Посмотреть остальные 161 комментариев

20 Июля, Ники

Моя новая работа начинается в понедельник ранним утром в прекрасную погоду. Мама ещё спит, когда я выхожу из дома в семь. Дара тоже. За те два дня, что я дома, Дара всячески избегала меня. Я понятия не имею, что она делает наверху в своей комнате целыми днями. Скорее всего, спит днями напролёт. Даре ничего не запрещается после аварии, как будто она стеклянная статуэтка, которая может разбиться, если к ней прикоснуться, но каждый день я вижу сломанные бутоны роз в саду: доказательство того, что она снова поднималась и спускалась по решётке.

Я узнаю о её присутствие в доме только по определенным признакам: брошенный в гостиной iPod, звуки шагов наверху, затвердевшая зубная паста в раковине нашей общей ванной комнаты (потому что она всегда выдавливает её слишком много и никогда не закрывает тюбик), наполовину пустой пакет из-под чипсов, оставленный на кухонном столе, туфли на танкетке, валяющиеся на лестнице, едва ощутимый запах травки ночью. Так я и формирую своё представление о её жизни, о том, чем она занимается. Тем же способом, как мы стремительно сбегая по лестнице утром в Рождество, знали, что приходил Санта Клаус, потому что оставленное нами печенье было съедено и молоко выпито. Или так же, как это бы сделал антрополог, выстраивая целые цивилизации по осколкам керамических изделий.

Уже довольно жарко, хотя солнце только вышло из-за горизонта, а небо ещё окрашено в тёмно-синий цвет. В воздухе слышится сумасшедший стрекот сверчков. Я очищаю банан, захваченный на кухне по пути к выходу, и, понимая, что он гнилой, выбрасываю его в кусты.

В полупустом автобусе занимаю место в конце. Кто-то вырезал инициалы «ДРУ» крупным шрифтом на окне. Инициалы Дары. Я ясно представляю себе, как она сидит на моём месте со скучающим выражением лица, прислонив перочинный ножик к стеклу, неизвестно как далеко направляясь.

Автобус № 22 отправляется из Сомервилля вниз по побережью, огибая залив Эрон с его суматохой дешёвых мотелей и курортов с искусственными деревьями, и далее мимо закусочных, магазинов футболок и будок с мороженным, в Восточный Норуолк, изобилующий своими барами, магазинами дерьмового нижнего белья, порно-видео и стрип-клубами. Парк «ФанЛэнд» находится в самом конце шоссе № 101, примерно в миле от места аварии: безымянное место в болотистой местности, обвитой кустарником и усеянной пластами горной породы, вынесенной на пляж давним ледником, которая медленно превращается в песок с помощью солёной воды.

Не могу вспомнить, зачем мы туда поехали, почему мы разбились и как это случилось. В моей памяти сохранился лишь один момент, будто бы зацепившаяся ниточка: вот мои руки отпускают руль, а фары освещают каменную стену. Папа недавно предложил мне посетить сайт для потерпевших аварию, сказал, что возможно это поможет мне "исцелиться".

Интересно, лежит ли там всё ещё на выгоревшей траве искромсанный номерной знак моей машины? Остались ли там осколки стекла, поблескивающие между камнями?

К тому времени, когда я доезжаю до «ФанЛэнд», у которого общая парковка с «Бум-е-Рангом», согласно вывеске (это - самый крупный торговый центр штата), в автобусе помимо меня остаётся лишь один пассажир - старик с землистым цветом лица от чрезмерного курения. Он выходит из автобуса на одной остановке со мной и прямиком идёт в сторону «Бум-е-Ранга», опустив голову, будто бы против сильного ветра.

Мне становится ужасно жарко даже в лёгкой футболке. На противоположенной улице возле бензоколонки стоят полно полицейских машин. Одна из сирен беззвучно мигает, освещая стены и бензоколонки прерывистым красным светом. Мне стало любопытно узнать, что же там произошло. Грабёж? В этом районе становилось с каждым годом не безопасно.

У «ФанЛэнда» был свой талисман - пират по имени Пит, который присутствовал на всех рекламных щитах и плакатах по всему парку, предостерегая людей не мусорить и указывая на ограничение по росту на некоторых аттракционах. Первое, что я вижу, проходя через распахнутые ворота «ФанЛэнд», - это мистер Уилкокс. Он очищает от жвачек, в приветствии скалящего зубы всем посетителям, Пирата Пита. На плече пирата красуется большая блестящая вывеска, хотя там, насколько я знаю, должен был быть попугай. На вывеске написано: «ПРАЗДНУЕМ 75-ЛЕТИЕ!!!»

- Ники! - увидев меня, он поднимает руку над головой и машет мне, словно я была в четырёхстах метрах от него, а не в четырнадцати. - Рад тебя видеть, рад тебя видеть! Добро пожаловать в «ФанЛэнд»!

Не успев опомниться, я попадаю в его объятия. Он пахнет мылом «Dove» и, что странно, моторным маслом.

У него есть две причудливости: он всегда всё повторяет дважды, и ещё он, без сомнений, пропустил парочку информационных семинаров о сексуальном домогательстве. Не то чтобы он был каким-то психом, просто он слишком громаден для обнимашек.

