Глава 3. «Когда мы покончили с котлетами и убрали со стола, родитель немножко отошел

«Когда мы покончили с котлетами и убрали со стола, родитель немножко отошел. Не совсем, но все-таки. По крайней мере, настолько, что с ним можно стало говорить. И мы все трое в один голос уверяли его, что он запросто найдет работу в другом месте. Мы же знаем, какой он хороший каменщик. А сколько людей живет в старых развалюхах, которым давно пора на слом. И есть люди, которым вообще негде жить.

В конце концов он, по-моему, и сам в это поверил. Стал даже шуточки отпускать, острить — он, между прочим, на это мастер. В общем, был, можно сказать, в хорошем настроении — до тех пор, пока не включил телевизор. И тут, как назло, — здрасьте пожалуйста: чуть ли не первое, что мы увидели, — масса каменщиков, тоже безработных, проводят демонстрацию протеста. Ну, знаешь, топают через весь город с транспарантами и знаменами к зданию парламента, а потом кто-нибудь произносит речь, а все остальные кричат.

Родитель тоже разорался, совсем ополоумел: «безобразие, свинство, во всем это вшивое правительство виновато» и так далее. И тогда я взял и удрал. Втихаря выбрался из дому и пошел к Каю Ове крутить битовые диски. Я знаю своего родителя: на него как найдет такое — хорошего не жди. Нет уж, это не для меня, лучше сразу слинять.

Но вообще первую неделю мы почти ничего не замечали — в смысле не чувствовали, что он безработный. Его, оказывается, предупредили об увольнении за несколько дней до того, как он должен был уйти. Я даже помню, он иногда насвистывал, как раньше. А по вечерам рыскал по городу, пытаясь найти новую работу, но все без толку.

А потом бац — и все кончилось. Наступил день, когда ему не надо было утром вставать. Ну, мы, конечно, над ним подшучивали, называли его дачником, фон бароном, и он сперва сам вместе с нами посмеивался. Утром мы все уходим, а он себе кайфует в постели и кричит нам вдогонку:

«Желаю приятно провести время, рабочие лошадки!» Но его веселья хватило ненадолго.

Знаешь, вначале, когда он сказал, что его прогнали с работы, я малость перетрусил. Потому что я же слыхал, как это бывает. Безработный — значит, денег нет, и жрать нечего, и из квартиры выселяют, раз нечем платить, и все такое прочее. Но оказалось, что это все теперь не так. Профсоюз выплачивает пособие по безработице. Все безработные получают там деньги. Если, конечно, они члены. Но почти все состоят в профсоюзе. А кто не вступает, тот просто чокнутый. Конечно, родитель получал меньше денег, чем он раньше зарабатывал, но все-таки получал. Да плюс мама выколачивала какие-то гроши. Она на фабрике работает.

Так что с деньгами, в общем-то, было нормально, нам хватало. Но, понимаешь, родитель вовсе не был в восторге, что получает деньги таким путем — на бедность, будто он убогий какой. Ему хотелось вкалывать, лепить друг на дружку кирпичи, чтоб из них вырастали дома. Раньше он часто говорил: мол, надоела ему эта проклятая каторга и как бы было славно урвать свободный денек. А теперь ему некуда стало девать свободные дни. И он буквально загибался с тоски.

Первое время он просто топтался по дому без всякого дела и был похож на тигра в зоопарке. Ты, наверно, видел, как тигр расхаживает за решеткой взад и вперед, взад и вперед и злобно косится на лакомую живность, которая собралась возле клетки и глазеет на него, грызя кукурузные палочки. Честное слово, в те дни я, как увижу отца, так вспоминаю этого тигра. А мне этого зверя всегда жалко было, и, может, поэтому я и отца стал немножко жалеть. Хотя я, по правде сказать, не понимал, чего, собственно, его жалеть, мне казалось, это же такая лафа — сидит, делать ничего не делает, а денежки идут, профсоюз ему каждую неделю монеты отсчитывает. Мне бы несколько свободных от школы деньков, уж я бы знал, на что их потратить.

Но, по-моему, все тот же тигр в конце концов и помог мне понять, что к чему. Нет, правда, ну сам подумай. Такая сверхгабаритная киска — она же не приспособлена для жизни в однокомнатной квартирке. А тут еще вся эта съедобная живность, которая выстраивается прямо перед носом изо дня в день. Вот она, близко, а не ухватишь.

Но ведь с моим родителем было точь-в-точь тоже самое, понимаешь? Он тоже был вынужден день за днем толочься по дому без всякого дела. Причем единственное, чего он хотел, — это чтобы ему позволили класть кирпичи. И если б еще нечего было строить, а то хороших домов не хватает, работы вроде кругом навалом, а ему не дают.

Я не знаю, ходишь ли ты в зоопарк, но, когда в следующий раз туда попадешь, попробуй заглянуть в глаза такому вот тигру. Тогда ты увидишь, каково было моему отцу».

Я вообще-то не рассчитывал, что получится такая длинная история, когда затеял разговор с Петером. Собственно, ему до моих предков не было никакого дела, я ведь ему с самого начала так и сказал. А тут еще этот идиотский забор. Ноги у меня занемели и совсем ничего не чувствовали, поэтому мне все время приходилось опираться то на одну руку, то на другую, а то на обе сразу. Но мне чем дальше, тем больше хотелось рассказать ему все. Все, что произошло и в чем я теперь кое-как разобрался. Потому что я, конечно, далеко не сразу разобрался в этих делах. До меня все доходило постепенно, с некоторым запозданием. Как случится что-то новое, так до меня начинает доходить то, что произошло раньше и чего я до сих пор не понимал.

Так вот, значит, насчет тигра. Я уже не помню, когда это сравнение пришло мне в голову, но факт тот, что оно в самом деле заставило меня пошевелить мозгами.

А Петер, когда услышал от меня про этого самого тигра, явно решил, что я слегка чокнулся. Но я нарочно ему рассказал. Потому что хотел, чтобы до него тоже чтото дошло. И чтобы до меня до самого еще лучше дошло. Ведь если сам до конца не понимаешь, так и другому, естественно, не объяснишь. А мне очень хотелось все ему объяснить, потому что хоть родитель вел себя под конец как самая последняя свинья, но, в сущности, это была не его вина.

Петер, правда, ничего мне про тигра не сказал. У него только на лице появилось соответствующее выражение, но потом прошло. Он сидел и слегка покачивался взад и вперед — тоже небось пятая точка болела, как и у меня. Да уж, прямо скажем, забор — не самое лучшее место, когда рассказываешь длинную историю.

«Тебе еще не надоело слушать?» — спросил я.

«Нет, что ты! — ответил Петер. — Давай выкладывай дальше. Долго он так ходил и корчил из себя тигра?»

«Да ничего он из себя не корчил. Ну и дурак же ты! Он просто чувствовал себя похоже. И только мама сумела сделать так, что ему стало немножко получше. По крайней мере, на какое-то время. Она как-то раз показала ему, где у нас стоит пылесос, — вот с этого все и пошло».

Дата добавления: 2015-09-06