Глава 2. Во сне я знаю, что падаю, хотя нет ни верха, ни низа, ни стен

Во сне я знаю, что падаю, хотя нет ни верха, ни низа, ни стен, ни потолка, только ощущение безграничной темноты и холода. Я так испугана, что собираюсь закричать, но когда открываю рот, ничего не происходит, и я гадаю, будет ли падение падением, если падать вечно и никогда не достичь дна?

Мне кажется, я буду падать вечно.

Шум прерывает тишину, тихое блеяние становится нее громче и громче, словно железная коса рассекает воздух, врезается в меня…

И я просыпаюсь.

Будильник звенит уже двадцать минут. Без десяти семь.

Рывком сев на кровати, я отпихиваю одеяло. Я вся в поту, хотя в комнате холодно. Горло пересохло, отчаянно хочется пить, как будто я пробежала марафон.

Я оглядываюсь по сторонам; мгновение все кажется размытым и немного искаженным, как будто вокруг не комната, а ее прозрачный оттиск, который криво наложили и углы не совпадают с реальностью. Затем освещение меняется, и все снова выглядит нормально.

Ко мне возвращаются воспоминания о прошлом вечере, и кровь стучит в ушах: вечеринка, Джулиет Сиха, ссора с Кентом…

— Сэмми!

Дверь распахивается, ударяясь о стену; Иззи врывается в комнату и спешит ко мне прямо по тетрадям, валяющимся джинсам и розовой фуфайке «Виктория сикрет». Что-то кажется неправильным, касается края памяти, но скоро исчезает. Сестра забирается на кровать и обхватывает меня горячими руками. Она сжимает в кулачке и осторожно тянет кулон, который я никогда не снимаю, — крошечную птичку на золотой цепочке, подарок бабушки.

— Мама говорит, тебе пора вставать.

От Иззи пахнет арахисовым маслом; только оттолкнув ее, я понимаю, как сильно меня трясет.

— Сегодня суббота, — возражаю я.

Понятия не имею, как добралась до дома вчера ночью. Понятия не имею, что случилось с Линдси, Элоди и Элли; мне даже думать об этом страшно.

Иззи хихикает как полоумная, спрыгивает с кровати и несется обратно к двери. Она исчезает в коридоре, и я слышу ее крик:

— Мама, Сэмми отказывается вставать!

У нее выходит «Фэмми» вместо «Сэмми».

— Сэмми! Сейчас я покажу тебе! — гулко отзывается мама из кухни.

Я опускаю ногу на пол. Прикосновение холодного дерева успокаивает. В детстве я спала на полу все лето; папа отказывался включить кондиционер, и пол оставался единственным прохладным местом. Сейчас я бы с удовольствием сделала то же самое. Судя по всему, у меня жар.

Роб, дождь, звон разбивающихся в лесу бутылок…

Вдруг оживает телефон, и я подскакиваю. Эсэмэска от Линдси: «Я на улице. Где ты?»

Быстро захлопнув телефон, я успеваю увидеть мерцающую дату: пятница, двенадцатое февраля. Вчера.

Еще одна телефонная трель. Еще одна эсэмэска: «Хочешь, чтобы я опоздала в День Купидона, су-у-учка?!!»

Я словно двигаюсь под водой — и мое тело ничего не весит — или наблюдаю за собой издалека. Пытаюсь встать, но желудок тут же сжимается, и приходится на дрожащих ногах ползти в ванную в полной уверенности, что меня вот-вот стошнит. Я запираю дверь и включаю воду в раковине и душе. Встаю над унитазом.

В желудке спазмы снова и снова, однако ничего не происходит.

Машина, скольжение, крики…

Вчера.

В коридоре звучат голоса, но вода льется так громко, что слов не разобрать. В дверь стучат; только тогда я выпрямляюсь и кричу:

— Чего?

— Вылезай из душа. Нет времени.

Это Линдси — мама впустила ее.

Я приоткрываю дверь, за которой стоит недовольная Линдси в объемной куртке, застегнутой до подбородка. Но я все равно рада ее видеть. Она кажется такой нормальной, такой привычной.

— Что случилось прошлой ночью? — сразу спрашиваю я.

Она хмурится.

— Да, извини. Я не могла перезвонить. Патрик не давал повесить трубку до трех часов ночи.

— Перезвонить? — Я мотаю головой. — Нет, я…

— Он ужасно переживал, что родители не берут его в Акапулько. — Линдси закатывает глаза. — Бедняжка. Ей-богу, Сэм, парни — это как собаки. Им нужно, чтобы их гладили, кормили и пускали в кровать.

Подруга наклоняется ко мне.

— Кстати, ты волнуешься?

— Из-за чего?

Понятия не имею, о чем речь. Ее фразы пролетают мимо, сливаясь в единый поток. Я держусь за вешалку для полотенец и надеюсь не упасть. Душ слишком горячий, в воздухе висит густой пар. Зеркало запотело, на плитке осел конденсат.

— Из-за себя, Роба, пары бутылок «Миллер лайт» и фланелевых простыней. — Линдси смеется. — Очень романтично.

— Мне нужно в душ.

Я пытаюсь закрыть дверь, но Линдси в последний момент просовывает локоть и врывается в ванную.

— Ты еще не помылась? — возмущается она. — Нет времени. Обойдешься.

Выключив душ, подруга хватает меня за руку и тащит в коридор.

— Придется накраситься, — заключает она, изучив мое лицо— Видок у тебя — хуже некуда. Ночные кошмары?

— Вроде того.

— У меня в Танке есть «МАК».

Линдси расстегивает куртку, и из молнии выглядывает клочок меха: наши топики для Дня Купидона. Мне хочется сесть на пол и смеяться, смеяться; я из последних сил сопротивляюсь припадку, пока Линдси заталкивает меня в комнату и командует:

— Одевайся.

Она достает сотовый. Наверное, собирается написать Элоди, что мы опаздываем. Секунду она осматривает меня, вздыхает и отворачивается. Затем с хихиканьем заявляет:

— Надеюсь, Роб переживет, если от тебя будет попахивать.

Тем временем я натягиваю топик, юбку и сапоги.

Снова.

Дата добавления: 2015-10-13