Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 1. Ясной летней ночью с тридцатого на тридцать первое июля Драко Малфой окончательно

 


Глава 1.

Ясной летней ночью с тридцатого на тридцать первое июля Драко Малфой окончательно убедился в том, что он бесповоротно спятил.
Было уже около трёх или четырёх часов ночи, и скоро должен был наступить рассвет; Драко наблюдал, напрягая зрение, за улетающей совой со свёртком в лапах, пока птица совсем не скрылась в темноте. Он постоял в совятне ещё немного, опершись руками о подоконник. Безлунная ночь отлично соответствовала расцветкой тому юмору, что пронизывал мысли блондина.
Ну кто, кроме психа, станет отправлять подарок на день рождения злейшему врагу? Причём без подвоха подарок, любовно (???) и тщательно выбранный – сколько магазинов Драко обегал и сколько денег в результате выложил… И уж совсем ни в какие ворота не лезет то, что юный Малфой вскочил посреди ночи ради отправки подарка – чтобы именно его презент пришёл Гарри Поттеру первым.
Драко представил себе зачем-то, как вытянулась бы физиономия Люциуса Малфоя, если б кто-нибудь посвятил его в подробности жизни сына, и рассмеялся. Смех, правда, вышел невесёлый, но уже какой есть.
Блондин оттолкнулся от подоконника обеими ладонями и упругим шагом направился прочь из совятни. Надо же хоть сколько-нибудь поспать этой ночью – ночью, когда Гарри Поттеру исполняется семнадцать лет.
Для Драко оставалось загадкой, когда, как и почему гриффиндорец перестал вызывать в нём, слизеринце, злость, раздражение и желание уязвить, ударить побольней, вывести из себя, а стал вызывать одну только щемящую нежность и восхищение. Перепалки потеряли остроту – глядя в брызжущие гневом огромные зеленющие глаза, Малфой просто забывал, о чём шла речь в его же собственной предыдущей реплике.
Осознав тот факт, что несносный Мальчик-который-выжил-и-вконец-охамел – невероятно красив, мил и сексуален, Драко в первую очередь дико возмутился и, чтобы опровергнуть для себя ту подлую мыслишку, что на Поттере свет клином сошёлся, пустился в недельный загул. Потом, держась за голову, решил, что надо меньше пить – всё равно не помогает. Потом долго и старательно искал следы наложенного на него темного заклятья или особо подлого приворотного зелья. Не нашёл, после чего вынужден был признать – либо он идиот и не может распознать заклятие/зелье, либо он действительно влюблён в чёртова Поттера по уши. Влюблён в его невозможные глаза, в его гладкую смуглую кожу, пахнущую мёдом (как-то раз они подрались, и Драко, вдохнувшему запах Поттера, пришлось сильно себя сдерживать, чтобы не накинуться на гриффиндорца с поцелуями вместо кулаков), в его чуть смущённую обаятельную улыбку, в плавные линии хрупкого, миниатюрного, но очень сильного тела (говорят, Поттер в детстве недоедал и не занимался спортом, посему он был ниже Драко на полголовы и смотрелся даже тоньше, чем от природы походивший на готовую ударить плеть слизеринец, а Гарри порой казался похожим на тростинку…), в вечно растрёпанные шелковистые угольно-чёрные волосы…
Драко долго и безуспешно ворочался в постели, пока не понял, что это бесполезно. Встал, завернулся в школьную мантию поверх пижамных штанов и сел на подоконник открытого окна – курить и смотреть на звёзды. Ни одна дурацкая звезда не способна конкурировать с сиянием его глаз, и неважно, по какому поводу загораются эти изумрудные огни – от гнева ли, от радости…
Скорей бы кончались эти каникулы. Тогда он сможет снова увидеть Гарри… Поттера, чёрт побери, Поттера, они же никогда не звали друг друга по имени!! «А вдруг с ним за лето что-нибудь случится? - обожгла Драко неожиданная мысль, заставившая его выронить сигарету из пальцев, прямо на клумбу с любимыми фиалками матери. – Тёмный Лорд охотится за ним! Пусть он и не раз уходил живым – не обязательно, что этому безбашенному нарушителю всех и всяческих правил всегда будет достаточно везти!».
Рассвет безмятежно розовел где-то на горизонте, и Драко, тяжело вздохнув, соскочил с подоконника. Кажется, в библиотеке было что-то такое, древнее, о следящих Чарах – например, о такой их разновидности, как Диагностика на расстоянии, дающая возможность проверить состояние здоровья любого, не выстроившего вокруг себя конкретный контрщит для этого заклятия (Драко не сомневался, что Поттера окружает такое количество щитов, что такой цифры не придумали ещё, за ненадобностью. Но конкретно этого щита вполне может не быть, больно древняя и специфичная штука).
В очередной раз уверившись, что он, как ни печально это признавать, съехал с катушек, Драко Люциус Малфой связал свои отросшие до лопаток платиновые волосы кожаным шнурком и натянул брюки с рубашкой. Самовнушение на тему «на-хрена-тебе-здоровье-Поттера-пусть-себе-хоть-дохнет-или-ещё-что-нибудь-тебе-нет-до-этого-никакого-дела-иди-и-спи-или-почитай-учебники-или-ответь-на-письмо-Пэнси-третью-неделю-не-отвечаешь-а-она-хоть-и-дура-но-твоя-невеста-вы-обручены-с-колыбели-мать-твою-растак-Драко…» не действовало.
Может, в психиатрическое отделение Св. Мунго наведаться на предмет обследования? Ага… «Доктор, у меня очень распространённая в наши дни болезнь – поттеромания, только в невероятно острой форме: я этого придурка готов зацеловать до умопомрачения и затрахать до изнеможения, а ещё – на руках носить, если ему захочется…». Ха-ха. Пронаблюдать реакцию колдомедика было бы действительно забавно, если бы не существовало реальной опасности загреметь в психушку, произнеся такое.

