Читайте также:
|
Осколки колдовского зеркала
| A A A A Размер шрифта: Цвет текста: Цвет фона: |
Глава 1
ПРОЛОГ
Давным-давно жил на свете один колдун. Был он злой и завистливый, чинил людям всяческие беды. Все его боялись. Сам же колдун не боялся никого, кроме Смерти. И решил тогда колдун перехитрить Смерть. Он вынул из своего тела черную душу и спрятал ее в большое зеркало, где она могла сохраняться вечно. Но когда колдун всмотрелся в почерневшее стекло, из зеркала на него взглянуло то, что оказалось страшнее Смерти. Это была Вечность. В ужасе колдун разбил зеркало, и оно рассыпалось на миллионы осколков. Осколки разлетелись по всему свету. Они попадали в камни, в деревья, в животных и в людей. И тот, в чьем сердце застревал осколок колдовского зеркала, навеки становился завистливым, трусливым и злым…
Из старой-старой сказки
* * *
Драко Малфой открыл глаза. Встал, сунул руки в карманы брюк и поплелся к окну. Было утро, рассвет. Дом окутывало могильное безмолвие. За высокими окнами сад тонул в тумане. Деревья роняли листья, те падали беззвучно. Осень в этом году была ранняя – первые дни сентября оказались пасмурными, холодными, и по утрам на стеклах окон проступали тонкие белые иголочки.
Малфой стоял у окна в кабинете отца и глядел на облетающий сад. Подступала дурнота, голова болела, в ней уже ворочалось что-то сколькое и холодное, будто тоже просыпалось. Малфой потрогал лоб.
До чего же паршиво! Опять не в постели, а в кресле…
Его тошнило. Спазм заставил Малфоя согнуться, схватиться за живот. Малфой подождал, когда неприятное ощущение пройдет, и снова встал прямо, засунув руки в карманы.
Сплю, сидя в кресле… Четыре дня не ел, неделю не менял одежду… На мне все еще эта черная рубашка, в которой я был в тот день.
ДЕНЬ ПОХОРОН…
Усилием воли Малфой погасил эту мысль. Не дал ей завершиться. Мысли пугали – так пугает призрак, внезапно появляясь из темноты, или пронзительный звук, которого не ожидаешь. Словно в животе взрывается пакет со льдом. Пугающие мысли заставили Малфоя научиться не думать. Он преуспел – гнал мысли прочь, разбивал одну мысль об другую, топил обломки в тишине. И вскоре узнал, какая это роскошь – стоять по утрам у окна без единой мысли в голове.
Он смотрел на умирающий сад. За стенами угрюмого дома не было ветра. Листья сами срывались с веток, падали, падали, падали… Беззвучно.
Почему так тихо? Эльфам давно пора приниматься за работу. Ах да… Я их всех выгнал вчера. Хотел быть один. Они не хотели уходить, но не посмели ослушаться приказа хозяина.
ТЕПЕРЬ ХОЗЯИН Я …
Усилие воли, пустота в голове. И страх в руках и ногах. Ноющий, противный. Так боится человек, который знает, что болен, но понятия не имеет, чем, и какие будут последствия болезни. Научиться не думать – пустяк. Научиться бы не чувствовать.
Как не чувствовать страх, если вся жизнь теперь состоит из страха? Страшно ехать в Хогвартс, страшно оставаться. Страшно есть и пить, ожидая следующий день. Страшно спать и видеть этот день во сне. Страшно просто думать о нем. Поэтому я научился не думать.
НО СТРАШНЕЕ ВСЕГО ИДТИ В СОВЯТНЮ…
Малфой ходил туда вчера днем. И вечером. И два раза ночью, освещая путь волшебной палочкой, вздрагивая от собственной тени. Он вставлял сияющую палочку в щель между досками, брал с насеста сонную сову, потом другую. Осматривал каждую. Писем не было.
Сегодня тоже придется туда пойти. Прямо сейчас, не откладывая…
Малфой почти решился. Он встал спиной к окну и наткнулся взглядом на газету недельной давности – она все еще лежала на столе. Заголовок: «УПИВАЮЩИЙСЯ СМЕРТЬЮ УМИРАЕТ В АЗКАБАНЕ». И вновь, как и в первый раз при виде этой газеты, – подступают отчаяние и бессилие, резкие, как боль. Драко отвернулся к окну.
Почему он умер? Почему он умер и не сказал мне, что делать дальше? Может, он надеялся жить вечно? Думал, Упивающиеся Смертью не умирают? Я тоже так полагал до поры…
Малфой положил ладони на стекло, словно желая впитать холод и остудить свою пылающую боль. Его отец, Упивающийся Смертью, правая рука Темного Лорда. Воплощение силы, гордости и величия – таким знал его Драко. И во всем старался походить на него. Выполнял его приказы. А потом… Потом он увидел отца на столе – мертвого. И куда делась эта сила, эта гордость, это величие?! Отец был мертв! Все, что осталось от грозного последователя Темного Лорда – бесполезная, жалкая оболочка!
