Город: нормальный. Население: 1. - Ау. - я открываю свои глаза, бешено моргая

РАНЕЕ

- Ау. - Я открываю свои глаза, бешено моргая. Лицо Дары, с этого угла, выглядит таким же большим, как луна, если бы она была окрашена безумными цветами: угольно-черные тени на веках, серебряная подводка, и большой красный рот, как мазок горячей лавы. - Перестань в меня тыкать!

- А ты перестань двигаться. Закрой глаза. - Она хватает меня за подбородок и нежно дует на мои веки. Ее дыхание пахнет Столичной водкой с ванилью. "Вот, всё готово. Видишь?" Я встаю с унитаза, куда она меня усадила, и становлюсь рядом с ней у зеркала. - Сейчас мы выглядим, как близнецы -весело говорит она, положив голову мне на плечо.

- Вряд ли, отвечаю я. - Я похожа на трансвестита. - я уже жалею, что согласилась на то, чтобы Дара накрасила меня. Обычно, я использую гигиеническую помаду и тушь - и то, это только для особых случаев. Теперь я чувствую себя, как ребенок, одержимый излишним карнавальным гримом.

Забавно, но мы с Дарой на самом деле похожи, по большей части, но всё же, по всем параметрам она изысканней меня, лучше сложена и симпатичней, а я – несуразная и обыкновенная. У нас обеих одинаковые коричневатые волосы, хотя она сейчас временно покрашена в чёрный ("чёрная Клеопатра", как она называет этот цвет), а до этого была платиновой блондинкой, красилась в рыжий и даже, хоть и на очень короткое время, в фиолетовый. У нас обеих одинаковые светло-карие, широко расставленные глаза. У нас обеих одинаковый нос, хотя мой чуть-чуть искривлён, так как Паркер нечаянно попал в меня мячом для игры в софтбол в третьем классе. Вообще-то я выше Дары, хоть этого и не видно - теперь она носит ботинки на огромнейшей платформе и полупрозрачное платье, которое едва прикрывает нижнее бельё, плюс колготки в чёрно-белую полоску, в которых любой другой выглядел бы по-идиотски. Между тем, я одета так, как всегда одеваюсь на бал в День Основателей: майка и узкие джинсы, плюс удобные ботинки.

Вот кое-что обо мне и Даре: мы одновременно и похожи и различаемся,как небо и земля. Как солнце и луна, или морская звезда и небесная звезда: имеем что-то общее, конечно, но в тоже время целиком и полностью разные. И только Дара всегда блистает.

- Ты красиво выглядишь, - говорит Дара, выпрямляясь. Ее телефон на раковине начинает вибрировать и делает полуоборот рядом с чашкой для зубных щеток перед тем, как снова затихнуть. - Не так ли, Ари?

- Красиво, - повторяет Ариана, не поднимая глаз. Ариана - блондинка с длинными, волнистыми волосами и чистым лицом, как Швейцарские Альпы, что делает ее пирсинг на языке, на носу и крошечный гвоздик над ее левой бровью неуместными. Она сидит на краю ванной, мизинцем помешивая свою теплую водку с апельсиновым соком. Она делает глоток и выразительно давится.

- Слишком крепкая? - спрашивает Дара, сама невинность. Ее телефон снова начинает звонить. Она быстро отключает его.

- Нет, все прекрасно - с сарказмом отвечает Ариана. Но она делает еще один глоток. - Я искала предлог, чтобы сжечь свои миндалины. Кому они вообще нужны?

- Всегда пожалуйста - говорит Дара, потянувшись за чашкой. Она делает большой глоток и передает мне.

- Нет, спасибо - отвечаю я. - Поберегу свои миндалины.

- Ну же. - Дара обхватывает меня за плечи. На своих каблуках, она даже выше, чем я со своим ростом под метр семьдесят четыре. - Сегодня же День Основателей.

Ариана встает, чтобы забрать стакан. Ей приходится идти по полу ванной, усеянному лифчиками, нижним бельём, платьями, майками... огромный выбор брошенной одежды.
- День Основателей, - повторяет она, передразнивая голос директора. Мистер О'Генри не только проводит танцы в спортзале каждый год, он и принимает участие в дурацкой исторической реконструкции Битвы при Монумент Хилл, после которой первые британские переселенцы объявили все земли к западу от Саскаватчи частью Британской Империи. Я думаю, что это немного политически не корректно пародировать резню кучки индейцев Чероки каждый год, ну да ладно.
- Самый важный день в году и судьбоносный момент в нашей гордой истории, - заканчивает Ариана, поднимая стакан вверх.

