Глава 2. Была глубокая ночь, когда в вагоне появился незнакомец в черных одеждах

Была глубокая ночь, когда в вагоне появился незнакомец в черных одеждах. Двигаясь бесшумно и стремительно, словно привязанный взглядом к цели, он преодолел коридор, тускло освещенный слабыми светильниками, и приблизился к последнему купе. Аврор, стороживший дверь, дремал, прислонившись спиной к стене. Он не услышал слов пришельца, не увидел зеленой вспышки и не заметил своей тихой смерти. Тело смешно уселось на пол, поджав ноги. Черный даже не взглянул на убитого. Он открыл дверь купе.

Драко Малфой не спал этой ночью. Забившись в угол, он следил широко раскрытыми глазами за струями дождевой воды на оконном стекле, таком толстом, что снаружи в вагон не приникало ни звука. Вид черного пришельца не испугал его и даже не удивил. Малфой предполагал, что рано или поздно за ним придут, и ждал, полный тоски и уныния.

– Вставай, – приказал человек в черной мантии.

Драко подчинился без всяких возражений. Его волшебную палочку забрали авроры, а без нее он не мог противостоять даже самому слабому волшебнику. Да и не хотел он сопротивляться. Когда-нибудь они все равно достанут его. Так зачем тянуть время, тратя его на собственные муки?

– Следуй за мной, – приказал черный человек. Его голос показался Малфою знакомым.

Мертвый аврор сидел на полу, и со стороны могло показаться, что он все еще спит. Драко взглянул на него, вспомнил, как парень заглядывал к нему в восемь и спрашивал, не хочет ли он есть или пить. Сердце его сжалось.

– Сволочь, – сказал он тихо в спину черному человеку.

Тот замер, и, не поворачиваясь, засмеялся.

– Раньше вы не были столь сентиментальным, мистер Малфой.

Драко узнал его. Ему сделалось совсем горько.

– Грязная. Патлатая. Сволочь, – произнес он по словам, представляя каждое слово осиновым колом, воткнутым в обтянутую черным спину.

– Ну-ну, мистер Малфой, где ваши манеры? – черный человек повернулся, из-под капюшона выбились темные волосы Снейпа, выглянул его крючковатый нос. –Низко вы пали, не правда ли?

– Все меняется, – сказал Малфой, не отводя глаз от капюшона, под которым поблескивал ядовитый взгляд.

– Верно, – ответил капюшон. – Выйти из вагона. И без глупостей.

Да, без глупостей, – подумал Малфой. Больше никаких глупостей, их и так было слишком много в его какой-то уж очень короткой жизни.

Он первым спустился по ступеням, – прямо под проливной дождь, в грязевую жижу и холод. Дождевые струи ледяными плетями хлестали Драко по голове. Он вымок до нитки в считанные секунды. Снейп спрыгнул на землю рядом и ткнул Малфоя палочкой в спину.

– Шагом к голове поезда, не оглядываясь, – приказал он.

Малфой двинулся вдоль вагонов, время от времени озаряемых беззвучными зарницами. Поезд выглядел пустым и покинутым. Блики света на окнах лишь на мгновение сменяли зловещую темноту внутри вагонов. Под ногами чавкало. В ботинке чавкало тоже. Вода текла по лицу, а изо рта вырывался пар.

Все меняется, – думал Малфой, бредя через этот холод. – Аристократы становятся сквернословящими грязными оборвышами, а детские учителя безжалостными убийцами. Мосты становятся грудами обломков на дне залива, а живые люди – просто безмолвным прахом. Так было всегда. Так будет всегда. И, странное дело, – это единственное, что никогда не меняется.

Дождевая вода потоками лилась в чудовищный провал, где раньше был мост. Внизу кипел залив, подрагивающий зеленый свет исходил от Темной метки, наполовину скрытой низкими облаками. Паровоз застыл на краю обрыва в каком-то неустойчивом положении – накренившись вперед. Еще чуть-чуть, и он ухнет вниз, волоча за собой весь поезд …

– На край, – приказал Снейп, указывая палочкой.

Малфой подчинился. Он встал перед пропастью, наравне с последней шпалой, и обернулся на Снейпа.

– Я приказал не оборачиваться, – холодно сказал тот.

Малфой промолчал. Без глупостей, – подумал он.

Снейп извлек из складок одежд маску Упивающегося Смертью и закрыл белое лицо. Малфою почудилось, что Снейп наоборот снял маску и предстал перед ним в своем истинном обличии.

– Темный Лорд приговорил тебя к смерти, – донесся голос из-под маски.

– Плевать, – ответил Малфой.

– Ты умрешь как предатель, – продолжал голос.

– Ага… – откликнулся Малфой.

– На колени!

– Оттрахай своего лорда, Снейп... – посоветовал Малфой.

– НА КОЛЕНИ!

– … и себя самого!

– Ты встанешь на колени, – сказал Упивающийся Смертью и поднял палочку. – Встанешь. Я заставлю тебя…

Он выкрикнул Империо. Но за миг до того, как он это сделал, Малфой шагнул назад и оказался неподвластен проклятью. Теперь он не был подвластен никому, кроме Нее. И он ждал встречи с Ней, ждал и жаждал.

Но, падая, Малфой увидел, как Темная метка над ним подернулась рябью, и из нее посыпались вниз черные точки, как насекомые из грязной щетки. Точки устремились вниз и стали расти, превращаясь в летящие черные тени. Дементоры… Их появления Малфой не ждал. Он сразу понял, чем ему это грозит. Он падал недостаточно быстро.

Он падал все медленнее и медленнее, как во сне. Дементоры приближались, а спасительная вода залива была еще ужасающе далека. Видя разверстые воронки дементоров, обращенные к нему, Малфой запаниковал. Он задергался и закричал. Его движения, казалось, еще более замедлили падение. Теперь он не падал, а скорее парил. Он вопил, он кувыркался, он вяз в воздухе, который внезапно сделался плотным, как масло, но ничего не мог изменить. Передний дементор был уже так близко, что до него можно было дотянуться руками. Малфой с ужасом глядел во вращающуюся, как мясорубка, черную воронку, и дико орал. Дементор хищно изогнулся, ринулся вперед, и его воронка наделась на лицо Драко.

Последним, что почувствовал Малфой, было удушье…

* * *
Он проснулся. Сильный кашель душил его, и Драко никак не мог справиться с приступом. Судорожно шаря по тумбочке, он скинул что-то на пол, что-то разбилось в темноте, что-то упало и деревянно загремело. Где-то сбоку и чуть поодаль нечто заворочалось и завздыхало. Откуда-то донесся хлопок двери. Послышались шаги кого-то…

В руки Малфою сунули стакан. Стакан был наполнен чем-то.

– Пейте, – сказал кто-то.

Малфой приник к стакану, втягивал в себя вязкую жидкость, приносящую на небо холодок, а горлу облегчение. Он выпил все до последней капли и откинулся на мокрую от пота подушку. Кто-то потрогал его лоб влажной тряпочкой. Это было приятно.

