Маска третья

This is the could that swallows trust. This is the black that uncolors us. This is the face that you hide from. This is the mask that comes undone. Metallica. Some kind of Monster

Маски… Мы все их носим. Иногда мы даже забываемся и теряем ощущение, где кончается маска и начинается живая плоть, пока жизнь не даёт нам по морде, возвращая к неумолимой реальности…

***

Но моя маска служит мне верно. Она прячет меня от людей надёжней, чем хогвартские подземелья. Она скрывает меня от света и от тьмы, от любви и от ненависти, от жизни и от смерти. Играя, лавируя, блефуя, тщательно таит она то, что скрыто под ней.

Ничего.

Под моей маской нет ничего, кроме десятка-другого въевшихся в кожу привычек и чуточки усталости.

***

Я, конечно, был знаком с директором раза в два, а то и в три хуже, чем многие из присутствующих, но, думаю, и те могли бы пересчитать по пальцам, сколько раз им доводилось видеть Альбуса Дамблдора таким встревоженным. А его лаконичное и пугающе ясное, на первый взгляд, сообщение и вовсе повергло собравшихся в смятение.

– Альбус, но это же безумие! – я едко усмехнулся про себя. Готов был даже поспорить, что первой на объявленную весть среагирует Минерва. Или Молли Уизли, которая тоже вскочила, несомненно, собираясь к Минерве присоединиться. – Вы же не хотите сказать, что собираетесь отправить мальчика на верную смерть единственно из-за какого-то дурацкого пророчества?

Собравшиеся загудели вразнобой: одни разделяли несогласие Минервы, другие поддерживали директора. Внутри рыжего семейства Уизли шло противостояние: Артур удерживал шумно что-то доказывавших близнецов, старший их брат в растерянности переводил взгляд с одного члена семьи на другого, а Молли явно с секунды на секунду готова была приступить к решительным боевым действиям против супруга. В противоположном от меня углу Рем Люпин с отрешённо-спокойным любопытством оглядел присутствующих и остановил выжидающий взгляд на мне. Явно ему, как и мне, известие директора было не в новинку.

Я встал.

– К вашему сведению, Минерва, – негромко начал я, чувствуя, как шум вокруг тоже стихает, – Тёмный Лорд, тем не менее, склонен воспринимать это дурацкое, как вы изволили выразиться, пророчество на полном серьёзе.

На несколько секунд воцарилась напряжённая тишина, которой не преминул воспользоваться директор:

– Нет, Минерва, я никоим образом не собираюсь посылать Гарри Поттера на верную смерть, даже если бы в пророчестве прямо говорилось, что он победит. Гарри, как и любой из вас, мне дорог прежде всего как человек, а не орудие сражения, пусть даже и против величайшего зла нашего времени. Просто теперь, когда в руки Волдеморта попали сведения, которые мы от него так тщательно оберегали, я не вижу смысла скрывать и от вас: не исключено, что в сложившейся ситуации Гарри Поттеру вскоре суждено стать последней нашей надеждой; пока существует он, существует и надежда на победу. И следует приложить все усилия, чтобы эту надежду уберечь…

Далее последовало изложение уже знакомого мне в общих чертах плана обеспечения безопасности в окрестностях Хогвартса…

По окончании собрания, когда члены Ордена начали расходиться, ко мне неожиданно подошёл Люпин.

– Северус, – кивнул он. Я ограничился долгим неприязненным взглядом, хоть и знал, что оборотня этим не смутить.

– Я только хотел попросить тебя: не будь слишком резок с мальчиком, ладно?

– Что? – недоумённо переспросил я. Люпин вскинул бровь.

– Ты ещё не в курсе? – быстро уточнил он. – Извини. Тем не менее – пожалуйста.

Он торопливо отошёл. Я рванул было за ним, чтобы уточнить свои смутные опасения, когда на плечо мне легла рука.

– Северус, – директор удержал меня и сам присел рядом. – Я, конечно, осведомлён о твоей занятости лучше, чем кто-либо другой, но всё же… Хочу попросить тебя о небольшом одолжении…

***

– …В конце шестидесятых различных тайных орденов, в большей или меньшей степени занимавшихся Тёмными Искусствами, насчитывалось не менее двух десятков. Выявление первого – Ордена Тёмного Наследия – сопровождалось рядом скандальных разоблачений, в том числе и среди высших чинов Министерства, дело доходило даже до пожизненных заключений в Азкабан. Но некоторое время спустя аврорам стало известно о существовании ещё одного, затем другого, третьего орденов… Дело Ордена Тёмного Наследия послужило для поклонников Тёмных Искусств отнюдь не острасткой, а, казалось, напротив, вдохновило их на действия.

Призвание аврора никогда не было пределом мечтаний подлинных интеллектуалов, но и полных идиотов там тоже не жаловали (в этом месте по вялой реакции Поттера я понял, что мальчишка всё же ещё не спит с открытыми глазами, хотя и близок к этому). Штаб Авроров не стал ворошить осиное гнездо, ограничившись бдительным наблюдением. Действия так называемых "тёмных магов" в итоге свелись к созданию всё новых орденов, которые со временем стали своеобразным модным развлечением для избалованной аристократической молодёжи или же просто местом, где можно обзавестись выгодными знакомствами для тех, кто был победнее. Пожалуй, так оно продолжалось бы и до сих пор, если бы не появился Волдеморт и не преминул воспользоваться этой благодатной почвой.

К тому времени пристальный интерес авроров к орденам ослаб, на появление Пожирателей Смерти реакция была однозначной: "Очередные". И не успели просохнуть чернила на проставленных министерскими бюрократами галочках, как все хоть чего-то стоящие знатоки Тёмных Искусств, давно разочаровавшиеся в собственных орденах, присоединились к Волдеморту либо были уничтожены, от самих орденов осталась лишь горстка растерянных молодых людей, и Министерство оказалось лицом к лицу с самым серьёзным врагом со времён Гриндевальда, а может, даже и серьёзнее… как вы считаете, Поттер?

Поттер сидел за столом напротив меня, подперев руками подбородок: поза человека явно в данный момент не собирающегося использовать свою нижнюю челюсть для продолжительной беседы. Мой вопрос, действительно, застал его врасплох, он встрепенулся и, немного поразмыслив, ответил:

– Не знаю, сэр.

Честный и слегка сонный взгляд знаменитых зелёных глаз был устремлён куда-то за моё плечо. Я вздохнул.

– Поттер, хотите вы этого или нет, но вы – человек, от которого зависит исход войны. Не ошибусь ли я, утверждая, что он вам небезразличен?

Немного оживления.

– Конечно, нет! То есть, разумеется, мне не всё равно…

– Не соблаговолите ли, в таком случае, изложить причины, по которым вы не имеете собственного мнения по этому жизненно важному, на мой взгляд, вопросу?

Поттер продолжал смотреть в сторону, но руки со стола убрал, и голос его звучал уже бодрее и с плохо скрываемым раздражением:

– Простите, профессор, но я не настолько хорошо знаком с Пожирателями Смерти и, тем более, с историей Гриндевальда, чтобы делать какие-то выводы. И вообще, я не понимаю, зачем…

– Ах, не понимаете? Ну да, разумеется, я же не иначе как для собственного удовольствия уже второй вечер хожу вокруг да около вместо того, чтобы просто разложить имеющуюся информацию о Пожирателях Смерти по полочкам и пересказать вам, Поттер. К сожалению, моя задача состоит не только в том, чтобы рассказать, но и в том, чтобы вы поняли, причём поняли досконально.

Формируя свою организацию, Тёмный Лорд очень многое позаимствовал у Гриндевальда. Не всё, само собой, ведь Гриндевальд свою войну всё-таки проиграл, и Тёмный Лорд старался избегать ошибок своего предшественника, но, тем не менее, многое.

Война с Гриндевальдом была последней крупной войной, выигранной волшебным сообществом. И не исключено, что, проанализировав тогдашнюю ситуацию детально, можно найти подход и к решению нынешних проблем.

– Почему последней… сэр? А как же предыдущая война с Волдемортом?

– Первая война с Волдемортом, Поттер, была выиграна благодаря чистой случайности.