- Здравствуйте, мистер Уилкокс, - приглушенным голосом произношу я где-то возле его лопатки, величиной со свиную тушу.

Наконец, мне удаётся освободиться из его крепких объятий, но он кладёт руку мне на спину.

- Прошу тебя, - говорит он, сияя от радости, - в «ФанЛэнде» я просто Грег. Ты же будешь меня называть Грегом? Ну-ка, давай же, давай же. Давай-ка тебя приоденем. Я был так взволнован, когда твоя мама сказала мне, что ты вернулась в город и ищешь работу. Ну, просто очень-очень взволнован.

Он ведёт меня к маленькому желтому зданию, которое наполовину скрыто за стеной искусственных пальм, и открывает дверь одним из ключей, прикреплённых к специальному кольцу у его пояса. И всё это время смеётся и болтает без умолку.

- Ну, вот и пришли в наш замок. Это главный офис, ничего особенного, сама увидишь потом, но это и делает работу приятной. По большей части я сижу именно здесь, если только не бегаю туда-сюда по парку. Тут у нас ещё лежит несколько аптечек на случай, если кто-то лишится пальца. Шучу, шучу. Но, всё же, у нас есть аптечки, - он указывает на висячие над столом полки, на котором валяется куча чеков, билетов от аттракционов и разных раскрашенных рисунков, в которых дети благодарили Пирата Пита за чудесный день.

- Только не трогай колу в холодильнике, иначе Донна - моя секретарша - убьёт тебя, ты с ней скоро познакомишься. Всё остальное кроме колы можешь смело пить, а если принесёшь с собой обед, то холодильник к твоим услугам,- тут он хлопает по холодильнику, чтобы подчеркнуть свои слова. - То же касается личных вещей - телефона, кошелка, любовных писем... Шучу, шучу! Можешь оставить всё здесь под замком перед началом своей смены, не сомневайся, они будут в полной сохранности. На, вот, надень это, - под этим он имеет в виду помятую красную футболку, с которого на меня скалится лицо Пирата Пита, которое, судя по всему, будет находиться прямо на моей левой груди, -...и можешь начать работу. Добро пожаловать в нашу команду! Кстати, туалет находится слева от фото кабинок.

Я оставляю сумку в офисе мистера Уилкокса и направляюсь в уборную, обозначенную деревянном знаком в форме попугая. Я не была в «ФанЛэнд» лет с восьми или девяти, и всё кажется мне таким незнакомым, хотя я уверена, что здесь ничего не изменилось. Когда я захожу в одну из кабинок, перед моими глазами вспыхивает сцена из прошлого - мы с Дарой стоим в мокрых купальниках, вода с них течет по бетонному полу, а мы дрожим и хихикаем после долгого дня на солнце, наши пальцы липкие от сахарной ваты. Держась за руки, мы бежим впереди своих родителей, а наши сланцы с каждым шагом шлепком отдаются по тротуару. На какой-то миг охватывают сильная грусть, которая опустошает меня: я хочу свою семью обратно. Я хочу мою Дару обратно.

Быстро поменяв свою футболку на официальную униформу, которая на три размера больше, я возвращаюсь в офис, где меня ждет мистер Уилкокс.

- Ники! - выкрикивает он, будто видит меня впервые. - Хорошо выглядишь, хорошо выглядишь!

Он обнимает меня за плечи и ведет по одной из тропинок, ведущих через парк, мимо искусственных потопленных кораблей и пластиковых пальм. Я вижу несколько других сотрудников, быстро мелькающих в ярко-красных футболках, подметающих листья с дощатого настила, меняющих фильтры для воды, или звонящих по телефону. У меня такое ощущение, будто я нахожусь за кулисами перед выступлением и вижу всех актеров в процессе подготовке.

Затем мистер Уилкокс поднимает руку высоко в небо и зовет одну девчонку, примерно моего роста, одетую во все красное:

-Теннисон! Сюда! Теннисон! Новое мясо для тебя! - он засмеялся.

Пока девчонка шла к нам, Уилкокс стал объяснять:

- Теннисон - мой главный помощник. Ой, в смысле, помощница! Она уже четвёртое лето с нами в «ФанЛэнде». Если тебе что-нибудь понадобится - спрашивай у нее. Если она чего-то не знает, то и тебе знать не нужно.

Смеясь, он отпустил меня и отошел, махнув рукой на прощание.

Девчонка, кажется, наполовину азиатка: у нее черные длинные волосы, заплетенные в косички, и татуировка в виде улитки чуть ниже левого уха. Она выглядит как одна из знакомых Дары, разве что в отличие от них она улыбается и у нее сияющие глаза человека действительно любящего рано вставать. Ее передние зубы немного перекрывали друг друга, что делало ее похожей на меня.

- Приветик - говорит она. - Добро пожаловать в «ФанЛэнд».

- Я это слышала уже несколько сотен раз - ответила я.

Она засмеялась:

- Да, Грэг немного... в восторге от новых добровольцев. Хотя, вообще-то, он в восторге от всего. Я - Элис.

- Николь,- говорю я.

