Глава шестнадцатая. Саксон и Билл добрались до розбурга

Саксон и Билл добрались до Розбурга. Саксон правила, рядом с ней на козлах сидел Поссум. Въехав в город, она перевела лошадей на шаг. Сзади к фургону были привязаны две молодых рабочих лошади, за ними следовали еще шесть лошадей, а позади всех ехал Билл верхом на девятой. Из Розбурга ему предстояло отправить их всех в оклендские конюшни.

Притчу о белом воробье они впервые услышали в долине Умпквы. Рассказал ее пожилой крепыш-фермер. Его участок был образцом порядка и благоустройства. Уже потом Билл узнал от соседей этого фермера, что его состояние доходит до четверти миллиона долларов.

— Вы слышали историю про фермера и белого воробья? — спросил он Билла за обедом.

— Далее не подозревал, что есть на свете белые воробьи, — отозвался Билл.

— Да, они действительно очень редки, — согласился фермер. — Но вот что рассказывают: жил-был один фермер, у которого дела шли неважно. Он никак не мог наладить свое хозяйство. И вот в один прекрасный день он где-то услышал о чудесном белом воробье. Говорили, что белого воробья можно увидеть только на заре, при первых проблесках рассвета и что он приносит счастье и удачу тому, кто изловчится его поймать. На следующее утро наш фермер был на ногах чуть забрезжило и стал ждать воробья. Поверите ли, он день за днем, целые месяцы искал эту пичужку, но ему так и не удалось увидеть ее хотя бы мельком. — Фермер покачал головой. — Нет, он ее не увидел, но зато каждое утро видел на ферме многое, что требовало его внимания, и занимался этим до завтрака. Не успел он оглянуться, как его ферма начала процветать, он скоро все выплатил по закладной и завел себе текущий счет в банке.

Когда они в этот день двинулись дальше, Билл глубоко задумался.

— О, я отлично понял, куда он гнет, — сказал Билл, наконец, — и все-таки мне это дело не нравится. Конечно, никакого белого воробья не было, но благодаря тому, что фермер начал рано вставать, он замечал вещи, на которые раньше не обращал внимания… Ну, я все это отлично понял. И все-таки, Саксон, если в этом и состоит жизнь фермера, то я не желаю никакой лунной долины. Неужели на свете только и есть, что тяжелый труд? Гнуть спину от зари до зари можно и в городе. Зачем же тогда жить в деревне? Отдыхаешь только ночью, а когда спишь, не можешь радоваться жизни. И где спать — все равно; спящий — что мертвый. Уж лучше умереть, чем работать как каторжный. Я бы предпочел странствовать: глядишь, и подстрелишь в лесу оленя или поймаешь в речке форель; валялся бы в тени на спине и смеялся и дурачился бы с тобой и… плавал бы сколько влезет. А я ведь хороший работник. Но в этом-то вся и разница между работой в меру и работой до потери сознания!

Саксон была с ним согласна. Она оглядывалась на свое прошлое, на годы изнуряющего труда и сравнивала их с той радостной жизнью, какую они вели в дороге.

— Нам богатство не нужно, — сказала она. — Пусть охотятся за белыми воробьями на островах Сакраменто и в долинах с искусственным орошением. Если мы в лунной долине встанем рано, то лишь для того, чтобы послушать пенье птиц и петь вместе с ними. А если подчас и приналяжем на работу, то только чтобы иметь потом больше досуга. Когда ты пойдешь купаться в море, я пойду с тобой. И мы будем так усердно бездельничать, что работа покажется нам приятным развлечением.

— Ну и жара, я весь мокрый! — воскликнул Билл, вытирая пот с загорелого лба. — Как ты думаешь, не двинуть ли нам к побережью?

Они повернули на запад и с высоких плоскогорий начали спускаться по диким ущельям. Дорога была очень опасная, — они увидели на протяжении семи миль десять разбитых автомашин. Не желая утомлять лошадей, Билл вскоре остановился на берегу бурной горной речки, в которой сразу же поймал двух форелей. Поймала и Саксон свою первую крупную форель. Она привыкла к форелям в девять-десять дюймов, и резкий скрип катушки, когда попалась крупная рыба, заставил ее вскрикнуть от удивления. Билл подошел к ней и стал учить, как вытаскивать рыбу. Через несколько мгновений Саксон, разрумянившаяся и блестя глазами, осторожно вытащила на песок огромную форель. Но тут рыба сорвалась с крючка и судорожно затрепетала, так что Саксон навалилась на нее всем телом и схватила ее руками.

