Читайте также:
|
Просто на нашу Клашу не обратили внимания, — насмешливо сказал Энди. — Не обращай внимания и ты, Леш.
А ты бы вообще помолчал, гаденыш! — огрызнулась Клара, вскочила и выскочила из холла. Эмма быстро вышла за ней.
Лешка пнул диван кулаком.
Урод несчастный! Принесло на мою голову!
Ну не заводись. Просто Вечный Князь, понимаешь? Чистая сила, это дорогого стоит.
Сила!
Сила… — протянул Энди мечтательно. — Помнишь, как у Жоффруа.
Ну да. Скажи еще — как у Дрейка.
— Ну… Дрейк, что ж. Если бы Дрейк…
Надо было его пристрелить все-таки. Сила. Сила, бля!
Да что он тебе дался?
Он тебе дался. А этот Артур ей дался! Панк замызганный. Пошли отсюда!
Энди улыбнулся и пожал плечами. Легко встал.
Пошли, погуляем. А с Кларой еще увидишься. Ничего страшного.
Я проснулся оттого, что Мартын тряс меня за плечо.
Голова просто разламывалась на части; кости ломило — я заснул на подоконнике, полусидя, полулежа, в дико неудобной позе. В комнате горел желтый электрический свет, который резал глаза. За окном шел снег.
Обманная весна закончилась. Зима начиналась по второму кругу — от тоски сперло дыхание. Как когда-то в детстве, появилось ощущение, что настоящая весна уже никогда не наступит — просто снег будет таять, превращаться в мерзкую слякоть и снова сыпаться с неба клочьями драного савана — без конца.
Ты стонал, — сказал Мартын. — И выглядишь херово. Просто очень херово. Может, правда, к врачу сходишь?
У тебя кофе есть? — спросил я. — Выпью, если угостишь, и пойду.
К врачу?
Да нет. По делу.
Мартын посмотрел укоризненно. Он меня жалел. Он вообще жалостливое существо, хоть с виду и незаметно. А человеку с такой нежной душой просто больно видеть, как старый боевой товарищ сходит с ума.
Кофе есть, — сказал Мартын. — Ты бы отложил дела-то.
На душе было паскудно.
Потом я пил дрянной растворимый кофе из огромной бадейки, а Мартын хлебал из такой же бадейки жутко сладкий чай и пожирал бутерброд. Тонечка крутилась то там, то сям, мелькала с разными дамскими вещичками, на ходу расчесывала кудряшки, на ходу жевала печенье и болтала всякий вздор — она собиралась на работу. Мартын тоже собирался, и я был ужасно рад, что мы сейчас расстанемся и больше ни о чем не надо говорить.
Ты все-таки звони, если что, — сказал Мартын на прощанье.
Спасибо, Мартынушка. Я буду иметь в виду.
Мир состоял из бурых дорог, серого неба, белого снега и черных деревьев. Пахло снегом. Просто удивительно, что я не замечал раньше — снег имеет запах, резкий, тревожный… Запах холода и угрозы.
Я купил газету «Реклама-Шанс». У метро мне всучили еще «Асток-пресс» — и я взял, потому что там тоже могло оказаться то, что надо. В метро я спускался, как Орфей — в преисподнюю, со странным ощущением, что где-то тут, рядом, проходит граница нормальности, и я вот-вот перешагну ее.
Дата добавления: 2015-09-06; просмотров: 142 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Эту песню пел, кажется, Бернес, — сказал Эмма, когда смолк последний аккорд. — Она была очень в моде в тот год, когда я умерла. | | | Ничего не произошло. |