* * *

Гарри Поттер проснулся оттого, что что-то увесистое и вместе с тем мягкое шлёпнулось ему на грудь, не прикрытую опять сброшенным во сне одеялом, заставив Мальчика-который-похоже-не-выспался-в-собственный-день-рождения вздрогнуть и открыть глаза.
- Зараза! – сказал Гарри вслух. Чья-то наглая сова – точнее, чёрный филин – сидела на спинке его кровати и явно примерялась клюнуть гриффиндорца в лоб за нерасторопность
- Зааважу, - пообещал Поттер сквозь зевок и бросил филину пригоршню найденного в тумбочке совиного печенья. – Ешь пока. Ну-ка, и что ты мне принёс?
Гарри ещё не успел толком привыкнуть к тому, что несколько его последних дней рождения сопровождались подарками и празднованиями; максимумом, на который расщедривались Дурсли, были катушка из-под ниток или ржавый гвоздик вкупе с очень перезрелым яблоком. Поэтому к подаркам – настоящим подаркам – он относился с трепетом. Даже к таким странным – завёрнутым в зелёную бархатную бумагу и перевязанным серебристой ленточкой. Кто бы мог прислать ему подарок с цветами Слизерина? Первыми на ум пришли ярые недоброжелатели, могшие прислать какую-нибудь гадость: не добитый ещё Вольдеморт, Малфои – отец и сын… да кто угодно из околотемнолордной компании. Но они там, может, и сволочи, но не идиоты, чтобы слать гадость в вызывающей подозрение упаковке. Тогда кто? И вообще, может, они и рассчитывали, что Гарри подумает, что не может подвох быть обёрнут так откровенно? Но если они такие умные, то должны знать, что Дамблдор лично окружил Нору, где Гарри гостил после нескольких обязательных недель у Дурслей, такими защитными заклинаниями, что они не пропустили бы ничего тёмного, опасного или подозрительного – типа портключей, например (мало ли куда те могут привести). В Дамблдоре Гарри не сомневался, так что в свёртке решительно не могло быть ничего опасного. Но цвета Слизерина…
Окончательно запутавшись в собственных логических цепочках, Гарри плюнул на это дело и решительно развязал ленточку. Под бумагой обнаружилась коробочка, похожая на те, где хранят украшения, а поверх неё записка, кусок пергамента, исписанный чьим-то совершенно незнакомым каллиграфическим почерком. «В коробке – Многосущная вещь. Сейчас она в стандартной форме кната, но, так как принадлежит она тебе, на оборотной стороне твой профиль, а не Мерлина. Чтобы превратить её в любую вещь, которая тебе нужна (не советую, правда, превращать в конфету и съедать – это было бы глупой тратой такого редкого предмета, как Многосущная вещь), ты должен всего лишь сжать монету в кулаке и подумать о том, чего ты хочешь. С Днём рождения!
Д. М.»
Гарри открыл коробочку и убедился, что описанный кнат там наличествует – хотя даже в очках Гарри не смог понять, чей там изображён профиль, он вообще никогда не вникал в этот вопрос. Именинник сжал монету в кулаке и подумал о пере – первом, что пришло в голову. Ладонь слегка закололо и обдало прохладой. Обычное перо, такое же, каким было его собственное, пока не сломалось, попав в сундуке между двумя кроссовками, – о таком он и подумал. Воодушевлённый Поттер игрался с Многосущной вещью ещё битых полчаса, превращая её то в суперскоростную метлу, то в изящный кинжал, то в клык василиска, то в волшебную палочку, то в расчёску, то в колдографию родителей – как в когда-то подаренном Хагридом альбоме, то в меч Гриффиндора. Метла летала, кинжал резал, с клыка капал яд, палочка помогала колдовать, расчёска сама укладывала вечно непокорные вихры Гарри более-менее аккуратно (на «элегантно», по-видимому, даже настолько волшебная вещь не была способна), родители улыбались и махали руками с колдографии, меч был таким же, каким его запомнил Гарри со второго курса. Даже мантия-невидимка в исполнении Многосущной вещи работала безукоризненно. Обалде-еть… Гарри был в восторге и тихой эйфории.
Д. М. Кто же это? Так, сходу, Гарри припомнил только одного «Д. М.» в своей жизни: Драко Малфоя. Но с какой бы это стати надменный хорёк подарил ненавистному Поттеру такую замечательную, редкостную и явно очень дорогую вещь? Смешно, на самом деле. Кто это такой? Но то ли у Гарри было плохо с памятью, то ли «Д. М.» обозначало вовсе не инициалы дарителя, а, скажем, сокращение какого-нибудь прозвища или названия организации. Добрый Мальчик. Даритель Многосущных вещей. Деликатные Многоножки. Дамблдор Мудрый. Ни до чего конструктивного Гарри так и не додумался.
Размышления его были прерваны проснувшимся Роном - Гарри жил в одной комнате с лучшим другом.
- Гарри? Ты не спишь? С днём рождения! – рыжик просиял и сунул лучшему другу подарок от себя, между прочим, завёрнутый в красно-золотую бумагу. Это оказался набор по уходу за метлой, как раз такой, какой Гарри давно хотел.
- Спасибо, Рон. Классный подарок.
- О, а это что? Кто-то тебе уже что-то прислал? Что это?
Гарри отдал Рону записку от Д. М. и, пока друг читал, придал Многосущной вещи стандартный вид.
- Д. М.? Кто это?
- Если б я знал! – пожал плечами Гарри. – Блин, неужели нельзя было полным именем подписаться?!
- Наверное, нельзя… может, этот - или эта - Д. М. в тебя влюблён, а? – Рон захихикал.
- Да ну тебя!! – Гарри отчаянно покраснел и пихнул друга в плечо: в свои семнадцать он оставался, похоже, последним девственником Хогвартса (ну что такое пара поцелуев с Чжоу и Джинни?) и сохранил с детства эту глупую привычку алеть по малейшему поводу.
- Ладно-ладно, не злись. Это вот этот филин тебе подарок принёс? – всё ещё посмеиваясь, Рон уставился на птицу. Птица смерила его в ответ оценивающим взором и, сочтя недостойным своего внимания, презрительно отвернулась, продолжая хрустеть печеньем. Кажется, наглое пернатое за эти полчаса схрумкало уже почти всю пачку. – Знаешь, Гарри…
- А?
- По-моему, это филин Малфоя – только у него во всей школе чёрный.
- Мало ли кто мог обзавестись чёрным филином! – возмутился Гарри; Малфой, дарящий ему подарки на день рождения, решительно не вписывался в объективную реальность. Такая версия была попросту неуместна, как Вольдеморт, самочинно ушедший на пенсию и занявшийся разведением селекционной капусты. – Зачем бы хорьку дарить мне что-нибудь подобное?
- Не знаю, - честно признал Рон. - А ты точно уверен, что эта штука безопасна? Вдруг она ночью сама превратится в верёвку с мылом и удушит тебя! Если это правда Малфой, от него и не такого ожидать можно.
- Я не уверен, но… мне почему-то кажется, что это вполне безопасно. Хотя надо спросить Гермиону.
Последняя оказалась легка на помине и вбежала в комнату, сияя улыбкой и абсолютно несонным взглядом.
- Привет, Гарри! – она легонько поцеловала друга в щёку. – С Днём рожденья!
- Спасибо, Герми, - Гарри развернул очередную книгу – на этот раз это оказалась «История основателей Хогвартса».
- В этой книге приведены их личные дневники, и все остальные источники информации очень надёжные! – сияя, сообщила Гермиона. – Это издание ещё не в продаже, но я – один из соавторов, и мне полагался собственный экземпляр.
- ЗдОрово, - искренне сказал Гарри, знавший, что Гермиона примерно курса с четвёртого активно участвует в научной жизни магического сообщества и пользуется немалым уважением в таком количестве сфер деятельности, что все их гриффиндорец никогда не мог запомнить, это было как нескончаемые войны гоблинов. – Послушай, Герми, мне тут прислали с утра подарок…
- Какой подарок?
Гари вытянул по направлению к Гермионе ладонь с Многосущной вещью.
- Тебе подарили… кнат?
- Не совсем… то есть, это и кнат тоже… в общем, в записке при подарке сказано, что это Многосущная вещь.
Гермиона ахнула.
- Гарри, ты не шутишь?! Ты проверял?
- Да. Вот, смотри, - Гарри сжал монету и задумался об «Истории основателей Хогвартса». Через секунду тяжёлый том заставил ладонь Гарри рухнуть на кровать – удерживать эту книгу на весу было не так-то просто.
- Гарри, кто тебе это подарил? Многосущная вещь – это один из легендарных артефактов, созданных Основателями! Говорят, Салазар Слизерин и Годрик Гриффиндор вместе работали над ней, пока не поругались, а потом доводила до ума Ровена Равенкло – ну, когда Слизерин и Гриффиндор поссорились. Многосущная вещь может стать всем! Кроме живого, правда. Ты можешь превратить её в яйцо, но не можешь в живого цыплёнка. Это такая вещь… она считалась утерянной, - глаза Гермионы горели фанатичным блеском учёного. – Кто тебе её прислал?
- Какой-то Д. М., - мрачно ответствовал Гарри. – Чтоб я ещё знал, что значат эти буквы!
Гермиона прочла записку, придирчиво осмотрела уже разбухшего от печенья филина, благоговейно поглядела на Вещь и непреклонно заявила:
- Это Малфой.
- Гермиона, а может, это всё-таки не он? – с тоской во взоре спросил Гарри. – Ну зачем ему дарить мне такое?!
- Во-первых, инициалы соответствуют, - начала объяснять Гермиона. – Во-вторых, у филина на шее тоненький бархатный ошейник с надписью «Собственность семьи Малфоев». В-третьих, в коробке из-под Вещи лежит длинный платиновый волос, и Драко Малфой – единственный с таким цветом волос, кого я знаю.
- А его отец? – ляпнул внимательно слушавший Рон. Гарри с ужасом покосился на него, выбирая из двух зол – отца и сына Малфоев – всё-таки сына.
- В Азкабане Люциус Малфой поседел до яркой белизны – я видела на фотографии в «Пророке». Думаю, он не стал бы краситься в прежний цвет и к тому же подписывать записку не своими инициалами.
- Ну хорошо, пусть это Малфой… который Драко… но зачем ему?!!
- Почему бы тебе не спросить у него самого, Гарри? – предложила Гермиона. – По-моему, филин не просто так тут торчит и уничтожает печенье, которое Рон купил для Сычика, а ждёт какого-то ответа.
- Малфой, наверное, думал, что своим подарком заинтригует тебя! – азартно предположил Рон.
- Ему это удалось, - мрачно буркнул Гарри.
Выудив из сундука с вещами кусок пергамента и чернильницу, Гарри уже привычно превратил Многосущную вещь в перо и задумался над содержанием письма.
- Спроси его, зачем он тебе это прислал, - помог Рон, видя затруднение друга.
- Но не забудь поблагодарить! – строго добавила Гермиона, удостоившись за это замечание одинаково шокированных взглядов обоих гриффиндорцев. – Пусть он хорёк и первостатейная гадина, но за ТАКОЕ нельзя не поблагодарить! Это стоило ему либо бешеных денег, либо бешеных усилий! А скорее всего, и того и другого.
- Гермиона, ты меня пугаешь, - нервно сказал Гарри и окунул перо в чернила.

