Кэти, когда ты, наконец, выйдешь отсюда? — прошептал мне как-то Кори, после одного из «происшествий».

Как только мама скажет.

Почему она не говорит?

Там, внизу, живет один старый человек, который не знает о нас. Мы должны ждать, когда он снова полюбит маму и примет нас.

Кто этот старик?

Наш дедушка.

Он что, вроде нашей бабушки?

Боюсь, что да.

А почему он нас не любит?

Он не любит нас, потому что… потому что у него плохо со здравым смыслом. Я думаю, у него что-то не в порядке с головой, а не только с сердцем.

А мама все еще любит нас?

Этот последний вопрос не давал мне спать всю ночь.

Прошли недели, и однажды, в воскресенье, мама не приходила к нам весь день. Было мучительно сознавать, что она где-то рядом, в этом самом доме, что сегодня у нее на курсах выходной.

Я ничком лежала на полу, читая книгу «Загадочный Иуда», Крис рылся на чердаке в поисках нового чтива, а близнецы возились на полу с игрушечными машинками.

Время шло медленно, и в конце концов, когда наступил вечер, дверь распахнулась, и мама впорхнула в комнату в теннисных туфлях, белых шортах, белой матроске с красной и синей отделкой на воротнике и вышитым якорем. Ее лицо покрылось розовым загаром. Она выглядела энергичной, здоровой и непередаваемо счастливой — прямая противоположность тому вялому и почти болезненному виду, который мы приобрели в этой душной комнате.

Одежда для катания на яхте.

Ага, теперь понятно, чем она занималась. Я с неприязнью посмотрела на нее, чувствуя как моя кожа тоскует по солнечным лучам, и с завистью перевела взгляд на ее ноги, тоже загорелые и здоровые. Ее волосы были немного растрепаны ветром, что делало ее еще в десять раз более красивой, земной и сексуальной. А ведь она была почти старой, скоро ей будет сорок.

Сегодня она наверняка провела самый приятный день с тех пор как умер папа. Был уже вечер, пять часов.

В семь часов внизу начнется ужин. Это означает, что на нас у нее осталось очень мало времени, и скоро она спустится к себе, примет ванну, переоденется во что-нибудь более подходящее для ужина.

Отложив в сторону книгу, я развернулась и села. Было больно, и очень хотелось сказать ей что-нибудь обидное:

— Где ты была? — потребовала я гадким тоном. Какое право имела она развлекаться, когда мы оставались запертыми и были лишены тех развлечений, что полагались нам по возрасту? Я потеряла свое двенадцатое лето, Крис — четырнадцатое, а близнецы — пятое.

Мой противный, обвиняющий тон заставил поблекнуть ее лучезарную улыбку. Она побледнела, губы задрожали, и наверное она на минуту пожалела, что оставила нам большой настенный календарь, чтобы мы знали, когда наступят выходные. Сетка была заполнена красными крестиками, отмечавшими прошедшие дни нашего заключения, наши жаркие, одинокие, полные напряжения и горечи дни.

Дата добавления: 2015-10-13