Мы пожали друг другу руку, невзирая на то, что она не намного старше меня. Ей, максимум двадцать. Она жестом указала мне следовать за ней, и мы повернули направо в сторону «Бухты», "сухой" части парка, где были все крупные аттракционы, игровые кабинки и вагончики с едой.

- Многие зовут меня Ники.

Она на мгновение переменилась в лице:

- Ты...ты сестра Дары.

Я киваю. Она отворачивается, делая такое лицо, будто бы ей в рот попало что-то кислое.

- Я сожалею об аварии, - произносит она, наконец.

Все мое тело бросает в жар, как обычно бывает, когда кто-то поднимает тему аварии, и я будто попадаю в комнату, где все шепчутся обо мне.

- Ты слышала, да? - к чести Элис, она пожалела, что упомянула аварию.

- Мой двоюродный брат ходит в Сомервиль. Кроме того, поскольку Джон Паркер…

Услышав имя Паркера - его полное имя - мое сердце ёкнуло. Я не думала о нем несколько месяцев. Ну, или пыталась не думать эти несколько месяцев. Никто не называет его по полному имени. Сколько я помню, его старший брат был Большим Паркером, а он Маленьким Паркером. Даже их мама называла их просто Паркерами. Джон Паркер - звучит так, как будто бы речь идет о незнакомце.

- Поскольку Джон Паркер что? - тут же спрашиваю я.

Она не отвечает, но в этом нет и надобности, потому что в этот момент я вижу его самого. Он сидит без футболки, обхватив ногами коробку инструментов, и возится с ходовой частью «Лодки-Банана». Лодка-аттракцион полностью соответствовала своему названию - она выглядела как большой надувной банан с двумя разноцветными бортами. Быть может, он услышал свое имя, или почувствовал, что о нем говорили, а может это была просто случайность, но в этот момент он поднимает глаза и видит меня. Я поднимаю руку, чтобы помахать, но замираю, когда я вижу выражение его лица, на нем был написан ужас, словно я какой-то призрак или чудовище. Тогда я понимаю: он, вероятно, винит меня.

Элис все продолжала говорить:

-...поставить тебя в смену с Паркером этим утром. У меня дел полон рот с юбилейным вечером. Он может ввести тебя в курс дела, да и я тоже рядом буду, если тебе что-нибудь понадобится.

Теперь Паркер и я находимся друг от друга не более чем на расстоянии десяти футов. Наконец, он ныряет под стальную опорную балку и хватает свою футболку, чтобы быстро вытереть ею лицо. Он, кажется, вырос еще на два дюйма, с того момента, как я в последний раз видела его в марте, так что он возвышается надо мной.

- Что ты здесь делаешь? - говорит он.

Из-за того, что он без рубашки, я вижу на его лопатках два белых шрама в виде полумесяца, которые они с Дарой выжгли себе в первый год знакомства, когда были пьяными. Я тоже должна была это сделать, но струсила в последний момент. Я тупо посмотрела на свою футболку.

- Работаю. Меня мама сюда отправила.

- Уилкокс добрался и до твоей мамы тоже? - говорит он, все еще не улыбаясь. - И я должен сыграть роль гида?

- Думаю, да.

У меня чешется все тело. Капли пота стекают по моей груди, вниз к поясу.
В течении долгих лет, Паркер был моим лучшим другом. Мы проводили часы за просмотром плохих малобюджетных ужастиков на его диване, экспериментируя со смешиванием шоколада и попкорна, или брали иностранные фильмы напрокат и отключали субтитры, чтобы самим составлять сюжет. Мы переписывались друг с другом во время уроков тригонометрии и алгебры, когда нам становилось скучно, пока Паркера не спалили и не забрали у него телефон на неделю. А однажды, мы втроём запрыгнули на скутер его старшего брата - я, Паркер и Дара. А когда нас засёк коп, нам пришлось бросить его скутер и убежать в сторону леса. Затем, в прошлом декабре, что-то изменилось. Дара как раз только рассталась с очередным парнем, Джошем или Джейком, или Марком, или Майком...никогда не могла запомнить их имён, они появлялись и исчезали из ее жизни слишком быстро. И вдруг она устраивает вечер кино с Паркером, надев короткие шортики и тонкую блузку, через которую виднеются черные кружевные чашечки ее лифчика. Или в другой раз они катаются на скутере в ужасный холод, руками она обнимает его за грудь, а ее голова запрокинута и она смеется. Или однажды, зайдя в комнату, Паркер дергается, посылая мне виноватый взгляд, а длинные, загорелые ноги Дары покоятся на его коленях. Внезапно я стала третьим колесом.

- Послушай, - в моем горле пересохло. - Я знаю, ты злишься на меня...

- Злюсь на тебя? - перебивает он, не давая мне закончить, - Я думал, ты злишься на меня.

Чувствую себя беззащитной при ярком свете, как будто солнце - огромный телескоп, а я - букашка на стекле.

- Почему я должна на тебя злится?

Он отводит взгляд:

- После того, что случилось с Дарой...

Из его уст ее имя звучит по-другому, особенно и странно, как что-то сделанное из стекла. Часть меня хочет спросить, встречаются ли они еще с Дарой, но тогда он поймет, что мы не разговариваем. Кроме того, это не моё дело.