Малфой стиснул зубы.
Просто хочу знать, что мне делать! Разве это много? Отец … Я привык все делать по твоей указке. И вот ты умер и не оставил мне ни строчки. Я не знаю, что делать, я не привык принимать решения сам…
Малфой шагнул к столу и в бессильной ярости сбросил газету на пол. С глухим стуком упало тяжелое пресс-папье. Малфой замер, тяжело дыша, словно после долгого бега.
Надо идти в совятню… НАДО.
* * *
Малфой взял сову. Отвязал от лапки записку. Долго колебался, прежде чем открыть ее.
В ХОГВАРТС НЕ УЕЗЖАТЬ. ЖДАТЬ УКАЗАНИЙ ДОМА».
На записке не было ни обратного адреса, ни имени отправителя, но Малфой без труда догадался, от кого она. Это было то, чего он боялся. Странное дело – когда это все-таки случилось, страх прошел. Малфой задумался, глядя на усыпанный листьями пол.
Можно считать, что это записка – приказ отца. Отец служил Темному Лорду. Без оглядки выполнял его приказы. Поэтому и угодил в Азкабан и там умер.
И теперь мне…
Малфою сделалось не по себе – просто потому, что такая мысль появилась в его голове. Даже не появилась, а только готовилась появиться. Но он не отмахнулся от нее.
И теперь мне надо решать.
Там, где решений быть не может, потому что все уже решено за него…
Хватит с меня! Не буду служить никому, даже Вольдеморту!
…решение появилось неожиданно легко. Со вспышкой злости, затмившей страх перед именем темного мага.
Но тогда остается лишь одно. Умереть. Отец умер в Азкабане… Нет. Отца убили в Азкабане. Меня тоже убьют.
Все просто. Смерть. До тебя только доперло, Малфой? Не ври, ты знал еще вчера, еще неделю назад, когда сова принесла весть из Азкабана! Будь ты волшебник или маггл, смерть ищет тебя. Она как голодный зверь! Наивно полагать, что в этой войне может быть победитель! Все умрут. Все мы – уже мертвецы.
Малфой вынул из кармана волшебную палочку. Сжечь. Спалить ко всем чертям дом, пусть за спиной дымятся развалины. Сбежать!
Куда?
Малфой бросил записку на пол и вышел из совятни, оставив дверь приоткрытой, чтобы полоска света лежала на полу, словно черта, которую нельзя пересекать. Он вышел в утреннюю мглу сада. Туман на ощупь был холоден как лед; высоко над ним висел тонкий серп месяца.
* * *
Мать Малфоя не появлялась из своей комнаты два дня. Малфой надеялся, что она тайком уехала. Он долго колебался, прежде чем заглянуть к ней перед уходом. Он боялся найти ее там. К тому же, не знал, что следует говорить, когда уходишь навсегда. В спальне никого не оказалось, и смежная комната была пустой. Мать уехала, возможно, ночью. Ничего не сказав сыну и не оставив записки.
Надо было поесть. Он спустился в кухню, но еды не нашел. Только грязную посуду, брошенную на полпути к мойке. Не нашел он и чистой одежды. Кое-как он сложил вещи в сундук. Это оказалось нелегко. Каким-то чудом Малфой справился. Он не мог отправиться, как всегда, в карете: кто-то должен был запрячь лошадей, подготовить карету к путешествию, потом править ею. Всего этого Малфой не умел. Он решил, что до шоссе доберется на метле, а там вызовет автобус-рыцарь.
Уходя, он оглянулся на дом, пустой, оставленный. Да, сюда он не вернется – это больше чем предчувствие. Малфой подумал, что в мгновения, когда что-то теряешь, должно быть грустно, но грусти он в себе не находил. Лишь решив не подчиниться приказу Вольдеморта, Малфой обрел странное спокойствие. Похоже, он все же научился ничего не чувствовать.
А есть у меня хоть что-нибудь, что страшно или жалко потерять? Что у меня осталось? Что у меня было? Дом? Друзья? Любовь? Может, магия?
Малфой посмотрел на волшебную палочку в руке. И горько рассмеялся. В самом деле, что ему терять, если у него ничего и не было?
Может, все же, спалить дом?
Не стоит трудов. Пройдет месяц, и его подожгут последователи Дамблдора. Или приспешники Вольдеморта. Все к одному. И нет никакой разницы.
Уже в пути Малфой вспомнил о записке. Надо было ее уничтожить. Но Драко оставил записку в совятне. Чтобы забрать ее, надо было вернуться домой. А дома у него больше не было – он сжег его в своем сердце.
* * *
Вокзал Кинг Кросс. На платформе Девять и Три Четверти ежегодное оживление. Дети, их мамаши и папаши, дедушки и бабушки, дяденьки и тетеньки, чертова прорва родни. Меньше чем через час Хогвартс-экспресс отправится в путь.