* * *

«Малфой! Спасибо, конечно, но ЗАЧЕМ?! [«Затем, что я хотел тебя порадовать и удивить, придурок», - мысленно откомментировал Драко] Ты что, с ума сошёл? [«Вот что значит геройская интуиция – сразу в корень проблемы зрит!»] Вовсе не стоило дарить мне что-то… то есть, мы же враги, ты что, забыл? Я не буду возвращать тебе Вещь, раз уж ты мне её подарил, но если ты не объяснишь, зачем и почему ты так поступил, я таки превращу её в конфету и съем. Нет, лучше в шоколадную лягушку. [«Какой же ты ещё ребёнок, Гарри… Поттер, чёрт возьми, ПОТТЕР!!!.. Да тебе и Грэйнджер не позволит съесть такое, она грязнокровка, но не дура»] В общем, если ты хотел меня шокировать и заставить насторожиться, то ты это сделал, а если ты хотел чего-то другого, то, будь добр, объясни, чего именно. Короче, я уже начал повторяться, так что хватит на этом. Жду ответа.
Г. П.
P. S. Твой филин слопал пакет совиного печенья, у него не начался заворот кишок?».
Образчик эпистолярного жанра Гарри привёл Драко в абсолютно не свойственное последнему состояние – блаженное умиление; юный Малфой сидел с этим пергаментом в руках и совершенно по-идиотски улыбался. Выскажи Гарри ему всё это в лицо, гриффиндорец вряд ли дождался бы когда-нибудь конструктивного ответа, ибо к очаровательному смятению и неловкости в подборе слов, несомненно, руководившими Поттером при написании письма, добавилась бы растерянность на прекрасном лице и блеск невероятных глаз, и Драко попросту растёкся бы лужицей от любви и восхищения (к чёрту кодекс Малфоев, к чёрту годами нарабатываемые холодность и наглость!!). Теперь же Малфою потребовалось всего минут десять, чтобы отрешиться от эмоций и начать обдумывать дальнейшие действия.
Во-первых, нельзя признаваться в любви. Девяносто девять шансов из ста, что Поттер воспримет такие слова неадекватно, рано ему ещё знать такое про своих врагов.
Во-вторых, надо выдумать какую-нибудь причину, не касающуюся чувств, или сделать вид, что таковая имеется.
В-третьих, надо как-то дипломатично продолжить заинтриговывание Поттера, чтобы тот избавился от враждебности по отношению к нему, Драко, и не прекратил намечающуюся переписку.
В-четвёртых, обругать свою наглую бестолковую птицу, обожравшуюся печенья, и отправить отдыхать в совятню, пока у неё (птицы, а не совятни) в самом деле не случилось что-нибудь с пищеварением. Ведь кормил же с утра, сразу перед тем, как отправить к Поттеру!
Драко сел за стол с пером в руках, развернул перед собой пергамент и, немного подумав, принялся строчить ответ – в обращении со словами, как в письменном виде, так и в устном, у отпрыска одного из богатейших и древнейших родов чистокровных волшебников никогда не было.
Стоило ему поставить в низу пергамента «Д. М.», как в его комнате возник домовой эльф.
- Хозяин Драко…
- Да? – холодно откликнулся Малфой, привычно надевая маску отстранённости и высокомерия.
- Хозяин Люциус ожидает Вас в Малой гостиной.
- Передай ему, что я буду через десять минут.
- Да, хозяин Драко, - эльф с видимым облегчением исчез из поля зрения Драко. Они боялись его до дрожи в коленках, хотя он, в отличие от отца, никогда не применял к ним Круциатус или что-то в этом роде, а всего лишь презрительно изгибал брови при их виде – это было частью маски.
Драко очень надеялся, что отец зовёт его не за тем, о чём подумал сам юный Малфой. Он не хотел получать Метку. Не хотел становиться Пожирателем смерти. Помимо того, что Вольдеморт был откровенным маньяком, внушавшим Драко животный ужас (и как только Поттер ухитрился уже несколько раз уйти живым из этих загребущих бледных лап?), Гарри навсегда отвернулся бы от Малфоя в таком случае. Если вести себя правильно, детская ненависть со стороны Гарри пройдёт (по крайней мере, Малфой на это надеялся), а если сознательно стать на другую сторону… можно сразу хоронить все свои мечты и пытаться забыть бессонные ночи, проведённые в мыслях о красавце-гриффиндорце. И вообще… как-то странно Вольдеморт косился на Драко во время официального представления последнего Тёмному Лорду. И зачем было, трепя Драко по щеке, сообщать Люциусу этим похожим на змеиное шипение голосом: «У тебя прекрасный сын, Люциус… да, несомненно, прекрасный»? В каком смысле?! Когда Драко задавал себе этот вопрос, по телу пробегали мурашки ужаса, и он чувствовал, что вовсе не рвётся узнать ответ.
- Здравствуй, отец. Зачем ты хотел меня видеть?
- Здравствуй, сын, - Люциус смерил Драко взглядом, который можно было расценить как одобрительный. – Ты уже совершеннолетний. И, я полагаю, для тебя настала пора сделать что-нибудь, чтобы доказать свою лояльность Тёмному Лорду.
- Ты говоришь о Метке, отец? – Драко умело удерживал на лице бесстрастное выражение.
- Пока не о ней, сын, - Люциус встал, и Драко только сейчас заметил, что отец одет в черную мантию Пожирателя смерти. – Пока ты учишься в Хогвартсе, нет нужды ставить тебе Метку, это может заставить Дамблдора установить за тобой контроль. Но у Лорда есть задание для тебя. Не подведи меня, сын.
- Да, отец, - пробормотал Драко. Во блин. Видимо, в том и заключается Великая Миссия Тёмного Лорда на этой Земле – всегда быть не вовремя со своими дурацкими заданиями. Он же не успел отправить Поттеру ответ!

Волдеморт был, как обычно, ужасающ. И какой имиджмейкер сказал ему, что бледная чешуя вместо кожи, полное отсутствие волос и красные глаза – это лучшее решение для будущего властелина мира? Пока Драко задавался этим вопросом, пытаясь хоть так приглушить страх, его тело автоматически приблизилось к трону, на котором восседал Вольдеморт, и рухнуло на одно колено, как учил Люциус; ритуал оказался весьма кстати, ибо при виде Тёмного Лорда у Драко сами собой делались ватными ноги, несмотря на все самоотвлекающие размышления.
- Вы звали меня, мой Лорд, и я пришёл, - негромко сказал Малфой, почтительно склонив голову.
- Ты получишь сегодня задание, Драко, - раздумчиво сказал Вольдеморт. – Если ты выполнишь его, то войдёшь во внутренний круг Пожирателей.
- А если нет? – рискнул поинтересоваться Малфой-младший.
- Тогда ты умрёшь, мальчик мой. Но ты справишься.
- Да, мой Лорд. Что я должен сделать?

Драко подозревал, что не он один сошёл с ума, Вольдеморт составил ему милую компанию в этом деле. Вероятно, Волди думает, что Драко совершенно нечего делать в Хогвартсе по вечерам, и старается по мере сил разнообразить досуг блондина. Это ж надо, велеть Драко изучить досконально защиту Хогвартса изнутри и порушить, когда скажут! Конечно-конечно, Драко всю жизнь только и делал, что тренировался снимать древнейшие защитные заклятия (часть наложена ещё основателями, часть весь преподавательский состав обновляет и модифицирует каждый год, самое то, чтобы семикурсник взламывал)! Даже тот факт, что помогать ему в этом деле должен был профессор Снейп (именно профессор должен был помогать семикурснику, а не наоборот!!), как-то не вдохновлял Малфоя-младшего. А бонусом к основному заданию послужило вкрадчивое предложение Вольдеморта расположить к себе Гарри Поттера, втереться к нему в доверие и, когда будет снята защита Хогвартса, предоставить в полное распоряжение Темного Лорда. При этих словах глазки у Лорда стали такие масленые глазки, что Драко захотелось рявкнуть, забыв про страхи: «Шиш тебе, а не Гарри, старый урод!!». Но он, разумеется, промолчал.
Всё, пора рвать когти от Пожирателей вообще и от Вольдеморта в частности. Валить в темпе вальса под крылышки Гарри и Дамблдора, потому что тогда будет шанс ещё выжить. В конце концов, Малфой-младший был самолюбив и самостоятелен до крайности и терпеть не мог, когда за него что-то решали. А Люциус, не учтя сию черту характера своего наследника, решил за него фактически всю его жизнь наперёд. А Драко не хотел такой жизни, где он, возможно, однажды будет вынужден встать на поле боя против Гарри. Ни за что. Пусть Люциус лишает наследства, пусть Лорд назначает награды за его голову – Драко в этом больше не участвует.
Малфой-младший нервно закурил, вновь пристроившись на подоконнике собственной комнаты. Все сошли с ума. Все вокруг.
- Уроборос, - позвал Драко, опасно свешиваясь из окна своей комнаты по направлению к совятне, которая находилась этажом выше. Конечно, не самое типичное имя для филина, и Драко, вообще, хотел назвать его Тилли. Но отец не понял бы внезапной склонности сына к плебейским именам. Пункт двести восьмой кодекса Малфоев гласит, что имена личных сов и филинов должны отражать величие рода и приближённость к древним тайнам. Какие тайны имелись в виду, было давно и прочно забыто (кодекс писался три с половиной тысячи лет назад), но животные именовались строго в соответствии с пунктом. Сову Люциуса, например, звали Гриндевальд, что отражало не только величие и прочее, но и специфическое чувство юмора главы рода Малфоев.
Филин неспешно подлетел и устроился на плече хозяина, ожидая приказаний. Драко торопливо набросал на письме к Поттеру постскриптум, свернул пергамент в трубочку и привязал к лапке Уробороса.
- Лети к Гарри, - шепнул Драко. – И не обжирай там никого! Будто тебя здесь не кормят, позорище…
Уроборос насмешливо ухнул – дескать, ты, конечно, прав, хозяин, но печенье – это святое! – и полетел.
Валить отсюда. Несомненно. Только дождаться сентября, ничем не выдав себя. Несомненно.
Руки Драко тряслись, и он выкинул недокуренную сигарету на многострадальные фиалки.

