Возлюбленный смерти

Автор: Juxian Tang

Фэндом: ориджинал

Рейтинг: NC-17

Саммари: Содержание: Когда-то этот бордель в квартале развлечений был роскошным и пользовался успехом. Но эти времена давно прошли. И вот - неожиданное поручение от наводящего страх сегуна может или принести заведению славу, или погубить всех, кто в нем находится, в том числе и Томо...

Предупреждение: проституция, насилие, пытки

Разрешение на размещение не получено, надеюсь автор не убьет. Размещаю на свой страх и риск, уж больно хороша вещь. Не смогла удержаться..

Ангст, ангст, и еще раз ангст. Впечатлительным не рекомендую!

Он проснулся от кашля. Сначала, еще в полусне, он попытался сдержаться и не кашлять, надеясь, что все пройдет, и тогда он еще немного поспит. Но приступ не утихал, и Томо понял, что придется просыпаться. Лучи солнца рисовали неровные прямоугольники на полу у дальней стены, и Томо предположил, что уже за полдень. Он сощурился от света, привычно занавесив глаза темной спутанной челкой. Надоедливый кашель беспокоил его еще минуту или две, а потом перестал.

Отлично - теперь, когда он окончательно проснулся, все прекратилось. Томо повернулся на спину и застонал. Не стоило делать таких резких движений. Волны боли разошлись по всему телу от двух источников - головы и заднего прохода. Идиот... зачем он вчера так напился?

В углу стояли и лежали бутылочки от саке, и Томо некоторое время пытался их сосчитать, моргая от боли, а потом отчаялся. Последнее, что он помнил про вчерашнюю ночь, было то, что его прижали к футону, а один из мужчин заливал саке ему в рот, пока остальные возились с его одеждой. К тому времени Томо уже был так пьян, что ему это все казалось невероятно забавным.

Он рассеянно вытер рот, вспоминая об этом. На лице запеклась корка чьей-то спермы и размазались жирные полоски косметики. Да уж, выглядел он наверняка потрясающе; впрочем, какая кому была разница, как он сейчас выглядит. Прижав ладони к глазам, Томо попытался вытолкнуть боль из головы. Что ж, похмелье - это была цена, которую он платил за то, чтобы пережить ночь. А что еще он мог сделать, когда клиенты, четверо, заплатили за то, чтобы пустить его по кругу - кроме как напиться до потери сознания - или хотя бы до такого состояния, чтобы не чувствовать ни черта и смеяться над всем, что с ним делали?

Теперь иллюзия комфорта рассеялась; его тело помнило, что их было четверо - и, скорее всего, каждый из них воспользовался его задом не по разу после того, как он отключился.

Томо пошарил вокруг в поисках одежды. В комнате было прохладно - не должно было быть, ведь солнце за окном так и жарило (и орали все эти дурацкие птицы). Но ему всегда казалось, что в комнате как-то зябко. Наконец он нащупал кимоно - под собой, смятое в комок и все в пятнах. На голубом шелке были и засохшие красные пятна, плюс к обычному белому от семени, и Томо нахмурился, разглядывая ткань. В последнее время от вида собственной крови его поташнивало, хотя с чего бы, вроде бы, он к этому давно должен был привыкнуть.

В любом случае, сейчас ему было слишком лениво искать что-то еще, поэтому он накинул на себя грязное кимоно, используя его как покрывало. Даже такое простое действие потребовало от него больше энергии, чем у него было, и некоторое время Томо лежал пластом, глядя на темный потолок своей комнаты.

Балки под потолком перекрещивались прямо над его футоном, словно чьи-то руки. В этом зрелище было что-то странно завораживающее - такое, что Томо иногда думал, что понимает мальчика, который жил в этой комнате до него - и повесился, перекинув свой пояс через перекладину. Жить в такой комнате - это был дурной знак, не так ли? Но за те три года, что Томо занимал комнату, он столько раз представлял, как тело того мальчика медленно раскачивается над его постелью, что почти привык к этому. Иногда, поддаваясь своей привычке воображать вещи, которые произошли давным-давно или никогда не происходили, Томо даже думал, что это почти как будто с ним в комнате живет кто-то еще.

Внизу один из мальчиков завопил что-то пронзительным голосом, и Томо поморщился. Пора было вставать - иначе он дождется, что Бакуру придет за ним.

Он потыкался во все углы, как слепой котенок, пока не нашел ведро с водой. Поплескал себе в лицо и на другие части тела, понюхал волосы. Ну что ж, еще день без мытья головы и купания можно было обойтись.