Малфой оставил багаж в пустом купе. Он высунулся из вагона, подавшись вперед, держась обеими руками за вертикальные поручни, поискал взглядом кого-нибудь знакомого. Никого не увидел. Неожиданно для себя Малфой обрадовался такому одиночеству. Он не хотел их видеть: этих кретинов Крэбба и Гойла, глупую Паркинсон, самоуверенного и заносчивого Забини – впрочем, он сам был таким недавно…
Был? А теперь я другой?.. Вряд ли. Просто теперь я все равно, что мертв, и меня не тревожат прежние чувства.
Он решил хоть как-то убить оставшееся до отправления время. Малфой шагнул на платформу и побрел вдоль состава, стараясь унять ходьбой дрожь в коленях, а спиной каждую секунду ожидая удара. На полпути к Лондону страхи Драко вернулись. Снова ему приходили мысли, да такие, что душа замирала…
Ослушался Темного Лорда?! Ты что, дурак, Малфой? Забыл, как Темный Лорд поступает с предателями? Он их истребляет. И счастье тому, кого он убивает быстро… Если будет пытать, ты выдержишь?.. Еще не поздно исправить! Повернуть! Вернуться скорее домой! Ждать указаний!
Мысли были хуже пытки. Малфой нашел в себе силы не поддаваться им. Привычным усилием воли он очистил разум.
Он стоял под фонарем и отрешенно разглядывал девочку в бежевом пальто. На вид девочке было лет десять, у нее были большие голубые глаза и прилизанные русые волосы, свисавшие из-под красного берета. Девочка сидела на сундуке, держа на коленях клетку с филином. Филин был черный и, видимо, очень старый. Он вертел головой и подслеповато таращил глаза на дневной свет. Девочка же занималась тем, что пыталась расшевелить его тычками указательного пальца в крыло. Филин долго терпел издевательства, но в конце концов ему надоело, и он, изловчившись, клюнул хозяйку в палец. Девочка вскрикнула, ее лицо скривилось. Она перевернула клетку и принялась что было сил трясти. Филин внутри неуклюже бил крыльями, возмущенно орал, и от него во все стороны летели пух и перья.
Малфой поймал себя на том, что смеется.
Крайне легкомысленно веселиться (записка), когда на каждом углу надрывают глотки, что Темный Лорд вернулся (записка). Убийства, бедствия. Даже погода… (записка) Проклятая записка не идет из головы! Мы все обречены. Я – так точно. Вот дура! И филин такой же. Достойное пополнение для Гриффиндора… Малолетняя дура с тупым филином… за этот смех придется дорого заплатить… Плевать. В самом деле, я слишком легкомысленный.
К нему снова вернулось спокойствие. Отец мертв, и он, Драко, тоже умрет. И Крэбб с Гойлом будут мертвы. И вонючий Поттер сдохнет. И Дамблдор. И Темный Лорд.
Темный Лорд. Мертвый Лорд.
Малфой несколько раз произнес про себя «Мертвый Лорд», наслаждаясь внезапной легкостью, с которой он повторял эти два слова. Раньше он бы не осмелился. Безрассудно, легкомысленно. Дурак. Интересно, а получится такой фокус?
… МЕРТВЫЙ ВОЛЬДЕМОРТ.
Малфой вздрогнул, повел плечами как в ознобе. И вновь подумал: «Мертвый Вольдеморт». И вновь вздрогнул.
Странная улыбка осветила его лицо.
* * *
Что же было раньше? Что было до сегодняшнего утра, до совятни? Почему я гордился отцом, мечтал стать, как и он, Упивающимся Смертью, и полагал, что победа Вольдеморта будет высшим благом для волшебного мира? Как такое могло случиться, что все переменилось в мгновение ока? Будто пламя сожгло застилающую глаза паутину, и взгляду предстала правда. Догадываюсь. Мне твердили с детства – род Малфоев не может потерять величия и мощи. Поэтому Малфои служат Темному Лорду. Победителю. Мог ли я помыслить, что предполагаемый победитель способен и проиграть? Что Темный Лорд, при имени которого трепещут все от мала до велика, легко может стать мертвым лордом? Где будут тогда его мощь и величие?
Мне врали. Я врал себе. Пребывал в блаженном неведении, бездумно выполняя приказы. И отец слепо выполнял приказы Вольдеморта, но разве Вольдеморт не слепец сам?! Слепец вел слепца!
Он снова шел вдоль вагонов, оставляя позади окна и лица в них. Все оставалось позади. Внезапно к нему из-за угла кинулась тень. В руке что-то блестело. Малфой напрягся, но не остановился. Это оказался всего-навсего нищий, протягивающий кружку для мелочи. Малфой прошел мимо.