– Оставьте, – произнес Малфой с трудом.

Он хотел, чтобы примочку оставили, но тот, кто прикладывал примочку, видимо, решил, что Малфой отказывается, и убрал ее. Малфой раздосадовался, но просить примочку обратно не стал.

– Кашель прошел, – сказал кто-то. – Спите.

– Ага, – сказал Малфой.

Черта с два, – подумал он. – Еще одно такое сновиденьице, и я…

Он не додумал. Некто с примочкой в руке удалился. Малфой остался один. Теперь он вспомнил, где он, и что произошло, но вспомнил как-то неправильно, задом наперед… Поезд, стоп-кран, рухнувший мост… Затем авроры, короткое расследование, которое ничего не дало, учителя во главе с директором, ключ-порты, доставляющие учеников в Хогвартс. Потом общее собрание в Большом Зале, снова короткое расследование, снова ничего не давшее, Подземелье Слизерина, четыре учебных дня, наполненные событиями, теперь скомканными в памяти в клубок… воспаление легких и больничное крыло. Неделя микстур, одиночества, высокой температуры и тяжелых, как душные тучи, снов. Никаких известий от матери, да что там… никаких известий даже из соседней комнаты!

На скудость новостей Малфою, по большому счету, было наплевать. Все это время его занимал только один вопрос, на который у него не было ответа. Он сорвал стоп-кран, больше по наитию, подожженному страхом, нежели потому, что он о чем-то таком догадывался. Поезд остановился, и таким образом была спасена пара сотен жизней, включая его собственную, а коварный план Вольдеморта провалился ко всем чертям. Конечно, это не могло не вызвать радости, однако… Малфой испугался до дрожи в коленях, когда все вокруг наполнилось суровыми аврорами. Авроры прибыли на место ровно через полминуты после происшествия, – прекрасное реагирование! Упади поезд с обрыва, они бы успели как раз, чтобы полюбоваться на то, как красиво тонут вагоны с детьми в пучине залива. И аврорам уж очень приспичило выяснить, кто им испортил это удовольствие. Разогнав всех по вагонам, они принялись за тщательные допросы. Неизвестно, чем бы кончилось, но прибыл Его Величество Дамблдор со свитой, и, как всегда, всех спас. На этот раз от домогательств со стороны Министерства.

Впрочем, в замке все началось с новой силой. Все с нетерпением желали узнать, кто же сорвал злосчастный (или счастливый?) стоп-кран. От количества желающих делалось страшно. Директор на собрании в Большом Зале предупредил разыскиваемого, что он в большой опасности. В гораздо большей, нежели он сам себе представляет. Ученики устроили свое собственное расследование, в котором Слизерин обвинил Гриффиндор, а Гриффиндор потирал руки, ухмыляясь: «Да, это кто-то из наших». Пуффендуй организовал кропотливое следствие, в котором разыскивал свидетелей, впрочем, все сводилось к решению вопросов типа «Кто куда пошел и что там сделал?» Никто не помнил толком. Когтевран глядел на события с точки зрения мотивации. «Зачем и почему? Какие у него(нее) были мотивы? И как это он(она) не испугался(ась), если знал(а) заранее?»

Все эти потуги ни к чему не привели. На следующий день передовица «Пророка» возвестила: «Спаситель Хогвартс-эксперсса – непризнанный гений пророчеств». В статье говорилось, что стоп-кран сорвал ученик, снискавший успех в таком предмете, как Прорицания. Это объясняло все. Безымянный благодетель садился в поезд, не ведая о том, что должно произойти, и соответственно не имея страха. Во время поездки ему было видение, и он сделал первое, что ему пришло в голову – сорвал стоп-кран. К счастью, юный гений прорицаний успел вовремя. Катастрофа была предотвращена, а Вольдеморт остался в дураках. Заканчивалась статья громогласным призывом для всех изучать прорицания, а национальному герою открыть свое имя, дабы обществу волшебников было на кого равняться.

Малфой разорвал газету и выбросил ее в помойное ведро. Пока в школе шла облава на отличников в области прорицаний, его мучил другой, тот самый вопрос. Если отбросить в сторону все бредни на тему инцидента и оставить голые факты, то окажется, что об истинном ходе событий знали еще как минимум двое, помимо самого Малфоя. Знала грязнокровка Грейнджер. Знал и Уизли. Скорее всего, они рассказали вонючему Поттеру. И вот теперь Малфой находился в интересном положении. В то время, когда все вокруг, включая Министерство, его величество Дамблдора, а также, возможно, и самого Темного Лорда, бесились от неистребимого желания узнать, кто это сделал, правду знали только три самых заклятых врага Малфоя…

Они знали. И молчали. Почему?

Впрочем, можно было предположить, что вокруг него вьется паутина, которую он пока не замечает. То есть, пока не должен замечать в соответствии с чьим-то коварным замыслом. Предположим, Грейнджер или Уизли рассказали Поттеру. Поттер рассказал Дамблдору. Дамблдор выдал Министерству. А через Министерство узнал Вольдеморт…

Какая короткая цепочка, – думал Драко, вперясь взглядом в одну точку. – Как все может быть быстро и просто. Грейнджер – Поттер – Дамблдор – Министерство – Вольдеморт. Выходит, что я могу быть уничтожен теперь всего в четыре хода… Хотя, на самом деле, есть цепочка и еще короче. Записка – Стоп-кран – Вольдеморт. Всего два хода.

Но, немного придя в себя, Малфой говорил сам себе, что все это чушь. Не может быть никакого тайного замысла, потому что сама идея его существования абсурдна. На кой черт, спрашивается, замышлять такое? За ним еще не пришли Упивающиеся Смертью. Значит, Вольдеморт не знает. Минус одно звено. Не посажен он и в Азкабан, значит, Министерство в неведении. Минус два звена. Что остается?

Остаются Грейнджер, Уизли, Поттер, Дамблдор. Чем это грозит? Тем, что Дамблдор сообщит в Министерство. Или Поттер сообщит в Министерство. Или Грейнджер сообщит в Министерство. Или Уизли сообщит отцу, а тот сообщит в Министерство…

Думая так, Малфой вновь начинал паниковать. Он завяз, он утоп, и теперь ему есть только одна дорога – вниз, на дно. Если оно есть, это дно. А проверять не хотелось. С тех пор, как он дернул ручку стоп-крана, он перестал относиться к смерти как к чему-то неизбежному.

Нет, конечно, смерть неизбежна, – думал он. – Но я могу умереть, когда мне будет лет сто, когда у меня будет много детей, внуков и правнуков. Когда я испытаю в жизни разное и смогу сказать: «Да, я повидал на своем веку». Тогда-то и умирать, наверное, не страшно. А так, не оставляя за собой ни следа, ничего не унося с собой в своем сердце… Страшно. Очень страшно.