- Слушайте, слушайте - говорит Дара, и притворяется будто пьёт из стакана, оттопырив при этом мизинец.

- Ей богу, лучше было бы назвать этот день Королевским днём перепихона, - говорит Ари уже нормальным голосом.

- Не так хорошо звучит, - говорю я, и Дара хихикает.

Три сотни лет назад колониалисты, искавшие реку Гудзон, думая, что нашли ее, осели на берегу Саскаватчи. Они присвоили земли для Англии и ненамеренно основали город, который позже будет называться Сомервиль, он находился примерно в пяти сотнях миль юго-восточнее, чем их изначальная цель. В какой-то момент они, должно быть, поняли свою ошибку, но я думаю, к тому времени они уже не хотели переезжать.

Есть поговорка... что-то типа: жизнь всегда забрасывает тебя туда, куда ты не ожидаешь попасть, научись радоваться этому.

- Аарон сойдет с ума, когда увидит тебя, - говорит Дара.
У нее есть сверхъестественная способность вырывать мысль из моей головы и заканчивать ее, как-будто бы она распутывает какую-то запутанную невидимую нить. - Один взгляд и он забудет о своем обете воздержания.

Ариана фыркает.

- Последний раз повторяю, - говорю я. - Аарон не давал обета воздержания.
С тех пор как Аарона выбрали на роль Иисуса в нашем рождественском спектакле в первом классе, Дара была уверена, что он религиозный фанатик и поклялся оставаться девственником до брака. Идея подкреплена тем, что мы, встречаясь два месяца, не зашли дальше второй базы.

Думаю ей не приходило на ум, что проблема может быть во мне.

Когда я думаю о нем, что-то сжимается у меня в животе, на половину от удовольствия, на половину от боли. Я думаю о его длинных, темных волосах; о том как он всегда пахнет, загадочно, немного жаренным миндалем, даже после баскетбольных игр. Я люблю Аарона. Правда люблю.

Просто недостаточно сильно.

Телефон Дары снова завибрировал. В этот раз она его со вздохом схватила и бросила в маленькую блестящую сумочку с изображением черепов по всей ткани.

- Это тот парень, который...? - начала спрашивать Ариана, но Дара быстро зашикала на неё.

- Что? - я поворачиваюсь к Даре. - Что за большая тайна?
- Ничего такого, - говорит она, смотря на Ариану сурово, как бы бросая ей вызов начать спор.

Потом она оборачивается ко мне, светящаяся от радости, такая красивая: та самая девушка, которой хочется верить, та самая девушка, с которой хочется брать пример. Та самая девушка, в которую хочется влюбиться.
- Давай, - говорит она, взяв меня за руку и сжав ее так сильно, что у меня заболели пальцы. - Паркер ждет.

Внизу, Дара заставляет меня выпить последние капли теплого напитка Арианы, в которой полно какой-то мякоти. По крайней мере, напиток меня согревает и помогает настроиться на вечер.

Затем Дара открывает металлическую таблетницу и извлекает оттуда что-то маленькое, круглое и белое. Приятное чувство внутри меня тут же исчезает.

-Хочешь? - спрашивает она, обращаясь ко мне.
- Что это? - говорю я, как раз когда Ариана протягивает руку за одной.

Дара закатывает глаза.
- Дыхание мяты, глупая, - отвечает она и высовывает язык, показывая медленно растворяющуюся мяту. - Поверь мне, тебе не помешает одна.

- Ну да, точно, - говорю я, но всё же протягиваю руку, приятное чувство возвращается. Дара, Паркер и я - мы всегда праздновали День Основателей вместе, даже в средней школе, когда вместо танцев школа организовывала странное эстрадное представление; и даже несмотря на то, что за последние годы за нами увязалась Ариана. А что если у Паркера и Дары теперь всё серьёзно? Что если мне больше не достанется переднее место в машине? Что если с тех пор как они с Дарой начали крутить шашни, мы с Паркером не разговаривали друг с другом, не разговаривали по-настоящему? Что если мой лучший друг, как мне кажется, совершенно забыл о моем существовании?