- Давай просто начнем с начала? - говорю я. - Как ты думаешь?

Наконец он улыбается. У Паркера серые глаза, но они самые теплые в мире. Как цвет серого фланелевого покрывала стиранного сотню раз.

- Конечно, - говорит он. - Мне нравится эта идея.

- Так ты собираешься строить из себя гида или как? - я тянусь к нему и щипаю за руку, а он смеется, притворяясь, что ему больно.

- После Вас, - говорит он, улыбаясь.

Паркер проводит мне экскурсию по парку, показывая все помещения, и для персонала и для посетителей, которые нужно знать: «Болотное Озеро», неофициально известное как «Бассейн для пи-пи», где плескались дети в подгузниках. «Смертельный капкан» - американская горка, которая может быть, по словам Паркера, когда-нибудь оправдает своё имя, так как он уверен, что она не проходила технический осмотр с начала девяностых. Маленький, обнесённый забором участок за одной из закусочных (которые почему-то в «ФанЛэнде» были переименованы в «павильоны»), где расположена лачуга ремонтной мастерской и куда работники приходили покурить или поболтать между сменами. Он показывает мне, как измерять содержание хлора в бассейне для «пи-пи».
- Всегда добавляй немного больше. Если твои ресницы начнут гореть, значит ты немного переборщила - и показал как управлять рычагом бамперных лодок.

К одиннадцати часам дня парк наполняется семьями и лагерными группами, а также "завсегдатаями", - как правило, это пожилые люди, в солнечных козырьках и со смешными ранцами. Они шатаются между аттракционами, подмечая для себя какие изменения произошли в парке. Паркер знает имена большинства из них и приветствует каждого улыбкой.

Во время обеда он представляет меня Принцессе, которую на самом деле зовут Ширли, но Паркер предупредил, чтобы я никогда её так не называла, это старая беловолосая женщина, владелица одной из четырех закусочных, извините, павильонов, которой, несомненно, очень нравится Паркер. Она дает ему бесплатно упаковку чипсов, а мне посылает неодобрительный взгляд.

- Она со всеми такая добрая? - спрашиваю я, выходя с Паркером на улицу.

Мы взяли с собой хот-доги и напитки, намереваясь поесть в тени от «Чёртового колеса».

- Никто не будет называть тебя Принцессой, если ты этого не заслужишь, - говорит он, а затем улыбается.

Каждый раз, когда Паркер улыбается, его нос морщится. Раньше он говорил, что тот не любит оставаться в стороне от веселья.

- Со временем она будет к тебе добрее. Знаешь, она здесь почти с самого открытия.

- С самого начала?

Он переключает внимание на маленький пакетик с соусом, стараясь ногтем выдавить зеленую массу из упаковки.

- 29 июля 1940 г. День открытия. Ширли приступила к работе в пятидесятые.

29 июля. День рождения Дары. В этом году «ФанЛэнду» исполняется 75 лет в день, когда ей исполнится семнадцать. Может Паркер тоже заметил взаимосвязь, но он ничего не сказал. Я тоже не собираюсь указывать на это.

- Всё ещё ешь инопланетянскую слизь, как я погляжу, - говорю я вместо этого, указывая подбородком на соус.

Он притворяется оскорбленным:

- Ля слизь. Она не инопланетянская, а французская.

Вторая половина дня пролетает быстро: я подбираю мусор, меняю мусорные мешки, разбираюсь с пятилетним мальчиком из летнего лагеря, который отделился от своей группы, он стоял и ревел под кривым знаком, указывающим на Корабль Призрак. Кого-то стошнило на Торнадо, и Паркер сказал, что моя обязанность как новенькой, убрать это, но затем сделал всю работу сам.

Не обошлось и без веселья. Например, катание на Альбатросе, чтобы проверить все ли шестерёнки прочно держатся. Или же мытьё каруселей шлангом с таким мощным напором воды, что я едва удержала его в руках. Во время перерывов я болтала с Паркером о других ребятах, работающих в «ФанЛэнде», - кто кого ненавидит, кто с кем спит, кто с кем расстался или вновь сошелся.

И я, наконец, поняла почему этим летом в «ФанЛэнде» не хватает персонала.

- Так вот, этот Донован, - начинает Паркер свой рассказ.

У нас перерыв и мы проводим его, сидя в тени огромной горшечной пальмы. Паркер без конца отгоняет мух, и его руки всё время в движении. Выглядит это так, будто он - ловец, передающий какие-то загадочные знаки невидимому товарищу: сначала рука к носу, потом к мочке уха и к волосам. Но эти знаки для меня вовсе не загадка. Я знаю значение каждого из них, знаю, когда он чему-то рад, опечален, напряжён или взволнован. Знаю, голоден ли он, положил ли слишком много сахара в кофе или не выспался.

- Это его имя или фамилия? - перебиваю я его.

- Интересный вопрос. Я не знаю. Все зовут его просто Донован. Как бы там ни было, он работал в «ФанЛэнде» целую вечность. Даже дольше мистера Уилкокса. Знал здесь каждый уголок, все его любили, он прекрасно ладил с детьми...

- Постой, он был здесь дольше Принцессы?

