И ПРОИГРАЛИ БОЙ 15 страница

Мак».

Он перечитал письмо, подправил буковку, сложил листки, сунул в замусоленный конверт. Адресовал письмо «господину Джону Г. Уиверу».

Снаружи раздался оклик часового

– Кто идет?

– Лондон.

– Проходите.

В палатку вошел Лондон. Посмотрел спящего Джима.

– Я, как он сказал, выставил охрану

– Вот и славно. А он вконец умучился. Жаль, дока нет. Что‑то не нравится мне у Джима плечо. Говорит, не болит, дурачок, сам всегда на рожон лезет. – Мак снова повесил лампу на шест в середине палатки.

Лондон уселся на ящик.

– Какая его муха укусила? – беззлобно спросил он. То, знай себе, болтает впустую, то вдруг – раз, меня пинком под задницу, сам распоряжаться начал.

Глаза у Мака засветились гордостью.

– Никак не возьму в толк. Уж кого только не повидал, всяк по‑своему с ума сходил, а такого не видывал. Ведь тебе, Лондон, пришлось подчиниться. Я подумал было сна чала, что парень просто рехнулся. Может, так оно и есть. А где твоя невестка?

– Я их с сыном в свободную палатку определил.

– А где ж ты нашел свободную? – вперил в него взгляд Мак.

– Ночью, видно, кто‑то из ребят деру дал.

– А вдруг это палатка тех, кто в охране?

– Нет. Я прикинул, вроде беглые есть.

Мак потер кулаками глаза.

– Пора, самая пора. Трудно нашу жизнь выносить. Вот что, Лондон, мне нужно письмецо отправить, так я тишком туда и обратно, заодно разведаю, что да как.

– А почему б тебе из ребят кого‑нибудь не послать?

– Видишь ли, это письмо непременно должно дойти. Надежнее самому отправить. Не бойся, не поймают, не впервой от слежки уходить.

Лондон сосредоточенно разглядывал свои большущие ладони.

– Это письмо… к твоим красным дружкам? – спросил он.

– Да, ты угадал. Прошу помощи, чтоб наша забастовка не захлебнулась.

Лондон смущенно продолжал:

– Мак… вот… о красных всегда говорят, что они сволочи… Мне что‑то не верится, а Мак?

Мак тихо засмеялся.

– А это уж как посмотреть. Если у тебя тридцать тысяч акров земли и миллион долларов, красные для тебя, конечно, сволочи. А если ты простой рабочий парень, то для тебя это ребята, которые хотят, чтоб ты по‑человечески, а не по‑свински жил. Ты ведь все сведения из газет черпаешь, а газеты – в руках тех, у кого и земля, я деньги. Потому‑то мы и сволочи, ясно? Вот встретил ты нас, сам видишь, кто мы. Голова на плечах есть, вот и решай.

– Хоть вы и красные, я ж с вами сработался. А ведь и до вас я нашего брата собирал и вел.

– Вот именно! – загорелся Мак. – Вот именно! Ты всегда их вел. Ты сам из работяг, но в тебе есть жилка вожака.

На что Лондон просто ответил:

– Что я говорил, то ребята и делали. Никогда поперек не шли.

Мак придвинулся ближе, положил руку Лондону на колено и тихо заговорил.

– Вот что. Похоже, на этот раз мы проиграли. Но забастовка наша шуму наделала, может, на хлопке все тихо мирно сладится. Газеты сейчас пишут, что мы только сеем смуту. Но мы лишь учим работяг действовать заодно, чтобы все больше и больше их сплачивалось. И неважно, победим ли мы сейчас или проиграем. Зато почти тысяча людей научилась бороться. А когда этих тысяч наберется много, когда все они будут бороться вместе, тогда уж троим хозяйчикам не удержать в руках всю долину Торгас. Тогда можно будет, не боясь угодить за решетку, и яблочко съесть. Тогда не станут вываливать яблоки в реку, чтобы поддержать цену. И это в то время, когда такие, как мы с тобой, яблок вдоволь не едим. Смотри шире, Лондон, не замыкайся в нашей забастовке.