Но это всё детали.

Идти нам пришлось довольно долго, потому что ни Ариана ни Дара не могли пройти через лес на своих каблуках, а Ариана еще и хотела выкурить сигаретку. На улице ужасно тепло, поэтому весь лёд таит, стекая по деревьям в канаву, пушистый снег сыпется с крыш, а в воздухе стоит сильный запах прихода весны, хотя это и неправда - нам обещали снегопад на следующей неделе. Ну а сейчас, я одета в легкую куртку, Дара, почти трезвая, шагает рядом и смеётся, пока мы направляемся к дому Паркера - как в старые добрые времена.

Всё по пути навевает воспоминания. Возьмём этот старый клён, на который мы с Паркером залезали, соревнуясь кто взберется выше, пока он не упал с вершины, добравшись до тонких веток. Он сломал себе тогда руку и не мог плавать всё лето, и я из солидарности тоже обмотала себе руку бумажными салфетками и скотчем. Старая Гикори Лэйн, улица Паркера, была нашим любимым место для игры в кошёлек или жизнь, и всё потому что для миссис Ганрахан все дети были на одно лицо и она вновь и вновь давала нам батончики Сникерс, несмотря на то, что мы звонили ей в дверь три-четыре-пять раза подряд. Участок леса, где мы убедили Дару в том, что обитающие там феи украдут и уведут в страшный потусторонний мир, если она не будет делать, что мы ей велим. Концентрические круги, которые всё росли и росли как круги на спиле дерева, по которым можно было затем установить время.

А может, мы двигались из внешних колец к внутренним, назад к началу, к корням и к сердцевине, потому что чем ближе мы приближались к дому Паркера, тем больше становилось воспоминаний, перед глазами мелькали летние ночи и игры в снежки, и вся наша жизнь, пока мы не дошли до крыльца его дома. Паркер открывает дверь, из которой льётся теплый свет. Вот и дошли, прибыли в самый центр круга.

Паркер всё-таки потрудился надеть рубашку, хотя и поверх футболки, он всё еще был в джинсах и в своих синих кедах, покрытыми потускневшими знаками и каракулями. А на левой внутренней подошве виднелась надпись маркером "Ники самая великая ВОНЮЧКА великая!!!"

- Мои любимые девочки, - произносит Паркер, раскрывая свои объятия. И лишь на долю секунды, когда наши взгляды встречаются, я тут же забываю обо всём и спешу к нему.

- Такой горячий, - говорит Дара, проходя мимо меня, и тут я возвращаюсь в реальность.

Поэтому я быстро отступаю назад, отворачиваясь и давая ей первой добраться до него.

20 Июля, Дара

ПОСЛЕ

"Ты идёшь на вечеринку в Дринке? Паркер рассказал мне о ней."

Под моей дверью появляется небольшая записка, когда я выхожу из ванной, написанная на бумажке для заметок кремового цвета. (Ники - единственная, кому нет еще сотни лет, и при этом использующая бумажки для заметок. А её почерк настолько аккуратен, что каждая буква словно является маленьким архитектурным шедевром. Мой же почерк выглядит так, будто Перкинс проглотил несколько букв, а потом его вырвало на листке бумаги).

Я наклоняюсь, морщусь от появившейся боли в спине, беру записку и, скомкав, бросаю её в мусорное ведро в углу. Она попадает на краешек ведра и отскакивает на лежачую на полу груду грязных футболок.

Я натягиваю на себя майку и шорты из хлопка, беру свой ноутбук на кровать и быстро кликаю на страницу Фейсбука. Как только она открывается, я тут же мимолётно просматриваю все сообщения, оставшиеся на моей стене без ответов и без лайков.

"Мы скучаем и постоянно думаем о тебе!!"

"Мы тебя очень-очень любим".

Я ничего не публиковала на своей странице после аварии. А зачем мне это? Что я вообще могу им написать?

"Мне надоело плакать в одиночку субботними вечерами."

"Я безнадежно покрыта шрамами до конца жизни."

"Я, наконец, могу согнуть колени, как нормальный человек?!"

