Глава восемьдесят третья

У Макиавелли, по политическим причинам, было трудное время. Он даже некоторое время пробыл в изгнании. Но когда все оказалось позади, и Макиавелли снова смог вернуться во Флоренцию, он стал частым гостем на вилле Аудиторе.

Когда его долго не было, Эцио начинал скучать, хотя его и раздражали едкие комментарии старого друга на счет отговорок, которые он придумывал вместо того, чтобы сесть и написать мемуары. Урожай 1518 года был плох, и Эцио умудрился подхватить какую-то инфекцию, которую проигнорировал, и которая терзала его всю зиму.

Близилась весна 1519 года.

Ранним вечером Эцио в одиночестве сидел у камина в столовой с бокалом красного домашнего вина. Перед ним лежали перо и бумага, и он в очередной раз пытался начать шестнадцатую главу, но воспоминания казались ему куда скучнее реальных событий. Поэтому спустя некоторое время он как обычно отодвинул рукопись подальше. Эцио собирался выпить вина, но его одолел приступ болезненного кашля, и бокал упал на стол со страшным грохотом. Вино разлилось, но бокал не разбился. Эцио встал, чтобы подхватить бокал, подкатившийся к самому краю стола, и аккуратно поставил его, когда вошла София.

- Как ты, любимый?

- Все хорошо. Извини за беспорядок. Дай мне тряпку.

- Забудь о тряпке. Тебе надо отдохнуть.

Эцио нащупал рукой стул, и София, подойдя к нему, помогла ему сесть.

- Сиди, - мягко приказала она, а потом достала бутылку без этикетки, горлышко которой было обмотано белой тканью, и проверила, сколько вина там осталось.

- Лучшее лекарство от простуды, - застенчиво подал голос Эцио. - Никколо еще не приехал?

- Уже здесь, - ответила София и сухо добавила: - Я принесу вам другую бутылку. Эта почти пустая.

- Писателю нужно топливо для идей.

В комнату без церемоний вошел Макиавелли, имевший на это полное право как частый гость и старый друг, и взял у Софии тряпку.

- Разреши мне, - он вытер бокал, потом стол. Эцио кисло наблюдал за ним.

- Я пригласил тебя, чтобы выпить, а не убираться.

Макиавелли закончил работу, и лишь потом ответил с улыбкой:

- Я могу заняться и тем, и другим. Чистая комната и бокал хорошего вина - все, что нужно человеку, чтобы чувствовать себя счастливым.

Эцио рассмеялся.

- Ерунда! Ты говоришь, как герой одной из своих пьес.

- Ты никогда не видел его пьес, - возразила София, покачав головой.

Эцио смутился.

- Ну, фантазия же у меня есть.

- Правда? Тогда почему бы тебе не воспользоваться ей для работы? Почему бы тебе не взяться за дело и не приступить к этому, - Макиавелли указал на отодвинутую рукопись.

- Мы уже проходили это, Никколо. Я не писатель. Я отец, муж, винодел, и доволен такой жизнью.

- Ну, все ясно.

София принесла новую бутылку с красным вином, поставила на стол два чистых бокала, чистые салфетки и корзинку с пандирамерино *.

- Пожалуй, я оставлю вас наедине обсуждать литературу, - сказала она. - Сейчас я помогу Андреа уложить детей спать и сама кое-что напишу.

- Что же? - поинтересовался Макиавелли.

_____________________________________________________________________________

* Хлеб с розмарином, итальянское блюдо.

- Не бери в голову, - ответила София. - Я хочу услышать, что ты думаешь о вине. Эцио очень беспокоится по этому поводу. А все из-за нескольких бутылок.

- Такими темпами она закончит свою книгу раньше тебя, - усмехнулся Макиавелли.

- Не обращай внимания, - ответил Эцио. - Попробуй. Прошлогодний урожай. Просто катастрофа.

- Ну, раз ты спрашиваешь моего мнения, я попробую.

Макиавелли отпил из бокала, покатал вино на языке, смакуя, и проглотил.