Я замолчал, невольно уставившись на бледный шрам, рассекавший лоб мальчишки. Да, то была невероятная, фантастическая, немыслимая случайность. Даже не один шанс на миллион, а будто и вовсе возникшая из какой-то другой реальности. Сказочной, где злодей погибает, подняв руку на ребёнка…

Ночь. Тёмная ноябрьская ночь…

Дождь. Холоднейший осенний дождь, с ветром, горстями швыряющим тебе в лицо ледяные струи…

Грязь. Грязь всюду: на твоих руках, на твоей одежде, вязко хлюпает под коленями, на которые ты упал…

Руки: мокрые, окоченевшие, в грязи. Пальцы неловко пытаются очистить грязь с левого предплечья, размазывая её ещё больше. Оставь, дождь это сделает лучше; только дай время… Тёмные струи сбегают по локтю в рукав, смывая грязь, обнажая то, во что ты никак не можешь поверить: белую гладкую кожу, безо всяких отметин, без единого намёка на Знак, который, казалось, был вожжён в самую кость…

Смех. Смех: душащий, раздирающий горло, лёгкие, смех, выворачивающий твою обессиленную телесную оболочку, извергая из самых потаённых уголков чёрную, давно проданную душу…

– Хорошо, профессор. Значит… мне, наверное, следует подробней ознакомиться с историей Гриндевальда?

Я кивнул и, поднявшись, отошёл к стеллажу, чтобы скрыть минутное замешательство. Выбрав с полки фолиант Страйберга, я вернулся и протянул его Поттеру:

– Вот это исследование посвящено организации Гриндевальда, в частности, подробному сравнению её с орденами ещё постинквизиционного времени. Написано достаточно лёгким языком и рассчитано как раз на непрофессионалов…

Морган, ну неужели у них это считается признаком хорошего тона: взяв в руки раритетное, дорогое даже с виду издание, пропустить между пальцами пару десятков страниц, точно проглядывая какой дешёвый романчик, и отложить, с трудом маскируя досаду?!

– …Постарайтесь к следующей нашей встрече ознакомиться с материалом хотя бы наполовину. Не стоит слишком вдаваться в исторические нюансы, основное внимание уделите структуре, принципам и развитию целей этих организаций. И до понедельника, Поттер.

Поттер спрятал книгу в сумку, устало произнёс: «Доброй ночи, сэр», и оставил меня в благословенном одиночестве.

С кипой свежих контрольных я вернулся за стол, но мысли мои бродили далеко от сих откровений науки зельеварения. В который раз я задумался, осознавал ли директор в полной мере всю жестокую нелепость своего предложения взяться мне за обучение Поттера. Признаться, глубоко сомневаюсь. Я никоим образом не ставлю под вопрос его невероятную проницательность, и я убеждён, что он намного ближе знаком с Тёмными Искусствами и культурой их последователей, чем принято считать. Однако для того, чтобы в полной мере ощутить всю горькую иронию создавшейся ситуации, следовало вдохнуть эту культуру с первым глотком воздуха и впитать её с молоком матери, читать научиться прежде, чем говорить, а первое слово произнести на почти забытом языке древней цивилизации, используемом ныне лишь в сокрытых ритуалах и некоторых заклятьях; каждое утро, просыпаясь, видеть в высоком потолке переплетения герметических символов, а каждый вечер, стягивая пропитавшуюся ароматами магических ингредиентов одежду, падать без сил на постель, не набегавшись с друзьями на свежем воздухе, а от того, что сегодня, как и вчера, и завтра и ещё долго-долго тебя по веками отточенной системе постепенно вводят в этот холодный и изощрённый мир, что есть воплощённая Магия: религия, божество которой – Разум, искусство, эстетика которого – Совершенство, философия, идеал которой – слияние с Абсолютом. И образ жизни, цель которой – познать, преумножить знания и передать их Ученику.

Учеником моего отца был я. У меня ни детей, ни учеников нет и не предвидится. В линии мастеров Тёмных Искусств, корнями уходящей в мерлиновские времена, я – последний. И – словно некие гипотетические силы, якобы отсчитывающие людям воздаяние за грехи их, сочли мою участь недостаточным наказанием за роковые ошибки юности – издёвкой, плевком в сокровенное мне поручается взяться за обучение этого мальчишки, живой карикатуры на само понятие ученика. На последнем витке долгая история нашей линии повторится как дурной фарс и истает завитушкой дыма… Бликом снитча на квиддичном поле…

***

Узкую компанию особо доверенных лиц, временами собиравшуюся у директора, я иногда, ссылаясь на привычку, именовал Внутренним Кругом. Минерва считала эту шутку дурным тоном. Я, впрочем, тоже.

Директор, как всегда, восседал за столом. Минерва пристроилась на стуле сбоку, я – в углу, Люпин и Муди – у камина. Разглагольствовавший Конелли нервно прохаживался по кабинету.

– …Лично я пока что вижу единственную возможность устроить встречу Поттера с Волдемортом – провести Поттера на территорию замка под видом одного из особо доверенных Пожирателей. Я понимаю, что это нелегко, но лучшего варианта я не вижу.

– Я не вижу даже худшего, Конелли, – вмешался я, – потому что то, что предлагаете вы, шансов на успех не имеет.

– Не слишком ли усердно вы сопротивляетесь, Снейп? – Конелли недоверчиво сощурил глаза. Я поморщился, задаваясь вопросом, как это при своих незаурядных способностях стратега Конелли временами умудряется быть таким тупицей…

– Кинн… – строго начала было Минерва, но я прервал её:

– Не будьте бдительней Муди, Конелли, – Муди кашлянул, явно пытаясь замаскировать невольный смешок. Прийти к полному взаимодоверию нам, разумеется, было никак невозможно, но, скрипя зубами, полагаться на мои сведения он всё-таки понемногу привык. – Повторюсь, как для вас. Тёмный Лорд относится к пророчеству крайне серьёзно, а о магических флюктуациях различного рода, иной раз способных повернуть исход события на сто восемьдесят градусов, ему известно по личному опыту. Поэтому при нём постоянно дежурят трое из Демаскированных, не подпуская никого ближе пяти ярдов, включая и "особо доверенных" – да, я и себя имею в виду, Муди. Если Поттеру и удастся добраться без помех и даже пронести с собой палочку – что я также полагаю невозможным, у Руквуда на магические артефакты безошибочное чутьё – его остановят при первом подозрительном движении. Шансы провести с собой кого-нибудь тем меньше, чем больший "эскорт" вы наметите. Воспользоваться обличием самих Демаскированных не получится: не забывайте о легилиментных способностях Тёмного Лорда.

Конелли с мрачным видом уселся на свой стул. Муди отвернулся, но интуитивно я ощущал, что волшебный глаз аврора продолжает следить за мной сквозь его затылок.

– Возможно ли пустить слухи о смерти Поттера? – задумчиво спросил он.

– Боюсь, что Лорд поверит, лишь увидев это собственными глазами, – подумав, предположил я. – Спонтанная ментальная связь между ними практически прекратилась, когда Поттер с трудом, но всё-таки освоил Окклюменсию. Жаль, вообще-то… может, удалось бы подобрать зелье, способное сымитировать эффект умирания…

– Боюсь, что тогда, несмотря на ослабленную защиту Волдеморта, и от Гарри проку было бы мало, – без тени иронии заметил Люпин. Я готов был пуститься в размышления о продолжительности действия блокирующих зелий, когда вмешался директор.

– В таком случае, Северус, у Гарри, как окклюмента, идеальные шансы использовать твоё обличье? А ты мог бы подстраховывать под каким-либо другим, тебе было бы легче справиться с этой задачей.

– Во Внутреннем Круге я – единственный окклюмент, – уточнил я, – но нужно подумать.

– Подумать следует всем, поэтому предлагаю отложить все дискуссии по этому вопросу, – директор обвёл взглядом присутствовавших, никто возражать не стал. – Тогда по поводу планов Кинна по патрулированию Хогсмида и окрестностей. Минерва?

– Я распишу примерные формулы для обоих вариантов и передам Стелле, – кивнула та. Минерва была прирождённым теоретиком арифмантии, но практические расчёты предпочитала перепоручать Вектор.

– Вы уверены, что ваш арифмант не догадывается, к каким конкретным фактам прилагаются ваши расчёты? – Муди, похоже, нашёл себе новый объект для подозрений.