Хотел ли он показать, что не повинуется больше Вольдеморту, и расстроить его план? Желал ли поиграть в героя и спасти жизни ехавших в Хогвартс-экспрессе учеников? Нет. Ему было плевать на Вольдеморта и Хогвартс. Он просто повиновался инстинкту, как загнанное животное, использовал единственный шанс, позволивший ему выжить, существовать дальше. Жизнь – вот чего хотел Малфой. Жизнь, без дураков.

Жить…

В темноте снова кто-то заворочался, завздыхал. Малфой лежал и раздумывал. Сможет ли он предотвратить второй удар Темного Лорда? В том, что удар последует, он не сомневался.

Если молот занесен, он ударит. И ударит он по наковальне. А что есть наковальня? Наковальня – это то, что способно остановить молот. Молот – это то, что способно расплющить наковальню. Молот и наковальня – это то, что способно упереться друг в друга и трещать, искрить, крошиться вплоть до полного уничтожения друг друга. Все просто, Малфой. Какой же ты был дурак. Молот и наковальня. Темный Лорд с одной стороны, Поттер и Дамблдор с другой. Молот с одной, наковальня с другой. Удары следуют один за другим. И каждый удар это личное дело молота и наковальни. Тебе какое дело до них?

Малфой лежал, уставившись в темноту. Он совершенно точно знал, что даже если у молота и наковальни есть к нему какие-то дела, то ему самому теперь до них нет никакого дела. А если так, то он теперь знал, и знал хорошо и отчетливо, что должен делать. Серый рассвет застал его в болезненном бессилии, и он снова заснул, хотя пообещал себе не спать хотя бы какое-то время. Ему снова приснился поезд и Снейп, который на этот раз пытался казнить его при помощи странного зелья. В конце концов Снейпу удалось влить Малфою в рот немного жидкости, тот поперхнулся и снова проснулся от сильнейшего приступа кашля.

* * *
Мадам Помфри сообщила, что к нему явились посетители. Малфой подобрался. Положил подушку под спину, полусидя, он сжал в руке палочку, спрятанную под одеялом. Он не ждал никаких посетителей.

Перед ним предстали Крэбб и Гойл. Малфой сразу заметил, что они идут нерешительно, с опаской глядя на него. Как на зачумленного, подумал Малфой.

Или как на мертвеца…

Высокий Крэбб остановился недалеко от кровати, а Гойл спрятался за его спиной. Руки Крэбб сложил на животе, глаза его бегали. Малфой отметил, что его бывший друг нервничает.

Бывший друг, – подумал он следом. – Который другом никогда не был…

– Как вы здесь проводите время, мистер Малфой? – Крэбб наконец открыл рот. Голос его звучал неуверенно. Он, видимо, загодя приготовил слова, но теперь забыл их, – подумал Малфой. Для таких мыслей хватало времени, потому что Крэбб сделал большую паузу.

– Мы пришли вас навестить, – продолжил Крэбб.

– Вижу, – сухо произнес Малфой, не сводя взгляда с Крэбба. Тот явно чувствовал себя неуютно: мялся, переступая с ноги на ногу, бегал взглядом вокруг.

– Опасная болезнь? – спросил сзади Гойл.

– Пневмония, – сказал Малфой. – Двусторонняя.

Крэбб и Гойл многозначительно закивали, хотя Драко не был уверен, что они знали, что такое пневмония. Снова повисла пауза. Малфой подумал о том, что вряд ли эти два барана пришли сюда сами. Их, конечно же, кто-то подослал. Вот только кто и с чем?..

– Как поживает Снейп? – спросил он язвительно.

– Профессор Снейп? – оживился Крэбб. – А нормально. Нормально поживает.

– Поттера пинает?

– Еще как пинает! Вот вчера…

Крэбб принялся рассказывать, как Снейп пинает Поттера. Малфой не слушал. Он раздумывал над тем, что некоторые его предположения правдивы, а некоторые нет. Из этого следовало сделать выводы, но у Малфоя не было сил думать при этих двух ослах. Потом его мысли словно наткнулись на преграду, когда он услышал слово «грязнокровка».

– Что там грязнокровка? – переспросил он с интересом.

– Полагает, что круче всех, – ответил Гойл.

Возможно, это так и есть, если Грейнджер до сих пор держит язык за зубами, – подумал Малфой. – А, между прочим, я ей обязан жизнью… Правда, она мне тоже…

В мыслях он снова вернулся к сцене в тамбуре, и на него накатило неожиданное и не совсем понятное чувство. У нее есть уши, – подумал Драко с упоительным восторгом. – Она разрешила мне их потрогать. Но я не воспользовался… Идиот. Да, у меня мысли идиота.

– Мистер Малфой, – услышал он голос Крэбба. – Что с вами?

Малфой отвлекся от своих мыслей и взглянул на Крэбба – тот протягивал Малфою крошечный конверт, запечатанный огромной печатью. Казалось, печать была больше конверта.

Письмо… Еще одно письмо.

– Получено для вас сегодня утром, – пояснил Крэбб в ответ на удивленный взгляд Малфоя.

А ведь Крэбб так же легко мог достать волшебную палочку, как письмо…

Малфой приподнялся на постели, резким движением схватил письмо, все еще не спуская взгляда с Крэбба и Гойла. Крэбб сразу осунулся, выдохнул, словно у него забрали тяжелую ношу.

– Ну, мы пойдем, мистер Малфой? – промямлил он, и весь его вид выражал сильное желание убраться прочь.

– Да, идите, – сказал Малфой быстро. Надеюсь,что больше никогда не увижу ваши рожи, добавил он про себя. Сердце его колотилось как загнанная птица. Он не смог бы сказать, что было лучше – получить письмо от Темного Лорда или сразу Аваду Кедавру. Что сие послание от Вольдеморта, он не сомневался – как и в прошлый раз неподписанное. Едва Крэбб и Гойл покинули больничное крыло, он сломал печать и вскрыл конверт. Внутри обнаружилась коротенькая записка:

«УБЕЙ ДАМБЛДОРА И БУДЕШЬ ПОМИЛОВАН. СДЕЛАЙ ЭТО ДО ЗАКАТА».

Малфой закрыл глаза и долго сидел, внимая тишине больничного крыла. В этой тишине ему чудилось зловещее размеренное гудение, будто дыхание огромного чудовища за стеной. Где-то далеко был едва слышен гул веселых голосов. Малфою они казались сейчас доносящимися со дна глубокой могилы.

Убей директора Хогвартса до заката. И будешь помилован. Как просто… Дамблдор размажет меня по стенке, едва я подумаю выхватить палочку! А если не размажет, потом это сделает Вольдеморт... Время. Времени у меня совсем мало.

Малфой откинул одеяло, повернулся на кровати и спустил босые ноги на холодный пол. Выждав мгновенье, он перенес вес тела на ноги и встал. Голова тотчас закружилась, Драко схватился за спинку кровати. Он подождал, когда пройдет головокружение, попробовал идти. Слабость в ногах ощущалась явственно, на лбу выступил холодный пот. Но идти Малфой мог.