Я кликаю мышкой по YouTube, но перед глазами всё всплывает лицо Паркера - он жмуриться от света, отражающегося на лобовом стекле автомобиля, у него аккуратные и короткие ногти, точно такие, какие и должны быть у парня. Его брови, густые и темные, сведены вместе. Вся семья Паркера обладала норвежской внешностью - они все были светловолосы, вежливы и улыбчивы, словно возвращались домой с открытого океана с огромным уловом любимой еды норвежцев - селёдки. Однако, у Паркера, почему-то, кожа была оливкового цвета, а волосы тёмными, словно произошла какая-то ошибка, и это делало его еще милее.

И вдруг, мысль о том, чтобы провести дома еще одну ночь за просмотром тупых видеоклипов и бесконечных сериалов, становится просто невыносимой. Во мне просыпается какое-то желание, между лопатками у меня горит, словно из них сейчас вырвутся крылья и унесут меня прочь отсюда.

Мне необходимо выбраться отсюда. Необходимо доказать, что я не боюсь увидеть ни его, ни моих старых друзей, ни кого-либо еще. И Ники я тоже не боюсь, и того ощущения, которое теперь просыпается во мне при ее виде – ощущение разбитости. Я чувствую это каждый раз, когда слышу грохот ее музыки внизу – инди-попа, солнечно-веселой музыки, ведь у Ники нет депрессии, или когда я слышу, как она зовет маму на помощь в поисках любимых джинсов. Каждый раз, когда я прихожу в ванную, всё еще влажную после её душа и пахнущую «Нитроджиной», каждый раз, когда я вижу её кроссовки на лестнице, или когда вижу её футболку для хоккея на траве вперемешку с моим бельем для стирки, с таким же успехом она могла просто застолбить место.

ГОРОД: НОРМАЛЬНЫЙ. НАСЕЛЕНИЕ: 1.

Быть может, она всегда заставляла меня так себя чувствовать, но только теперь, после аварии, я в состоянии осознать это.

Я натягиваю мои любимые узкие джинсы, удивляясь тому, какие они широкие. Жутко, хоть я только вышла из дома, должно быть я потеряла в весе. Но в майке-борцовке и любимых громоздких ботинках я выгляжу нормально, особенно издалека.

Спускаясь вниз по лестнице к ванной комнате, я вижу, что дверь Ники по-прежнему закрыта. Я прижимаюсь ухом к двери - тишина. Наверное, она уже ушла на вечеринку. Представляю, как она стоит рядом с Паркером, смеется, или даже соревнуется, кто дальше забросит банку пива.

Тогда мой мозг выдает целый ряд воспоминаний, в мультяшном стиле, из нашей совместной жизни: я изо всех сил гоню на своем трехколесном велосипеде, чтобы догнать Нику и Паркера, гонящих на новых блестящих двухколесных велосипедах, как я смотрю на них из-за бортика, пока они ныряли в глубину, когда я была слишком маленькой, чтобы присоединиться к ним, как они смеются над какой-то шуткой, которую я не поняла.

Иногда мне кажется, что я не влюблялась в Паркера. Иногда мне кажется, что все это было для Ники, чтобы доказать ей, что я могу быть равной ей.

На первом этаже мама стоит на кухне, разговаривая по телефону, вероятнее всего с тетей Джеки, единственным человеком, которому она иногда звонит. Телевизора за ее спиной едва слышно, и я спотыкаюсь, когда камера поворачивается к знакомому участку шоссе, недалеко от того места, где Ники врезалась в скалу. Место кишит копами, как это должно было быть после аварии; вся сцена озарилась прожекторами и сиренами, как во время ночной съемки фильма. Слова в бегущей строке в нижней части экрана: "Копы начали активный поиск девятилетней...."

- Да, конечно, мы ожидали адаптационный период, но... - мама прерывается. когда замечает меня, указывает на коробку с лазаньей «Стауффер» на кухонном столе и на микроволновку, произнося губами: «Ужин?» В тишине я могу услышать голос диктора:" Полиция ищет свидетелей или подсказки в исчезновении Мадлен Сноу, которая исчезла в воскресенье вечером..."
Я качаю головой, мама отворачивается и ее голос отдаляется, по мере того, как она уходит из моего поля зрения.
- Но я справляюсь. Всё потихоньку возвращается на круги своя.