– Она сама просила ничего ей не говорить, Аластор, – холодно парировала Минерва. Повисла тягостная тишина. Лишнее напоминание, что боятся все, и боятся небезосновательно…

– Тогда, полагаю, не стоит вас больше задерживать, – директор жестом отпустил собравшихся. Минерва и Муди, попрощавшись, ушли почти сразу, Конелли задержался, поджидая Люпина, который ещё минут пять обсуждал что-то с директором. Наконец, ушли и они, оставив нас наедине.

– Чаю, Северус? – директор, выйдя из-за стола, достал с полки поднос с чайным сервизом и блюдечком очередных сладостей.

– Нет, благодарю, – привычно отозвался я.

Он коснулся палочкой чайника, и тот возмущённо заплевал кипятком.

– Ты уже сообщил Гарри об истинной цели твоего курса? – директор, как ни в чём не бывало, снял крышку и залил кипяток в заварочный чайник.

– Ещё нет, но собираюсь. Больше откладывать нельзя.

Директор кивнул.

– Я рад, что ты всё-таки взялся за это, Северус, – я невольно скривил губы. Можно было бы уже и привыкнуть за эти годы, что его "просьбы о небольшом одолжении" я склонен воспринимать как не поддающиеся обсуждению приказы. – Я не прошу ничего особенного – только самые основы, чтобы Гарри имел хотя бы общее понятие о том, с чем ему придётся столкнуться. Признаться, я даже удивлён, что ты решил преподать ему ещё и такое количество теории.

– Слишком многие, господин директор, последнее время стремятся овладеть Тёмными Искусствами, пренебрегая теорией.

Из носика заварочного чайника поднималась тонкая струйка пара, особенно отчётливая в полумраке кабинета.

***

– Что? Тёмные Искусства?! Профессор Дамблдор хочет, чтобы я изучал Тёмные Искусства?

– Именно, Поттер.

Мальчишка отчаянно замотал головой.

– Нет, не может быть, этого просто не может быть…

Неужели следовало ожидать иной реакции?

– Поттер, – резко остановил я его. – Пожалуйста, не устраивайте тут сцен. Сядьте и давайте обсудим всё спокойно либо идите к профессору Дамблдору и объясняйтесь с ним лично.

Пару секунд Поттера явно обуревало желание воспользоваться именно вторым вариантом, присовокупив к нему громкий прощальный хлопок моей дверью. Затем, поддавшись редкому для него приступу благоразумия, он всё же сел, мрачно поглядывая на меня снизу вверх.

– Успокоились? – ехидно поинтересовался я. – Что ж, а теперь можете приступать к возражениям. Только прошу вас использовать доводы, аргументированные объективными фактами, а не абстрактными утверждениями вроде "это плохо" или "мне это не нравится". Разъясните мне, Поттер, что вы имеете против Тёмных Искусств?

В Хогвартсе, думаю, нашёлся бы десяток учеников, способных перечислить все восемь пунктов Декларации от 1893 года о запрете на практику Тёмных Искусств. Разумеется, из числа этими же Тёмными Искусствами и увлекающихся. Поттер к их числу явно не принадлежал, посему после долгих мук творчества он, наконец, несмело выдал:

– Это опасно.

– Опасно? Хотите сказать, это достаточно веский аргумент для гриффиндорца? Назовите же мне тогда безопасный раздел магии, Поттер. Можете? То-то же.

Конечно, Тёмные Искусства в какой-то мере опасней других практик, прежде всего из-за потенциального воздействия на психику адепта. Но правильный систематический подход позволяет избежать большинства неблагоприятных побочных эффектов.

Поттер, помолчав, снова покачал головой.

– Вы не согласны со мной?

– Не знаю, сэр. Я не специалист, но ведь не просто так же они находятся под запретом.

– Верно, не зря. Беда та, что далеко не один вы не специалист, Поттер, но далеко не все неспециалисты считают, что им не следует совать в Тёмные Искусства нос.

Название "Тёмные" не самое удачное. Сразу вызывает неприятие у тех, кто не имеет ни малейшего понятия о балансе Света и Тьмы в природе, а также ненужный энтузиазм у тех, кто ложно полагает, что кое-что в этом понимает.

Как я неоднократно упоминал, определение и рамки Тёмных Искусств в течение истории неоднократно менялись. Некоторые склонны предполагать, что изначально магия была равновесной, то есть гармонически сочетала в себе компоненты как Тёмных, так и иных Искусств. Лично я с этой идеалистической точкой зрения в корне не согласен. Думаю, что, едва накопилось то критическое количество волшебных навыков, которое позволило сложиться первой системе знаний о магии, само собой обнаружились, сразу же или немногим позже, какие-то вещи, которые в эту систему не укладывались. А такова уж человеческая природа – всё, что не укладывается в систему, объявлять "тёмным".

И находились, разумеется, такие, которых эти "тёмные", назовём уж их так, вещи привлекали. Во-первых, парии и бунтари, которых побуждал единственно запрет, для них практика тёмной магии была лишь средством протеста. Идти против системы – дело неблагодарное, и вряд ли история сохранила хоть тысячную долю имён этих несчастных… впрочем, и этой доли достаточно. Во-вторых, те редкие гении, которым удавалось, посредством изучения тёмной магии, создать новую, более совершенную систему знаний, распространявшуюся и на часть тёмной магии, тем самым "осветляя" её. И, наконец, были и те, которым удалось, многим – слишком высокой ценой, найти свою систему и внутри этой тёмной стороны магии. Основоположники Тёмных Искусств, Поттер.

Таким образом, Тёмные Искусства представляют собой своего рода придаток общепринятой системы магических знаний, и основная цель их – познать то, что в эту систему не укладывается. Не в качестве альтернативы и ни в коем случае не в противовес ей, а единственно потому, что познать – значит контролировать. Потому что никогда нельзя быть уверенным в том, что то, что не находится под контролем, не обратится против тебя.

Я не собираюсь сделать из вас тёмного мага, Поттер, («Морган упаси!» – невольно подумал я), а лишь преподать вам некоторые элементарные знания, дабы при случае вы не оказались полностью беззащитным перед лицом… противника.

Поттер вздрогнул. Да уж, последняя фраза прозвучала достаточно пессимистично. Он упрямо сжал губы, и долгое время мы пребывали в молчании. Казалось, я видел его насквозь. Видел то, что никакие разумные доводы не помогают ему избавиться от своих проклятых предубеждений. Неужели директор был не в силах предвидеть подобное? Да мальчишке, даже со своими посредственными способностями, легче освоить в совершенстве любое другое магическое искусство, нежели овладеть хотя бы основами Тёмных!

– Похоже, что я не убедил вас, Поттер.

Он уставился в пол и выдавил из себя:

– Я готов попытаться, если профессор Дамблдор считает это необходимым.

– Преуспеть, а не попытаться, Поттер.

Он снова замолчал. Я вздохнул.

– Поттер, неужто вы сами не видите, насколько необоснованны ваши предубеждения? Полагаю, что видите, раз уж не спешите возражать мне.

Молчание.

– Разумеется, вам с детства вдалбливают: добро-зло, свет-тьма, хорошо-плохо. Вы вообще когда-нибудь хоть самую малость интересовались философией? Слышали, к примеру, о дуализме?

– Что тьма – такая же неотъемлемая часть мира, как и свет? – неожиданно резко спросил он. – И что обязано существовать и то и другое, и не следует бороться за добро? Сказки для сопляков, не видящих дальше кончика своего носа, сэр. Я слишком хорошо знаю, на что способна тьма.

– Вижу, что о дуализме вы не знаете ни альфы, ни беты, Поттер, – спокойно ответил я, несколько даже обрадовавшись, что нашёл, чем расшевелить его мыслительный процесс. – Не путайте дуализм с индифферентностью, – уловив его замешательство, я поспешил подобрать какое-нибудь более близкое семнадцатилетнему юнцу понятие. – Пофигизмом, проще говоря. И не спешите опровергать универсальные понятия на основе единственно своего жизненного опыта, каким бы, гм, насыщенным он ни был.

– Чего стоят ваши понятия, профессор, если они не подтверждаются опытом?!