В окна бил ослепительный дневной свет. Сейчас было что-то около одиннадцати, и до заката оставалось чуть меньше десяти часов. В больничной пижаме, с палочкой в одной руке и зловещим письмом в другой Малфой спускался по лестнице, стараясь не обращать внимания на удивленные взгляды и оклики учеников. Только бы добраться до Подземелья… Только бы…

У подножия лестницы стояли двое, которых Малфой меньше всего хотел сейчас встретить. Профессор МакГонагалл разговаривала с грязнокровкой Грейнджер. Профессор подняла глаза и окинула остановившегося Малфоя насмешливым взглядом. Ее губы сжались в узкую линию.

* * *
– Попробуйте еще раз подняться без разрешения, мистер Малфой, и я позову вашего декана, – сурово пообещала мадам Помфри.

Малфой, водворенный на место, лежал, уставившись в полок. После недлительной прогулки по Хогвартсу его била дрожь. Раньше он бы умер от позора – декан чужого факультета возвращает его на место, прерывая такой неумелый побег. Раньше… Но теперь Малфою было плевать, пусть все видели, как его ведут обратно в больничное крыло. Это ничего сейчас не значит. А значение имеет час, который он потратил впустую на попытку сбежать. Эта глупая попытка поставила под удар и все последующие его попытки побега. Теперь мадам Помфри будет следить за ним тщательнее, – тем более, Малфой не смог сообщить ей подходящей причины своего скоропостижного отбытия из больничного крыла, и сие было воспринято как шалость, и даже более того, как хулиганство.

Если бы у меня была метла, я бы выскочил прямо в окно. Проклятье, да я бы выскочил из него и без метлы…

Малфой пообещал себе, что если ему не удастся сбежать, он выпрыгнет в окно. Сейчас такой исход казался ему меньшим злом, нежели перспектива угодить между молотом и наковальней.

За последующие два часа Малфой предпринял еще одну попытку побега, но добраться смог как раз до двери больничного крыла. Мадам Помфри оказалась весьма бдительной. Возможно, она заколдовала дверь, и теперь каждое ее открытие не проходило незамеченным. Драко упал духом. После второго провала он впал в состояние тупого оцепенения и провел в нем еще минут сорок. Из этого состояния его вывел голос мадам Помфри:

– К вам посетитель, мистер Малфой.

Малфой глядел и не верил своим глазам. Перед ним маячила мопсоподобная Пэнси Паркинсон, теребившая в руках комок голубоватых орхидей. С нашей последней встречи она стала еще мопсоподобнее. Не из лучших же побуждений, надо полагать, она здесь, – подумал Малфой. – Интересно, что заставило ее появиться тут после почти недельного бойкота?

Пэнси помялась на месте, потом молча протянула орхидеи Малфою. Малфой едва сдержался, чтобы не поморщиться.

– Положи на столик, – сказал он и, когда Паркинсон избавилась от орхидей, добавил: – Рад тебя видеть, Пэнси.

Пэнси сделала страдальческое лицо.

– Драко, мне так жаль, что ты болен… – простонала она. – Мне так, так жаль… Так жаль…

Она узнала о моей пневмонии только сегодня, – подумал Малфой. – А именно, два часа назад, когда меня поймала старуха МакГонагалл, и весть об этом облетела весь Хогвартс. Теперь она искренне раскаивается, и именно поэтому ей так жаль. Но сожалеет она не о том, что я болен, а о том, что она такая дура…

– Не беспокойся, Пэнси, – сказал Драко. – Я уже поправляюсь.

– О, Драко, мне так жаль…

– Я поправляюсь, Пэнси, слышишь? Мне лучше!

– Правда? – Паркинсон внимательно посмотрела Малфою в лицо. – Я рада.

Она улыбнулась, но настолько ненатурально! – Малфой почувствовал, что его сейчас стошнит, если этот цирк не закончится. Паркинсон уселась на кровать Малфоя и принялась трещать. Она поведала новости, из которых Малфой узнал о ее, Паркинсон, новом платье (каком по счету?), о том, что мода сегодня меняется, как на одежду, так и на дома, и что она, Паркинсон, теперь знает, в каком доме они с Малфоем будут жить, когда поженятся. Она уже выбрала дом, сама пригласит декоратора… И не забыть про фонтан, про фонтан!

Малфой слушал с каменным лицом и думал о нехорошем. Он думал, что все это Пэнси делает из лучших побуждений. Она хочет быть внимательной, интересной и не отставать от времени. У нее прекрасно бы получалось, но кто же повинен в том, что Паркинсон такая тупая… Еще Малфой думал, что ему последнее время при виде Паркинсон страстно хочется развестись с ней, хотя он никогда не был на ней женат. Когда Пэнси упомянула про ма-аленькую собачку, которую они непременно заведут, Драко пообещал себе, что женится скорее на МакГонагалл или на грязнокровке, нежели на Паркинсон.

– И когда ты будешь болеть, Драко, – продолжала с упоением Пэнси, – я стану ухаживать за тобой, как сейчас…

Тогда я точно сдохну, – подумал Малфой обреченно.

– … и я буду готовить тебе пирог с печенью, и…

Она растолстела еще больше, у нее, кажется, флюс. И как на нее налезает мантия? Какого размера ее мантия?

– … приглашать твою маму по праздникам…

– Пэнси, – проговорил Малфой, ошарашенный внезапной мыслью.

– Что?

– Ну-ка встань. Встань-встань, не бойся…

– Что такое? – спросила Пэнси, вставая и оглядывая себя с испугом. – Что-то не так?

– Иди-ка сюда… – Малфой сглотнул неожиданно ставшим сухим горлом. – Ближе. Да, так. Повернись спиной.

– Что там, пятно? – испуганно спросила Пэнси.

– Да, кажется… Погоди, я его уберу!

Действовать надо быстро и решительно, – подумал Малфой. – Всегда быстро. Всегда решительно. Чтобы не было времени испугаться.

Он сорвал со столика волшебную палочку и, ткнув ее в мясистую спину Паркинсон, прошептал: «Петрификус тоталус!» Пэнси без единого звука осела на кровать рядом с ним.

Еще секунду Малфой, вытаращив глаза, озирался, не видел ли кто злодеяния. За такое точно упекут в Азкабан на пару лет.

– Теперь, милая, я тебя раздену, – пробормотал он, пытаясь стянуть с Пэнси мантию. – Я могу это сделать, ведь мы помолвлены. Могу. Вот так. Это хорошо, милая, что ты ешь так много мороженого и пирогов с печенью, это замечательно – твоя мантия такая большая, что налезет даже на меня! Вот так!

Отдуваясь, Малфой затолкал полураздетую Паркинсон, словно огромную куклу, под одеяло. Он накинул на свои плечи ее мантию, которая была, конечно, немного маловата (но только немного), обмотал шею зеленым слизеринским шарфом. Сжимая палочку в руке, он приступил к двери.