Вчерашняя размазанная косметика сошла, и теперь Томо казалось, что его лицо стало каким-то обнаженным - уязвимым - как будто он лишился последней, даже призрачной защиты. Томо порылся в своих вещах, сваленных в углу, пока не нашел маленькое бронзовое зеркальце. Бросил взгляд на привычный размытый бледный овал, окруженный темными прядями. Глаза - светло-карие, в удачный день казавшиеся янтарными - в данный момент были красными и запухшими. Томо с неприязнью отбросил зеркальце. В такие дни любить свое отражение и считать себя привлекательным было особенно трудно.

Клиенты должны были появиться только к вечеру, так что он не стал надевать приличное кимоно и ограничился юката. Хозяин его за это отчитает, конечно... а Бакуру хуже, чем отчитает, но сейчас у Томо просто не было сил об этом беспокоиться. Правда, головная боль утихла, а зад болел не больше, чем обычно, но его все еще тошнило. И было холодно. Он ненавидел холод.

Он не мог понять, хочется ли ему есть. Мысль о еде не вызывала особого энтузиазма, но поесть все же было нужно, так что он направился на кухню.

Что же, неудивительно - при его обычной удачливости - внизу были оба: и хозяин, и Бакуру. Дверь в кабинет хозяина была приоткрыта, и Томо заколебался, стоит ли ему вернуться обратно к себе или попытаться проскочить незамеченным.

- Я не в том положении, чтобы отказываться, - донесся до него высокий голос хозяина. Когда он говорил вот таким жалобным тоном, он умудрялся звучать как обиженный ребенок. Впрочем, именно таким образом хозяин обычно и говорил - по крайней мере, когда не укуривался опиумом до полубессознательного состояния. - Я же не дурак, он бы меня не оставил в живых, если бы я отказался. Я только не понимаю, ну почему я... почему именно я?

У Томо не было причин особо любопытничать, что такого приключилось, что довело хозяина почти до истерики; но он все же чуть переместился, чтобы посмотреть. Ого - похоже, не только у Томо было тяжелое утро. Длинные волосы хозяина были распущены по плечам, кимоно не завязано, так, что были видны нижние одежды. Его лица Томо не видел, потому что тот закрывал его руками.

- Может быть, потому что он знает о высокой репутации вашего заведения, - Бакуру сидел на коленях, в пол-оборота к двери, и Томо мог хорошо видеть его профиль. В такой позе Бакуру всегда напоминал Томо плохо отполированную храмовую статую, с его большим животом и грубым лицом - и его взгляд тоже казался божественно равнодушным ко всему, что происходило вокруг. Однако Томо хорошо знал, что это равнодушие обманчиво.

Руки Бакуру были скрещены на груди, в одной из ладоней зажат кнут. Вид этого кнута, с длинной резной ручкой, заставил Томо нервно сглотнуть слюну.

- Ваш дедушка служил предыдущему сегуну. Возможно, об этом вспомнили, - продолжил Бакуру. Хозяин отвел руки от лица и взглянул на него одновременно жалобно и с надеждой. - Теперь сегун ждет службы от вас.

Сегун? Они это не всерьез, правда?

Любое упоминание о сегуне могло бы заставить содрогнуться человека в здравом уме. И хотя Томо должен был признать, что Бакуру, в качестве непосредственной угрозы, все же пугал его больше, чем далекий сегун, внутри него все же жил страх перед правителем страны - врожденный или унаследованный от родителей, которых он не помнил.

- Но почему? - снова захныкал хозяин. Прекрасный, мягкосердечный хозяин... этот бизнес был просто не для него. Конечно, у него не было выбора, единственный сын и наследник владельца публичного дома... но все здесь знали, что заведение развалилось бы в два счета, если бы Бакуру не управлял им железной рукой.

- Не спрашивай, Кендзи. Спроси, что мы можем сделать для того, чтобы требование сегуна не погубило наше заведение, а напротив, принесло ему больше славы.

Эти слова - или тон, которым Бакуру сказал это, и использование личного имени хозяина (от чего Томо распахнул глаза) - кажется, возымели действия. Оленьи глаза хозяина распахнулись, глядя на Бакуру с восхищением.

- Ты прав, Баку-тян, ты ведь об этом позаботишься?

Томо показалось, что в прикрытых тяжелыми веками глазах Бакуру что-то мелькнуло. Затем он склонил голову.