* * *

Гарри, перепрыгивая через ступеньку, раньше Рона добрался до их общей комнаты. Вечеринка в обществе семьи Уизли и нескольких членов Ордена – Грюма, Люпина и Тонкс – заставила героя магического мира расслабиться. И забыть всё, что на него давило - нападение Пожирателей смерти на Хогвартс в конце прошлого года, смерти Сириуса и Седрика, дурацкое пророчество, сломавшее ему жизнь. Забыть, в конце концов, странное поведение Малфоя, приславшего заклятому врагу подарок на день рождения.
Но как раз о последнем факте Гарри явственно напомнил черный филин, вальяжно расхаживавший по, очевидно, полюбившейся ему спинке кровати гриффиндорца.
- Гляди, Гарри, Малфой уже ответил! – восторженно выдохнул Рон, изрядно нагрузившийся сливочным пивом. – Чего это он, а?
- Гляжу, - кисло сказал Гарри, разом теряя с такими усилиями обретённое благодушие.
Рон сбегал за Гермионой, пока Гарри отвязывал письмо от лапки филина, и письмо было зачитано вслух для всех троих.
- «Поттер! Уверяю тебя, что для такого подарка у меня имелись веские причины. Но не вижу ничего, что сподвигло бы меня открыть их тебе. В любом случае, это был бы разговор не для письма. И не торопись уничтожать Вещь – было бы чертовски обидно, если все мои усилия оказались напрасными. Я надеюсь, ты не думаешь, что в подвале Малфой-мэнора стоит фабрика по производству Многосущных вещей и мне так просто было взять одну для тебя.
Я не забыл, что мы враги, о нет, на этот счёт можешь не беспокоиться – при первой же встрече я могу тебе об этом напомнить, отпустив лишь пару реплик, если хочешь. Однако у любых врагов могут найтись точки соприкосновения. Взять хотя бы Дамблдора и Гриндевальда, которые дружили в юности, прежде чем стать врагами.
Так и вижу, Поттер, как на твоём лице отражается непривычная по своей напряжённости работа мысли: что же общего может быть у тебя и меня? Что ж… если и нет пока, то найти нетрудно. Главное, не швырни в меня авадой невзначай, ты же всё-таки гриффиндорец, и всё будет хорошо.
Спасибо за заботу о моём филине, и не давай ему больше печенья, пожалуйста, он и так избалован сверх меры. Если надумаешь не отвечать, скажи Уроборосу (это филин), и он сам улетит, а до тех пор будет ждать ответа.
Всецело к твоим услугам,
Д. М.
P. S. Если ты об этом думал, моё поведение не имеет никакого отношения к Сам-Знаешь-Кому или к моему отцу. Это наши личные дела, Поттер, только наши с тобой. И вообще… ты будешь удивлён, но мой выбор стороны в этой войне вовсе не так очевиден, как кажется многим».
Письмо повергло Гриффиндорское Трио в глубокую задумчивость, усугубленную большими порциями поглощённых недавно пирогов и сливочного пива.
- Только хорёк мог додуматься обозвать птицу Уроборосом, - высказался наконец Рон. Гарри и Гермиона были с ним согласны, но этот факт не казался им таким уж первостепенным.
- Это хорошо, если Малфой действительно не уверен в том, что должен присоединиться к Вольдеморту, - заявила Гермиона. Рон и Гарри были в шоке.
- Миона!! Ты думаешь, этот гнусный хорёк способен говорить правду?! – заорал рыжик, практически оглушив Гарри на правое ухо.
- Он тоже человек, - с достоинством сказала Гермиона. – Почему бы ему и не говорить правду для разнообразия?
- Не верю я в такое разнообразие, - проворчал Рон, слегка успокаиваясь. – Он – Малфой, и этим всё сказано!
- Меня больше беспокоят его намёки на то, что у нас с ним может быть что-то общее, - напряжённо сказал Гарри. – Что он имеет в виду?
- В письме не говорится ни о чём конкретном, Гарри. Я думаю, он действительно хочет тебя заинтриговать и продолжить переписку.
- Но зачем она ему? Он не может прислать мне ничего опасного и никогда не перевербует меня на сторону Волдеморта. Что ещё ему от меня может быть надо?
- Может, ему совсем уж не с кем общаться? – неуверенно предположил Рон.
Гарри мрачно посмотрел на друга. Общаться с Малфоем – такое же сомнительное удовольствие, как танцевать чечётку на минном поле, твёрдо считал Мальчик-который-ещё-на-первом-курсе-отказался-дружить-с-Драко-Малфоем-и-всё-равно-ухитрился-выжить-после-этого.
- Я думаю, он мог бы попереписываться со слизеринцами. У него невеста есть среди них. Есть любовницы и любовники, - произносить подобные вещи спокойно Гарри не умел, за что очень на себя злился. Но голос оставался ровным, хвала Мерлину, а в сумерках (письмо читали при свете от волшебной палочки, который при прочтении и погасили) не было видно, что к лицу гриффиндорца прилила кровь. Джинни считала, что это очень мило, хотя этот факт не остановил её от того, чтобы предложить Гарри не встречаться больше. К их обоюдному облегчению, Гарри не составило никаких проблем отпустить Джинни в свободное плавание по волнам её собственной личной жизни. – Почему я?
- Потому что это ты, Гарри, - совершенно спокойно ответила Гермиона на вполне себе риторический вопрос. – Ты не задумывался, что если ты занят нами, Вольдемортом и многими другими вещами, то мир Драко Малфоя вертится вокруг тебя?
- Откуда ты знаешь? Он тебе что, сам сказал? – ревниво спросил Рон. Другие две трети Гриффиндорского Трио не обратили на рыжика ровным счётом никакого внимания.
- Что ты имеешь в виду, Герми?
- Я хочу сказать, что у Малфоя, по всей видимости, нет врага ненавистнее тебя, и нет человека, добиться расположения которого он так жаждал бы. В его окружении нет человека известнее и сильнее; даже если причислять к его окружению Вольдеморта, то ты всё равно сильнее, Гарри, потому что столько раз выживал и обязательно убьёшь его. Не знаю, говорила ли тебе, но ты очень харизматичная личность. Ты не задумывался, что все конфликты с Малфоем начинались по его вине? Если бы он не искал таким путём твоего внимания, ты бы вообще его ему не уделял.
- Н-наверное, всё так, как ты говоришь… - у Гарри горели от смущения разом лицо, шея и уши, и он втихомолку удивлялся, как жар от этих частей его тела ещё не поджёг подушку. – Но зачем ему моё внимание? Он же, слава Богу, не входит в мой Фан-клуб под руководством братьев Криви…
- А чьего внимания ему добиваться? – Гермиона еле различимо пожала плечами в темноте. – Вполне возможно, что он просто хочет общаться с сильным магом, знаменитостью и волевым человеком в одном лице. В конце концов, весь Слизерин повинуется взмаху его руки, а другие факультеты, частично за исключением Гриффиндора, если не трепещут, то предпочитают не связываться. Возможно, у него есть какие-то сугубо личные причины, о которых мы никогда не узнаем, чтобы дарить тебе такие подарки, каких не дарят в королевских семьях. Но в любом случае большая часть его действий и мыслей точно направлена на тебя. Просто попробуй проанализировать его поведение, Гарри, непредвзято, и сам это поймёшь.
- Миона, - опять встрял Рон, - а зачем ты непредвзято анализировала поведение хорька, а?
- Я увлеклась психологией, Рон, - раздражённо ответствовала Гермиона. – И анализирую многих. И вообще… Рональд Билиус Уизли, ты что, ревнуешь?
Рон поперхнулся и предпочёл не отвечать. Гермиона довольно прищурилась и спросила:
- Гарри, ты будешь ему отвечать? Конечно, это только твоё решение, но я бы советовала в любом случае не возвращать Вещь и тем более не съедать её. Она нам наверняка пригодится.
- Конечно, Гарри! – с жаром поддержал её Рон, явно радуясь уходу со скользкой темы про ревность. – Представь только, что можно с ней сделать! Кстати, Миона, а эта штука может превращаться неограниченно? Или рассчитана на какое-то определённое число превращений?
- Рада, что ты что-то помнишь из курса артефактной магии, но опечалена тем, что это всего лишь «что-то», - отрезала Гермиона. – Магические артефакты такого класса, как Многосущная вещь не имеют никаких ограничений, кроме свободной воли своего владельца. Да, именно свободной – если владельца не заставляют превращать её во что-нибудь. Если, например, тебя, Гарри, заставят воспользоваться ею под Империусом, ты не сможешь.
- Я умею сопротивляться Империусу, - пробормотал Гарри. – С четвёртого курса. Ладно, я оставлю её себе. Но я категорически не желаю, чтобы вокруг меня вертелся мир Малфоя! Я, между прочим, всё ещё его терпеть не могу. Ненавижу, можно сказать. О! Терпеть ненавижу, точно.
Гарри прошептал: «Lumos», и достал ещё кусок пергамента. Наваять ответ Малфою оказалось довольно лёгким делом; не в первый уже раз ведь. Поттеру пришло в голову, что переписываться с Драко Малфоем – это не та привычка, которая сопутствует душевному спокойствию и здоровому образу жизни. И гриффиндорец был решительно настроен на то, чтобы не обзаводиться ею.