– Они подтверждаются, Поттер, просто необходимо научиться мыслить шире, для чего в первую очередь необходимо научиться хотя бы мыслить. Логика, философия, риторика – многими замечательными дисциплинами ныне пренебрегают якобы за ненадобностью, между тем как мой, по крайней мере, опыт, доказывает прямо противоположное. Во всяком случае, в ваши годы ни я, Поттер, ни один из моих однокурсников не выдал бы такой нелепости о дуализме…

– И где же они теперь… ваши однокурсники… сэр? – мстительно процедил Поттер сквозь зубы.

…А мальчишка научился кусаться. Больно даже… Но не слишком.

– Там, где они могли бы и не оказаться, Поттер, если бы общественность не считала наши философствования пустой тратой времени.

***

…расслабленный мыслями без дурмана, нетвёрдой поступью без вина, на нужную залу я набрёл, скорее всего, интуитивно… Вдох, выдох, в пару мгновений довожу своё физическое и ментальное состояние хотя бы до отметки "удовлетворительно" и, открыв дверь, переступаю через порог.

Свечи под потолком залы смещены вглубь, и центр освещён лишь мечущимся огоньком небольшой шаровой молнии, которой рьяно пытаются попасть друг в друга Беллатрикс и Тони. Судя по многочисленным обгоревшим пятнам на стенах за спинами у обоих, счёт, как обычно, приблизительно равный.

Пройти между этими двумя равносильно быстрой и безболезненной смерти. Вытащив палочку, я привычно аппарирую в дальний конец залы, где остальная компания общими усилиями готовит нечто, что явно задумывалось как глинтвейн. Общность усилий заключается в том, что Ллинис приглядывает за котлом, Уэйли готовит пряности (между прочим, совершенно бездарно), Эван, полулёжа на коленях у Ллинис, дегустирует, а Моран, которому Эван не даёт дегустировать, оживлённо доказывает, что напиток уже готов.

– А вот вам и доказательство! – радостно объявляет он, указывая на меня. – Думаете, Северус сунет сюда свой длинный нос, пока не убедится, что попадёт на готовенькое?

– Конечно, сунет, – парирую я, – иначе вы, жалкие профаны, всё загубите. Вытащите немедленно ваниль, её надо не уварить, а лишь опустить в жидкость на пару минут. И что за варварство вообще – ваниль в глинтвейне? – я расслабляюсь в кресле, вытянув ноги далеко под стол.

– Да что нашли у тебя в лаборатории, Сев, то и положили, – хмыкает Уэйли.

– Ну да, – радостно подхватывает Моран. – Был там такой шкафчик, на десяток заклятий запертый.

– А-а, – изображаю притворное облегчение, – хорошо, что до того, который на пару десятков заперт, не добрались…

– Кстати, – отсмеявшись, спрашивает Моран, – слышали о последней выходке нашего дражайшего Некроманта? Нет? Разумеется, Северус скорее проглотит содержимое вышеупомянутого шкафчика, нежели поделится с друзьями какой-либо примечательной историей. Отправил нас Лорд на днях с поручением, в весьма необычной, надо сказать, компании: мы двое, Тони, Малфой, Макнейр и ещё какой-то молокосос, макнейровский прихвостень.

– Уже смешно, – хихикнул Эван, подливая себе "на пробу" ещё черпачок.

– Вот-вот. Операция проведена, разумеется, чисто, поскольку ни одна половина компании не желала осрамиться перед другой. После чего Тони заступает на дежурство, мы с Малфоем садимся разбирать бумаги: один глаз в бумаги, другой – на партнёра, Северус тоже проводит какой-то осмотр, а Макнейр обучает молодого человека… Сев, какое он там себе прозвище взял? Астарот?.. Агасфер?..

Неопределённо пожимаю плечами.

– Ну, не столь важно. В общем, заставляет его потренировать Аваду на единственном оставшемся в живых обитателе дома. Тот накладывает проклятие, всё срабатывает как положено, получает комплимент от Макнейра, после чего тот, с видом величайшего знатока, начинает разглагольствовать о Тёмных Искусствах. И тут Некромант не выдерживает («Не вынесла душа поэта…» – комментирует Уэйли). Пока Макнейр заливается, а юнец смотрит ему в рот, Северус наклоняется и рисует на затылке мертвяка какие-то свои знаки, после чего с невиннейшим видом отходит в сторону. Смотрю я, мертвец начинает подниматься. Молодой человек тоже это замечает, бледнеет – аж из-под маски видно – и пытается что-то сказать Макнейру, но тому хоть об стенку горох! И тут мертвец подходит и наваливается на него сзади. Макнейр орёт не самым благим матом, юнец на грани обморока, Тони влетает и на всякий случай выстреливает в Макнейра с зомби какую-то пакость, Северус – сама невозмутимость, я давлюсь от смеха…

– …а Малфой в это время стащил-таки у тебя из-под носа нужный документ, – добавляю я.

– Не будь занудой! – отмахивается Моран. – Кого здесь волнует этот дрянной документ?

– Некромант есть некромант, – довольно хлопает меня по плечу Уэйли. – Эван, да хватит, в конце концов!

– Вот и я о том же! – спохватывается Моран.

Огонь под котлом гасят и, прикрыв крышкой, оставляют глинтвейн настаиваться. Моран принимается за удвоение количества стаканов. Эван, блаженно развалившись у Ллинис на коленях, полуобнимает её за талию и, глядя вверх, пытается загипнотизировать её взглядом.

– Ллин… – томно протягивает он. – Можно, я останусь сегодня у тебя на ночь?

– Эван, солнышко, нельзя, – она так же пристально глядит ему в глаза, будто читая узор серебристой радужки. – Знаешь ли, ненавижу заниматься любовью и видеть, о ком в то же время думает мой партнёр…

– И о ком же он думает? – лукаво спрашивает Моран.

– Моран, – манерно, но в то же время слегка розовея, отвечает Эван. – Поздравляю, похоже, что ты единственный во Внутреннем Круге, кто ещё этого не знает.

– Ну вот, – замечает Уэйли, – я мыслю, следовательно, я существую. А если рядом существует Эван, значит, мысли рано или поздно принимают пошлое направление.

– Кто говорит… – возмущается Эван, но его прерывают с диким хохотом врывающиеся в залу Стэн и Барти, которые по инерции проносятся дальше и сбивают с ног Тони. Судя по отчаянному воплю, кого-то задевает молнией. Ещё через миг и пару воплей оба сорванца-неразлучника оказываются в углу один на другом, а Тони, отряхиваясь, медленно поднимается.

– Ай-ну ладно-Тони-извини-да полно тебе! – перебивая друг друга, орут они.

– Молодые люди, – запыхавшаяся Беллатрикс строго складывает руки на груди.

– Белл! Только не говори своему… – тут Стэн предусмотрительно зажимает Барти рот (вежливые слова для определения подобного рода отношений, как, впрочем, и многие другие, Барти самым загадочным образом забывает дома) и продолжает:

– …моему брату, что мы тут.

– А что вы на сей раз натворили? – с интересом спрашивает Беллатрикс.

– Да ничего особенного…

– Подумаешь, дементора из-под заклятья выпустили…

– Будет разминка для этих руфусовых новеньких…

Кто-то вкладывает мне в руку в меру горячий стакан с вином. Я блаженно расслабляюсь в этом уютном полусвете, под голоса друзей, вдыхаю пряно-алкогольный аромат, обхватываю стакан ладонями, никак не решаясь пригубить, словно опасаясь смыть с губ отпечаток всё ещё обжигающего, волнующего, пронзающего в самое сердце, растекающегося по телу жаром плавленого свинца и через сокровеннейшую из трансмутаций преображающегося внутри в поток золотого света поцелуя…

Видела ли ты тогда, о ясновидящая, смерть в серебристых глазах напротив? Предательство – в чёрных рядом? Тьму впереди на собственном пути? Или Рок играет даже тобой, подкидывая лишь пустые видения-безделушки и, дразня, до последнего момента прикрывает багрово-чёрной завесой фатальные события?

Душа моя – пустые коридоры. По ним брожу я, выкликая имена тех, кого уж нет или кто потерял себя среди кошмаров Азкабана. Не отзывается никто, лишь эхо щекоткою дразнит обнажённые нервы воспоминаний.