— Шестнадцать дюймов! — сказал Билл, когда она гордо поднесла ему рыбу, чтобы он посмотрел, — Постой! Что ты хочешь с ней делать?

— Смыть песок, конечно, — последовал ответ.

— Положи ее лучше в корзинку, — посоветовал он и замолчал, спокойно выжидая, что будет дальше.

Она склонилась над речкой и опустила великолепную рыбину в воду. Рыба рванулась из рук Саксон и исчезла.

— Ой! — огорченно воскликнула Саксон.

— Если добыл — сумей и удержать, — нравоучительно изрек Билл.

— Ну и пусть! — отпарировала она, — Ты все равно ни разу такой не поймал!

— Да я и не отрицаю, что ты рыболов знаменитый, — насмешливо протянул он. — Поймала же ты меня, верно?

— Уж не знаю, как тебе сказать, — ответила она. — Может, это вышло, как с тем парнем; знаешь, его арестовали за то, что он ловил форелей, когда было запрещено, а он сказал, что делал это защищаясь.

Билл задумался, но не понял.

— Он уверял, что форель напала на него, — пояснила Саксон.

Билл усмехнулся. Спустя четверть часа он сказал:

— Здорово ты меня поддела! Небо было покрыто тучами, и когда они ехали вдоль берега реки Кокиль, их внезапно обступил туман.

— У-уф! — радостно воскликнул Билл. — Вот хорошо-то! Я впитываю эту влагу, как сухая губка. Никогда я не умел ценить туман, а вот теперь…

Саксон раскрыла объятья, как бы желая схватить клубы тумана в охапку, а затем стала делать плавательные движения, словно купаясь в его серых волнах.

— Вот не думала, что солнце может надоесть, — заявила она. — Но мы его порядком хватили за последнее время.

— Да, с тех пор как мы попали в долину Сакраменто, — согласился Билл. — А слишком много солнца тоже не годится. Теперь я это понимаю. Солнце — оно вроде вина. Ты замечала, как легко становится на душе, когда после целой недели пасмурной погоды выглянет солнышко? Оно тогда действует особенно. Чувствуешь себя так, словно сделал глоток виски, — по всему телу тепло разливается. Или когда наплаваешься… ты замечала, как чудесно, выйдя из воды, полежать на солнышке? А все потому, что выпиваешь рюмочку солнечного коктейля. Но представь себе, что ты провалялась на песке часа два, — ты уже не будешь чувствовать себя так хорошо. Движения станут вялыми и одеваться будешь еле-еле, и домой добредешь с трудом, словно из тебя ушла вся жизнь. Почему? А это вроде похмелья. Ты опилась солнцем, как виски, и приходится расплачиваться. Ясно! А потому лучше жить в таком климате, где бывают туманы.

— Значит, мы с тобой последние месяцы пили запоем, — сказала Саксон. — Зато теперь протрезвимся.

— Еще бы. И знаешь, Саксон, я тут в один день могу двухдневную работу сделать. Погляди на лошадей: будь я проклят, если они тоже не приободрились.

Но тщетно глаза Саксон блуждали по деревьям в поисках ее любимых секвой. «Вы их встретите в Калифорнии, — говорили им, — дальше, в Бендоне…»

— Выходит, мы забрались слишком далеко на север, — сказала Саксон.

— Лунную долину нужно искать южнее.

И они двинулись на юг; по дорогам, которые становились все хуже, они проехали скотоводческий район Ланглуа, затем густые сосновые леса и добрались до Порт-Орфорда, где Саксон набрала на берегу целую горсть агатов, а Билл поймал громадную треску. В этом диком крае еще не было железных дорог, и чем дальше к югу, тем страна казалась безлюдней. У Золотой бухты они снова встретили своего старого друга — реку Роуг и переправились через нее на пароме там, где она впадает в Тихий океан. Все более первобытной и дикой становилась природа, все хуже дороги, и все реже попадались одинокие фермы и вырубки.

Здесь уже не встретишь ни азиатов, ни европейцев. Редкое население состояло из первых поселенцев и их потомков. Немало стариков и старух вспоминали, беседуя с Саксон, о великом переходе через прерии и о повозках, запряженных волами. Поселенцы шли все на запад, пока их не остановил Тихий океан. Тогда они расчистили себе участки, построили немудрящие дома и остались тут жить. Они достигли областей Крайнего Запада. За все эти годы жизнь их мало изменилась: железных дорог не было, и до сих пор ни один автомобиль не рискнул бы проехать по их невозможным дорогам. На восток, между их участками и густо населенными долинами, лежала цепь прибрежных диких гор — прямо рай для охотника, как слышал Билл; правда, он утверждал, что и в тех местах, по которым они ехали сюда, для него достаточно дичи. Разве не пришлось ему однажды, остановив лошадей и передав вожаки Саксон, прямо с козел подстрелить прекрасного оленя с ветвистыми рогами?