Я ударом выключаю телевизор и хватаю Никину любимую хоккейную толстовку с крючка возле входной двери. Думаю, я выгляжу как в середине восьмидесятых, под капюшоном мои шрамы будут в основном скрыты. Кроме того, брать Никину одежду без спроса дает мне острые ощущения, словно я могу натянуть другую личину. Толстовка по прежнему пахнет Никой – не духами, так как Ники ими никогда не пользовалась, а кокосовым шампунем и общим, неопределенным запахом чистоты, улицей и спортивными достижениями.

Я натягиваю капюшон и закрепляю его под подбородком, ступая по траве и наслаждаясь прекрасным ощущением влаги под моими лодыжками, просачивающейся сквозь джинсы. Я ощущаю себя грабителем, или кем-то на секретной миссий. Моя машина заблокирована, и я не хочу просить маму отогнать её Субару, что обязательно повлечет за собой море расспросов и обеспокоенных, любопытных взгядов. Я даже не уверена, что она разрешит - она наложила запрет на вождение после аварии.

Я вытащила свой древний велосипед, на котором никогда не ездила, за исключением позапрошлого лета, в шутку, после того, как мы с Арианой наелись галюциногенных грибов, и Ники нашла нас, валяющимися в траве, как рыб, задыхающихся от смеха. Поначалу я немного пошатываюсь, но вскоре снова чувствую ритм. Колени не давали мне покоя, но все было не хуже, чем обычно. Кроме того, Дринк был всего в нескольких милях отсюда.

На самом деле, Дринк это псевдоним для реки Саскватчи. Когда-то в прошлом десятилетии, еще когда толпа риэлтеров и спекулянтов высадилась на береговой линии округа, как армия помешанной на деньгах саранчи, сжиравшей все на своем пути в нашей местности, группа застройщиков решила вырубить леса и построить массу гламурных прибрежных магазинов: кофейни, художественные галереи, элитные рестораны прямиком в центре Сомервилля.

План строительства был одобрен, а материалы поставлены, прежде чем жители города спохватились. Вероятно, для города, имеющего свою историю, появление новых зданий, уймы новых парковок и машин, привозящих поток новых людей, представляло собой угрозу. Но Сомервилю удалось добиться того, что вся территория к западу от реки получила статус национального заповедника. Меня удивляет то, что городское правление ещё не приняло мандат, призывающий нас носить юбки-кринолины.

Предполагалось также убрать насыпи гравия и груды бетонных плит. Но никто этим так и не занялся. Осталась даже брошенная каска, тщательно и таинственно сохраняющаяся людьми, которые там тусуются.

Я слышу звуки вечеринки почти в тот момент, когда поворачиваю на Лоуэр Форг и свернув с дороги к лесу, еду по тропинке, проложенной в подлеске детьми, велосипедами, скутерами и, иногда, внедорожником Криса Хандлера. В лесу воздух прохладнее, и листья бьют меня по бедрам и голеням, когда я еду по неровной дороге, крепко держась за руль велосипеда, чтобы избежать падения. Как только я вижу свет сквозь лес - танцующих людей, использующих свои телефону как фонари, - я слезаю, ведя велосипед пешком, и ставлю его рядом с несколькими другими на траве.

Вечеринка довольно масштабная: сорок или пятьдесят человек, большинство из них в тени, толпятся на склоне, ведущем вниз к реке, или сидят на куске бетона. На секунду я ощущаю панику, чувствуя себя вновь маленькой, как в свой первый день в школе, наблюдавшей за толпой детей через двойные двери. Давненько я не чувствовала себя аутсайдером...

"Я не знаю, почему ты всегда должна быть в центре внимания "- сказала мне Ники незадолго до аварии. Я пыталась втиснуться в кожаные штаны, которые купила, а потом скрывала их от родителей, пряча под свитерами в задней части своего шкафа.

- Ну, а я не знаю, почему ты так этого боишься - ответила я. Ники как будто получает силу, будучи совершенной, безобидной и правильной: миленькие джинсы, узкие, но не слишком тугие; белая футболка, полупрозрачная, но не прозрачная; такой макияж, будто бы его вовсе и нет. Бьюсь об заклад, что если бы в Сомервиле выпустился закон об обязательном ношении юбок, она бы первая спохватилась и приобрела бы себе одну. Она, вероятно, еще и носила бы под юбкой панталоны для пущей прилежности.