- Нет никого, кто работал бы здесь дольше Принцессы. А теперь перестань меня перебивать. Так значит, он был отличным парнем. По крайней мере, всем так казалось, - Паркер делает намеренную драматическую паузу, заставляя меня ждать продолжения.

- Так, что случилось дальше? - спрашиваю я.

- Копы ворвались в его дом несколько недель назад, - он приподнимает одну бровь.

У него очень густые и черные брови, что делает его похожим на потомка какого-нибудь древнего вампира.

- Выяснилось, что он что-то вроде педофила. В его компьютере обнаружили около сотни фотографии школьниц. У копов была операция под прикрытием, они несколько месяцев следили за ним.

- Не может быть! И ни у кого не было ни малейшего представления?

Паркер покачал головой:

- Никто понятия не имел. Я видел его лишь раз или два, но он казался абсолютно нормальным человеком, увлекающимся тренировкой футбольной команды и любящим пожаловаться на ставки по ипотечным кредитам.

- Просто жуть, - сказала я.

Я вспомнила, как несколько лет назад, узнав о Метке Каина в Воскресной школе, я подумала, что это не такая уж плохая идея. Как удобно было бы сразу же видеть, что не так с людьми, если бы им всем делали тату в зависимости от их преступлении и болезней.

- Да, жутковато, - соглашается он.

Мы совсем не разговариваем об аварии, Даре или о прошлом. Третий час наступает незаметно, а это значит, что первая смена моей новой работы подошла к концу, и была она не такой уж ужасной.

Паркер провожает меня до офиса к мистеру Уилкоксу и красивой темнокожей женщине, которая, судя по всему, и есть Донна, загребающая под себя всю Колу. Они спорят о дополнительных мерах безопасности для юбилейного вечера, но спорят в весьма добродушном, легком тоне, как люди, которые годами практически во всем соглашаются друг с другом. Тем не менее, мистер Уилкокс успевает подарить мне еще один шлепок по спине.

- Ники! Как тебе твой первый день? Понравился? Ну, конечно, понравился! Это же лучшее место в мире. Увидимся завтра спозаранку!

Я беру свой рюкзак. Когда я выхожу наружу, Паркер стоит и ждёт меня. Он успел сменить футболку, а свою красную униформу скомкал под мышкой. Он пахнет мылом и чистотой.

- Я рада, что мы будем вместе работать, - выпалила я, когда мы дошли до парковки.

Она все еще была забита автомобилями и туристическими автобусами. «ФанЛэнд» работает до 10 вечера, и Паркер сказал мне, что ночная толпа совсем другая - это в основном молодежь, шумная и непредсказуемая. Он также рассказал, как однажды поймал парочку, которая занималась сексом на колесе обозрения. Ещё как-то он обнаружил девушку, нюхающей кокаин в одном из мужских туалетов.

- Сомневаюсь, что справлюсь с Уилкоксом в одиночку, - быстренько добавила я, потому что Паркер странно на меня посмотрел.

- Ага, - ответил он, - Я тоже рад.

Он подбрасывает свои ключи на несколько дюймов вверх и вновь ловит.

- Хочешь, прокатиться до дома? Думаю, моя тачка по тебе соскучилась.

Увидев его машину, такую знакомую, практически часть его, перед моими глазами, как взрыв, тут же возникла вспышка из прошлого: запотевшее лобовое стекло, капли дождя на нем и тепло тел. Виноватое лицо Паркера и холодные безжалостные глаза Дары, злорадствующие, как глаза незнакомки.

- Нет, не надо, - я поспешно отказываюсь.

- Уверена? - он открывает дверцу машины со стороны руля.

- Я взяла машину Дары, - быстро говорю я, слова вырываются из меня прежде, чем я успеваю обдумать их.

- Да? - Паркер выглядит удивленным.

Я очень рада, что на парковке полно машин, и меня трудно уличить во лжи.

- Ну, тогда ладно. Значит... до завтра.

- Ага, - соглашаюсь я, желая отогнать прочь видение той ночи и того чувства, когда я поняла то, что в глубине души и так знала - всё изменилось, и отношения между нами тремя никогда больше не будут прежними.

- Увидимся.

Я уже начала шагать прочь, специально медля, чтобы Паркер не увидел, что я направляюсь к автобусной остановке, когда он вдруг меня окликнул.

- Слушай, - говорит он в спешке. - Этим вечером будет вечеринка в «Дринке». Ты должна прийти. Всё будет очень по-тихому, - продолжает он. – Всего людей двадцать. Но если хочешь, приводи с собой кого-нибудь.

Последние слова он произносит веселым голосом, но пытается это скрыть. Интересно, намекает ли он на то, чтобы я привела с собой Дару. А затем во мне проснулась злость к самой себе за эту мысль. Между нами не было никакой неловкости, пока они двое не замутили друг с другом.

Еще одна вещь, разрушенная Дарой, потому что ей это нравилось, потому что у нее появилась какая-то жажда, какое-то влечение, какой-то заскок.

- Он чертовски сексуальный - сказала она как-то утром ни с того ни с сего, когда мы шагали по улице по направлению парка Аппер Рич посмотреть на финальную игру Фризби.