Лондон страдальчески следил, как Мак говорит, точно хотел увидеть слова, слетавшие с губ.

– Так это же леворю… революция?

– Ну, конечно. Против голода и холода. Ведь те трое, что заправляют всем в долине, ни перед чем не остановятся, чтоб сохранить власть, чтоб по‑прежнему выбрасывать яблоки ради рыночных цен. Конечно, всякий, кто думает, что пищу должно есть, – красный. Понятно?

В широко открытых глазах Лондона читалась задумчивость.

– Я часто слушал левых. Да не особо прислушивался. Уж очень они все горячие. А я горячим не шибко верю. Но так, как ты, никто из них не говорил.

– Значит, смотри зорче, больше поймешь. Говорят, мы ведем нечестную игру, работаем подпольно. Рассуди сам, Лондон. Оружия у нас нет. Случись с нами что – в газетах и строчки не напишут. Зато, не дай бог, пострадают хозяева, тут уж щелкоперы чернил не пожалеют. У нас нет ни денег, ни оружия, поневоле приходится мозгами шевелить. Все равно что с дубинкой против пулеметов идти, понимаешь, Лондон? Вот и остается только прокрасться в тыл, да оглушить пулеметчиков. Может, это и нечестная игра. Но мы ведь не в футбол играем. И правил для голодного человека не существует.

– Я этого не понимаю, – медленно проговорил Лондон. – Ни у кого времени не хватило все растолковать. Умные да спокойные речи любо‑дорого слушать. Не чета тем, лихим головам. «К черту легавых!» «Долой правительство!» Того и гляди, все государственные конт оры дотла сожгут. Такое мне не по душе, дома‑то все красивые. А вот как ты, со мной никто не говорил.

– Безмозглые, значит, тебе собеседники попадались.

– Слышь, Мак, ты вот говоришь, мы проиграли. С чего ты взял?

Мак призадумался.

– Нет… – словно отвечая сам себе, пробормотал он. – Не вытянем мы сейчас. Объясню, почему. Власть в долине у малой кучки людей. Тот, что вчера приезжал, уговаривал нас прекратить забастовку. Теперь они знают: мы будем бороться. Значит, выход таков: или разогнать, или пере бить нас всех. Будь у нас врач, продукты, да если б и Андерсон нас поддерживал – глядишь, и продержались бы какое‑то время. Но Андерсон на нас зол. И нас отсюда вышвырнут; понадобится – они и пушки приволокут. Главное – через суд провести решение, чтоб нас выгнать, а за остальным дело не станет. Куда нам тогда податься? Нигде уже лагерь не разобьешь – запрещено. Пойдет у нас раскол, недовольство, вот и проиграли. Не так мы сильны, как кажется. Боюсь, даже еды нам и то больше не раздобыть.

– Так, может, сказать ребятам, что забастовке конец, и всех распустить?

– Тише, Лондон, тише, разбудишь Джима. Ничего пока говорить не надо. Они нас попугали, а теперь мы их попугаем. В последний разочек. Сколько хватит сил. Если кого из наших убьют, в округе тут же известно станет, да же если газеты умолчат. А остальные наши еще отчаяннее сражаться станут. Понимаешь, у нас есть враг. Вот тут‑то ребята сплотятся – врага единым фронтом встретят. Амбар у Андерсона спалили наверняка такие же бедолаги, как и мы, только они газет начитались. А мы их должны на свою сторону привлечь и как можно скорее. – Мак вытащил изрядно отощавший кисет.

– Это я про запас оставил. А сейчас в самый раз закурить. Будешь, Лондон?

– Нет, я не курю, а табак, когда заведется, жую.

Мак свернул тонкую самокрутку из оберточной бумаги, приподнял колпак лампы, прикурил.

– Тебе неплохо бы вздремнуть, Лондон. Мало ли что ночью случиться может. А я пока в город схожу, письмо опустить нужно.

– А если схватят?