Ники не видно, Паркера тоже. Но когда компания людей переместилась, я замечаю кегу и множество красных стаканчиков на льду. Я чувствую себя лучше, почти прежнюю себя, наливаю себе пива, хоть и получается налить почти одну пену. Первые несколько глотков притупляют мой страх, на улице достаточно темно, что я даже осмеливаюсь снять капюшон, встряхиваю волосы. Вижу Дэвис Кристенсен и Бена Мортона, держащих друг друга за мизинцы и стоящих в стороне от небольшой группы людей. Они оба замечают меня одновременно, а Марк даже открывает рот от удивления. Дэвис говорит ему что-то шёпотом, а потом поднимает стаканчик, вытянув в сторону два пальца.

Я проглатываю пиво, поворачиваюсь к бочке и снова наполняю стакан. Когда я поднимаю глаза, Ариана стоит передо мной, просто вынырнув из толпы. Она коротко подстригла волосы. В своих черных шортах, поношенных кроссовках и с густо подведенными глазами, она похожа на безумную пикси. Внезапно я чувствую острую боль. Моя лучшая подруга.

Моя бывшая лучшая подруга.

-Ничего себе.
Ариана смотрит на меня так, будто бы я - новый вид животного, которое пока еще не классифицировано.
-Вау. Я не ожидала увидеть тебя здесь. Я вообще нигде не ожидала увидеть тебя.

- Шэрон держала меня в карцере, - всё, что я говорю, так как не хочу вникать в подробности. Это наша старая шутка, что моя мама - тюремщик, и я жду, что Ариана засмеётся. Но вместо этого она просто очень быстро кивает головой, как будто я рассказала что-то интересное.

- Как мама? - спрашивает она.

Я пожимаю плечами.
- Всё по-прежнему, - говорю я. - Она снова пошла на работу.

- Хорошая новость, - Ариана продолжает кивать головой. Она походит на марионетку, которую дёргают за верёвочки. - Это очень хорошо.

Я делаю ещё один глоток пива. Пена уже осела, и я чувствую горьковатый привкус выдохшегося пива. Сейчас я уже понимаю, что моё появление вызвало некое беспокойство, эффект волны, когда новость передаётся от одной группы к другой. Многие оборачивались в мою сторону. Как и раньше, я снова привлекаю внимание, даже наслаждаюсь этим. Но сейчас я чувствую зуд, нарастающий, который у меня всегда на экзаменах. Может быть это из-за того, что я надела свитшот Ники, может быть частичка её самосознания попала ко мне на кожу.

- Послушай.
Ариана делает шаг ко мне и говорит низким голосом, очень быстро. Она также тяжело дышит, как будто слова приносят ей физическую боль.
- Я хотела попросить у тебя прощения. Я должна была прийти к тебе. После аварии, мне нужно было поддержать тебя или ещё что-то сделать, но я не могла, я просто не знала, что делать...

- Не думай об этом, - говорю я и делаю шаг назад, едва не споткнувшись о глыбу цемента, торчащую в траве. Глаза Арианы широко раскрыты и умоляющие, как у маленького ребёнка, и внезапно я чувствую отвращение. - Ты ничем не могла помочь.

Ариана вздыхает с видимым облегчением.
- Если тебе что-то нужно...

- У меня всё в порядке, - отвечаю я быстро. - У нас всё хорошо. - Я уже пожалела, что пришла. Хоть у меня и не получается сделать безразличное лицо, я чувствую на себе тяжесть чужих взглядов. Я натягиваю капюшон, чтобы скрыть шрамы.

Когда толпа расходиться снова, я вижу как Паркер перепрыгивает через бетонный булыжник и направляется ко мне, радостно улыбаясь. Ко мне приходит внезапное желание убежать, и в то же самое время я не могу пошевелиться. На нём надета выцветшая футболка, на которой ещё можно различить логотип старого палаточного лагеря, в котором наши семьи отдыхали вместе несколько раз летом. По крайней мере хоть Ариана исчезла.

- Привет, - говорит Паркер. Он вскакивает на старый пласт породы в траве передо мной. - Не ожидал увидеть тебя.