- Ты когда-нибудь замечала, что он настолько сексуально привлекателен? - спросила она, когда мы наблюдали, как он бежал по игровому полю с вытянутой рукой, преследуя ярко-красный летающий диск - мальчик, которого я знала всю жизнь, преобразовался в одно мгновение после слов Дары.

Я помню, как посмотрела на неё и подумала, что она выглядит для меня незнакомкой со своими волосами (тогда они были фиолетового оттенка) и толстым слоем тёмных теней на веках, красными губами, визуально увеличенными с помощью карандаша, длинными ногами в коротеньких шортах. Как могла моя Дара, Маленький Птенчик, Носик, любившая обнимать меня за плечи и стоять на моих стопах, как могла она превратиться в кого-то, кто использовал такие слова как "сексуально привлекателен", в кого-то, кого я едва знала, кого я боялась.

- Всё будет как в старые добрые времена, - говорит Паркер, и я чувствую сильную боль в груди, вызванную желанием вернуть нечто давно утраченное.

Но все знают, что нельзя вернуть прошлое.

- Ага, я подумаю. А потом дам тебе знать, - вру я.

Я наблюдаю за тем, как он садиться в свою машину и отъезжает, машу ему рукой, широко улыбаюсь, щурясь от солнца, и делаю вид, будто ищу ключи в сумке. Затем иду к автобусной остановке.

9 Февраля, Ники

РАНЕЕ

- Ау, - я открываю свои глаза, бешено моргая.

Лицо Дары, с этого угла, выглядит таким же большим, как луна, если бы она была окрашена безумными цветами: угольно-черные тени на веках, серебряная подводка, и большой красный рот, как мазок горячей лавы.

- Перестань в меня тыкать!

- А ты перестань двигаться. Закрой глаза.

Она хватает меня за подбородок и нежно дует на мои веки. Ее дыхание пахнет ванильной водкой.

- Вот, всё готово. Видишь? – я встаю с унитаза, куда она меня усадила, и становлюсь рядом с ней у зеркала. - Сейчас мы выглядим, как близнецы, - весело говорит она, положив голову мне на плечо.

- Я похожа на трансвестита.

Я уже жалею, что согласилась на то, чтобы Дара накрасила меня. Обычно, я использую гигиеническую помаду и тушь - и то, это только для особых случаев. Забавно, но мы с Дарой на самом деле похожи, по большей части, но всё же, по всем параметрам она изысканней меня, лучше сложена и симпатичней, а я – несуразная и обыкновенная. У нас обеих шоколадного цвета волосы, хотя она сейчас временно покрашена в чёрный («чёрная Клеопатра», как она называет этот цвет). А до этого был образ платиновой блондинки, она красилась в рыжий и даже, хоть и на очень короткое время, в фиолетовый оттенок. У нас обеих одинаковые светло-карие глаза. У нас обеих одинаковый нос, хотя мой чуть-чуть искривлён, так как Паркер нечаянно попал в меня мячом для игры в софтбол в третьем классе. Вообще-то, я выше Дары, хоть этого и не видно - теперь она носит ботинки на огромнейшей платформе и полупрозрачное платье, которое едва прикрывает нижнее бельё, плюс колготки в чёрно-белую полоску, в которых любой другой выглядел бы по-идиотски. Между тем, я одета так, как всегда одеваюсь на бал в День Основателей: майка и узкие джинсы, плюс удобные ботинки.

Вот кое-что обо мне и Даре: мы одновременно и похожи и различаемся как небо и земля, как солнце и луна, или морская звезда и небесная звезда, - имеем что-то общее, конечно, но в тоже время целиком и полностью разные. И только Дара всегда блистает.

- Ты классно выглядишь, - говорит Дара, выпрямляясь.

Ее телефон на раковине начинает вибрировать и делает полуоборот рядом с чашкой для зубных щеток перед тем, как снова затихнуть.

- Не так ли, Ари?

- Классно, - повторяет Ариана, не поднимая глаз.

Ариана - блондинка с длинными, волнистыми волосами и чистым лицом, как Швейцарские Альпы, что делает ее пирсинг на языке, на носу и крошечный гвоздик над ее левой бровью неуместными. Она сидит на краю ванной, мизинцем помешивая свою теплую водку с апельсиновым соком. Она делает глоток и выразительно давится.

- Слишком крепкая? - спрашивает Дара невинным голосом.

Ее телефон снова начинает звонить. Она быстро отключает его.

- Нет, все прекрасно - с сарказмом отвечает Ариана и делает еще один глоток. - Я искала предлог, чтобы сжечь свои миндалины. Кому они вообще нужны?

- Всегда пожалуйста - отвечает Дара, потянувшись за стаканом, из которой делает большой глоток и передает мне.

- Нет, спасибо - отвечаю я. - Поберегу свои миндалины.

- Ну же. - Дара обхватывает меня за плечи. На своих каблуках, она даже выше, чем я со своим ростом под метр семьдесят четыре. - Сегодня же День Основателей.

Ариана встает, чтобы забрать стакан. Ей приходится идти по полу ванной, усеянному лифчиками, нижним бельём, платьями, майками, - огромный выбор брошенной одежды.

- День Основателей, - повторяет она, передразнивая голос директора.