– Не схватят. Я садами пойду. Никто меня и не заметит. – Он вдруг настороженно взглянул за спину Лондону. Лондон обернулся. Край палатки вздыбился, в щель червяком пролез Сэм, поднялся на ноги – весь в грязи, одежда порвана. Длинная царапина прочертила впалую щеку. Он, видно, очень устал: рот раззявился, глаза ввалились.

– Я на минутку, – прошептал он. – Ну и дела! Вы наставили везде охраны, а я хотел незаметно. В общем, среди нас – стукач. Это точно.

– Ты отлично сработал! Мы видели зарево.

– Еще бы! Весь дом – к чертовой матери! Но дело не в этом, – он тревожно оглянулся на спящего Джима. Меня сцапали!

– Да ты что!

– Теперь они меня в лицо знают!

– Здесь тебе находиться не след! – сурово постановил Лондон.

– Знаю. Хотел только вас предупредить: вы меня не знаете, не видели, не слышали. Мне пришлось… в общем, крепко я вложил там одному. Все, пошел. Если снова попадусь, то никакой я не забастовщик. Просто псих. чокнутый. И дом спалил по наущению господнему. Вот и все, что хотел вам сказать. Вам из‑за меня рисковать не стоит. Я сам этого не хочу.

Лондон подошел к нему, пожал руку.

– Ты, Сэм, хороший парень. Отличный, можно сказать. Ну, до встречи.

Мак, глядя на палаточный полог, негромко бросил через плечо:

– Будешь в городе, зайди на Центральный проспект, дом сорок два. Скажешь, ты от Мейбл. Тебя накормят. И больше там не появляйся.

– Спасибо, Мак. До свидания! – Сэм стал на колени, приподнял край палатки, выглянул, изогнувшись шмыгнул во тьму – брезентовый край опустился на землю.

Лондон вздохнул.

– Дай бог ему выкрутиться. Парень он неплохой. Отличный, можно сказать!

– Забудь о нем, – посоветовал Мак. – Кончит он в один прекрасный день так же, как и малыш Джой. От судьбы не уйдешь. И нас с Джимом рано или поздно та же участь ожидает. Это почти неизбежно, впрочем, какая разница!

Лондон изумленно открыл рот.

– Ну и веселенькую же картинку ты показал! Неужто вы, ребята, радости в жизни не видите?

– Еще как видим! Больше, чем остальные. У нас работа важная. Нет ничего приятнее на свете, чем сознавать свою нужность. Другое дело, когда работа бесцельная вот тогда человек всякую уверенность в себе потеряет. Наше дело поспешает медленно, но верно цели держится. Господи, что ж я здесь торчу да лясы точу. Мне ж идти надо!

– Будь только осторожен.

– Постараюсь. Хотя многое б отдали хозяйчики, чтоб нас с Джимом убрать. Я‑то поберегусь, а ты оставайся здесь и смотри, чтоб с Джимом ничего не случилось. Ладно?

– Договорились! С места не сойду.

– Ты все ж таки приляг на матрац с краешку и вздремни чуток. Но Джима сбереги. Он нам нужен. Ему цены нет.

– Понял.

– Ну, тогда до встречи. Постараюсь вернуться побыстрее. Хорошо б обстановку в городе разведать. Может, газе ту удастся раздобыть.

– До встречи.

Мак вышел. Заговорил с одним часовым, чуть про шел – с другим. Стихли его шаги, а Лондон еще прислушивался к ночным шорохам. Вроде все спокойно, но не похоже, чтоб в лагере спали. Ходят взад‑вперед часовые, встретятся‑перекинутся словом. Закукарекали петухи: один – совсем рядом, другой – судя по голосу, старый, опытный петух – в отдалении; зазвонил станционный коло кол, зашипел, запыхтел и двинулся поезд, все быстрее и быстрее застучали колеса. Лондон присел на матрац подле Джима, вытянул одну ногу, на другой – согнутой в колене – скрестил руки. Потом положил на колено голову и испытующе посмотрел на Джима.