Некромант. Я вызываю мёртвых. Кто мог подумать, что много лет назад, выбирая дурацкую кличку, маску для имени, я выбрал себе судьбу?

Душа моя – Элизиум теней,
Теней безмолвных, светлых и прекрасных,
Ни помыслам годины бурной сей,
Ни радостям, ни горю не причастных.

Душа моя, Элизиум теней,
Что общего меж жизнью и тобою!
Меж вами, призраки минувших, лучших дней,
И сей бесчувственной толпою?..

***

Планы, планирования, расчёты, предвидения… Директор планирует когда, каким образом лучше устроить встречу Тёмного Лорда с Поттером. Тёмный Лорд планирует, как добраться до Поттера. В самой критической точке эти сходные вроде бы по устремлениям планы упорно начинают противоречить один другому. Роль двойного агента, лавирующего между обеими сторонами, временами до иронии напоминает роль парламентёра. Только что неприкосновенность его не оговорена никакими соглашениями…

– Нет.

Молча склоняю голову, затем снова обращаю взгляд на Лорда.

– Нельзя ли оставить этот вариант хотя бы на самый крайний случай, мой лорд?

– Самого крайнего случая уже не будет, – холодно обрывает меня он.

Согласно киваю, позволив себе чуть улыбнуться уголком губ. Я стою напротив Лорда, на расстоянии положенных пяти ярдов плюс ещё половина для подстраховки. По обе стороны от него, чуть поодаль, чутко застыли Эйвери и Руквуд, позади немой угрозой веет присутствие Беллатрикс. Взгляды всех троих пересекаются в одной точке; там, где вмиг сойдутся траектории мощных проклятий, едва будет нарушено хоть одно условие: дистанция, поза, речь.

– Тем не менее, нам не следует запускать эту проблему. Дамблдор не преминет воспользоваться отсрочкой, чтобы подготовить мальчишку.

– Мы, – неуловимым оттенком интонации Тёмный Лорд отсекает меня от этого "мы", – и не собираемся, как ты выразился, Северус, "запускать проблему". Просто привлекать тебя к её решению я не желаю. Твоё участие в любых предприятиях, касающихся Поттера, слишком предсказуемо, а я планирую сохранять своего агента при Дамблдоре и далее.

– С выходом Поттера из игры на нашей стороне окажется неоспоримый перевес, и мои сведения уже не будут иметь особого значения.

– Я не желаю недооценивать Дамблдора. Иначе разве я стал бы рисковать жизнью потомственного мастера Тёмных Искусств?

Вопрос риторический, но он молчит, ожидая моего ответа.

– Страх смерти – не то качество, с которым посвящают в Мастера.

– Знаю, – Лорд пристально глядит мне в глаза. – Поэтому ведь мне и было отказано в этом звании, не так ли?

Я не прячу взгляда. Не позволяя ему завязать прямого контакта, слегка расфокусирую взгляд, привычно опорожняю сознание. Я догадываюсь, что он ощущает. Не стену, не блок – любое препятствие можно преодолеть силой; всего-навсего свободное пространство, непроницаемую, податливую мглу, пустоту, грозящую опасностью падения менее опытному легилименту. Лишь отдельные мысли конденсируются в тишине звучными каплями слов:

– Звание мастера означает совершенное познание системы. Вы – вне системы, выше неё.

– "Вне" ещё не означает "выше".

– Практика показывает, что именно "выше".

Лорд смеётся, прерывая контакт, и поднимается. Я предусмотрительно отступаю, блюдя дистанцию.

– Всё же ты слизеринец до мозга костей, Северус. Несмотря на твою неисправимую прямолинейность и идеализм.

Извечное противостояние Света и Тьмы снова достигало кульминации. К противоположным полюсам мироздания стягивались люди, а с ними: сила, власть, средства. Поток в сторону тёмного полюса неуклонно усиливался. Посреди полюсов дамокловым мечом завис блестящий кнат: судьба Гарри Поттера. Орёл или решка?

Северус Снейп, мастер Тёмных Искусств, упрямо двигался против течения, к свету.

И ещё: у меня был План…

***

Время шло, настал и мой черёд признать уникальность Гарри Поттера. Не в лучшем, разумеется, смысле.

Поначалу Поттер, казалось, смирился с неизбежным, не исключено, что даже внял кое-чему из моих увещеваний, и за обучение взялся на редкость добросовестно. Довольно быстро разобрался в общих принципах, в основах классификации. Тесты с рядом необходимых для практики зелий не выявили никаких отклонений. Насчёт его общих способностей к заклятиям: концентрации, точности, реакции – у меня не было никаких оснований сомневаться в заверениях Люпина.

Само собой, не всё шло гладко, и подчас Поттер буквально вводил меня в ступор нелепостью своих высказываний. Моё воспитание сильно отличалось даже от воспитания большинства чистокровных волшебников, образ же мышления тех, кто вырос среди магглов, и подавно продолжает оставаться для меня загадкой. И тем не менее, постепенно я как-то смирился с эксцессами Поттера, тот, в свою очередь, тоже вроде бы перестал относиться к нашим занятиям как к крайне неприятной повинности. Свыклись. Сработались. Притёрлись. И стоило мне почти поверить, что из этой нелепой затеи директора таки выйдет что-то стоящее, Поттер, как водится, преподнёс сюрприз.

У Гарри Поттера напрочь отсутствовали способности к Тёмным Искусствам. Ему не удавалось ни одно, даже самое элементарное, заклятие.

Я ещё раз провёл тесты с зельями. Лично проверил его технику заклинаний. Тщетно. Причина, уверился я, крылась в самом мальчишке. Где-то в глубине души Поттера всё ещё таилось полное неприятие Тёмных Искусств.

– Incandio!

Заклятие Самовоспламенения внешне – близнец традиционного заклятия Возгорания: Incandio – Incendio, и даже узоры схожи, однако основано оно на совершенно ином принципе. Поттер вот уже добрые полчаса практиковался на полене, поставленном на столик возле камина, но куску дерева явно грозила меньшая опасность самовоспламенения, нежели ему. Или мне.

Всегда терпеть не мог чрезмерного использования тёмных заклятий, но то, что любой мало-мальски сведущий в Тёмных Искусствах воспользуется при случае Incandio вместо Incendio – достаточно прочно устоявшаяся традиция. Если мальчишка не освоит даже этого, то любые уловки с изменением внешности отпадают. Проще будет привести его к Тёмному Лорду как есть и сказать: «Вот Гарри Поттер».

– Поттер, довольно, – остановил я его. Смотреть больше на это не мог. – Попробуйте лучше другое… Противоположное, в некотором роде. Итак, заклятие Тёмного Пламени, позволяет преобразовать в тепло часть энергии пламени, уходящей в свет. В результате вы добиваетесь более высокой температуры и, соответственно, меньшего освещения, что зачастую бывает необходимо при использовании в зелье светочувствительных компонентов.

Как обычно, вначале я разъяснил ему принцип (правда, на сей раз исказив кое-какие детали), затем показал узор, заставил чётко отработать произношение. Для практики я поставил ему одну из свечей и принялся внимательно наблюдать, как он, поправив очки, сосредоточился и с безупречным " Obscuraflame! " вывел узор заклятия в своей обычной резковатой манере.

Пламя свечи окрасилось в тускло-фиолетовый. Я поморщился от громкого восхищённого: «Чёрт возьми!». Это невозможно.

Поттер повернулся ко мне, радостно улыбаясь, в глазах – возбуждённый блеск, на мрачное выражение моего лица он не обращал ни малейшего внимания.

– Хорошо, – сдержанно улыбнулся я в ответ. – Попробуйте предыдущее.

Мальчишка с энтузиазмом, чуть не приплясывая на месте, развернулся и, слегка помедлив, чтобы успокоиться, снова попробовал заклятие Самовоспламенения. Без толку, как и следовало ожидать.

– Погодите, попробую ещё раз, – занервничал он, глаза его ещё блестели после предыдущей удачной попытки.

– Оставьте, – я устало сел за стол, невольно уронив голову в ладони, затем снова поднял взгляд. – Поттер, заклятие Тёмного Пламени не принадлежит к Тёмным Искусствам.

– Это не тёмное заклятие? Но тогда, – он растерянно опустил руки, – зачем вы показали мне его?