Одна Паркинсон вошла, одна Паркинсон должна выйти, – подумал он. – Если одна Паркинсон не выйдет, то выйти может один Малфой… При условии, что дверь не различает входящих и выходящих. Быстро и решительно. Быстро… если выскочит Помфри, придется оглушить и ее…

Но последнее Драко подумал, когда дверь уже закрылась за его спиной. Один Малфой вышел. Он постоял секунд пять, прислушиваясь. Все было тихо. Не слышно ни шагов мадам Помфри, ни ее командного голоса. А это значит, с этим чудовищем я совладал, – подумал Малфой и перевел дух.

Он двинулся вниз по лестнице, медленно, будто нерешительно, хотя ему хотелось побежать. Побежать, значит, выдать себя. Пока он идет, он – ученик, который никуда не спешит, ну, разве что, на занятия. Он ни о чем не заботится, потому что ничего не знает, и знать не хочет. Он один из сотен – иголка в огромном замке. Сердце его билось громко, и Малфою казалось, что его стук слышат все окружающие. В руке под мантией он крепко сжимал палочку, уверенный, что если его окликнут, он оглушит встречного и бросится со всех ног, лишь бы скорее достичь дверей. Позади осталась галерея, потом Малфой укрылся в нише от проходящего мимо профессора Флитвика, спустился по центральной лестнице и смешался с толпой учеников.

Он был уже у выхода. Там, за дверями, лежала лужайка, а за лужайкой и грядками начиналась опушка Запретного леса, такого опасного, но кажущегося сейчас единственным верным убежищем… Малфою оставалось сделать пару шагов, он почти сбежал…

– Куда это ты собрался, Малфой? – проговорил за его спиной знакомый до оскомины голос.

Тихо взвыв, Малфой бросился бежать. Так быстро, как удирал бы от самой смерти, сверкая пятками, боясь оглянуться.

* * *
Все же его нагнали. Болезнь дала о себе знать. Приступ кашля согнул Малфоя, он повалился боком на грядку с тыквами, подминая под себя огромные листья. Вытянув вперед трясущуюся руку с палочкой, Малфой направил ее на преследователя.

– Не подходи! Не приближайся! – захрипел он.

– Малфой, ты спятил!

– Тебе какое дело, грязнокровка! Отвали! Оставь меня в покое!

– Ты болен!..

– Катись на хрен! А не то я за себя не ручаюсь! – не опуская палочку, Малфой силился встать, неуклюже отползая от замершей на краю грядки Грейнджер. Сама Грейнджер все же не делала никаких попыток схватить Малфоя. Она даже не пыталась вытащить свою палочку. Ее волосы растрепались от бега, и она, собрав, откинула их назад. Поправила шарф.

– Что же ты делаешь, Малфой! – сказала Грейнджер с укором.

– Ноги делаю, испаряюсь, смываюсь! – Малфою удалось-таки встать, и он пытался унять кашель, согнувшись в три погибели.

– В девчачьей мантии?

– Не твое дело! – огрызнулся Малфой. Волоча ноги, он побрел вдоль грядки в сторону опушки. Грейнджер пошла следом, впрочем, не приближаясь.

– Малфой, скажи честно, кого ты убил? – спросила она почти ласково.

– Вот тупая грязнокровка! – фыркнул Малфой. – Да если бы я прикончил кого, знаешь, что бы тут началось? Нет, я ее не прикончил, хотя и очень хотелось. Пока что я не убиваю, а только спасаю ваши плешивые шкуры!

– Это была Паркинсон? – задумчиво спросила Грейнджер за его спиной.

– Откуда ты знаешь?

– На мантии ее имя.

– Да, это была Паркинсон, грязнокровка. Она. Ты же в отличие от нее не удосужилась навестить больного ублюдка, а? – сказал Малфой злорадно.

– Со мной бы ты поступил иначе? – спросила Грейнджер.

– С тобой бы я поступил иначе, – согласился Малфой.

– Расскажи, как бы ты со мной поступил.

– Я бы выставил тебя к чертовой матери за дверь, – отозвался Малфой. – Я бы лучше угодил между молотом и наковальней, чем надел твое вонючее барахло!

Ему почудилось, что Грейнджер за его спиной скрипнула зубами.

– Ты свинья, Малфой, – сказала она зло после непродолжительного молчания. – Мерзкая, невоспитанная свинья…

Малфой не успел даже усмехнуться, не то, что услышать заклятие, которым Грейнджер его ударила. Его тело вдруг стало ватным, и он свалился на грядку между тыквами. Грейнджер подошла и встала над ним, сжимая палочку побелевшими от напряжения пальцами. Малфой подивился ее искусству: Грейнджер парализовала его, но оставила ему способность говорить.

– Я завидую этим тыквам, грязнокровка, – прохрипел он, глядя, как ветер раздувает полы мантии девчонки, и становятся видны ее голые ноги выше колен. – Они видят нижнее белье всех баб, проходящих мимо них. Преврати меня в тыкву, грязнокровка.

– Я презираю тебя, Малфой, – прошипела Грейнджер. – Я бы убила тебя, но…

– Но? – сардонически усмехнулся Малфой.

Грейнджер наклонилась и взяла Малфоя за ворот. Ее мягкие, волнистые волосы коснулись его груди, и он почувствовал их запах. Мед… Сладостный мед…

– Говори все, что знаешь о планах Вольдеморта, – проговорила Грейнджер медленно, и в голосе ее было достаточно угрозы, чтобы испугаться.

– А если я скажу, то что получу взамен? – спросил Малфой.

– Ты не в том положении, чтобы торговаться, ублюдок!

Малфой заметил, что грязнокровка нервничает. Она взвинчена до предела, она в отчаянии, подумал он. Она бесится только потому, что ничего не может сделать. Несмотря на то, что он, Малфой, лежит перед ней в полной ее власти, грязнокровка ничего не может с ним сделать! Он снова на высоте!

– Сделаешь то, что я хочу, и получишь ответы на все свои вопросы, – сказал Малфой. – Первым делом я хочу, чтобы ты…

Он подавился словами, когда Грейнджер с силой пнула его в живот.

– Это тебе за «первым делом», – прорычала она, нависая над Драко. – Это за «вонючее барахло» (пинок), это за «грязнокровку» (пинок), а это… (два пинка подряд) за «уши»!

Она окончательно рассвирепела. Драко корчился на земле в приступах кашля. Он изогнулся, каким-то немыслимым образом преодолевая парализующее заклятие, и его вырвало. А грязнокровка, вдруг присев на корточки и прижав ладони к ушам, тоскливо застонала. Страшно было слышать этот тяжелый стон отчаяния, исходивший из самой глубины страдающей души. Потом стон перешел в плач.

