Трагикомические события

Теория развития Л.С.Выготского содержит большие возможности для построения новых дидактических систем. Так и случилось с экспериментами Занкова и Эльконина-Давыдова. Исходя из одной и той же теории, они создали разновариантные системы развивающего обучения: первая была ориентирована на общее развитие младших школьников, вторая – на умственное развитие, на развитие в детях диалектического типа мышления.

Застойный педагогический мир увидел, что в зависимости от обучающей системы дети могут проявлять разного рода возможности и способности, в силу чего ускоряется их продвижение. В эксперименте Л.В.Занкова дети четырёхлетнюю программу начальных классов заканчивали за три года и из третьего класса прямо переходили в пятый класс. Зародился новый принцип дидактики: вести обучение не от лёгкого к трудному, а от трудного к более трудному. Для традиционной авторитарной школы это было непонятное дело.

Также непонятно было то, что происходило в эксперименте Эльконина-Давыдова: овладевая диалектическим (абстрактным) типом мышления, дети свободно вторгались в сферы старших классов; стало возможным строить программы не по принципу от частного к общему, от конкретного к абстрактному, а наоборот: от общего к частному, от абстрактного к конкретному.

Эти открытия не были встречены аплодисментами в образовательном мире: учёные возмутились, руководители нахмурились, партийные боссы озадачились. С воодушевлением принимали эти системы тысячи учителей, которые на своём опыте познавали способности детей и свои творческие возможности. Общество бурлило. Традиционная волна шестидесятых-семидесятых годов обрушилась на новые ростки в образовании и началась реакция: кого-то из учёных исключили из партии, закрыли лаборатории, разогнали сотрудников. А потом, спустя некоторое время, людей начали восстанавливать «в рядах КПСС», учёных возвращали обратно, системы были признаны и рекомендованы для массовой практики.

Трагикомические события происходили и в связи с нашей лабораторией. В Грузии нас критиковали, постоянно проверяли, обвиняли, что мы идём против Гогебашвили, классика грузинской педагогики, против решений партии, разрушаем основы единой советской школы; писались доносы в партийные органы о том, что лаборатория насаждает буржуазную педагогику, в газетах устраивались дискуссии с «разоблачением» наших идей. Нас закрывали и выгоняли из экспериментальной школы.

И это длилось годами.

Порой мы приходили на работу, не зная, что с нами будет.

Думаю, в это сложное время я и начал осознавать чувство любви к детям. Я начинал понимать, что наука, эксперименты, обновление образования, вся борьба в защиту идей – всё это было ни что иное, как защита детей. А силы для борьбы я черпал из двух источников: первый источник – любовь к детям, второй – вера в те идеи, которые помогали мне защитить детей.

Я бы сам отказался от своих идей, от всей своей науки, если бы увидел, что они бессильны уберечь детей от посягательств авторитарного насилия. Любовь и Вера – вот что начал я осознавать тогда, когда, отлучённый от детей очередным решением министерства образования, находился в отчаянии. Не знаю, способствует ли отчаяние озарению, но меня оно спасло – передо мной открылись всесильные источники Любви и Веры. И в дальнейшем бывали случаи, когда они возрождали меня прямо из пепла.

Конечно, в Грузии были люди – учёные, учителя, родители наших учеников, которые поддерживали нас. Но этого было мало. Нас начали поддерживать российские учёные.

О нас хорошо писала вся тогдашняя центральная пресса, газеты «Правда», «Известия», «Неделя», «Литературная газета», «Учительская газета», «Московский комсомолец», «Комсомольская правда», «Труд» и многие другие. К нам каждый день приезжали группы учителей со всех концов тогдашнего Советского Союза, из заграницы, из Америки, Германии, Чехословакии, Болгарии, Китая, Венгрии... Это была уже другая сила, которая противостояла местной реакции и воодушевляла нас.

Местная реакция...

Разумеется, это не вся Грузия.

Местную реакцию составляла группа людей, в чьих руках была сосредоточена часть власти, или же те, которые в борьбе с нами защищали самих себя, свои отжившие идеи, или же те, которые были чем-то обижены и потому мстили, были и такие, которые просто не могли не писать доносы в высшие инстанции.

Знали ли они суть наших поисков?

Нет, не знали, и им было неважно знать её.

Защищали ли они от нас что-либо святое?

Об этом тоже не думали.

Но что надо было другое делать авторам традиционно действующих программ, учебников, методических курсов?

Что надо было делать учёным, на которых надвигалось новое педагогическое воззрение?

Что надо было делать министрам, когда они видели, что в их епархии не всё складывается по их приказам?

Что надо было делать людям, которые просто не могли понять, что происходит?

Что надо было делать злым людям?

Это была небольшая группа людей, но они имели часть власти или доступ к власти.

Вот и действовали.

Но вовсе не из любви к детям.

Дата добавления: 2015-09-06