– Чтобы удостовериться, что ваши проклятые предрассудки в отношении Тёмных Искусств никоим образом не связаны с вашими неудачами.

С необычайно серьёзным выражением Поттер сел напротив.

– Выходит, всё напрасно? – тихо спросил он.

– Отчего же напрасно? – задумчиво ответил я. Нервно побарабанив пальцами по столу, поднялся, прошёлся по кабинету. – Просто это, хаос и демоны, невозможно! Волшебные способности – они или есть, или их нет; конечно, каждому характерны большие склонности к той или иной области, но не полное же отсутствие оных! Тем более что и тесты с зельями ведь прошли благополучно.

Минуту мы со знаменитостью волшебного мира молчали, размышляя каждый о своём.

– Значит, так, – первым нарушил молчание я. – Придётся вам ограничиться чисто теоретическим знакомством с Тёмными Искусствами. В конце концов, на большую часть тёмных проклятий известны традиционные контрпроклятия.

– А как быть с оставшейся частью? – хмуро спросил Поттер, и в голосе его прозвучала нотка, подозрительно похожая на отчаяние. Я глянул на него с лёгким удивлением. Уж не ошибся ли я насчёт его отношения к Тёмным Искусствам? Неужели он, напротив, успел ощутить коварную притягательность этой, самой опасной, области магии?

– Против остальных наверняка тоже известны, но не мне. Видите ли, с традиционной магией я знаком несколько хуже.

Поттер кивнул, глядя в пол. Я украдкой наблюдал за ним. Проклятый мальчишка, вне всякого сомнения, был расстроен. Желал бы я только знать, когда он успел всерьёз заинтересоваться Тёмными Искусствами, в какой момент я его упустил… Беда, разумеется, пока что невелика, уж по части отбивания интереса к чему бы то ни было опыта мне не занимать.

– Желаете попробовать ещё раз, Поттер?

Поттер немедленно выпрямился.

– Если вы считаете, что есть смысл…

– Я не стану тратить своё время на то, в чём не вижу никакого смысла, – холодно оборвал я его. – Предлагаю попробовать одно контрпроклятие, довольно продвинутое, но…

– Resilium!

– Resillardo!

Контрпроклятие еле заметным стекловидным комом ударилось в мой барьер и рикошетом попало в мальчишку. Знай он эту уловку с боковым зрением, то заметил бы его и сам и, несомненно, со своей-то ловкостью, успел бы увернуться. Однако он лишь, стиснув зубы, отшатнулся, когда сгусток энергии ударился в позвоночник, серией болезненных импульсов прокатываясь по нервам…

– Ещё раз.

Контрпроклятие против Отражающего барьера, Резильярдо, – одно из тех редких заклинаний, сочетающих в себе как тёмные, так и традиционные компоненты. Загвоздка в том, что для успешного использования этого заклинания необходимо прочувствовать и задействовать оба принципа; если же задействован только традиционный принцип, контрпроклятие не срабатывает и отражается обратно. Не слишком практичное в реальной ситуации, Резильярдо нередко используется в учебном процессе, правда, на более продвинутом уровне, для усвоения тонкостей различия между тёмной и традиционной магией, болевой же эффект, как правило, способствует лучшему закреплению материала.

…шагнув на место, Поттер вновь принял стойку, ожидая меня…

Я же желал, чтобы Поттер усвоил кое-что другое. К изучению Тёмных Искусств приступают, руководствуясь исключительно разумом. Неприязнь искореняется холодной логикой, влечение – ею же, а ежели оная бессильна: жёсткостью и болью. В принципе, всё его обучение – не более чем дань необходимости. За Тёмные Искусства должно браться лишь с целью достижения мастерства или не браться вообще, и если я по просьбе директора и сделал исключение, то единственно потому, что осмелился предположить, что смогу (или этот невозможный человек заставил меня поверить, что я смогу) держать обучение под контролем.

Тем хуже, что у мальчишки ничего не выходило. Это значило одно – я не знал, чего от него ожидать. Нет знания – нет контроля.

– Resilium!

– Resillardo!

Поттер упал на пол. Неудача. Боль. Страх. Забудьте своё пристрастие.

– Довольно, – на возражения не хватало даже его безрассудного упрямства. Хорошо.

– Похоже, что практика вам всё-таки заказана, Поттер. Значит, упор на теорию, а далее… посмотрим. На сегодня, думаю, хватит.

– Да, сэр.

Опираясь на полку стеллажа, Поттер медленно, неловко поднялся с пола. Слишком медленно. Слишком неловко. Странно, как новичок он не должен был причинить себе особого вреда десятком проклятий. Разве что…

Разве что положительные отзывы Люпина и Флитвика о его способностях были не настолько предвзяты, как я привык считать, и заклинания его выходили сильнее, чем я предполагал. Меня прошиб холодный пот. Да уж, как говаривал почтенный Констанций Снейп, мой дед, «в моё время испепеляли за меньшее…»

– Погодите, Поттер. Боль в позвоночнике?

Поттер упрямо сжал губы.

– Немного.

– Заметно, что немного, – мрачно съязвил я. – Интересно, вы так и собираетесь ходить целую неделю? Сошлётесь на приступ юношеского радикулита?

– Неделю?! – от упрямства не осталось и следа. Я лихорадочно пытался по поведению мальчишки вычислить степень нанесённого им самому себе с моей помощью поражения. Вряд ли, конечно, за пределами критического, тогда бы он и пошевелиться бы не мог, но кто его знает…

– Именно. Как вы переносите змеиный яд?

Он растерянно посмотрел на меня.

– Ну… Наверное, как обычно…

Проклятие. Всё забываю, с кем имею дело

– Сядьте.

Попросив Поттера завернуть рукав, я принёс лакоонову магму, средство, радикальное в подобных случаях, и для проверки нанёс немного мази ему на запястье под сухожилием, где дважды раздваивается жилка. Пока шло время, я, под несколько озадаченным взглядом Поттера, убрал всё со стола и достал тонкие перчатки.

– Не сильно жжёт?

– Немного.

– Поттер, героизм здесь совершенно не к месту.

– Да я серьёзно!

– Дайте сюда, – я взял его за руку и стёр мазь. На коже, действительно, не осталось почти никаких следов: ни отёка, ни раздражения, лишь лёгкое покраснение. Можно было бы использовать и более крепкий вариант, что я держал для себя. Я отпустил руку. – Идеально. Будто бы вас специально приучали.

– Вообще-то меня раз василиск укусил, – едко заметил Поттер. Я на секунду застыл с полузастёгнутой перчаткой. Верно, было в биографии нашего героя и такое.

– Знаете, Поттер, я похождений каждого сорванца в голове не держу. Раздевайтесь до пояса и ложитесь на стол.

– Что?!

– Поттер, мазь для прочищения ушей – вещь крайне неприятная. Надеюсь, вы прекрасно меня слышали.

Он покорно разделся, скинув одежду на стул, обошёл его и, болезненно морщась при каждом движении, лёг на стол, отвернувшись от меня. Заклинанием я чуть-чуть подогрел магму, вылил немного в ладонь. Помедлил, поскольку руки слегка дрожали; оставалось надеяться, что это был единственный видимый признак охватившей меня паники.

– Значит так, Поттер. Болеть должно, но не сильно. Если почувствуете острую боль – говорите, кричите, что угодно, только никакого героизма. Я понятно выразился?

– Да, сэр, – мальчишка стиснул рукой край стола.

Я нанёс магму равномерно по обе стороны вдоль позвоночника и сосредоточенно принялся за массаж. Заниматься подобным мне не приходилось уже давно, поначалу даже проблематично было попасть в нужные точки ответвления нервов, без чего я не добился бы и десятой доли эффекта. Морган, хорошо, что мальчишка не догадывался, чего я с ним только что чуть не вытворил… хоть какая польза от его необразованности.

От длительного соприкосновения с кожей магма постепенно становилась прозрачной, походя на густое масло. Ошибка, проклятие, сейчас нельзя позволить ей впитаться. Быстро стаскивая перчатку, взмахом палочки я очистил кожу. Поттер было приподнялся, но я придержал его.

– Я, кажется, ещё не отпускал вас, Поттер.

– Простите.