* * *

«Малфой. Я не знаю, в какие игры ты играешь и что тебе от меня нужно, но ты зря всё это сделал. Зря прислал мне подарок и зря думаешь затеять переписку. Я не собираюсь скрашивать твоё летнее одиночество, и меня совершенно не интересуют твои «веские причины», в особенности, если они имеют красные глаза и бледную кожу. Я в этом не уверен, но подозреваю. Между нами нет, не было и не может быть ничего общего, и не существует никаких «наших дел», запомни это. И я не нуждаюсь в напоминающих репликах, чтобы знать, что мы враги. Кому как, а мне твой выбор стороны вполне очевиден, и твой постскриптум убедил меня в совершенно обратном тому, что там говорилось. Держись от меня подальше, Малфой, и я буду далеко от тебя. Надеюсь, тебе всё ясно.
Г. П.
P. S. Ещё раз спасибо за подарок; он действительно хорош, но тебе совершенно незачем было лишаться такой вещи, по моему личному мнению.»
Драко медленно скомкал отповедь от Гарри в кулаке. Второй раз Поттер отвергает его протянутую руку, и третьего раза не будет. Поттер сам предложит ему дружбу, любовь и всё, чего захочет Малфой-младший. В конце концов, Драко ничем, по его мнению, не заслужил подобной резкости, переходящей в грубость. И Поттер заплатит за неё. Он будет с Драко… потому что чувства к гриффиндорцу никуда не делись, и блондин всерьёз подозревал, что они никуда не денутся, даже если Поттеру вздумается сделать из него коврик для ног на пороге дома семейства Уизли.
Больше всего на свете Драко хотелось уткнуться в подушку и промочить её слезами насквозь. Но Малфои не плачут. Сердца Малфоев не разбиваются. Малфои всегда хладнокровны и всегда мстят тем, кто их оскорбил вместо того, чтобы давать волю недостойным эмоциям. Драко усиленно обдумывал план мести, не замечая, что на сжатый в руке пергамент беззвучно капают не подобающие истинному Малфою слёзы, и жестокие слова потихоньку расплываются, окрашивая тонкую белоснежную ладонь темно-синим чернильным узором.

Глава 2.

Дамблдор лучезарно улыбнулся и принялся толкать свою традиционную речь:
- Я рад приветствовать в стенах Хогвартса тех, кто вернулся сюда, и тех, кто здесь в первый раз. Это приветствие относится не только к первокурсникам, но и к студентам Дурмстранга, которые в связи с тем, что здание Дурмстранга было разрушено Пожирателями смерти, завершат своё образование у нас.
По залу пронёсся многоголосый шёпот, все взгляды были устремлены на кучку студентов в светло-серых мантиях с капюшонами, жавшуюся у стены. Все читали в конце августа о дерзком нападении приспешников Темного Лорда на школу Каркарова, которого Вольдеморт счёл предателем, нуждающимся в наказании. Рассудил Лорд просто: если гора, то бишь Каркаров, не идёт к своему хозяину, то хозяин придёт сам. В разрушенном до основания здании погибло три четверти студентов Дурмстранга, часть оставшихся отправили в Хогвартс, часть забрали родители, решив, что их магическое образование уже вполне достаточно, чтобы не продолжать его.
- Сейчас мы проведём распределение, - продолжал Дамблдор, сияя дружелюбием. – Прошу вас, Минерва.
Дождавшись, пока шляпа пропоёт очередной свой «шедевр» песенного творчества, профессор МакГонагалл развернула свиток с именами и принялась выкликать первокурсников. Гриффиндор получил четверых, Равенкло - шестерых, Слизерин - троих, а оставшихся загрёб Хаффлпафф. Профессор достала другой свиток под неумолчное ворчание Шляпы: «Я вам что, нанималась в две смены работать? Что за условия, видел бы Годрик эту бессовестную эксплуатацию…», и начала зачитывать имена дурмстранговцев.
Всего их было десять человек. Антон Крестов, Магнолия Дабор и Святослав Чижов попали в Слизерин. Виктор Цет, Абдулла Мехрад, Анастаси Рант, Корин Вечер-Малфой [«Здравствуй, кузен», - без удивления подумал Драко. Болгарская ветвь Малфоев, отделившаяся от британской около двух тысяч лет назад, была малоизвестна и скрытна, но любой, у кого есть глаза, заметил бы фамильное сходство Корина и Драко: платиновые волосы, изящество телосложения и серые глаза. Правда, Драко был куда красивей, хотя их словесный портрет звучал бы совершенно идентично] и Кирилла Астори достались Равенкло. За гриффиндорский стол сели Пери Перова и Артур Стел. Все они были распределены на седьмой курс с ехидной оговоркой Шляпы: «За пару месяцев не наверстаете то, чего не хватает – распределю заново на другой курс!». На них беззастенчиво пялились, раскрыв рты – все, кроме Драко и, как заметил последний, Поттера. «Ну да, Поттер знает, что это такое, когда тобой любуются, как диковинным зверем в зоопарке». Сам же Драко был слишком хорошо воспитан, чтобы позволять себе бестолковое любопытство.
Бывшие студенты Дурмстранга садились рядом друг с другом, не от страха или скованности, а потому, что были готовы поддерживать друг друга в случае чего. Очень скоро эта поддержка оказалась нужна: после обычной речи директора о правилах и сообщения о том, что «наш новый преподаватель Защиты от Тёмных Сил вынужден задержаться, и прибудет позднее, и завтра же приступит к занятиям» [«Опять крёстного с этой должностью прокатили», - мимоходом подумал Драко, бросая быстрый взгляд на как обычно непроницаемое лицо Снейпа] начался пир. И никто уже не мешал кому-то из слизеринцев ляпнуть своему свежеиспечённому однокурснику (кажется, это был Чижов) что-то необдуманное. Возможно, это был вопрос о нападении Вольдеморта, об учебной программе в Дурмстранге или нечто личное, но в любом случае Чижова он привёл в ярость. Он вскочил, сжимая в руке палочку, направленную на спрашивавшего. Секундой позже поднялись Крестов и Дабор; первый держал руку на палочке, вторая сказала что-то успокаивающим тоном. В ответ Чижов яростно и отрицательно мотнул головой, и с оной наконец-то упал капюшон (какового до сих пор не снимал ни один дурмстранговец).
Теперь на него смотрели уже ВСЕ до одного, включая преподавательский состав, до сих пор, видимо, не приглядывавшийся к своим новым ученикам. Святослав Чижов, уроженец далёкой Болгарии и новый студент Слизерина, был как две капли воды похож на Гарри Поттера. Единственными отличиями были карие, а не зелёные, глаза и отсутствие знаменитого шрама на лбу.