Тот спал неспокойно. Вот вскинул руку, снова уронил. Пробормотал: «Ох… и воды». Тяжело задышал. «Все дегтем залили». Открыл глаза, заморгал, еще находясь во власти сна. Лондон опустил руки, будто собирался поддержать Джима, но не стал трогать – глаза у того закрылись, и он затих. По шоссе прогрохотал грузовик. Кто‑то приглушенно вскрикнул чуть поодаль от палатки.

– Что там еще? – негромко спросил Лондон.

– Звали, командир? – в палатку просунулся часовой.

– Кто кричал?

– Сейчас‑то? Вы разве только что услышали? Да это старик, тот, что ногу сломал. Совсем спятил. Дерется, кусается – ребята едва удерживают. Сейчас, наверное, рот заткнули.

– Ты, никак, Джейк Педрони? Да, похоже. Вот что, Джейк. Док говорил, если старику время от времени не ставить клизму, он свихнется. Я к нему пойти сейчас не могу. Сходика ты, скажи, чтоб сделали все как надо.

– Понял.

– Ну вот и хорошо. Ступай. Куда ему драться со сломанной ногой! А как тот парень, что ногу вывихнул?

– Его кто‑то угостил виски. Так что с ним полный порядок.

– Если что – зови меня, Джейк.

– Лады!

Лондон растянулся на матраце рядом с Джимом. Далекий поезд все набирал скорость. Снова затеяли перекличку петухи: теперь начал старый, а молодой подхватил. Лондон почувствовал, как сон тугой пеленой обволакивает его. Но он все же приподнялся на локте, взглянул еще раз на Джима и лишь после этого окунулся в тяжелый сон.

Только‑только начала рассеиваться ночная мгла. В палатку заглянул Мак. Лампа на шесте посередине все горела. На матраце рядом спали Лондон и Джим. Как только Мак вошел, Лондон дернулся, резко привстал, сощурился, вглядываясь.

– Кто это?

– Я. Только что пришел. Как Джим?

– Заснул я, – признался Лондон. Зевнул, почесал лысину.

Мак подошел, наклонился над Джимом. Усталые морщинки на лице разгладились, напряженность и озабоченность исчезли.

– Выглядит он много лучше. Отдых ему на пользу.

Лондон поднялся с матраца.

– Который час?

– Не знаю. Уже светает.

– Костры еще не разводят?

– Кто‑то там крутился. Вроде и дымом пахнуло. А может, это с андерсонова пепелища ветром принесло.

– Ни на минуту его не оставлял, – кивнул на Джима Лондон.

– Молодец.

– А ты сам‑то когда спать ляжешь?

– Бог его знает. Пока вроде и не хочется. Вчера ото спался, точнее, позавчера, А кажется, будто неделю назад. И Джоя только вчера похоронили, ведь только вчера.

Лондон снова зевнул.

– Небось, на завтрак опять говядина с фасолью. Эх, вот бы чашечку кофе сейчас!

– Иди в город. Там тебя и кофе, и яичницей с ветчиной угостят.

– Брось шутки‑то шутить! Ладно, пойду поваров потороплю. – И, пошатываясь со сна, он вышел.

Мак подвинул ящик под самую лампу, достал из кармана газету, развернул.

– Я уже не сплю, – услышал он голос Джима. – Куда ты ходил?

– Письмо нужно было опустить. Вот, на газоне подобрал газету. Посмотрим, как события разворачиваются.

– Мак, вчера вечером я себя небось последним идиотом выставил.

– Ничего подобного, Джим. Ты такого шороха навел! Мы с Лондоном перед тобой щенками себя чувствовали.

– На меня что‑то нашло. Никогда такого не было.

– А сегодня‑то как самочувствие?

– Отлично. Но той внутренней силы, что вчера, уже нет. Вчера я бы и корову на руках вынес.

– Нас‑то ты «вынес» чисто! И неплохо с парами машин придумал. Только вот понравится ли затея хозяину той машины, что должна заграждение разнести. Ну, посмотрим, что новенького в городе. Ух ты, заголовки такие, что вырезать да оставить на долгую память

Дата добавления: 2015-09-06