Раньше я бы почувствовал отвращение. Бродяга, оборванец, отребье… Можно вспомнить, как я презирал, как ненавидел, едва услышав эти слова. Сейчас – ничего. Мне все равно. Как странно. ВСЕ РАВНО. Только смешно. Над кем я смеюсь – над собой! Таким я был – чистокровный волшебник из благородной семьи. Поддельные чувства, поддельная жизнь. Она была уготована мне еще до рождения. Ложь, сплошная ложь. Но теперь все позади.
Малфой остановился, поглядел назад, потом вперед. Он не помнил, когда повернул обратно, но теперь он вернулся к своему вагону.
Но если позади ложь, что тогда впереди? Что, если другая ложь?
Малфой усмехнулся.
Смерть не может быть ложью, это уж точно.
* * *
– Драко, где ты был?
Из вагона высунулась Пэнси. Одета она была в полном соответствии с представлениями Паркинсон о моде. На ней были сиреневый костюм: пиджачок с какими-то дурацкими бантиками на груди и брюки. Жидкие волосы Пэнси прилизала назад и прикрепила шпильками прямо над ушами, а в уши вставила сиреневые змейки-клипсы. На мопсоподобной физиономии остались следы неумелых попыток нанести макияж.
Малфой был рад видеть Паркинсон несмотря на ее дурацкий вид. Ему захотелось схватить ее, прижать к себе, душить в объятиях, не отпускать, и говорить, говорить, говорить, пока не выплеснется все наболевшее. Он так долго был один…
– Привет, Пэнси! Так рад тебя видеть. Знаешь, последние дни были просто ужасными…
– Где ты был, Драко? – спросила Пэнси снова, не слушая его. – Почему не дождался меня в купе? Я сама тащила сундук. Сломала ноготь!
Малфой осекся.
Это же Паркинсон. Она не поймет. Просто не станет слушать. Она даже не знает, что у меня стряслось…
– Разболелась голова, и я дышал воздухом, – сказал он.
Пэнси элегантно поставила ногу в глянцевой туфле на ступеньку и с торжественной улыбкой взглянула на Малфоя.
– Драко, дай мне руку.
Малфой почувствовал, что его сейчас вырвет. Он подал Паркинсон руку. Пэнси торжественно вышла на платформу и повернулась к Малфою лицом. Ее глаза сияли.
– Драко, я очень скучала.
Малфой открыл рот в поисках глотка свежего воздуха – он задыхался от этого облака духов, которое наползло на него. Еще секунда, и у него на самом деле заболела голова. Малфой собрался с силами и сказал:
– Я тоже скучал. Очень.
Это же Паркинсон… За все лето ни одного письма. Да ей вообще на меня наплевать!
Внезапно закружилась голова. Кажется, Малфой покачнулся. Едва заметно. Но Паркинсон заметила.
– Драко, что с тобой? Ты пьян? – Она принюхалась. – Что это… Драко, от тебя пахнет! Как, как от… И этот вид! Ты весь помятый!
Малфою хотелось заорать на нее. Ты знаешь, что случилось?! Что мне пришлось пережить?! Но он не мог. Потому что знал – бесполезно.
– Пэнси, там свободная скамейка.
– Ты устал?
– Да.
…устал от тебя, хотя говорю с тобой не больше минуты…
* * *
Они уселись на скамейку. Паркинсон, опасливо поглядывая на Малфоя, принялась пересказывать летние события. Малфой не слушал. Он вообще старался не думать, и на вопросы Паркинсон отвечал утвердительно и после долгой паузы.
– … мне подарили шесть новых платьев. В каждом из них я неотразима, тебе должно понравится, как ты думаешь, Драко?
– Ммм… Думаю, мне понравится.
Малфой заметил в толпе на платформе что-то знакомое. Пышные, растрепанные волосы. Красно-желтый гриффиндорский шарф. Грязнокровка Грейнджер собственной персоной шла вдоль вагонов, а за ней ее отец-маггл толкал тележку с вещами. Вещей у грязнокровки прибавилось – раньше она обходилась одним сундуком, подумал Малфой. Он поискал в себе хоть малейший намек на прошлую неприязнь. Ничего. ПУСТО. Ему было все равно, как и тогда, при встрече с нищим.
Хотя…
Что это с грязнокровкой? Она так двигается… от каждого ее движения в животе тянет… А Паркинсон растолстела за лето. Она толстая до неприличия. У нее дурацкая прическа, и она одевается как клоун.
– … когда поженимся, Драко, мы будем жить в большом доме с садом, а в саду будет фонтан. Я так мечтаю об этом. Ты ведь не против фонтана, Драко?
И даже придушить эту мразь не получится – у нее нет шеи.
– Эээ… Нет, я не против… фонтана…
Какие у грязнокровки пышные волосы, вот бы запустить в них пальцы. Из-за этих волос я ни разу не видел ее ушей. Или видел? Не помню. У нее есть уши? Что за чушь лезет в голову?