* * *

- Гарри, это очень странно, - глубокомысленно заявила Гермиона поздно вечером, когда Гриффиндорское Трио сумело уединиться на отдельном диване в гостиной их факультета.
Бедный Гарри, уставший отбиваться от вопросов типа: «Ой, он что, твой родственник? Брат, да? А за ним Сам-Знаешь-Кто не охотится? А он такой симпатичны-ый… прямо как ты… познакомишь, Гарри? А это не происки Того-Кого-Нельзя-Называть? Гарри, почему этот хмырь из Слизерина так на тебя похож?!», только кивнул. Единственное, что немного развлекло Гарри в связи с этим неожиданным сходством, так это перекошенное лицо Снейпа, не ожидавшего от судьбы такой подлянки: если Гарри унаследовал глаза Лили, да и шрам выделял гриффиндорца, то Святослав Чижов был точной, абсолютной копией Джеймса Поттера.
- Ты знаешь, Гарри, что семья Поттеров – одна из самых древних чистокровных семей в мире? Только твой отец нарушил традицию, потому что твоя мама была магглорожденной. А так твоя родословная длиннее малфоевской!
Гарри вздрогнул, представив себе генеалогическое древо, похожее на то, какое он видел в доме на Гриммаулд-плейс, только длиннее раза в три, и возблагодарил судьбу за то, что не все чистокровные семьи такие уроды, как Малфои.
- Да и тут не всё ясно, - задумчиво протянула Гермиона.
- Ты о чём, Герми? – не понял Гарри. Упорно засыпающий после хорошего ужина Рон заглушил реплику лучшего друга затейливой руладой храпа.
- Рон, не спи!! – взъярилась Гермиона. – Я говорю о Гарри, как ты можешь спать?!!
- А.. хр… умф… конечно, Мионочка, ты абсолютно права, - Рон честно попытался сфокусировать взгляд.
- Герми, что значит «не всё ясно»? – настойчиво повторил Гарри, пихая Рона локтем в бок.
- В «Новейшей истории магии» подробно изложена вся твоя история, Гарри, и расписана твоя родословная. Так вот, твоя мама не родная сестра твоей тётушки. В возрасте полугода её усыновила семья Эвансов, взяв из маггловского приюта, - пояснила Гермиона. - Автор «Новейшей истории», Дилберт Талберг, чистый теоретик и ему уже за сто двадцать, и он не стал выяснять происхождение твоей матери, тем более что приют, где она была, был расформирован около десяти лет назад, и все бумаги, какие могли быть, затерялись неизвестно где. Так что Талберг поставил пометку «происхождение не выяснено» и на этом успокоился. Очень может быть, Гарри, что ты – чистокровный волшебник.
- Какая разница, чистокровный я или полукровка! – решительно сказал Гарри. На Гриффиндорское Трио сразу обернулось несколько любопытных голов с растопыренными в готовности всё услышать ушами, и Гарри понизил тон, опять пихая настроившегося прикорнуть, пока Гермиона вещает, Рона. – Меня больше интересует, почему этот Чижов так на меня похож!
- Я к тому и иду, Гарри. Надо тщательно проследить всю историю твоей семьи и понять, где и как Поттеры попали в Болгарию, - глаза Гермионы светились хорошо знакомым Гарри и Рону маниакальным блеском исследователя. – Знаешь, почему это странно? Потому что я читала десятитомник «Основные вехи истории самых значимых магических семей нашего времени» и там ничего не было про это. Там было, например, как одна из ветвей Малфоев, откуда родом тот дурмстранговец, попавший в Равенкло, укоренилась в Болгарии, почему так было сделано и что из этого вышло. Но если верить этой книге, Поттеры ВСЕГДА были чисто британской семьёй. Если в род вливался кто-то из Европы или Америки, этот человек непременно селился здесь, в Англии. И никакой тебе Болгарии и ещё двух десятков мелких славянских стран1, откуда берёт студентов Дурмстранг. Понимаешь?
- Понимаю, - сказал Гарри, понимая, что ничего толком не понимает. Видя, что Гермиона выжидательно смотрит на него, гриффиндорец собрался с мыслями, чтобы не посрамить всех своих бесчисленных, оказывается, предков и предположил:
- Это значит, что либо книга специально врёт… либо моя семья скрыла когда-то, что кто-то из них… то есть нас… переселился в Болгарию и сменил фамилию на Чижов. Правильно?
- Умница! – неподдельно возликовала Гермиона. – Либо есть и третий вариант, о котором мы можем только догадываться. Может быть… извини, Гарри… твой отец разок изменил твоей маме с какой-нибудь дурмстранговкой. Может быть, у кого-нибудь из Поттеров – может, и у тебя, Гарри – взяли образец генофонда… не смотри ты на меня так, Рон, это не ругательство, а медицинский термин… и зачем-то вырастили в Болгарии ребёнка с генами Поттеров. Всё может быть. Но исследование семейной истории – подлинной истории, а не того, что написано в этих некомпетентных «Вехах» - наше приоритетное направление поиска.
Гарри покивал, потрясённый количеством умных слов, вылетевших из Гермионы за один раз. Для самой гриффиндорки это был отнюдь не рекорд, зато Гарри и Рон никогда бы не сказали «приоритетное направление поиска».
- Вопрос в том, где брать документы, - нахмурилась Гермиона. – Насколько я помню, дом твоих родителей в Годриковой Лощине разрушен. Поттер-мэнор пару веков назад был добровольно отдан твоим предком, Майклом Гарольдом Поттером, под государственный музей со словами «Берите эту развалину, она мне осточертела хуже холодной овсянки». Это было в «Кратком перечне историко-магических памятников Британии», как помнится. Там ещё упоминалось, что все предметы Майкл оставил музею, но семейный архив забрал с собой, и где теперь всё это – неизвестно.
- Ничего неизвестно, - вздохнул Гарри и подавил предательский зевок, стараясь не уподобиться вновь задремавшему Рону – как-никак, о его семье шла речь.
- Не всё потеряно, Гарри, - Гермиона вновь задумалась, и Гарри померещилось, что в голове подруги защёлкали шестерёнки, прочёсывая лучшую память Хогвартса. – Я что-то такое встречала в книгах…
Рон хрюкнул, пытаясь сдержать смех – таким типичным для Гермионы было последнее утверждение.
- Не смейся, Рон, здесь нет ничего смешного, - автоматически пробормотала Гермиона, явно не обращая внимания на то, что говорит. – Помнится, в «Выдающихся личностях нынешней магической эпохи» я встречала имя М. Г. Поттера, преподавателя Трансфигурации в Хогвартсе. Он модернизировал заклятие Круциатус…
- Что???!!!
- Тихо, вы двое! – шикнула на друзей Гермиона. – Не привлекайте лишнего внимания. Здесь совершенно негде поговорить, хоть в Тайную комнату лезь! Гм. Там же уже нет живого василиска…
Гермиона явно увлеклась идеей проводить важные разговоры в тайной комнате. Рон хихикнул и прошептал Гарри на ухо:
- А что, если василиск за эти годы как следует разложился? Представляешь, какая там атмосфера!
Гарри несколько позеленел, ибо в его живом воображении немедленно возник разложившийся до совершенно непотребного состояния сорокафутовый василиск. Героя магического мира ощутимо замутило.
- Гермиона, что ты там сказала про Круциатус? – Гарри постарался отвлечь подругу от мыслей о Тайной комнате.
- Ах, да! Этот М. Г. Поттер модернизировал Круциатус, убрав мелкие побочные эффекты при его использовании вроде разрывающихся от крика связок или лопающихся сосудов в глазах, - без запинки отрапортовала Гермиона тоном истинного учёного. – До этого оно звучало как-то по-другому, история магии не сохранила, как именно. Он сделал заклятие таким, чтобы оно сохраняло в целости и сохранности тело пытаемого, но не смог убрать три эффекта: возможность сойти с ума, как случилось с родителями Невилла, возможность умереть от болевого шока и страшную слабость у пытаемого после заклятия. Также ходят слухи, что он встроил в него лазейку, позволяющую представителям семьи Поттеров сбросить заклятие, если они произнесут мысленно какое-то ключевое слово, но сам профессор не подтверждал и не опровергал этих слухов.
- Когда Вольдеморт пытал меня Круциатусом, я ничего не мог сбросить, - мрачно заметил Гарри.
- Но ты же не знаешь ключевого слова, - возразила Гермиона. – Но суть не в том. Подумайте сами! Если Майкл Поттер был преподавателем Хогвартса – а книга говорит, что он и умер здесь – то все его бумаги могут храниться именно здесь! К тому же наверняка именно сюда отправили то, что могло уцелеть в доме в Годриковой Лощине. Конечно, это не очень надёжная ниточка, но другой у нас нет.
- Хогвартс огромен, Гермиона, - осторожно сказал Гарри, которому, по сути, было не так уж и интересно лазить по пыльным бумагам. Он не имел ничего против того, чтобы другие люди были на него похожи, если вдуматься. Пусть даже слизеринцы. – Мы можем искать по нему старые бумаги до скончания веков. Тем более что их может тут вообще не быть!
- Все документы, имеющие хоть какое-то отношение к Хогвартсу, но не имеющие текущего владельца, хранятся в особом архиве, куда можно попасть из библиотеки. Одна загвоздка…
- Какая? – поинтересовался наивный Рон.
- Студентам туда вход воспрещён, - хором сказала Гарри и Гермиона. Гермиона отвечала Рону, а Гарри просто догадался. В конце концов, все шесть лет обучения в Хогвартсе они лазили, куда не полагается, начиная с женского туалета, где сидел горный тролль, и заканчивая… а это вообще когда-нибудь закончится? Гарри казалось, что вряд ли. И его это вполне устраивало.

