Маша Арбатова

Однажды вечером все в том же плодотворном 2007 году я поудобнее расположилась на кровати в ожидании начала любимой телевизионной передачи «Пусть говорят». Мне нравится, как Андрей Малахов предоставляет публике возможность обсудить то или иное значимое событие.

Обычно я эту передачу смотрю, стоя в ходунках, и таким образом одновременно убиваю двух зайцев — разминаю затекшие после сидения за ноутбуком мышцы и участвую в передаче, ведь зритель тоже в какой-то степени участник. А в тот вечер я поленилась вставать в ходунки и уставилась в телевизор, лежа на кровати. Расслабилась…

Прошла заставка программы, и Андрей Малахов стал представлять гостей в студии:

— Сегодня у нас в гостях писательница и общественная деятельница Мария Ивановна Арбатова!

И я увидела миловидную женщину, которая чуть заметно кивнула головой присутствующим в телестудии и телезрителям. И ее доброжелательный кивок, относящийся к миллионам россиян, я восприняла как относящийся и ко мне лично.

От моего расслабления не осталось и следа. Это же Мария Арбатова, которую я читала и про которую так много слышала! Я как ужаленная подскочила на кровати, забыв про передачу, и уже через две минуты сидела в Интернете и набирала в поисковике «Официальный сайт Марии Арбатовой». Ссылка быстро открылась, я зарегистрировалась и вошла на форум в рубрику «Здравствуйте, все». И поведала Марии Арбатовой и форумчанам свою анекдотическую горькую историю, что меня признали как писателя, что уже второе десятилетие издают мои рассказы и книги, а на мне по-прежнему висит неправильно поставленный диагноз «олигофрения в стадии дебильности», и никто эту проклятущую «олигофрению» не может убрать из моей истории болезни.

Мария Арбатова и посетители сайта сразу откликнулись. На следующий день в мой электронный ящик свалилось более трехсот писем. «И как же я их разгребу? Сколько времени потребуется, чтобы всем ответить?» — в отчаянии думала я, прокручивая список корреспонденции. Потом разобралась и выяснила, что можно отвечать всем сразу прямо на сайте. Мария предложила, чтобы за моей историей могли наблюдать все, кто посещает ее сайт. Одна голова хорошо, а много голов лучше. Я, конечно, не была против: чем больше людей знает о таких историях, тем легче будет не допускать подобного. Я же не одна такая кому с ходу, с лету, не глядючи ляпнули диагноз «олигофрения» и тем самым исковеркали всю жизнь. И мы решили бороться не только за меня, но и за других людей, пострадавших аналогичным образом.

Обстановка на сайте была дружеской, теплой, домашней, а Марию Арбатову все называли просто Машей. Маша принялась хлопотать о снятии моего неверного диагноза. Сначала пыталась дозвониться до господина Савенко, но никто не брал трубку. Чуть ли не целый день «провисела» на телефоне, но так и не дозвонилась. Электронный адрес Савенко тоже не работал. В общем, все интернет-сведения о нем были уже устаревшими, а новые никому не известны.

Тогда Маша правильно составила письмо Президенту, и государственная машина заработала — меня вновь приехала обследовать комиссия. И кто бы мог подумать, что в составе комиссии будет бывший главный заведующий Прокопьевской психиатрической больницы Геннадий Павлович Ширяев? В предыдущих главах я не упоминала его, так как видела лишь единожды, да и то мельком. Однако запомнила. Только тогда это был черноволосый молодой мужчина, а тут предо мной предстал седовласый человек. Геннадий Павлович приветливо спросил:

— Тамара! Меня зовут Геннадий Павлович Ширяев. Вы меня помните?

— Да, конечно, вы были главврачом в Прокопьевской психиатрической больнице. Мне приятно, что вы меня запомнили, — с улыбкой ответила я. Надо же, какая у него профессиональная память! Я показала членам комиссии свою книгу «Про рыжую Таюшку», сообщила, что освоила ноутбук и прогуливаюсь по Интернету, что публикуюсь в журналах и газетах. И попросила — нет, уже потребовала! — чтобы диагноз «олигофрения» вообще убрали из моей истории болезни, чтобы его там не было. Нигде, ни на одной странице!

И только тогда, через столько лет, мне завели новую историю болезни, куда вошли лишь новые записи. Долгожданная выстраданная победа! Весь сайт Марии Арбатовой поздравлял меня и радовался тому, что восторжествовала справедливость.