Грязнокровка и маггл остановились. Маггл начал снимать вещи с тележки. Грейнджер стояла спиной, держа клетку с котом. Малфой мог видеть складки на ее юбке и свитере. Потом он долго не мог оторвать взгляда от гладких белых ног. И пышных волос, падающих на плечи и спину…
Маггл присел на сундук. Грязнокровка о чем-то говорила с ним. Маггл улыбался. Малфой следил за ними, и в нем медленно разгоралась зависть. Это нечестно. Грязнокровку провожает отец, а его отец в могиле!
– Драко, почему ты такой скучный? – спросила Паркинсон.
– Так, просто… Голова болит.
Это была сущая правда.
– Драко, давай поедим мороженого?
– Давай… – Странно, но мысль о хоть какой-то еде не вызвала у Малфоя никаких эмоций.
– Я принесу, – сказал Паркинсон, вскакивая.
Малфой проводил ее взглядом. Он подождал, когда Паркинсон скроется в толпе, встал со скамейки и неспешным шагом направился к грязнокровке и магглу. Когда Малфой приблизился, он услышал, о чем они говорят.
– Я уверена, что пока нет никакой опасности, – говорила грязнокровка. – Папа, мы все под опекой нашего директора профессора Дамблдора. Он не допустит несчастья.
– Все равно я боюсь за тебя, дочь, – отвечал маггл. – Тебе так необходимо ехать с этим Поттером?
Грязнокровка тяжело вздохнула.
– Папа! Ну при чем здесь Гарри?
– Но ведь это из-за него все ЭТО? Ты говорила про какое-то пророчество и…
– Папа, как ты можешь! Гарри мой друг. И он не виноват, что Вольдеморт убил его родителей и теперь пытается убить его самого!
– Это так, – ответил маггл. – Пусть этот твой Гарри не виноват, но быть рядом с ним все равно очень опасно.
– ПАПА!
– Ты могла бы поехать в школу позже! Так было бы безопаснее.
ДУРАК, – подумал Малфой.
Маггл вскинул на него глаза. Грязнокровка вздрогнула и оглянулась. Малфой понял, что последняя мысль сорвалась-таки у него с языка. Увидев Малфоя, грязнокровка нахмурилась.
– Малфой, при… при… – Она запнулась. – Привет. Что тебе надо?
Малфой усмехнулся.
Хотела сказать «Придурок», но постеснялась при папочке.
– Ничего мне от тебя не надо, грязнокровка, – сказал он натянуто. – Просто проходил мимо и случайно услышал слова твоего маггловского папаши. Он дурак. Если и есть сейчас на свете безопасное место, оно как раз рядом с Поттером, потому что, по дурацкому пророчеству, именно у вонючего Поттера есть маленький шанс вышибить этому ублюдку Вольдеморту мозги.
Грязнокровка вздрогнула – имя Темного Лорда, да еще с таким эпитетом, сошедшее с языка сыночка Упивающегося Смертью, явно смутило ее. Маггл ничего не понял. Впрочем, он справедливо решил, что его дочь оскорбляют, вскочил и надвинулся на Малфоя со словами: «Я бы попросил вас, молодой человек…» Малфою было плевать на этого глупого маггла.
У него опять закружилась голова. Платформа перед глазами закачалась. «Вот оно», – подумал Малфой, падая.
* * *
Малфой открыл глаза. Он лежал на лавке в чужом купе. Дверь была закрыта, и из-за нее едва доносился гомон.
Поезд еще не тронулся, значит, я пробыл без сознания несколько минут. Как я тут оказался?
Он повернул голову и увидел грязнокровку. Грейнджер смотрела на него, не мигая, от этого делалось жутко. Больше в купе никого не было.
– Ты придурок, Малфой, – сказала грязнокровка. – Кто тебя просил болтать при отце? Ты напугал его!
– Это ты дура, грязнокровка, – сказал Малфой, пытаясь сесть. – Могла бы и сказать папаше правду!
Он приподнялся на лавке, потом сел. Голова болела так, что он с трудом мог смотреть прямо. Малфой потрогал лоб. Шишка.
– Ты ударился об мой сундук, когда падал, – сказала грязнокровка. – У тебя был голодный обморок. Ты стукнулся об угол сундука и потерял сознание.
– Проклятье…
– Ты плохо выглядишь, Малфой, – проговорила грязнокровка задумчиво. – Тебя будто дементор поцеловал…
– Заткнись!.. Убери это. Убери ЭТО, Я СКАЗАЛ!
Но грязнокровка уже положила на стол сегодняшнюю газету. «ИДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ ЗАГАДОЧНОЙ СМЕРТИ В АЗКАБАНЕ».
– Ты читала это, – сказал Малфой зло.
– Читала, конечно. Я всегда очень много читаю.
Малфой потрогал лоб.
А Паркинсон даже не знает.
