрессий, — Кондратьева и Чаянова. Но его реформаторские наклонности я явно переоценил.

Возводя Яковлева в ранг члена Политбюро, я сознательно вел к тому, чтобы идеологическую сферу курировал не только Лигачев. Он был занят организацией работы Секретариата, внутрипартийными делами, а главное — для меня не было тайной, что в идеологическом плане у Лигачева проявляются консервативные акценты.

Так что это было не спонтанным шагом, а продуманным решением.

Дата добавления: 2015-09-05