Зато господин Г.Л. Устьянцев, заместитель главного врача Кемеровской областной клинической психиатрической больницы (я уже писала о нем), прислал в дом-интернат злющее, путаное, противоречивое письмо. Мне его вручила директриса, воздержавшись от комментариев.

Вот несколько абзацев этого письма.

«Медицинская документация системы здравоохранения относительно раннего периода развития Черемновой Тамары Александровны, род. 06.08.1955, до 1962 года отсутствует». Неверно указанная дата моего рождения — 06.08 вместо 06.12 — это ладно, ошибка-опечатка. Но как же с моим существованием до 1962 года? Меня что, в это время вообще не было в СССР? И в природе не существовало?

Продолжаю цитировать: «Согласно данным истории болезни «Чугунашского детского дома инвалидов…». Господин Устьянцев, Вы уверены, что именно там я находилась? Довожу до Вашего сведения, что я проживала в Бачатском доме инвалидов, а запись о Чугунашском закралась по ошибке пишущей медсестры.

«Мы не располагаем медицинской документацией: кем и когда был поставлен этот диагноз, с которым она поступила в Чугунашский детский дом инвалидов. История болезни располагает заключением психиатра Кемеровской областной психоневрологической больницы от 1962 года, в котором значится: «в 7 лет Черемнова Тамара, 1955 г.р., страдает органическим поражением ЦНС, спастическим тетрапарезом, олигофренией в стадии дебильности. Девочка не может самостоятельно передвигаться и обслуживать себя. Нуждается в постороннем уходе. Может находиться в доме инвалидов для умственно отсталых детей».

Далее убийственная фраза:

«Как следует из упомянутой истории болезни, в 1974 г., в 19 лет, Черемнова Тамара уже не обнаруживала столь выраженного интеллектуального недоразвития — сама научилась читать, правильно объяснять переносный смысл пословиц и поговорок, поведение спокойное». Это что — самостийное исцеление дебила? Увы, такого не бывает: олигофрения неизлечима, олигофрена можно адаптировать, «подтянуть», чему-то научить, но олигофрения все равно останется с ним навеки. И если «поведение спокойное», то почему ж меня столько лет продержали в ПНИ, не рискуя перевести в обычный дом инвалидов, да еще периодически помещали среди буйных?

«Написание таких писем для Черемновой Т.А. является самоцелью. Оно продиктовано кверулянтскими мотивами, мотивом доказать свою состоятельность, привлечь внимание к своей особе, добиться уступок, что в свою очередь повлечет новые жалобы и претензии».

«Относительно диагноза «олигофрения», который ей был поставлен в шестилетнем возрасте. Не располагая медицинской документацией, можно предположить, что в тот период она обнаруживала отставание в интеллектуальном развитии. Научившись сама читать в подростковом возрасте, она обнаружила достаточные интеллектуальные возможности. Вместе с тем грубая органическая патология головного мозга привела к формированию характерных личностных особенностей в форме эгоцентризма и ригидности».

Психиатрический термин «кверулянтские мотивы» означает сутяжничество, патологическое желание больного затевать тяжбы и разборки. А фраза про присущие мне кверулянтские мотивы полностью переписана из пособия по психиатрии. Что касается якобы присущих мне эгоцентризма и ригидности, то эти термины после их разъяснения вызвали у моих друзей бурное негодование:

— Это ты-то эгоистична? Да ты вечно за всех заступаешься и этим наживаешь себе неприятности!

Это ты-то не способна поставить себя на место другого человека? Да ты только тем и занимаешься, что влезаешь в шкуры других и пытаешься понять и помочь! Это ты-то ригидна — не способна менять свои представления? Да быстрее тебя никто не перестраивается! А уж с какой скоростью ты настроилась на новые технологии: компьютер, интернет, скайп… Представляю на суд читателей письмо господина Устьянцева лишь за тем, чтобы показать: какую медицински-документированную жизнь я прожила и где была правда, а где ложь.

Отравленная стрела Устьянцева, пущенная напоследок после официального снятия лже-диагноза «олигофрения», таки достигла цели — меня вновь стали одолевать страхи и неуверенность. Но уже было кому помочь.

В 2008 году ко мне начала ходить психолог Ирина Юрьевна Курбатова. И стала моим персональным психологом. Ирина Юрьевна научила меня владеть собой в разных ситуациях, умению видеть других людей и их характеры, обучила приемам релаксации, помогла избавиться от страхов и обрести душевный покой. И теперь я радуюсь каждому дню — даже самому простому, ничем не примечательному — и молю Господа, чтобы этих дней было как можно больше…

Дата добавления: 2015-09-06