Первым уроком в этом учебном году седьмому курсу Гриффиндора поставили Трансфигурацию, объединённую с Равенкло. Профессор МакГонагалл очень всех «обрадовала», начав день с «небольшого» теста на пятьдесят четыре вопроса. Как она выразилась, «вам в этом году сдавать ТРИТОН, и я хочу знать, сколько знаний осталось в ваших головах после каникул». Материал для теста был за все шесть лет, и Гарри с ужасом понял, что кардинально тонет. Если бы не Гермиона, вопросов двадцать остались бы вообще неохваченными со стороны Гарри, а так хоть что-то, да было везде написано.
Потом профессор Флитвик устроил Гриффиндору и Хаффлпаффу лекцию на всё занятие о каких-то замудрёных чарах, даже название которых немедленно вылетело у Гарри из головы. Так что к обеду Гарри был морально опустошён и выжат, как лимон. Сознание грядущего сдвоенного зельеварения вкупе со Слизерином, где будут присутствовать Малфой и Чижов, и вовсе лишало Гарри всякого присутствия духа. Он сжал Многосущную вещь в кармане, превращая её в булавку, и приколол с обратной стороны к своему галстуку гриффиндорских цветов. Пусть Малфой её не заметит, и одновременно Вещь будет в пределах досягаемости.
Успокоившись на этой мысли, Гарри взялся за вилку и, воткнув её в ростбиф, зачем-то покосился на стол Слизерина. Малфой о чём-то деловито беседовал с Чижовым и Крестовым, Дабор односложно отвечала подкатывающему к ней Блейзу Забини. Сегодня все бывшие дурмстранговцы были в форме Хогвартса и, разумеется, безо всяких капюшонов, и Гарри получил возможность рассмотреть их. Антон Крестов был высок, возвышаясь даже над признанными верзилами Крэббом и Гойлом, но вместе с тем был худ, как скелет. Смуглая кожа обтягивала его лицо с резкими крупными чертами, и единственное, что не бросалось в глаза на этом лице – это бескровные тонкие губы, терявшиеся на фоне крупного носа, высокого лба и скул и огромных тёмных глаз. Гарри невольно поёжился, решив, что не зря этого студента определили на змеиный факультет, и перевёл взгляд на Дабор. Тёмная шатенка, среднего роста и пухленькая, производила бы самое приятное впечатление, если бы не цепкость пронизывающего и оценивающего взгляда глаз, окраску которых Гарри не определил – нехорошо на людей пристально пялиться. Смотреть на Чижова было попросту неуютно: спутанные чёрные волосы, такие же, как шевелюра Гарри, закрывали лоб слизеринца, цвета глаз было не различить на расстоянии, и гриффиндорцу казалось, что это он сам там сидит в зелёной с серебром мантии вполоборота к Серебряному принцу Слизерина и слушает, что последний говорит, покачивая в ладонях кубок с тыквенным соком.
Внезапно Малфой закончил свою тираду, чуть склонил в знак этого голову и бросил взгляд на гриффиндорский стол. Встретившись глазами с Гарри, Малфой с усмешкой отсалютовал тому кубком. Чижов проследил взгляд Малфоя и что-то негромко у него спросил. Малфой ответил, продолжая ухмыляться. Гарри вспыхнул до корней волос, сам не зная почему, и, опустив глаза, торопливо сунул в рот кусок ростбифа. «Определённо, Зелья обещают быть по меньшей мере нескучными», - сыронизировал Гарри сам над собой.

Все ещё возились с перьями и пергаментами, выкладывая их на парты, когда Снейп вошёл в класс.
- Итак, это ваш последний год в Хогвартсе, - произнёс он тихо, и все сразу умолкли – гриффиндорцы насторожённо, слизеринцы – из уважения к собственному декану. – Мы будем проходить сложные и комплексные зелья, в связи с чем вы будете вынуждены работать в парах. Пары будут меняться, если я сочту нужным, а пока извольте сесть рядом со своим партнёром.
Снейп начал называть пары, зловредно соединяя Гриффиндор и Слизерин. Правда, Малфою он сделал в этом плане послабление и поставил с Крестовым, кинув последнему: «весьма наслышан о вашем последнем групповом курсовом проекте под руководством профессора Керил». Гермиона шёпотом пояснила, что профессор Керил преподавала в Дурмстранге, пока не погибла при нападении Вольдеморта, и сгребла свои вещи, отправляясь за парту Пэнси Паркинсон. Рону достался Крэбб, который в отсутствие под боком Гойла, перебравшегося к Невиллу, выглядел потерянно и беззащитно. То ли из вредности, то ли из врождённого мазохизма [принимая во внимание школьные воспоминания мастера Зелий] Снейп поставил Гарри в пару с Чижовым. Причём именно Чижову пришлось переселиться на первую парту, под нос Снейпа, к Гарри, потому что с Малфоем, куда Святослав сел изначально, теперь сидел Крестов, а освобожденное Роном место рядом с Поттером было свободно. Будет Снейп весь сдвоенный урок любоваться на двойную копию Джеймса Поттера… Втихую злорадствуя по этому поводу, Гарри нарочно разлохматил чёлку, закрывая шрам, и постарался держать глаза не распахнутыми во всю ширь, хотя и не делать из них щелочки – чтобы яркий зелёный цвет глаз не бросался так во внимание.
- Первая часть занятия будет посвящена теоретическому материалу, - снисходительно сообщил Снейп, убедившись, что все расселись и затихли. – Вы узнаете кое-что о зелье, чьё действие равносильно действию механизма под названием Маховик Времени, без сомнения, знакомого многим из вас. Для тех же, кто предыдущие шесть лет занимался всем, чем угодно, но только не учёбой [«Ну почему хоть раз, говоря пакости, он не может посмотреть в чью-нибудь ещё сторону?!», - мысленно возопил Мальчик-Который-Как-Ни-Странно-Каждый-Раз-Выживает-На-Уроках-Северуса-Снейпа], поясняю: это зелье переносит принявшего его человека в прошлое или будущее. Количество преодолённого времени и направление перемещения зависят от концентрации зелья, принятой порции и кое-каких тонкостей в приготовлении. Мы с вами будем перемещаться исключительно в прошлое и на пять минут, как предписано Министерством Магии. На второй половине занятия вы сделаете закладку для зелья, которая должна настояться ровно неделю, секунда в секунду – всё, что связано со временем, требует в своём приготовлении особой пунктуальности. Итак, зелье было впервые опробовано в 1024 году Кельвином Фламелем, прадедом знаменитого изобретателя философского камня…
Гарри прилежно записывал, изредка взглядывая в сторону Чижова; но тот всецело был занят своим конспектом, так что единственным результатом этих взглядов была странная мысль, мелькнувшая в голове гриффиндорца: «Неужели у меня такой же точёный профиль?..». Кажется, Гарри начал немного понимать, что чувствуют Фред и Джордж, смотря друг на друга. Хотя, конечно, только немного, учитывая, что близнецы Уизли росли вместе, понимали друг друга с полуслова и всегда были неразлучны. А Гарри увидел Чижова впервые вчера вечером, и то издали.
На практической части Чижов с видимой неохотой соизволил разомкнуть уста:
- Нарежь помельче корни папоротника и залей настойкой на крови тритона, а я займусь мятой и сушёным раздольником.
В принципе, Гарри был согласен на такое разделение обязанностей, тем паче что мяту и раздольник следовало смешивать, растирая пальцами в пыль, а каждый раз, когда гриффиндорцу приходилось растирать что-то сушёное, он начинал самозабвенно чихать и обязательно рассыпал остатки ингредиента. Перспектива раз десять перетирать несчастные растения под бдительным руководством Снейпа не прельщала. Но даже Малфой разговаривал с Гарри более воодушевлённым тоном. В голосе же Чижова явственно звучало нежелание ни разговаривать с Гарри, ни смотреть на него, ни, само собой, готовить в паре с ним сложное зелье. Будто гриффиндорец был надоедливым комаром, отмахнуться от которого не позволяют правила приличия.
- Слушаюсь, сэр, - саркастически отозвался Гарри, набирая нужное количество корней папоротника. Чижов удивлённо вскинул брови, но, поняв, в чём дело, промолчал.
Минут десять они сосредоточенно занимались зельем. Потом Чижов вылил настойку с корнями в котёл и высыпал следом мяту и раздольник. Вытащил было палочку, посмотрел на неё, поморщился, сунул обратно и обратился к Гарри:
- Помешай палочкой тридцать три раза против часовой стрелки.
- А где волшебное слово? – едко поинтересовался Гарри, начиная помешивать. – Или мне следовало ответить: «Слушаю и повинуюсь»?
- Было бы неплохо, - фыркнул Чижов. – Какое из волшебных слов ты имеешь в виду? Или за шесть лет в этих стенах ты выучил только какое-то одно?
- Может, я и выучил только одно, зато ты, похоже, вообще ни одного, - процедил Гарри сквозь зубы, считая помешивания.
Чижов сдвинул брови.
- Моей палочкой нельзя мешать это зелье, - высказался он наконец. – Она из кипариса, и если хотя бы кипарисовая пылинка попадёт в котёл, то она нейтрализует весь папоротник, а он один из основных компонентов, влияющих на временной ход.
«Это что, намёк на извинение?».
- О, - слегка раскаивающимся тоном отозвался гриффиндорец. – Ты, наверное, был одним из лучших в Дурмстранге по Зельям.
- Вообще да, - индифферентно кивнул Чижов. – Но лучшим был Антон. Если бы не его модифицированное зелье неуязвимости, которым он занимался в последней курсовой работе, мы бы не спаслись из школы… - Святослав, будто опомнившись, прихлопнул себе рот ладонью. Карие глаза блеснули гневом. Ох уж эти слизеринские замашки и привычка держать всё в себе…
- Нет ничего плохого в том, что ты мне это сказал, - успокаивающе сказал гриффиндорец. – Если хочешь, это останется между нами.
- Будь так любезен, - последовал ледяной ответ.
Гарри вздохнул. Ему не хотелось портить отношения с партнёром по Зельям на первом же занятии, не говоря уже об этом загадочном сходстве, благодаря которому Гарри попеременно мерещилось, что он переругивается то со своим отцом, то с самим собой. У них с Чижовым были очень похожи даже голоса. На слух Гарри, отличались только интонации.
- Послушай, зачем ты ведёшь себя так, будто хочешь, чтобы мы были врагами? - гриффиндорец призвал на помощь всю свою кротость, запасы которой убывали стремительней, чем налаживался диалог с Чижовым.
- Не вижу ничего экстраординарного в своём поведении. Не мог бы ты быть настолько добр, чтобы добавить в зелье экстракт эдельвейса?
- Зануда, - беззаботно-дразнящим тоном констатировал Гарри и отправился к шкафу с ингредиентами за эдельвейсом.
- Постой, - окликнул его Чижов. Гарри обернулся. На лице слизеринца было совершенно непроницаемое выражение. – Я слежу за временем, поэтому возьми в шкафу ещё немного шипов венгерской хвостороги… пожалуйста.
Гриффиндорец мощным усилием воли сдержал челюсть, падающую прямо на пол, и уточнил:
- Самца или самки? – как правило, особые отношения со временем имели именно самцы венгерской хвостороги, у самок эта способность просыпалась лишь в случае необходимости защитить детёнышей. Так или иначе, этот дар был заложен в любом драконе, но, из-за различий в проявлении, различалось и применение частичек хвостороги в зельях.
В глазах Чижова мелькнуло невольное удивление и уважение к знанию таких тонкостей [«Интересно, что Малфой успел наговорить ему про меня? Что я безмозглая дубина, упивающаяся своей популярностью и во всём полагающаяся на Гермиону?»], и он ответил:
- Самки. Как минимум двухлетней.
Гриффиндорец хлопнул ресницами в знак понимания и, изящно развернувшись, отправился таки к шкафу. Похоже, единственный способ более или менее цивилизованно общаться с Чижовым заключался в том, чтобы постоянно удивлять его. Что ж… на это Гарри был согласен.