Грязнокровка смотрела выжидающе, даже с интересом. В ее блестящих глазах Малфой разглядел свое отражение. Он впервые видел грязнокровку так близко. И она неожиданно показалась ему привлекательной.
У нее мягкие черты лица. И волнистые прядки волос – в солнечном свете они кажутся медно-золотыми. А лицо Паркинсон похоже на морду мопса, и волосы жидкие, и часто немытые. А у грязнокровки теплые глаза… Почему она на меня так смотрит?
Щеки грязнокровки порозовели. Малфой вдруг понял.
– Ну и что ты видишь там, а? – спросил он резко.
Грязнокровка вздрогнула.
– Н-ничего… ничего я не вижу.
– Ну да, конечно, грязнокровка, – процедил Малфой. – Тебе такое колдовство не по зубам, верно? Легилименция. Ты пыталась залезть мне в башку, но самое большее, что ты смогла увидеть – то, о чем я думал сейчас. Ты не проникла вглубь, да?
Грязнокровка не ответила. Только прошептала себе под нос: «Черт…» И – Малфой не поверил глазам! – виновато посмотрела на него.
– Еще раз ты так сделаешь, грязнокровка, и я тебя придушу, – пообещал Малфой. Он встал на ноги и, покачнувшись, схватился за стенку.
– Проваливай, Малфой, – усмехнулась грязнокровка. – Советую поесть, а то придушить сил не хватит. И смени одежду, придурок. От тебя воняет.
– Проклятье… – прошипел Малфой. У него невыносимо болела голова.
Выходя из купе, он столкнулся с лицом к лицу с Поттером и Уизли. Эти двое остолбенели.
– Что ты там делал, Малфой?! – зарычал Уизли.
– Трахал твою мамочку! – огрызнулся Малфой, забыв про манеры.
Он еще успел подумать «Хороший Уизли – мертвый Уизли». А потом крепкий кулак впечатался в его скулу.
* * *
За окном купе проплывали унылые пейзажи. Низкое небо, слякоть и грязь. Пасмурный день как нельзя лучше подходил мрачному настроению Малфоя. Он лежал на лавке, но теперь в своем купе. Голова болела, ныл синяк на скуле. Кроме него здесь была только Паркинсон. Она сидела напротив, испуганная и бледная. Малфой покосился на ползающее по подоконнику толстозадое создание, смахивающее на отожравшуюся крысу, но с пушистым хвостом.
Вероятно, домашний любимец Паркинсон…
Увидев, что Малфой открыл глаза, Паркинсон начала:
– Драко…
– Молчи, – приказал Малфой. – Иди сюда. Быстро.
Паркинсон подчинилась. Душная волна духов навалилась на Малфоя, когда Пэнси села в головах. Он закрыл глаза и приготовился терпеть.
– Теперь возьми мою голову себе на колени… Осторожно, с-с-с… – Он судорожно вдохнул сквозь зубы. – Вот так…
– Драко, у тебя огромная шишка...
– Молчи… Твой голос меня убивает. Теперь положи ладонь мне на лоб. Так… Начинай массировать – вот так, плавно, медленно…
Его веки были опущены, но тьма перед глазами пульсировала в такт тяжелым ударам сердца. Стук колес под полом вагона добавлял острых ощущений. Однако ладонь Паркинсон была ледяная, и это было хорошо. Драко попытался отрешиться ото всех мыслей. Разум привычно опустел, и на его месте возникла пустота.
Боль понемногу отступала.
– Пэнси, ты видела, что произошло?
Она ответила не сразу.
– А что произошло, Драко?
– Так ты не видела, как я упал?
– Почему я должна была это видеть? – В голосе Паркинсон зазвенело раздражение. – Ты ушел, ничего мне не сказав! Я вернулась с мороженым, а тебя нет!
– Не кричи, Пэнси, умоляю.
– А потом я нашла тебя здесь!
– Мерлин Великий, ты нормально разговаривать умеешь?! – Он резко сел, отпихнув Паркинсон. Она испуганно отпрянула и сжалась на краю скамьи, подняв руку, словно защищаясь. Малфой долго смотрел на нее, пытаясь найти хоть какой-то противовес своему отвращению.
Она некрасивая, толстая, вокруг губ у нее следы от шоколадного мороженого, и от нее несет духами, но это Пэнси, не надо забывать. Она со мной уже пять лет. Это много – пять лет. Но только сейчас я понял, что от нее меня тошнит.
– Знаешь, мой отец умер, – сказал Малфой неожиданно для себя.
Глаза Паркинсон расширились. Ее лицо вытянулось, а губы задрожали. Конечно, для нее это была новость, несмотря на красноречивые заголовки газет. Паркинсон не интересуется газетами. Ее не интересует ничего, кроме платьев и будущего замужества.