– Если бы знала сволочь, лежащая на грядках, что такое ответственность, если бы любила эта мразь хоть кого-то по-настоящему, если бы тронуло хоть раз в пустой жизни его сострадание… – горько проговорила Грейнджер, говоря о Малфое в третьем лице. – Нет, Малфой, все это чуждо тебе! Ты трус и эгоист. Ты не знаешь, что такое самопожертвование во имя других. Тебе неведомы ни любовь, ни сострадание, ни ответственность. Признаюсь, я была о тебе иного мнения. Я подумала, что ты изменился. Что смерть отца изменила тебя. Нет… – она отвернулась и стала смотреть в сторону. – Ты та же скотина, коей ты был всю свою жизнь! Ты не изменился ни капельки! Теперь я понимаю, что только страх заставил тебя сорвать тот стоп-кран, страх за свою собственную шкуру!

Грейнджер уткнулась лицом в колени, и плечи ее затряслись от рыданий. И вдруг рыдания оборвались. Словно отрезало. Грязнокровка поднялась на ноги. Зло посмотрела на пускающего слюни Малфоя. Направила на него палочку, и в тот же миг парализующее заклинание исчезло.

– Иди, куда шел, – сказала Грейнджер. – Проваливай.

Малфой тяжело поднялся. Внутри него было смятение. Нельзя сказать, что он проникся этой страстной речью. Но все, что говорила грязнокровка, было чистой правдой, а правда не могла не произвести на него впечатление.

Кто же виноват, что так получилось? Кто виноват, что Малфой эгоист, Паркинсон дура, а грязнокровка самоотверженная? Кто повинен, что Вольдеморт злой, а Дамблдор супердобрый? Ответ один – так получилось. Стоит ли обвинять тогда?

Малфой подумал, что, возможно, грязнокровка тоже понимает это. Отчасти, но понимает. Именно поэтому она его сейчас и отпускает. Так было, а, может, Малфою просто нравилось так думать. Не важно. Все таки я ее уважаю, хоть и ненавижу, – подумал он. – Прав я был, она действительно круче всех.

– Послушай, – сказал Малфой хрипло. – Я, наверно, вижу тебя последний раз. Надеюсь на это. Поэтому мне ровным счетом все равно, что там у вас будет происходить. Так что хрен с тобой, бери…

Темнело. В наступающих сумерках письмо Вольдеморта перешло из раскрытой ладони Малфоя в дрожащую руку Грейнджер. Та быстро прочитала записку.

– Что это?

– Я получил это сегодня утром, – Малфой пожал плечами. – Это все, чем я располагаю.

Грейнджер вопросительно взглянула на Малфоя. От слез ее глаза казались необычайно ясными.

– Я не вру, – сказал Малфой. – Больше ничего нет.

– Весьма туманно, – ответила Грейнджер. – Единственное, что из этого ясно, что ты приговорен.

– Не надо строить из себя дуру! Тут все ясно как день!

Она хмыкнула.

– Куда ты теперь?

– Вот это не твое дело, – ответил Малфой.

Он хотел пойти прочь.

– Подожди…

– Что еще? – воскликнул Малфой. – Ты получила от меня все, что хотела, грязнокровка! Что тебе еще от меня нужно?!

Грейнджер помедлила с ответом.

– Какое-то мгновение я была уверена, что стану тебя преследовать, чтобы упрятать в Азкабан, если все кончится хорошо, – проговорила она.

– Все кончится плохо, грязнокровка, – сказал Малфой, улыбаясь. – Это я тебе обещаю.

Он повернулся и, не оглядываясь, зашагал к лесу.

* * *
Хогвартс позади теперь казался чем-то огромным, опасным, что вот-вот готово сорваться с места, настигнуть и раздавить своей массой. Запретный лес, полный ужасов и чудищ, представлялся Малфою теперь в другом свете. Где-то здесь было убежище, и Малфой должен был, во что бы то ни стало, отыскать его. Он не совсем точно представлял, как должно выглядеть это убежище, – шалаш, пещера, овраг – не важно. Главное – убежище укроет его от врагов, даст ему возможность перевести дух, переждать опасное время.

Под деревьями расползалась вязкая темнота. Иногда Малфою казалось, что в этой густой тени кто-то стоит. Он пугался, но никого не было, и он продолжал свой путь вглубь Запретного леса. Вскоре Малфой и вовсе перестал обращать внимание на эти тени, поэтому он не сразу заметил, как одна из них зашевелилась и двинулась прямо на него.

Малфой остолбенел. Мир вокруг него померк. Запредельный холод обрушился на Малфоя со всех сторон, отбирая последнюю надежду на спасение. Тоска поднялась со дна души и затопила сердце и разум. Малфой хотел бежать, но упал в быстро покрывающуюся инеем траву и вцепился в ее пучки немеющими пальцами. Мгновение ему казалось, что сознание покидает его – через затылок, словно высасываемое из тела. Но через секунду все прошло. Холод отступил. Видимо, налетевший на Драко дементор по какой-то причине не стал убивать его, а просто полетел дальше.

Малфой поднял голову. По стволам блуждал серебристый свет, то вспыхивая, то угасая. Внезапно из кустов выскочила серебряная лань. Свет разливался вокруг нее, и животное двигалось словно бы по воздуху. Драко затаил дыхание, проводив взглядом патронуса.

– Покиньте это место, мистер Малфой, – сказал знакомый до боли голос, так часто Малфой слышал его в своих снах. – Уйдите отсюда немедленно.

Малфой поднялся, стряхивая с одежды листву. Отодвинув черную ветвь, ему навстречу из лесного мрака вышел Снейп. Мантия с остроконечным капюшоном, надвинутым на лицо, маска… Наряд Упивающегося Смертью превосходно ему подходил. В руке профессора волшебная палочка все еще искрилась серебряным светом. Судя по голосу, Снейп был недоволен.

– Убирайтесь! – повысил он голос.

– Не приказывай мне, – ответил Малфой, дивясь своей наглости. – Я больше никому не служу.

– Пока что я не приказываю, а прошу, – сказал Снейп. – Уходите обратно в Хогвартс, мистер Малфой. По-хорошему.

– А если я иду, чтобы примкнуть к Упивающимся Смертью и Во…

– МОЛЧАТЬ! – Драко поперхнулся последним словом. Снейп выглядел разъяренным. – Мальчишка!.. Дурак! Немедленно вернись в Хогвартс!

– Чтобы погибнуть за правое дело плечом к плечу с вонючим Поттером?!

– Что ты болтаешь?

– Не сегодня ли Во… Сам-знаешь-кто планирует напасть на Хогвартс?! – зашипел Драко в ответ. – Не для этого ли он приказал мне убить Дамблдора до заката?!

На Снейпа новость, казалось, не произвела никакого впечатления.

– Драко, – сказал он почти ласково. – Вернись в замок. В лесу ты все равно не спрячешься. Дементоры и Упивающиеся Смертью повсюду. Они найдут тебя, и тогда тебе несдобровать.

– Тебе какое дело? – спросил Малфой. – Ты же сам Упивающийся!

Снейп внимательно поглядел в глаза Малфоя.