Мистер О'Генри не только проводит танцы в спортзале каждый год, он и принимает участие в дурацкой исторической реконструкции битвы при Монумент Хилл, после которой первые британские переселенцы объявили все земли к западу от Саскаватчи частью Британской Империи. Я думаю, что это немного политически не корректно пародировать резню кучки индейцев Чероки каждый год, ну да ладно.

- Самый важный день в году и судьбоносный момент в нашей гордой истории, - заканчивает Ариана, поднимая стакан вверх.

- Слушайте, слушайте - говорит Дара, и притворяется, будто пьёт из стакана, оттопырив при этом мизинец.

- Ей богу, лучше было бы назвать этот день Королевским днём перепихона, - говорит Ари уже нормальным голосом.

- Не так хорошо звучит, - говорю я, и Дара хихикает.

Три сотни лет назад колониалисты, искавшие реку Гудзон, думая, что нашли ее, осели на берегу Саскаватчи. Они присвоили земли ненамеренно основали город, который позже будет называться Сомервиль. Он находился примерно в пяти сотнях миль юго-восточнее, чем их изначальная цель. В какой-то момент они, должно быть, поняли свою ошибку, но, я думаю, к тому времени они уже не хотели переезжать. Есть поговорка, что-то типа: жизнь всегда забрасывает тебя туда, куда ты не ожидаешь попасть, научись радоваться этому.

- Аарон сойдет с ума, когда увидит тебя, - говорит Дара.

У нее есть сверхъестественная способность вырывать мысль из моей головы и заканчивать ее, как будто она распутывает какую-то запутанную невидимую нить.

- Один взгляд и он забудет о своем обете воздержания.

Ариана фыркает.

- Последний раз повторяю, - говорю я. - Аарон не давал обета воздержания.

С тех пор как Аарона выбрали на роль Иисуса в нашем рождественском спектакле в первом классе, Дара была уверена, что он религиозный фанатик и поклялся оставаться девственником до брака. Идея подкреплена тем, что мы, встречаясь два месяца, не зашли дальше второй базы. Думаю, ей не приходило на ум, что проблема может быть во мне.

Когда я думаю о нем, что-то сжимается у меня внутри, на половину от удовольствия, на половину от боли. Я думаю о его длинных, темных волосах, о том, как он всегда пахнет жареным миндалем, даже после баскетбольных игр. Я люблю Аарона. Правда, люблю. Просто недостаточно сильно.

Телефон Дары снова завибрировал. В этот раз она его со вздохом схватила и бросила в маленькую блестящую сумочку с изображением черепов по всей ткани.

- Это тот парень, который...? - начала спрашивать Ариана, но Дара быстро зашикала на неё.

- Что? - я поворачиваюсь к Даре. - Что за большая тайна?

- Ничего такого, - говорит она, смотря на Ариану сурово, как бы бросая ей вызов начать спор.

Потом она оборачивается ко мне, светящаяся от радости, такая красивая. Та самая девушка, которой хочется верить. Та самая девушка, с которой хочется брать пример. Та самая девушка, в которую хочется влюбиться.

- Давай, - говорит она, взяв меня за руку и сжав ее так сильно, что у меня заболели пальцы. - Паркер ждет.

Внизу Дара заставляет меня выпить последние капли теплого напитка Арианы, в котором полно какой-то мякоти. По крайней мере, напиток меня согревает и помогает настроиться на вечер. Затем Дара открывает металлическую таблетницу и извлекает оттуда что-то маленькое, круглое и белое. Приятное чувство внутри меня тут же исчезает.

-Хочешь? - спрашивает она, обращаясь ко мне.

- Что это? - говорю я, когда Ариана протягивает руку за одной.

Дара закатывает глаза:

- Для свежего дыхания, глупая, - отвечает она и высовывает язык, показывая медленно растворяющуюся мяту. - Поверь мне, тебе не помешает одна.

- Ну да, точно, - говорю я и протягиваю руку, приятное чувство возвращается.

Дара, Паркер и я - мы всегда праздновали День Основателей вместе, даже в средней школе, когда вместо танцев школа организовывала странное эстрадное представление. И ничего не изменилось, несмотря на то, что в последний год за нами увязалась Ариана. А что если у Паркера и Дары теперь всё серьёзно? Что если мне больше не достанется переднее место в машине? Что если с тех пор как они с Дарой начали крутить шашни, мы с Паркером не разговаривали друг с другом, не разговаривали по-настоящему? Что если мой лучший друг, как мне кажется, совершенно забыл о моем существовании?

Но это всё детали. Идти нам пришлось довольно долго, потому что ни Ариана, ни Дара не могли пройти через лес на своих каблуках, а Ариана еще и захотела выкурить сигаретку. На улице было уже тепло, поэтому всё таяло, и вода стекала по деревьям в канаву, пушистый снег скользил с крыш, а в воздухе стоял сильный запах прихода весны. Хотя нам обещали снегопад на следующей неделе. Ну, а сейчас, я одета в легкую куртку, Дара, почти трезвая, шагает рядом и смеётся, пока мы направляемся к дому Паркера - как в старые добрые времена.