"Было бы неплохо пригласить меня" - чуть не сказала я вслух. Но это бы подтвердило то, что я испытываю. Могло бы даже показаться, что я ревную из-за того, что он пригласил Ники. Поэтому я не буду, я отказываюсь, не буду спрашивать здесь ли она.

- Хотелось выйти из дома, - отвечаю я вместо этого. Я запихиваю свободную руку в передний карман спортивной кофты Ники, в другой руке держу пиво. Когда я рядом с Паркером, моё тело даёт о себе знать, как будто меня разобрали на части, а потом снова собрали, но не правильно.
- Как там ФанЛэнд?

Он ухмыляется, а я из-за этого сержусь. Он слишком непринуждённый, слишком улыбчивый, слишком отличный от того Паркера, который остановил машину, чтобы поговорить со мной вчера, неловкий и неподвижный Паркер, который даже не вышел из машины, чтобы обнять меня. Я не хочу, чтобы он думал, что мы такие же друзья, как и раньше, и поэтому я указываю на Дринк.

- С ФанЛэндом всё в порядке, - отвечает он. Его зубы белоснежно-белые. Он стоит так близко, что я чувствую его запах, могу наклониться на 6 дюймов и прильнуть щекой к мягкой ткани его футболки.

- Даже если они немного гиперактивны.
- Гиперактивны? - говорю я.

- Ну знаешь. Повеяло юностью[1]. Пьют Кул-Эйд и всё такое, - Паркер поднимает кулак. - Вперед ФанЛэнд.

Хорошо, что Паркер всегда был таким странным. Иначе он был бы дико популярен.

- Однажды моя сестра почти утонула, пытаясь заняться серфингом на доске для плаванья в бассейне, - я не говорю, что я подговорила Ники сделать это, за то, что она подговорила меня съехать с горки спиной.

- Похоже на неё, - говорит Паркер смеясь.

Я отворачиваюсь, делая еще один глоток пива. Стоя так близко к нему и глядя на знакомые очертания его лица - нос, слегка изогнутый и до сих пор со слабой линией шрама, который он получил, столкнувшись с локтем парня во время игры в Ультимат, скулы и его ресницы, которые почти такие же длинные, как у девушек - заставляли сжиматься мой желудок до боли.

- Смотри. - Паркер касается моего локтя и я отхожу, потому что если я не отойду, я буду только прислоняться к нему. - Я очень рад, что ты пришла. Мы действительно никогда не говорили, ну знаешь, о том, что случилось.

Ты разбил мне сердце. Я влюбилась в тебя, а ты разбил мне сердце. Все кончено, конец истории.

Я чувствую, как стучит мое сердце в грудной клетке, словно кулак, пытаясь взять власть над чем-то. Это все из за велопробега. Я все еще слаба.
- Не сегодня, ладно? - я заставляю себя улыбнуться. Я не хочу слышать извинения Паркера за то, что он меня не любит. Услышать это будет даже хуже, чем просто знать. - Я здесь просто, чтобы хорошо провести время.

Улыбка паркера дрогнула.
- Ну, ладно, - говорит он. - Понятно, - он чокнулся своим стаканом об мой. -Тогда как на счет добавки?

В группе людей замечаю Аарона Ли, парня, с которым недолго встречалась Ники до аварии: хороший парень, с неплохим телом, безнадёжный зануда. Он поднимает глаза и махает, поднимает руку вверх, как будто пытается поймать такси. Должно быть он думает, что я пришла с Ники.

- Я не против, - говорю я. Пиво не действует на меня как обычно. Вместо этого я чувствую теплоту, свободу и беспечность, подступает тошнота. Я выливаю остатки пива на землю. Паркер быстро отскакивает назад, чтобы не забрызгаться. - Что-то я чувствую себя не очень хорошо. Лучше пойду домой.

Сейчас его улыбка полностью исчезла. Он теребит левое ухо. Голос Паркера звучит без радости.
- Ты же только пришла.

- Да, а теперь я ухожу. - Все больше и больше людей кидают в мою сторону быстрые и любопытные взляды, прежде чем отвернуться. Мои шрамы горят, как будто на них светят фонарём. Мне кажется, будто они светятся и все их видят. - Тебя это не устраивает? Мне нужно попросить у тебя разрешения уйти?

Знаю, что веду себя грубо, но ничего не могу поделать с этим. Паркер кинул меня, вовсю избегал после аварии. Он не может вновь вернуться в мою жизнь и ожидать, что я приму его с распростёртыми объятиями.