– Я не Упивающийся, Драко.

Малфой не смог сдержать нервного смеха.

– А я-то думал! – сказал он. – А Дамблдор знает?

– Знает.

– А про это? Про дементоров в лесу?

Снейп медленно кивнул.

– Чего же он тогда ждет?!

– Это часть его ПЛАНА.

– Да идите вы на хрен со своим планом! – не выдержал Малфой. – Меня это больше не касается!

– Это касается всех, – сурово сказал Снейп. – Тебе следует понимать, Драко, что Темная метка может вспыхнуть над домом каждого волшебника. И над твоим тоже. Это война…

– Я в ней не участвую, – быстро сказал Малфой. – Мне не за что воевать.

– А твоя жизнь?

Не глупо ли? – подумал Драко с тоской. – Вступать в смертный бой за собственную жизнь. Какой смысл воевать, если в этой войне теряешь то, за что воюешь?

– Вот именно, что моя жизнь, – проговорил он. – Надо быть таким как вонючий Поттер, чтобы идти воевать. Или как грязнокровка. У них навалом друзей и чертова прорва родственников, так что они воюют не только за свои жизни. Самопожертвование, тьфу… А мне ради чего? Меня никто не любит, и я никого не люблю. Родню мою перебили. У меня нет того, ради чего я мог бы пойти и убиться.

– Тогда зачем тебе жить? – спросил Снейп. На лице его появилась ухмылка, за которой Драко увидел презрение.

– А умирать страшно, – ответил он. – А умирать ни за что еще страшнее…

– Ладно, я понял тебя, – перебил его Снейп. – И я помогу тебе.

– Поможешь? – удивился Драко. – С чего бы?

– Твоя мать меня просила.

– Мать жива? – быстро спросил Малфой.

Снейп покачал головой.

– Не знаю. Я видел ее давно. Давай не будем терять времени.

– Давай не будем, – проговорил потрясенный Малфой, глядя Снейпу в глаза. – И как же ты собираешься мне помочь?

– Я укажу место, где можно спрятаться. Но лишь на время. Все равно навсегда ты не спрячешься, и то, от чего ты бежишь, тебя рано или поздно настигнет.

– Я согласен на временное убежище, – не задумываясь, ответил Малфой.

– Тогда слушай и запоминай. Если перепутаешь что-нибудь, это может стоить тебе жизни. Сейчас ты должен вернуться в Хогвартс.

* * *
Теперь он двигался как во сне. Малфой почти не думал с того момента, как они расстались со Снейпом. Он просто выполнял указания, а внутри его клокотал страх. Медленно, слишком медленно он все делал! Почти час он шел через лес обратно к замку, два часа пересекал лужайку и часов пять, не меньше, поднимался по лестнице к кабинету Защиты от Темных Искусств. Целую вечность искал в кармане ключ, который дал ему Снейп.

Он боялся не успеть.

В темноте Малфой добрался до шкафа в углу, раскрыл его… Четвертая бутылка слева. Слева ли? Не справа? Бутылок было так много, что от них рябило в глазах. Драко взял ребристый флакон с черной, как ночь, микстурой. Едва он сорвал крышку, как вокруг разлился пугающий запах. Ничего особенного в нем не было, не вызывал он ни отвращения, ни тошноты. Но чувство ужаса и безысходности было сильным – это словно проснуться от чудесного сна и осознать, что любимый человек, который тебе снился, умер десять лет назад. Что за зелье должен был выпить Драко, Снейп не сказал. Но предупредил, что будет больно. Боль – не слишком высокая плата за жизнь, подумал тогда Драко, и согласился.

Теперь он понял, какая это будет боль. И испугался.

Может быть, не стоит пить? Спуститься вниз, встать на грядках с тыквами плечом к плечу с вонючим Поттером, грязнокровкой и выводком из шести-семи Уизли. Может, мне повезет, и меня не убьют в первые минуты боя… «Среди павших за Хогвартс сын небезызвестного Упивающегося Смертью, умершего недавно в Азкабане» – напишет «Пророк». Да нет, ничего он не напишет… Пей свой яд, Драко, пей. Это не твоя битва.

Луна за окном выросла и заслонила собой весь мир. Ее свет был холоден и на удивление спокоен. В нем сквозило дыхание вечности. Сердце Малфоя сжалось и остановилось. Малфой поставил пустой флакон на место, закрыл шкаф. Он подошел к окну, за которым не было ничего кроме лунного света, сел на пол, потом лег.

А потом его не стало…

…было больно, невероятно больно. Малфой резко сел, схватился за живот. С его груди упало несколько фиолетовых цветов. Он не мог вздохнуть – горло забила слизь, и он в попытках вытолкнуть ее из себя, зашелся адским кашлем. Его вырвало.

Так вот что это была за микстура! Смерть! Временная смерть, без дураков и подтасовок! Мерлин Великий, как же больно! Мерлин, как же хорошо… хорошо жить!

Место, в котором он оказался, было темным. Похоже, это был какой-то коридор, где не было окон, а только сырые каменные стены. Вдали на стене коптил факел, и его тусклый свет едва достигал места, в котором очнулся Малфой.

Справа и слева от Драко лежали мертвецы. Старика с остекленелыми глазами справа Малфой не знал. Но зато того, кто лежал слева, знал отлично. Гойл. Искаженное болью лицо, распахнутый в немом крике рот и зажмуренные глаза. Рядом с Гойлом, вытянувшись во весь рост, лежал Крэбб. Старина Крэбб, от которого, честно говоря, осталась всего половина – вся левая сторона была сожжена в уголь. Драко поднялся, сначала на четвереньки, потом на ноги – с огромным трудом, – тело не слушалось после многих часов омертвения.

За Крэббом в ряд лежали еще несколько слизеринцев. Малфой едва знал их. Он увидел Забини – веки закрыты, рот плотно сжат, лицо полно напряжения. Было похоже, что Забини ждал чего-то даже после смерти. Рядом с Забини Малфой увидел своего спасителя. Профессор Снейп истек перед смертью кровью. Судя по потекам, она хлестала у него из носа и ушей. Грудь Снейпа кто-то накрыл плащом, но Малфой даже в такой темноте сумел разглядеть на ткани темное пятно – как раз в том месте, где грудь профессора подозрительно проваливалась. На животе Снейпа лежали несколько фиолетовых цветов.

Малфой побрел дальше на свет факела. Скоро слизеринцы закончились (Малфой отметил, что Пэнси Паркинсон среди них нет), и потянулась цепочка студентов с Пуффендуя. Большинство мертвецов оказались нетронутыми. Только бледные лица и остекленевшие глаза – следствие смертельного проклятья. Драко никого не знал из пуффендуйцев, поэтому не всматривался в мертвые глаза. Они проплывали мимо, следившие за ним из темноты, и оставались в темноте позади.

В том месте, где на стене коптил факел, Пуффендуй сменился Когтевраном.