К югу от Золотого пляжа, поднимаясь по узкой дороге, которая вела через девственный лес, они услышали вдали звон колокольчиков. Через сотню ярдов Билл нашел достаточно широкое место, чтобы разъехаться. Здесь они остановились и стали ждать, а веселые колокольчики, спускаясь с горы, быстро приближались к ним. Потом донесся скрип тормоза, топот четырех лошадей по мягкому грунту, возглас кучера и женский смех.

— Ловко правит, ловко, ничего не скажешь! — пробормотал Билл. — Честь ему и слава… этаким аллюром да по такой дороге!.. Слышишь, какие у него замечательные тормоза?.. О! Вот так подскочили! Ну и рессоры у них, Саксон, вот это да!

Дорога, поднимаясь в гору, здесь сильно петляла.

И вот за поворотом мелькнула сквозь деревья четверка гнедых лошадей и высокие колеса маленькой светлокоричневой двуколки.

На повороте опять показались передние лошади, легкий экипаж описал широкую дугу, спицы колес блеснули, — и четверка с шумом помчалась прямо на них по шаткому дощатому мостику. Спереди сидели мужчина и женщина, за ними — японец, стиснутый чемоданами, удочками, ружьями, седлами и футляром с пишущей машинкой, а над ним и вокруг него высился целый лес оленьих рогов, прикрепленных к экипажу самым хитроумным способом.

— Это же Хастингсы! — воскликнула Саксон.

— О-го-го! — крикнул Хастингс, спуская тормоз и останавливая экипаж.

Все обменялись приветствиями, не был забыт и японец, которого они уже видели во время поездки в Рио-Виста на «Скитальце».

— Что, не похоже на острова Сакраменто? Верно? — обратился Хастингс к Саксон. — Да, в этих горах живет только старое племя американских пионеров. И люди ничуть не изменились. Недаром Джон Фокс-младший называет их «наши современные предки». Наверно, наши деды были именно такими.

Хастингсы рассказали о своей продолжительной поездке. Они странствуют вот уже два месяца и намерены двигаться дальше на север — через Орегон и Вашингтон к границам Канады.

— Оттуда мы лошадей отправим обратно, а сами вернемся поездом, — закончил Хастингс.

— Но при вашей скорости вы должны были быть сейчас гораздо дальше,

— критически заметил Билл.

— Мы везде останавливались, — пояснила миссис Хастингс.

— Мы добрались до Хоупского заповедника, потом спустились на лодке по рекам Троицы и Кламат до океана, — добавил Хастингс, — а сейчас возвращаемся, прожив две недели в дебрях округа Кэрри.

— Вам непременно надо побывать в тех местах, — посоветовал им Хастингс. — Сегодня вечером вы доберетесь до Горного ранчо. Оттуда можете свернуть к Кэрри. Правда, дорог там нет, и лошадей вам придется оставить на постое. Но охота замечательная! Я подстрелил пять горных львов и двух медведей, не говоря уж об оленях… Там даже бродят небольшие стада лосей. Нет, лосей я не стрелял. Лоси под запретом. Эти рога я купил у стариков охотников. Да я все расскажу вам по порядку.

Пока мужчины беседовали, Саксон и миссис Хастингс тоже не теряли времени.

— Ну как, нашли свою лунную долину? — спросила в заключение жена писателя, когда они уже прощались.

Саксон покачала головой.

— Вы найдете ее, если как следует поищете; и непременно приезжайте в долину Сономы, к нам на ранчо. Если вы до тех пор ее не найдете, мы подумаем, как быть.

Три недели спустя, убив еще больше горных львов и медведей, чем Хастингс, Билл выехал из округа Кэрри и пересек границу Калифорнии. Саксон снова увидела свои любимые секвойи. Но тут они были гигантских размеров. Билл придержал лошадей, соскочил с козел и принялся измерять шагами окружность одного из этих деревьев.

— Сорок пять футов, — объявил он. — Значит, пятнадцать в диаметре. И все они такие, есть даже толще… Нет, вот дерево потоньше, у него в диаметре всего девять футов. А высотой они все по нескольку сот футов.

— Когда я умру. Билли, похорони меня в роще из секвой, — попросила Саксон.

— Я не позволю тебе умирать до меня, — сказал Билл. — А потом, мы напишем в нашем завещании, чтобы нас обоих похоронили там, где ты хочешь.

Дата добавления: 2015-10-13