- Постой, - на какую-то секунду, пальцы Паркера, ледяные от бутылки пива, хватают меня за запястье.

Я вырываюсь, и неуклюже повернувшись на неровной траве, устремляюсь в сторону области, усыпанной старыми камнями. Я проталкиваюсь через толпу, которая тут же расступается передо мной, словно я чем-то заразна.

Колин Дэси пытается зажечь костер в яме, которая представляла из себя почерневшую выемку на земле с выложенным вокруг гравием и кусочками камней. Однако пока у него получалось лишь отправлять огромные, вонючие столбы дыма в небо. Тупица. Итаки здесь очень жарко, к тому же, копы постоянно патрулируют в летнее время. Девушки отходят от костра, хихикая и махая руками, пытаясь разогнать дым. Одна из них, десятиклассница, чьё имя я забыла, наступает мне на палец ноги.

- Мне ооооочень жаль, - говорит она. От её дыхания разит ликёром "Амаретто".
А затем я вижу Ариану, которая слегка отодвигается, уступая мне дорогу и широко улыбаясь милой и фальшивой улыбкой, словно она была продавцом, пытавшейся пшикнуть на меня парфюмом. - Ты уже уходишь?

Но я не останавливаюсь. Почувствовав, как чья-то рука дотрагивается до меня, я резко выкручиваюсь от хватки.
- Что? Что, черт возьми, тебе надо?

Аарон Ли быстро делает шаг назад.
- Извини. Я не хотел... прости.

Моя вспышка гнева тут же исчезает. Почему-то, мне всегда нравился Аарон, хотя мы едва разговаривали. Я понимаю, каково это бегать за Ники и всегда быть на три шага позади. Я делаю это с самого рождения.

- Все нормально, - отвечаю я. - Я просто собиралась уходить.

- Как твои дела? - спрашивает Аарон, будто ничего не слышал. Он явно нервничает - стоит, прижав руки к бокам, словно ждет от меня команды на марш. Рост Аарона почти два метра, в школе он самый высокий парень китайского происхождения, и вообще самый высокий из всех, кого я встречала. А сейчас он действительно кажется очень высоким, но при этом еще долговязым и неуклюжии, будто он забыл для чего у него руки. Затем не дав мне ответить, он тут же продолжает:
- Ты хорошо выглядишь. То есть, ты всегда хорошо выглядела, но учитывая...

Но его прерывает чей-то крик:
- Копы!

И все сразу начинают убегать, с криками и смехом, устремившись вниз по холму в сторону деревьев, даже несмотря на то, что лучики света фонарей скользят по траве. Крики усиливаются в темноте как звуки сверчков, которые становятся громче с наступлением ночи.

- Копы! Копы! Копы!

Кто-то толкает меня, сбив меня с ног - Хейли Брукс, босиком и смеясь, исчезает в лесу, ее светлые волосы развеваются позади нее, как знамя. Когда я падаю, я пытаюсь защитить свои запястья, поэтому вместо этого я с треском падаю на локти. Коп, поймавший Колина Дакея, из кожи вон лез - заломил ему руки за спину, устроив экое шоу в криминальном стиле. Все визжат, копы орут, повсюду мелькают человеческие тела, прорисовывающиеся сквозь дым и рыскающий свет фонарей. Вдруг луч света попадает мне прямо в глаза, ослепляя меня.

-Всё хорошо,- сказала женщина-коп,- Пройдемте.

Я поднимаюсь на ноги и она тут же хватает меня за заднюю часть моей толстовки, опуская при этом фонарь.

-Попалась.
Но она тяжело дышит, и я понимаю, что даже на больных ногах буду способна обогнать ее.

-Прости, - говорю я отчасти ей, отчасти Нике, ибо это ее любимая толстовка. Затем я расстегиваю молнию толстовки и освобождаю свои руки, сначала одну, потом другую, и пока женщина-коп от неожиданности вскрикнув, отскакивает назад, я начинаю бежать, прихрамывая, в одной майке-борцовке, и скрываюсь в сыром бездонном мраке деревьев.

[1] «Smells Like Teen Spirit» (Повеяло юностью) — песня американской группы Nirvana

Дата добавления: 2015-10-13