Несмотря на хорошую устойчивость к яду, спина его горела. Я натянул перчатку обратно и продолжил, отсчитывая позвонки. Пропустить с шестого грудного по девятый… Пододвинул поближе высокий подсвечник; тени заплясали на всё ещё хранящей следы летнего загара коже, играясь с очертаниями чуть выступающих мышц и костей. К счастью, былая сноровка вернулась, я стал справляться побыстрее, отпустило так мешавшее напряжение в руках.

Скрежет зубовный. Я ощутил, как спина мальчишки слегка вздрогнула под моими пальцами и поспешил отдёрнуть вновь напрягшиеся руки.

– Так, больно?

– Не очень.

– Смотрите, Поттер.

– Я не враг себе, профессор.

– Странно. Как правило, ваше поведение свидетельствует об обратном.

Смешок.

– И расслабьтесь.

Поясница. Я опять снял перчатку: убрать расплывшуюся магму, ещё раз подогреть бутыль. И снова за массаж. Поттер порой вздрагивал, но молчал. Его дело, в конце концов; со своей стороны я для исправления собственной оплошности сделал всё необходимое. Для разогрева корней последнего нерва пришлось слегка подсунуть пальцы под пояс брюк. Затем, стянув перчатки, я очистил кожу и приказал ему попробовать подняться.

Поттер осторожно полусоскользнул со стола, выпрямился, слегка повёл плечами. Кажется, всё обошлось. Я перевёл дух, любуясь творением рук своих. Видимо, квиддич и летние занятия с Люпином не прошли даром, так как сложен он был весьма недурно, честно говоря, уже совсем не по-мальчишески, и было похоже, что вечное клеймо "несносного мальчишки" понемногу утрачивало половину своей правдивости.

– Вроде всё в порядке.

– Тогда не мешкайте, одевайтесь. Не давайте спине остыть и к утру будете как новенький.

Он замешкался, всё ещё стоя ко мне спиной.

– Поторопитесь, я сказал… Сгинуть вам в хаос, Поттер, да вы хоть думаете?!

Резко перегнувшись через стол к своей одежде, он, разумеется, тут же взвыл от возобновившейся боли и застыл в полусогнутом положении, опёршись руками на столешницу. Лишь моё ругательство заставило его повернуться и непроизвольно втянуть голову в плечи, словно ожидая каких-то активных действий с моей стороны по отправке его в вышеуказанном направлении. Вообще-то я воздерживался от употребления подобных выражений в присутствии учеников, но последнее время общение с моими слизеринцами, среди которых по вполне объяснимым причинам пошла мода на "крутые ругательства", понемногу приучило меня к обратному.

– Простите, пожалуйста, я не хотел…

– Не хотели, как же! Теперь, скажете, мне заново всё начинать? Можно подумать, я не понимаю, что разогревающий массаж – процедура весьма приятная, – я усмехнулся, глядя, как Поттер густо залился румянцем, и подал ему одежду. – Выпрямьтесь, сейчас всё пройдёт, и оденьтесь, я же сказал – не давайте спине остыть. Никаких, понимаете меня, никаких резких телодвижений, наклонов, полётов или что там ещё у вас запланировано на ночь глядя. Идеально будет, если по возвращении тут же отправитесь в постель. Лучше посимулируйте простуду или головную боль, а то лишних подозрений не оберётесь.

Он кивнул, бережно вскинул на плечо сумку, со всё ещё пылающими румянцем щеками пробормотал: «Доброй ночи, профессор», накинул плащ-невидимку и выскользнул из кабинета.

Усмехнувшись про себя, я принялся убираться, возвращая свой рабочий стол в привычное состояние: вновь расставляя письменные принадлежности, нагромождая стопки учебников, кипы пергаментов, мимоходом уничтожив пару уже ненужных свитков. А я-то нервничал, когда он ёрзал и дёргался! Конечно, ничего удивительного, что, едва не поддавшись панике, я не сообразил этого сразу, но тем не менее, реакция юношеского организма на довольно-таки чувственный массаж в высшей мере предсказуема. Даже при всей его ко мне застарелой неприязни.

Неприязни?.. Чуть не выронив, я с грохотом поставил чернильницу на стол. Внезапно всякие мелочи, которые я замечал, не уделяя им особого внимания, начали выстраиваться в цельную картину: мимолётные взгляды, нечаянные реплики, лёгкие вздрагивания, когда я брал его за руку, поправляя узор заклинания, странные нотки в голосе, румянец…

– Выходит, всё напрасно?

О, Морган. Поттер-то оказался проще, чем я уже начал было опасаться. Ах, так значит, влечение к Тёмным Искусствам, да? Северус Снейп, ты полный…

Нет, я не скажу этого, не подумаю…

Я подавил свою гордыню и вынудил себя обозвать самого себя же полным идиотом и множеством других крайне нелестных эпитетов, которые я, особенно с учётом сегодняшних промахов, заслуживал на все сто процентов.

***

Лет двадцать тому назад я лишь посмеялся бы над тем, кто утверждал, что Альбус Дамблдор – самый могущественный волшебник современности. Тогда могущество у меня ассоциировалось с изощрёнными ритуалами, суровой философией, одухотворённой аскезой. А ныне я сидел напротив седобородого улыбчивого старца, целиком поглощённого обычной процедурой заваривания чая, уже давно устав удивляться ощущению, будто вокруг этого подноса с чайным сервизом вертится мир, а все события последнего времени предопределены завихрением чаинок в кипятке, и если сегодня царившему в этой комнате наваждению безопасности, покоя и не удавалось добраться до меня, то разве что из-за слишком уж тягостных мыслей, роившихся в моей голове.

Могу ли я, предавший не одну клятву и не одного учителя, рассуждать о верности? Полагаю, что именно поэтому и могу, ибо слишком хорошо знаю ей цену. Ложью можно заполучить верность на некоторое время, но верность до последнего вздоха оплачена доверием и шансом на искупление, на очищение от этой трижды, семижды проклятой лжи…

– Чаю, Северус?

– Нет, благодарю, – откинувшись в кресле, немного настороженно я наблюдал за привычным ритуалом. В свете новых фактов о Гарри Поттере и до этого не блиставший гениальностью План терял последние шансы на успех. Где-то в глубине я тайно надеялся, что директор также не одобрит моего Плана, удержит меня от шага в неминуемую бездну. Старый как человечество инстинкт цепляния за жизнь, сродни тем, которые заставляют каждую, пусть и абсолютно лишённую смысла, секунду сокращаться сердце или поддерживают дыхание, и которому просвещённый разум уделяет ровно столько же внимания…

– Как дела у Гарри?

– Плохо. Даже намного хуже, чем я предполагал.

Голубые глаза за стёклами неизменных очков-полумесяцев блеснули.

– Неужто? Значит, и впрямь скверно.

– Поверьте мне, – я кратко пересказал свои опыты с Поттером, за исключением, само собой, последнего. – Боюсь, нам придётся смириться с фактом, что у Поттера абсолютно отсутствуют способности к Тёмным Искусствам. – Я выдержал паузу. – Даже если я и утверждал, что это невозможно.

Я мрачно посмотрел на директора. Тот невозмутимо опустил чашку в блюдце, звякнув ложечкой. Незаданный вопрос "Что будем делать дальше?" повис между нами.

– Я, в принципе, тоже считаю и продолжаю считать, что подобное невозможно. Не исключено, что неприятие Тёмных Искусств каким-то невероятным образом заложилось у него подсознательно, вероятно, когда Волдеморт пытался применить к нему Проклятие Убиения. Словом, я настаиваю на продолжении занятий. По крайней мере, теоретических.

Я кивнул. От теории я и не отказывался.

– Быть может, ваша настойчивость связана с тем, что у нас, наконец-то, появился реальный план?

– Увы, – вздохнул директор. – Последний вариант, с использованием магглского оружия, тоже не прошёл у наших арифмантов. Да и у меня, честно говоря, особого доверия он не вызывал.

Я снова кивнул. Последнее утверждение заверило меня куда больше; никогда не склонен был особо полагаться на эти арифмантические игры с вероятностями.

– У меня есть план, – поспешил высказаться я на одном дыхании, прежде чем изворотливый разум успел исподтишка остановить меня каким-либо коварным аргументом. Готово. Назад дороги нет.