– Драко, я не знала, я правда не знала, иначе послала бы тебе сову, – мямлила Паркинсон, – или приехала бы сама. Да, я приехала бы к тебе сама, если бы знала…
Сейчас Малфоя волновало меньше всего, что сделала бы Паркинсон, знай она о смерти его отца. Паркинсон напыжилась, словно лягушка, ее и без того некрасивое лицо сделалось просто отвратительным. Торжественным голосом она произнесла:
– Драко, прими мои глубокие соболезнования.
Малфой подумал, что обычно Паркинсон не так уж плоха, как хочет порой казаться. Во всяком случае, все это бессмысленно. Мертвая Паркинсон приносит фальшивые соболезнования мертвому Малфою.
Интересно, где были Крэбб и Гойл, пока меня бил этот гад Уизли? Где они сейчас?
– Пэнси, ты видела сегодня Крэбба или Гойла?
Паркинсон мотнула головой.
– Нет.
– А Забини?
– Нет.
– Проклятье.
При слове «проклятье» домашний любимец Паркинсон неуклюже свалился с подоконника. А Малфоя охватило странное чувство. Он словно очнулся. Стало душно. Невыносимо душно, словно горло сдавил тугой шарф. И от этого ему захотелось дышать, и жить, жить, жить… Вот тогда он испугался по-настоящему.
Паркинсон смотрела на Малфоя с недоумением:
– Что с тобой, Драко?
– Что со мной? – спросил тот хрипло.
– На тебе лица нет.
– На мне нет лица, – повторил Малфой. – Это… пройдет. Здесь… душно. Я выйду на минутку.
Он выскочил из купе, с треском закрыл за собой дверь. Прижался лбом к прохладному оконному стеклу.
Отчего мне так страшно? Разве не смирился я с неизбежным?! Да. Нет. Конечно. ЗАПИСКА. Я не могу выкинуть ее из головы. Кусочек бумаги, какая важность! Всего несколько слов, приказывающих оставаться дома! Мне страшно, что нет ни Крэбба, ни Гойла… Никого из них. Ни один из детей Упивающихся Смертью не сел сегодня в поезд. Кроме меня.
Малфой резко повернул голову на раздавшийся смех. Из соседнего купе высыпали когтевранские девушки. Он проводил их взглядом, потрогал лоб.
– Все мертвы, – прошептал Малфой. – Я, они, Паркинсон. Мы умрем. Сегодня. Сейчас. Проклятье.
* * *
Он ничего не сказал Паркинсон. Не знал, что следует говорить, когда уходишь навсегда. Пробираясь в хвост поезда, Малфой снова увидел грязнокровку Грейнджер. Она уже успела переодеться в ученическую мантию. Стояла в проходе, прислонившись спиной к двери купе, и словно ждала его. Увидев Малфоя, Грейнджер попыталась преградить ему дорогу.
– Малфой…
– Отвали! – Малфой отодвинул Грейнджер плечом и продолжал путь.
– Малфой, тебе не кажется, что ты пренебрегаешь обязанностями старосты?! – Она последовала за ним, не отставая ни на шаг.
– Плевать я хотел на обязанности, грязнокровка, – ответил Малфой спокойно, даже не оборачиваясь. – Я мертв, ты тоже, Паркинсон мертва, Поттер, Уизли, и все. Мы мертвецы, а у мертвецов, к твоему сведению, нет обязанностей. Так что лучше оставь меня в покое.
Он ускорил шаг, пытаясь оторваться от нее, но Грейнджер тоже прибавила ходу.
– Я не знаю, что у тебя на уме, Малфой, – услышал он за спиной ее голос, – не знаю, почему ты называешь всех мертвецами. Скажу честно, мне это не нравится.
– Отлично понимаю тебя, грязнокровка, – ответил Малфой. – Даже червям хочется жить. Но так уж выходит, что у червей последнее время гораздо больше привилегий, чем у чистокровных волшебников. А ну прочь с дороги, мелюзга!
Он распихал стайку первокурсников, выбрался в задний тамбур последнего вагона и закрыл за собой дверь.
– Брысь отсюда! – сказал он двум девочкам, курившим в тамбуре одну на двоих, и тех как ветром сдуло. Они убежали, но мимо них в тамбур успела проскользнуть Грейнджер. Малфой в сердцах плюнул и решил не обращать на грязнокровку внимания. Он занялся наружной дверью.
– Малфой, послушай меня, – начала Грейнджер. – Мне не нравится, как ты разговариваешь. Ты говоришь таким тоном, словно о неизбежном. Не угрожаешь, не запугиваешь. Тебе что-то известно, да?
– Нет. Отвяжись, грязнокровка.
Дверь была заперта. Малфой, забыв о магии, дергал ручку – та нажималась только до половины. Грейнджер уперла руки в бока.
– Послушай, придурок! Хочешь, чтобы Вольдеморт убивал и дальше?! Тебе мало того, что он убил твоего отца?!
Малфой в ярости обернулся.
– Моего отца убил не Вольдеморт!
– А кто?! – закричала грязнокровка. – Кто, по-твоему, убил его?!