Всё по пути навевает воспоминания. Хотя бы этот старый клён, на который мы с Паркером залезали, соревнуясь в том, кто взберется выше, пока он однажды не упал с вершины, добравшись до тонких веток. Тогда он сломал себе руку и не мог плавать всё лето, и я из солидарности тоже обмотала себе руку бумажными салфетками и скотчем.

Старая Гикори Лэйн, улица Паркера, была нашим любимым место для игры в «кошёлек или жизнь», и всё потому, что для миссис Ганрахан все дети были на одно лицо и она вновь и вновь давала нам батончики Сникерс, несмотря на то, что мы звонили ей в дверь три-четыре-пять раза подряд.

Участок леса, где мы убедили Дару в том, что обитающие там феи украдут её и уведут в страшный потусторонний мир, если она не будет делать то, что мы ей велим.

Всё это было как концентрические круги, которые всё росли и росли как круги на спиле дерева, по которым можно затем установить время. А может, мы двигались из внешних колец к внутренним, к началу, к корням и к сердцевине, потому что чем ближе мы приближались к дому Паркера, тем больше становилось воспоминаний, перед глазами мелькали летние ночи и игры в снежки, и вся наша жизнь, пока мы не дошли до крыльца его дома. Паркер открыл дверь, и на нас полился тёплый свет. Вот и дошли, прибыли в самый центр круга.

Паркер всё-таки потрудился надеть рубашку, хотя и поверх футболки. Он всё еще был в джинсах и в своих синих кедах, покрытых потускневшими знаками и каракулями. А на левой внутренней подошве виднелась надпись маркером «Ники самая великая ВОНЮЧКА!!!»

- Мои любимые девочки, - произносит Паркер, раскрывая свои объятия.

И лишь на долю секунды, когда наши взгляды встречаются, я тут же забываю обо всём и спешу к нему.

- Такой горячий, - говорит Дара, проходя мимо меня, и тут я возвращаюсь в реальность.

Поэтому я быстро отступаю назад, отворачиваясь и давая ей первой добраться до него.

20 Июля, Дара

ПОСЛЕ

«Ты идёшь на вечеринку в Дринке? Паркер рассказал мне о ней.»

Когда я выхожу из ванной, я вижу под своей дверью записку, написанную на бумаге для заметок кремового цвета. Ники - единственная, кому нет еще сотни лет, но при этом она использует бумагу для заметок. А её почерк настолько аккуратен, что каждая буква является маленьким архитектурным шедевром. Мой же почерк выглядит так, будто Перкинс проглотил несколько букв, а потом его вырвало на листке бумаги.

Я наклоняюсь, морщась от боли в спине, беру записку и, скомкав, бросаю её в мусорное ведро в углу. Она попадает на краешек ведра и отскакивает от него на пол в груду грязных футболок.

Я натягиваю на себя майку и шорты из хлопка, беру свой ноутбук в кровать и быстро кликаю на страницу Фейсбука. Как только она открывается, я просматриваю все сообщения, оставшиеся на моей стене без ответов и без лайков.

«Мы скучаем и постоянно думаем о тебе!!!»

«Мы тебя очень-очень любим»

Я ничего не публиковала на своей странице после аварии. А зачем мне это? Что я вообще могу им написать?

"Мне надоело плакать в одиночку субботними вечерами?"

"Я безнадежно покрыта шрамами до конца жизни?"

"Я, наконец, могу согнуть колени, как нормальный человек!?"

Я кликаю мышкой по ярлыку YouTube, но перед глазами всплывает лицо Паркера - он жмуриться от света, отражающегося на лобовом стекле автомобиля, у него аккуратные и короткие ногти, точно такие, какие и должны быть у парня. Его брови, густые и темные, сведены вместе. Вся семья Паркера обладала норвежской внешностью - они все были светловолосы, вежливы и улыбчивы, словно возвращались домой с открытого океана с огромным уловом любимой еды норвежцев - селёдки. Однако, у Паркера, почему-то, кожа была оливкового цвета, а волосы тёмными, словно произошла какая-то ошибка, и это делало его еще милее.

И вдруг, мысль о том, чтобы провести дома еще одну ночь за просмотром тупых видеоклипов и бесконечных сериалов, становится просто невыносимой. Во мне просыпается какое-то желание, между лопатками у меня горит, словно оттуда вырвутся крылья и унесут меня прочь отсюда.

Мне необходимо выбраться из дома. Необходимо доказать, что я не боюсь увидеть ни его, ни моих старых друзей, ни кого-либо еще. И Ники я тоже не боюсь, и того ощущения, которое теперь просыпается во мне при ее виде – ощущение разбитости. Я чувствую это каждый раз, когда слышу грохот ее музыки внизу – инди-попа, солнечно-веселой музыки, ведь у Ники нет депрессии, или когда я слышу, как она зовет маму на помощь в поисках любимых джинсов. Каждый раз, когда я прихожу в ванную, всё еще влажную после её душа и пахнущую «Нитроджиной», каждый раз, когда я вижу её кроссовки на лестнице, или когда вижу её футболку для хоккея на траве вперемешку с моим бельем для стирки, я начинаю думать, что она столбит за собою место.

Дата добавления: 2015-10-13