Я молчал под пристальным взглядом директора. Почему-то никак не удавалось подобрать нужных слов и продолжить. Неловкую тишину нарушил звук льющейся воды, затем – лёгкий стук поставленной передо мной чашки. Я бросил на директора осторожный взгляд, словно подозревая его в нарушении обещания не заглядывать в мои мысли, хотя и сам прекрасно понимал, что легилименсия – далеко не единственный способ догадаться о чувствах собеседника. Глоток несладкого, к моему облегчению, чая помог мне немного расслабиться и продолжить:

– Благодарю. Конечно, если Поттер и далее будет блистать своим аномальным отсутствием способностей, то, боюсь, нам придётся отказаться от любых планов с изменением обличия.

– Не будет, – решительно заявил директор. – Уверен, рано или поздно («… или слишком поздно», – пробормотал я) вы справитесь с этой проблемой.

– Предположим, что справимся, – нехотя согласился я. – Итак, Поттер попадает к Тёмному Лорду в моём обличии, и тут перед нами встаёт вопрос, как усыпить постоянную бдительность его и его телохранителей. Что ж, надо заставить их поверить, что Гарри Поттер больше не представляет собой угрозы, – я тайком стиснул подлокотник кресла. – Кому-нибудь следует также изменить обличие, выдать себя за Поттера и быть доставленным к Тёмному Лорду. Пожалуй, даже Поттером самим. И когда этот лже-Поттер будет мёртв, думаю, Тёмный Лорд непременно ослабит свою защиту. Тем более что создавшееся положение уже давно раздражает его самого.

Я замолчал, снова чувствуя на себе пристальный, испытующий взгляд директора. Трудно сказать, на что я надеялся больше: или что он разом обнаружит в моём плане какой-либо существенный недостаток и отвергнет его, или что наконец-то одобрит. Но директор, как обычно, превзошёл самого себя:

– Северус, это не обязан быть ты, – тихо сказал он.

Я поднял голову, нехотя встретился с ним глазами. Позволил перекатиться через себя этому ненужному чувству облегчения ("Не обязан!") и прямо, так же тихо ответил:

– Господин директор, есть много вещей, которых я не обязан делать. Загвоздка в том, что я не могу доверить этого никому другому.

Он вздохнул, затем спокойно, как ни в чём не бывало, произнёс:

– Тогда я попрошу Минерву просчитать этот вариант, хотя бы приблизительно.

– Конечно.

Я одобрительно кивнул. Но искорка тревожной печали, блеснувшая в его глазах, была для меня красноречивей любых уравнений. Пожалуй, впервые тревога директора принесла мне надежду. У нас был План.

Дело было, как говорится, за малым.

***

– Нотт – отлично… Малфой – великолепно… Забини – великолепно… Поттер – отлично…

Между зельями Поттера и Забини нет ни малейшего отличия: запах, однородная консистенция, лазоревый цвет. Тем не менее Поттер, как и остальные гриффиндорцы, молча игнорирует несправедливость. Здесь, в подземельях, свои правила.

– Грейнджер…

Это что за зеленоватый осадок? Нет, сама гриффиндорка навряд ли непосредственно в этом виновата, но с другой стороны, за столько лет можно было бы и научиться следить за тем, что подкидывают в твой котёл.

– …удовлетворительно. Финниган, пять очков с Гриффиндора за свист на уроке.

Нотт полушёпотом отпускает в адрес Грейнджер какую-то насмешку, на которую, впрочем, никто особо не реагирует: грифффиндорцы к седьмому курсу привыкают на моих занятиях держать себя в руках, Малфой сохраняет ледяное достоинство, Перкс предпочитает поддерживать Малфоя, а Забини просто слишком умён.

Противостояние между Малфоем и Ноттом возникло недавно, когда Нотт-старший добился посвящения своего отпрыска в Пожиратели Смерти. Малфой-старший же, напротив, осторожничал и до окончания школы посвящать мальчишку явно не собирался. Посему юный Нотт принялся задирать нос и всячески посягать на авторитет Малфоя, да не тут-то было. Младший Малфой с возрастом излечился от дурацкого блэковского темперамента и показал себя достойным наследником старшего; чтобы тягаться с ним требовалось большее, нежели по протекции отца полученный Знак Мрака. Интересно, если мы всё-таки победим, неужели Малфои и на сей раз выкрутятся?

По мере того как занятие подходит к концу, ученики, на скорую руку наведя порядок, разбегаются. Поттер и Грейнджер покидают класс, как ни странно, последними, оживлённо споря о чём-то, до меня доносится лишь: «Просто объясни ему всё…»

Здесь – школа, снаружи – война: история повторяется. В прошлый раз, правда, когда я только начинал работать в Хогвартсе, приходилось несравненно тяжелее: абсолютно дезориентированный молодой человек, на которого помимо рискованной миссии двойного агента обрушилось ещё множество новых обязанностей, незнакомых лиц, непривычных задач. Но тяжелее всего было привыкнуть, перешагивая порог класса, оставлять снаружи деление на врагов и союзников. В классе – только дети. Ученики, пришедшие сюда получить знания, даже если сами они об этом и не догадываются. Да, этот хогвартский мирок хрупок и иллюзорен, и нередко, выйдя за стены школы, сердитые молодые люди бросают нам в лицо обвинения, якобы мы их не подготовили к реальности, к войне. Оставьте, какое там о войне; ведь если война началась вообще, значит, мы, учителя, не смогли подготовить вас к миру…

– Извините пожалуйста, профессор, можно вас кое о чём спросить? – прерывает мои раздумья девичий голосок. В дверях стоит не кто иная, как Грейнджер, гриффиндорская мисс Всезнайка.

– Только если ненадолго, Грейнджер.

С робкой улыбкой она мигом выбирает из ряда флаконов с образцами свой и, глядя на неудавшееся зелье, несколько нервничая, приступает к объяснениям:

– Я положила в зелье двойную дозу слизи серной пузырчатки.

– Я это понял, – сухо замечаю я. Похвально, конечно, когда ученик знает свои ошибки, но если Грейнджер надеется повысить свою оценку, то напрасно. Для проверки теоретических знаний существуют контрольные, а приготовление зелья – это уже испытание практических навыков. Что сварено – то сварено.

– Насколько я разбираюсь, – ровным тоном продолжает она, – слизь серной пузырчатки обеспечивает продолжительность эффекта, и я подумала, что, добавив слизи, зелье можно было бы улучшить, продлив его действие. Разумеется, я проверила все составляющие и нигде не нашла, чтобы какой-либо из ингредиентов вступал в побочную реакцию с избытком слизи пузырчатки или был бы несовместим с ней. В чём же тогда тут ошибка?

– Добавив сверх нормы слизи серной пузырчатки, – невольно приподняв бровь от лёгкого удивления, поясняю я, – вы повысили вязкость зелья, что способствовало выпадению в осадок аурипигмента.

– Аурипигмента? – девушка на пару секунд задумывается. – А, аурипигмент входит в состав вытяжки из копыта единорога.

– Верно. Из-за осаждения аурипигмента, в свою очередь, ухудшается и растворимость некоторых компонентов вытяжки. Понимаете, что это значит?

Она кивает.

– Яд трипятнистой саламандры не нейтрализуется до конца. Значит, зелье не пригодно к употреблению?

– Во всяком случае, по прямому назначению, – язвительно замечаю я. – Поэтому, Грейнджер, я попрошу впредь воздерживаться от экспериментирования у меня на занятиях. Ведь урок мог сопровождаться и практическим испытанием.

– Хорошо, профессор, – Грейнджер ставит флакон на место. – Большое вам спасибо!

Она с явным облегчением выскакивает из класса. Хмыкнув, я составляю флаконы у раковины. Пожалуй, будь она из Слизерина, я бы даже и повысил ей оценку… Хотя, в принципе, не стоит. Ведь следующий, кому захочется поэкспериментировать, может и не обладать рассудительностью Гермионы Грейнджер.

После обеда – пятый курс Слизерина и Гриффиндора, главный кошмар: основные болваны отсеяться ещё не успели, но наглости уже набрались. Зато подыщу кого-нибудь прибраться в классе…

Дата добавления: 2015-09-06