– Дамблдор!
– Ты дурак, Малфой! Как профессор Дамблдор мог убить твоего отца? Зачем ему это?!
– Не знаю! Отец служил Вольдеморту, Вольдеморт не мог убить своего приближенного!
– Ты же знаешь, что это неправда! Для Вольдеморта его слуги не больше чем грязь!
– Заткнись!
– Не заткнусь! Неужели ты хочешь служить врагу?!
– Я не хочу больше служить никому! – Малфой вернулся к двери.
Грейнджер была не на шутку испугана. Ее лицо побледнело, только на щеках оставался нездоровый румянец. Темные глаза лихорадочно сверкали.
– Малфой! – Она дернула его за рукав.
– ОТСТАНЬ! – Он отпихнул ее.
– Малфой, что ты делаешь?!
– Собираюсь выброситься из поезда, потому что ты меня достала! Меня все достали! Я хочу сдохнуть, просто сдохнуть спокойно, и все!
Он достал палочку и послал в замок отпирающее заклятие. Дверь распахнулась с надрывным грохотом. Малфой шагнул к выходу и услышал за спиной шипение грязнокровки:
– Вот уж нет, Малфой. Спокойную смерть тебе придется заслужить. Еще шаг, и ты пожалеешь, что его сделал!
Малфой вновь повернулся к Грейнджер и оскалился в улыбке. Волшебная палочка грязнокровки целилась прямо ему в переносицу. Положение было немало забавным. Подумать только – мертвая грязнокровка собралась вышибить дух из мертвого волшебника!
– Чего ты хочешь? – спросил Малфой спокойно.
Грейнджер не опустила палочку.
– Рассказывай все, что знаешь.
– Все-все? – уточнил Малфой. – Рассказать тебе про Паркинсон? Про ее платья, духи, про толстожопую крысу, которую она завела, чтобы не скучать?
– Хватит придуриваться!
Он глядел на нее и в душе не мог не восхищаться. Сейчас Грейнджер была чертовки привлекательной. Сейчас, когда она боялась и злилась одновременно. Боялась, не за себя, а за своего вонючего Поттера. Злилась, но не на Малфоя, а на себя. За то, что не могла совладать с ним. Они боролись, и он почти всегда был сверху, потому что судьба сделала его хозяином положения.
– Отвали, грязнокровка.
Он повернулся к выходу с фатальной решимостью сойти с поезда. Грязнокровка повисла у него на руке. Малфой попытался вырваться, но Грейнджер оказалась сильнее, чем он думал. Затрещал рвущийся рукав.
– Отцепись, я сказал!!! – заорал Малфой, Грейнджер не ответила, только пыхтела от натуги.
Они боролись на самом краю. За краем – проносящиеся внизу камни и вой ветра. Неизбежная смерть. Малфою было плевать. Он вырывался, грязнокровка не отпускала. Он стал разжимать ей пальцы. Грейнджер, видимо чувствуя, что ей не хватает сил, начала жалобно попискивать. Малфой разжал тонкие пальцы и отпихнул ее. Грязнокровка, как кошка, вскочила и снова бросилась на него, обхватила руками. Малфой что было сил подался вперед, цепляясь за края выхода, навстречу летящим камням и реву ветра. Грейнджер не пускала. Он видел ее туфлю, которой грязнокровка уперлась в косяк двери. Ее нос ткнулся Малфою в плечо, прядки волос, развеваемые ветром, попали ему в лицо, и он вдохнул их медовый аромат. Грейнджер тянула Малфоя на себя, он слышал, как она стонет от непосильного напряжения.
Зачем она так старается? Неужели ради вонючего Поттера?..
А может быть… ради меня?
Это был бред, но Малфою захотелось верить. Все эти дни он был одинок: брошен на произвол судьбы, один на один с мыслью, что всем наплевать – жив он или умер. А теперь его изо всех сил оттаскивают от последней черты, и кто! – грязнокровка, которую он оскорблял и презирал.
Малфой отпустил руки, и они вкатились в тамбур. Грязнокровка оказалась на спине, Малфой сверху на ней. Он повернулся – Грейнджер лежала, закрыв глаза и запрокинув голову. Она тяжело дышала, раскрыв рот, но не могла отдышаться. Тонкие пальцы поднятых рук дрожали от перенапряжения. Из носа потекла струйка крови.
Расквасила нос об мое плечо…
Однако Малфой не спешил подниматься. Он разглядывал лицо грязнокровки. Так близко, гораздо ближе, чем тогда, в купе. Он мог видеть растрепанные прядки на висках, маленькие звездочки слез на пушистых ресницах и крошечные бисеринки пота на лбу…
Какие мягкие волосы. Есть под ними уши? Опять этот бред в голове…
Грейнджер судорожно сглотнула. Открыла глаза, и они встретились взглядами. Малфой сказал:
Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 75 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Программа | | | Покажи мне свои уши. |