* * *

«Чёрт подери, неужели треклятый Поттер страдает извращённой формой нарциссизма?! – Драко беззастенчиво свалил основную работу на Антона, благо тот не возражал, упомянув, что уже имел как-то дело с этим зельем, и наблюдал за Поттером и Чижовым. Подозрения это вызвать не могло, потому что за этими двумя наблюдал практически весь класс – то-то Снейп порадуется в конце урока, когда даже Грэйнджер завалит своё зелье, так как весь урок провела, как и Пэнси, обернувшись через плечо на первую парту. – Какого Вольдеморта он так вертит задницей перед этим… похожим на него?!! Убью обоих!!». «Ты что, ревнуешь?» - ехидно вклинился внутренний голос. «С какой стати?! – возмутился Драко. – Поттер мне не принадлежит. Он вообще меня дважды отшил! Что я, идиот, чтобы его ревновать?». «Ты сам это сказал, дорогой мой», - хихикнул внутренний голос и затих. «Да, я – идиот, - обречённо констатировал Драко. – Я ревную. Поттера! К слизеринцу, похожему на Поттера, как брат!! Ой, идиооот… Зачем это он так хлопает ресницами?! А зачем улыбается?!! Да как смел этот… Чижов касаться его руки?!!! А ты, Поттер, готов за собственную смазливую мордашку всю свою хвалёную честь Гриффиндора отдать, да?! Немедленно перестаньте, оба, так отсчитывать семена среброцвета – склоняясь над столом, чтобы ваши мерлиновы лохматые чёлки смешивались!!!». Все Зелья прошли для Драко как в тумане, заполненные бдением за Поттером и Чижовым и критической оценкой малейшего их контакта. Мерлина мама, неужели так будет на каждых Зельях? Драко готов был взвыть. Может, уговорить крёстного, чтобы он поменял пары? Пусть Поттера отдадут Драко, а Чижов может варить зелье с Крестовым или с кем хочет… Нет, не выйдет. Северус скажет, что не видит необходимости менять пары, и всё. А может ещё посоветовать ликвидировать спермотоксикоз вместе с Поттером вне урока Зелий, спасибо, знаем мы этот юмор.
- Драко, - тихо сказал Антон.
- А? Да?
- Успокойся. Святослав влюблён в Корина… по крайней мере, я уже два года это чувствовал, да они ни от кого и не скрывали.
- В смысле – чувствовал?
- Я врождённый эмпат, - пояснил Антон. – Не очень сильный, но ловлю эмоции, не задумываясь. Твоя бешеная ревность доведёт меня до мигрени.
- Извини, - смутился Малфой. – Я не хотел.
- Ничего. Просто прими к сведению, что со стороны Святослава тебе ничего не грозит.
- Спасибо.
- Драко, - помолчав, сказал Антон, - я понял, что ты его любишь, а он тебя нет. Это так?
Драко подавил в себе негодующий вопль «Никого я не люблю, тем более Поттера, отстаньте от меня все!!» и просто подтверждающе склонил голову.
- Это, конечно, не моё дело, но ты наверняка уже пробовал хотя бы подружиться с ним?
- Пробовал, - признался Драко. – Но это гриффиндорское недоразумение отшило меня в грубой форме, и… в конце концов, у меня тоже гордость есть!
- Гордость – это хорошо. Но если ты оставишь его в покое, он недолго пробудет один, - Антон бросил пытливый взгляд на Поттера. – Даже в нашей Болгарии никому не нужно объяснять, кто такой Мальчик-Который-Выжил. Полагаю, здесь его большинство едва ли на руках не носит. А теперь я вижу, что он ещё и красив, как бог, и, судя по эмоциям Святослава, вовсе не глуп. Ты не должен упустить его, Драко.
- Откуда тебе знать, что я должен, а что нет? - ощетинился Малфой.
- Я мало знаю о судьбе, но у вас на лбу написано, что вы предназначены друг для друга.
- Объясни это ему, - огрызнулся Драко и демонстративно повернулся к котлу, проверяя зелье. Тот факт, что Драко даже не знал, на какой стадии приготовления последнее находится, его ничуть не волновал.
- Я бы объяснил, но ведь он не послушает, - хмыкнул Антон. – Не сдавайся, Драко.
- Я постараюсь, - уныло вздохнул юный Малфой. – Что мне ещё остаётся?
- Выше нос. И подай мне лепестки флаеля, а то мы не закончим закладку для зелья.
Драко послушно подал, что просили. Определённо, в Дурмстранге учились очень странные люди.

Ужин прошёл для Драко под девизом «Доведём Гарри Поттера». Стоило гриффиндорцу оторвать свой изумрудный взор от тарелки, как он тут же натыкался на внимательный взгляд Драко. Уже на второй раз Поттер заметно занервничал и попытался спрятаться за широкой спиной Уизли, но получилось плохо. Грязнокровка Грэйнджер спросила о чём-то Поттера – наверное, почему тот вертится. В ответ грифиндорец покраснел, как свёкла, и что-то сказал. Грэйнджер взглянула на слизеринский стол и взмахнула палочкой, создавая завесу Филлиса – чтобы Золотой мальчик не видел больше Драко со своего ракурса и не нервничал. Драко попытался убрать завесу, но ничего не вышло; не иначе, грязнокровка дополнила завесу заклятием стойкости. Чёрт. Ничего, его звёздный час ещё настанет. Сам Драко отлично видел сквозь эту завесу, как Поттер благодарно чмокнул в щёку смущённо зардевшуюся Грэйнджер. Чтоб она сдохла. Чтоб они все сдохли – те, кто осмеливается прикасаться к Гарри, смотреть на него, говорить с ним неизвестно о чём… О боги. Драко усилием воли заставил себя успокоиться. Во-первых, что толку злиться? Во-вторых, рядом сидел Антон и всё чувствовал. А зачем загружать человека своими эмоциями?


Дата добавления: 2015-09-06; просмотров: 104 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Организм – открытое саморегулирующееся и самовоспроизводящася система, построенная из биологических полимеров.| Exercises

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.013 сек.)