- Это восхитительно, - он улыбнулся. - Снова «санджовезе» или что-то другое?

София светилась от радости, потирая плечо Эцио.

- Видишь? - сказала она.

- Смесь, - довольным тоном пояснил Эцио. - В основном, конечно, «санджовезе». Я не думаю, что все было настолько уж плохо. Мой виноград - лучший.

- Так и есть, - Макиавелли сделал еще один глоток. Эцио улыбнулся, хотя София заметила, что он тайком потянулся к груди, массируя ее.

- Пойдем, - сказала Эцио. - Пока на улице еще светло, я кое-что покажу тебе...

Они вышли на улицу и пошли по дорожке к виноградникам.

- «Треббиано» - для белого вина, - пояснил Эцио, указывая рукой на ряд лоз. - Попробуешь его за ужином. Серена готовит тунца. Ее коронное блюдо.

- Мне нравится, как она готовит рыбу, - отозвался Макиавелли и осмотрелся. - Ты неплохо обустроил все, Эцио. Леонардо был бы горд, увидев, что ты здесь вырастил.

- Только с помощью его инструментов, - рассмеялся Эцио. - Он будет ревновать. Я продаю в два раза больше вина, чем он получает со своих виноградников в Порта Верчинелла. До сих пор не могу поверить, что он отослал туда из Амбуаза этого пройдоху Салаи. - Он осекся. - Что ты имел в виду, говоря, что он был бы горд?

Лицо Макиавелли помрачнело.

- Я получил письмо. На самом деле оно для нас обоих, но прошла бы вечность, прежде чем оно добралось бы сюда, в Фьезоле. Эцио, послушай. Он совсем плох. И хочет нас видеть.

Эцио расправил плечи.

- Когда отправляемся? - спросил он.

В конце апреля они добрались до Кло-Люсе, поместья близ шато Амбуаз, которое король Франциск вручил Леонардо как часть патронажа. Желто-коричневые воды Луары здесь текли медленно, а по берегам росли деревья, на которых уже появлялись первые листья.

Они въехали в ворота, а потом вниз по аллее, засаженной кипарисами, в конце которой их уже ждал слуга. Оставив лошадей на попечение конюха, они вслед за слугой прошли в дом. В большой просторной комнате, чьи окна выходили на сад позади поместья, на кушетке лежал Леонардо, одетый в желтое парчовое платье и наполовину укрытый медвежьей шкурой. Длинные белые волосы и борода Леонардо давно поредели, а на макушке была лысина, но глаза его ярко заблестели, когда он привстал, чтобы поздороваться.

- Дорогие мои друзья, я так рад, что вы приехали! Эттьен! Принеси нам вина и что-нибудь перекусить.

- Мы приехали не для того, чтобы есть. И пить.

- Только посмотри... Эттьен, кто тебе платит? Нет, не отвечай. Тот же, кто платит мне. Просто... делай, как я говорю!

Слуга поклонился и вышел, но вскоре вернулся с подносом, который торжественно поставил на полированный столик. Потом он снова поклонился и негромко сказал гостям Леонардо: «Извините за беспорядок. Это привычка».

Макиавелли и Эцио одновременно улыбнулись. Полированный столик и блестящий поднос были островком порядка в море хаоса. Привычки Леонардо с годами не изменились.

- Как дела, дружище? - спросил Эцио, присаживаясь рядом с художником.

- Я не жалуюсь, но готовлюсь к путешествию, - ответил Леонардо, стараясь, чтобы голос его звучал крепче, чем он был на самом деле.

- О чем ты? - изумился Эцио, - обеспокоенный, что друг мог использовать некий эвфемизм.

- Я не о смерти, - раздраженно отозвался Леонардо. - Я об Англии. Новый король заинтересован в усилении военно-морского флота. Я собирался отправиться туда и продать им мою подводную лодку. Ты же знаешь, венецианцы мне за нее так и не заплатили.

- Они ее так и не построили.

- Это к делу не относится!

