Глава XVIII Самая печальная, так как в ней «Беда» гибнет, на этот раз уже безвозвратно

Вот я и пошёл сторонкой. Иду. День прошёл — ничего, а к ночи пал туман. Такой туман — ничего не видно, хоть глаз выколи. Со всех сторон сигналы, гудки, сирены воют, звонят колокола... Тревожно, но зато, знаете, весело. Да только недолго продолжалось это веселье. Слышу, летит на нас быстроходное судно. Пригляделся, вижу — миноносец на полном ходу. Я — вправо на борт. Смотрю, и он право на борт. Я влево, и он влево...

И вот, понимаете, страшный удар, борта затрещали, вода хлынула на палубу, и «Беда», рассечённая пополам, стала медленно погружаться в пучину.

Ну, вижу, конец!

— Фукс, — говорю я, — берите спасательный круг и плывите прямо на вест. Здесь недалеко.

— А вы? — спрашивает Фукс.

— А мне, — говорю, — некогда. Вот запись нужно сделать в журнале, с судном попрощаться, а главное, мне туда не по дороге...

— И мне, Христофор Бонифатьевич, тоже не по дороге. Не тянет меня туда.

— Напрасно, Фукс, — возражаю я, — там всё-таки берег, различные красоты, священная гора Фудзияма...

— Да что красоты! — отмахнулся Фукс. — Там с голоду ноги протянешь. Работы не найдёшь, а по старой специальности, по карточной части, мы против них никуда не годимся. Обдерут, как липку, по миру пустят. Уж я лучше с вами.

И так меня тронула эта верность, что я ощутил прилив сил. «Эх, — думаю, — рано панихиду петь!» Осмотрел размеры повреждений, достал топор.

— Аврал! — командую. — Все наверх! Снасти долой, рубить мачту!

Фукс рад стараться. Такую энергию проявил, что я просто удивился. Да и то сказать: ломать — не делать, душа не болит.

Ну, и не успели мы оглянуться, пальма наша уже за бортом. Фукс прыгнул туда, я ему передал кое-какие ценности. Бросил спасательный круг, компас вместе с нактоузом, пару вёсел, анкерок воды, из гардероба кое-что...

А сам всё на палубе, на «Беде». И вот чувствую, настаёт последняя минута: корма вздыбилась, корпус погружается, сейчас нырнёт...

У меня слёзы брызнули из глаз... И тут, знаете, я хватаю топор и собственной рукой вырубаю кормовую доску с буквами...

Ну, а затем в воду и — к Фуксу на пальму. Сажусь верхом и наблюдаю, как океан поглощает остатки моего многострадального судна.

И Фукс наблюдает. И вижу — у него тоже слёзы на глазах.

— Ничего, — говорю, — не унывайте, мы ещё с вами поплаваем. То ли ещё бывает...

Да. Ну, знаете, посмотрели ещё на то место, где волны сомкнулись над судном, и стали устраиваться. И, представьте, устроились не без удобств.

Конечно, после яхты чувствуется некоторый недостаток комфорта, но всё же самое необходимое было у нас. Установили компас, соорудили кое-как парусишко из старой тельняшки, спасательный круг на ветку повесили, а кормовую доску я вместо письменного стола приспособил.

В общем, всё хорошо, вот только ногам мокро.

И вот однажды видим — сзади, за кормой, дымок. Я уж думал — опять тот миноносец, но оказалось, что это просто «купец» — бродячий пароход под английским флагом. Я не хотел просить помощи: как-нибудь, думаю, сам доберусь. Но тут так получилось.

Я, как заметил судно, сейчас же достал письменные принадлежности и стал делать соответствующую запись в вахтенном журнале. А капитан этого парохода, со своей стороны, заметив нас, взял подзорную трубу и, понятно, обнаружил не совсем блестящее положение нашего судна, если можно назвать судном подобное сооружение.

Но он всё же сомневался, идти ли на помощь, поскольку мы не проявляли признаков паники и не подавали соответствующих сигналов...

Вот тут-то, понимаете, обстоятельства и сложились так, что он неожиданно изменил своё решение.

Я, видите ли, как раз в это время закончил запись и поставил свой временный стол, так сказать, стоймя. И вот буквы блеснули. Капитан увидел слово «Беда» и принял его за призыв на помощь или за сигнал бедствия, что ли. Ну, повернул к нам, а полчаса спустя нас уже подняли на борт, и мы с капитаном за чаркой рома обсуждали этот забавный случай...

Да. Пальму я ему подарил, он её в салоне приказал поставить, вёсла, компас тоже отдал, а себе оставил круг и кормовую надпись. Всё-таки, знаете, память.

Ну, посидели. Он рассказал, что идёт в Канаду за лесом, потом о новостях поговорили, потом он ушёл, а я остался ещё почитать свежие новости.

Сижу, перелистываю газеты. Ну, что там в газетах? Больше всё объявления, комиксы, утки, сплетни, всякая дезинформация... И вдруг — заголовок на всю страницу: «Налёт с воздуха... Преступник бежал!»

Я заинтересовался, понятно. Читаю и вижу — весь этот шум из-за Лома. Он, оказывается, на своём змее снизился возле самой Фудзиямы. Тут, конечно, собралась толпа, змея разорвали в клочья, разобрали на память.

А змей-то ведь был из газет. Ну и взялась за это дело полиция. Обвинили Лома в незаконном провозе запрещённой литературы. Я не знаю, чем бы это кончилось, но тут, к счастью, небо покрылось тучами, раздались глухие подземные удары... Толпу охватила паника, и все разбежались в ужасе.

На склоне священной горы только и остались мой старший помощник Лом и чины японской полиции.

Стоят, смотрят друг на друга. Земля под ними колеблется... Это, конечно, необычное состояние для поверхности нашей планеты, и у многих оно вызывает различные проявления страха. Но Лом — он, знаете, всю жизнь на борту, привык к качке... Ну, и не сумел надлежащим образом оценить грозную силу происходящего, пошёл не спеша вверх по склону горы. А тут, понимаете, как это говорится, «земля разверзлась», и широкая трещина легла между беглецом и погоней. А затем всё покрылось хлопьями сажи и мраком неизвестности.

Полиция потеряла следы Лома и теперь ищет его. Но тщетно.

Дата добавления: 2015-09-06