Я остановил поезд, но это была только отсрочка, – подумал Малфой. – Я остановил поезд, но не смерть. Смерть никто не может остановить, никто не способен вырваться из ее объятий. И то, что я жив, это тоже всего лишь нелепая случайность. Но… как же я рад, что эта случайность произошла…

Когтевран остался позади, и Малфой увидел желто-красные шарфы и нашивки со львами. Что ж, гриффиндорцы в смерти мало чем отличались от слизеринцев. Те же лица под смертельным гримом, те же стеклянные глаза… Только свалены они были как-то небрежно, вперемешку с аврорами. Малфой стал всматриваться, надеясь увидеть кого-то из своих бывших врагов. Его болезненное желание было скоро удовлетворено. Предмет, который предстал перед Малфоем, раньше был Невиллом Лонгботтомом. Что его убило, Малфой не знал. И знать не стремился. Только отметил, что так выглядят люди, которых растоптали ниже живота. На груди Лонгботтома лежали цветы. Малфой вспомнил, что такие же цветы были и у Снейпа, и у него самого. Кто-то положил их ему на грудь…

Но кто?..

Он удалялся в темноту, пока коридор резко не повернул. Тогда Малфой увидел еще факел, но этот, в отличие от первого, кто-то держал в руке. Потом он понял, что это не факел, а полыхающая волшебным светом палочка. Кто-то склонялся над мертвецом, кто-то клал ему на грудь фиолетовые цветы…

Наверное, Малфой должен был испугаться, но страха он не испытывал. Может, потому, что после зелья все чувства его притупились до предела. А может, потому что от склонившегося силуэта донесся странный, похожий на всхлип звук… Малфой приблизился, даже не думая прятаться. Рука с цветами замерла. К нему повернулось лицо, и Малфой не узнал его. Но он узнал выражение горькой обиды, которое он видел всего несколько часов назад.

– Так ты жив? – спросила грязнокровка глухим голосом.

– Тебя это огорчает? – ответил вопросом Малфой.

– Сильно, – сказала грязнокровка и отвернулась. Больше она не проронила ни слова, и не удостоила Малфоя ни единым взглядом.

Малфой постоял еще немного, глядя на то, как грязнокровка плачет. Ее друзья были здесь – все до единого. Гриффиндорская команда по квиддичу, рыжие Уизли, сваленные грудой… Как и мечтал когда-то Малфой. И Поттер. Вонючий Поттер, Мертвый Поттер.

Иногда хорошо не иметь друзей.

Коридор снова повернул и кончился. Тупиком. Глухая стена символом конца всему на свете преградила Малфою путь. Он постоял, повернулся и прислонился к стене спиной. Одежда намокла – по стене струилась ледяная вода. Холод трезвил, сумбурные мысли Малфоя прояснились. Он уселся на корточки и задумался.

Если Поттер умер, то кто же тогда победил? Вольдеморт? Это было бы логично. Но почему же тогда жива грязнокровка? Она не просто жива, она на свободе и воздает почести павшим. Выходит, Темный лорд проиграл. Поверить трудно, но все кончилось именно так, как я предсказывал… Все умерли. А может быть, это не я предсказывал? А кто-то за меня? Кто-то, кто предсказал и передал мне это знание…

Пораженный догадкой, он вскочил на ноги.

Я слишком глуп. Я всегда был слишком глуп, чтобы дойти до этого самостоятельно. Да что там, даже выполнить как следует домашнее задание я никогда не был в силах. Что, если…

Что, если Темный Лорд – только ширма для кого-то несравнимо более могущественного? Молот ударил в наковальню – оба раскрошились и разрушились. Но остался тот, кто занес этот молот! И зачем-то, не знаю, зачем, но ему понадобился я. Он провел меня по странной, сумбурной цепочке событий, зыбкой тропкой над пропастью. Я не умер, я остался жив, потому что Ему моя жизнь очень и очень нужна. Зачем? Снова нет ответа… Снова страх и бег – от кого? И куда?

Малфой оглянулся. Повернулся лицом к стене. На миг ему показалось, что он видит сквозь стену. За стеной была комната, лишенная света, а посреди комнаты висела тень, которая выглядела еще темнее темноты. Тень шевелилась, протягивая в пустоту темные щупальца злой магии…

– Я все знаю, – сказал вдруг Малфой. – Я догадался.

Он положил ладонь на мокрый камень.

– Не такой уж и дурак, правда?

В ответ молчание.

– Я знаю, что Ты есть.

Молчание.

– Я знаю, что Ты там… Ответь мне.

Тишина в ответ.

– Говори.

Тишина.

– Говори!

– …

– ГОВОРИ!!!

* * *
Ночь клонилась к утру. Зловещий зеленый свет заливал замок Хогвартса – он исходил от трех громадных темных меток, висевших над крышами. Внутри замка продолжался пожар – никто и не думал его тушить. Лужайка перед Хогвартсом, ставшая полем жестокой битвы, теперь опустела. Тела погибших сложили в подвале – возможно, в Министерстве примут решение замуровать вход, устроив братскую могилу. Выживших отправили ключ-портами в лечебницу Святого Мунга. Тут и там бродили одинокие авроры, выслеживающие последних Упивающихся, которые, быть может, прятались поблизости.

– А что они сделают с останками Сам-Знаешь-Кого? – спросил седой аврор, молодого, с бледным лицом, сидевшего под деревом.

– Лучше не подходить к тому месту, – ответил тот.

– Да, земля оплавилась шагов на двадцать вокруг. Видел, чем парень его ударил?

– Нет. Те, кто видели, говорят, что смертное проклятье отскочило от Поттера и попало в… Сам-знаешь-в-кого.

– Удивительно. Жаль парня. Победил, но все равно… Потерял много крови. Видно, такая у него судьба.

– Да, жаль… Мог стать классным аврором.

Они замолчали. Ночной ветер сменился и понес гарь от пожара в другую сторону. По лужайке медленно брела девушка. Лицо ее почернело от копоти, только светлые полоски на щеках выдавали недавние слезы. Волосы были опалены, а одежда изорвана и прожжена. Гермиона Грейнджер остановилась около авроров, бездумно глядя под ноги. Минуту она молчала, молчали и авроры, ожидая, что она заговорит. Когда стало ясно, что говорить девушка не собирается, седой спросил:

– Ты последняя?

– Да, уже ухожу, – глухо отозвалась Грейнджер. – Там, в подвале… там еще один человек. Ему нужна помощь. Я уже не могу.

– Мы отправим его, – пообещал молодой.

– Спасибо, – проговорила Грейнджер и добавила: – Только осторожно с ним. Думаю, он сошел с ума.

– Не беспокойся, у меня есть опыт работы с сумасшедшими, – заверил ее седой.

Гермиона Грейнджер кивнула. Она постояла еще ровно мгновение, словно собираясь с силами. А потом пошла – прочь, не оглядываясь, растворяясь в утреннем тумане.

На опустевший Хогвартс надвигался рассвет.

Дата добавления: 2015-10-13