- Ты здесь мучаешься от недостатка идей? - спросил Макиавелли.

Леонардо возмущенно посмотрел на друга.

- А ты бы назвал создание механического льва достойной идеей? - огрызнулся он. - Это последняя просьба моего лорда. Механический лев, который ходит и рычит, а в конце на его груди должны открываться дверцы и появляться корзина с лилиями! - фыркнул Леонардо. - Сама по себе идея неплоха, но требовать сделать эту игрушку от меня! От меня! Изобретателя летающих машин и танков!

- И парашютов, - мягко вставил Эцио.

- Он тебе пригодился?

- Весьма.

- Хорошо, - Леонардо указал на поднос. - Разлейте себе вина сами. Мне не надо, - голос его стал тише. - Эттьен прав - сейчас моему желудку более полезно теплое молоко.

Они помолчали, а потом Макиавелли поинтересовался:

- Ты все еще рисуешь?

Леонардо печально покачал головой.

- Хотел бы... Но я потерял силы. Я уже ничего не смогу завершить... Я завещал Салаи «Джоконду». Думаю, она пригодится ему, когда он станет старше. Франциск хотел сам ее купить, хотя, кстати говоря, сам я не дал бы за нее и двух пенсов. Это не самая моя лучшая работа. Мне больше нравится та, где я изобразил малыша Салаи в образе Иоанна Крестителя... - Он замолчал, уставившись куда-то в пространство. - Мой дорогой мальчик. Жаль, что я дал ему уехать. Я так по нему скучаю. Но здесь он был несчастен. Пусть лучше присматривает за виноградниками.

- Кстати, я теперь сам выращиваю виноград, - скромно поделился Эцио.

- Я знаю! Очень рад за тебя. Это занятие больше подходит для мужчины в твоем возрасте, чем беготня за головами тамплиеров. - Леонардо помолчал. - Боюсь, они всегда будут с нами, что бы мы ни делали. Возможно, лучше смириться с неизбежным.

- Никогда так не говори! - воскликнул Эцио.

- Иногда у нас просто нет выбора, - грустно ответил Леонардо.

В комнате снова повисла тишина, которую нарушил Макиавелли.

- Что это еще за разговоры, Леонардо?

Леонардо посмотрел на него.

- Никколо. Какой смысл притворяться? Я умираю, поэтому и попросил вас приехать. Мы втроем столько пережили вместе. Я хотел попрощаться.

- Я думал, ты собираешься в Англию, к королю Генри.

- Он многообещающий юноша, и я, конечно, хотел бы съездить, - ответил Леонардо. - Но не поеду. Просто не смогу. Эта комната последнее, что я вижу. А еще деревья за окном. Знаете, весной там особенно много птиц... - Он так надолго замолчал, лежа без движения, что друзья тревожно переглянулись. Но тут Леонардо вздрогнул. - Я задремал? - спросил он. - Я не должен спать. У меня нет на это времени. Скоро я усну надолго.

Он снова замолчал, задремав.

- Мы лучше придем завтра, - мягко сказал Эцио. Они с Макиавелли встали и пошли к двери.

- Приходите завтра! - голос Леонардо настиг их на полпути к выходу. - Мы еще поговорим.

Они обернулись и увидели, что он приподнялся на локте. Медвежья шкура сползла, и Макиавелли вернулся и поднял ее, укрыв друга.

- Спасибо, Никколо. Я поделюсь с вами секретом, - Леонардо хитро посмотрел на своих друзей. - Всю свою жизнь, пока я думал, что учусь жить, я просто учился умирать.

***

Неделю спустя в ночь на 2 мая, когда он испустил последний вздох, они были с ним рядом. Но он так об этом и не узнал.

- Ходят слухи, - грустно сказал Макиавелли, когда они отправились домой, - что король Франциск держал на коленях голову Леонардо, когда он умирал.

Эцио сплюнул.

- Некоторые люди - даже короли – готовы на что угодно, лишь бы о них говорили другие.

Дата добавления: 2015-10-13