- Как прикажете, хозяин.

Заглушая кашель, рвущийся из горла, Томо прошмыгнул мимо двери и оказался в кухне. Он не знал, заметили ли его и обратили ли внимание - надеялся, что они были слишком заняты своим проблемами, чтобы отвлекаться на него.

Кухня не была пустой; Томо нахмурился, увидев небольшую фигурку возле печи. Мальчик поднял голову от книги, отвел с лица прямые пряди волос. Его глаза, слегка косящие, при виде Томо засветились. Томо вздохнул - сейчас он был совершенно не в настроении общаться с Ику.

- Вы проснулись, Томо-сан! Вы так долго спали, что я подумал...

- Поесть что-нибудь есть?

Говорить было больно, а голос у Томо звучал как карканье. Да уж, вечером он будет иметь успех, с таким-то голосом - если только ему не удастся как-то согреть горло. Но Ику, казалось, не заметил ни его хрипоты, ни неприязненного тона.

- Да, конечно. Я оставил вам.

Забытая книга соскользнула с колен. Ику вскочил, начал что-то искать в шкафу. Томо рассеянно поднял книгу, перелистал страницы. Он плохо умел читать, но это было похоже на поэзию. Его это вдруг обозлило - зачем шлюхе нужны стихи?

- Вот, - застенчиво улыбнулся Ику. - Рис с овощами. И чай. Я налью вам чай, хорошо?

Ику всегда читал; следовало давно разучиться это делать, с раздражением подумал Томо, после полугода в этом месте и под присмотром такого человека, как Бакуру. Уж Томо-то знал - Бакуру лично "воспитывал" его три года до тех пор, пока не появился Ику.

Да и вообще, откуда он берет эти книги? Может, клиенты приносят.

Томо ощутил неожиданный прилив злости при взгляде на младшего мальчика, наливающего ему чай. Руки Томо начали действовать раньше, чем он сам понял, что делает - открыли печку и засунули книгу внутрь, на тлеющие угли. Он почти успел выпрямиться до того, как Ику обернулся - почти, но не совсем. Ику вопросительно посмотрел на него, потому перевел взгляд на полуоткрытую заслонку и превратившиеся в черные хлопья страницы, выпадающие из нее.

Томо видел, как Ику переменился в лице, глаза наполнились непониманием и болью. И он был готов, когда, вскрикнув, мальчик рванулся к печке.

Томо был на три года старше Ику и, конечно, выше и тяжелее, поэтому ему не составило труда удерживать того, как бы Ику ни пытался вырваться.

- Пустите меня! Пустите!

- Поздно, - процедил Томо. - Ты только руки обожжешь. Бакуру это не понравится.

Еще мгновение Ику боролся, с неожиданной для такого хрупкого тела силой, а затем обмяк, глядя на Томо расширенными, полными слез глазами.

- Почему? Почему вы ее сожгли?

- Потому что. - Он с такой силой оттолкнул мальчишку, что Ику свалился на пол - и не встал, глядя на Томо с тем же непонимающим, почти не верящим выражением. - Потому что мне захотелось.

Потому что я ничем не заслужил этого твоего по-собачьи преданного взгляда, подумал он. И твоих попыток заботиться обо мне. Ику никогда ему не нравился, Томо даже не мог представить, с чего мальчишка его так обожал. И глупец в любом случае лучше бы придумал что поумнее, чем обожать Томо - с тенью Бакуру за ними обоими.

- Можешь на меня наябедничать, - добавил Томо в самоубийственном порыве. Ику не ответил - просто сидел на полу и смотрел на Томо так, словно видел его впервые в жизни. Что, Томо его разочаровал? Тем лучше - пойдет мальчишке на пользу.

Чашка, выпавшая из рук Ику, все еще валялась на полу. Томо поднял ее и налил себе чаю, затем взял миску с рисом и вышел. Уже на пороге голос Ику настиг его - тихий и расстроенный - но все же твердый.

- Томо-сан.

- Чего? - он даже не оглянулся.

- Вы ведь не такой, Томо-сан.

А какой, хотел спросить он и не спросил. Но Ику сам добавил:

- Вы не такой, как другие здесь.

Томо хлопнул дверью и вышел из дома. Что ж, он позавтракает во дворе, так даже лучше - солнце припекало, а ветра почти не было, и Томо подумал, что наконец-то ему удастся согреться.

Рис был безвкусным, а чай не доставлял никакого удовольствия. На тыльной стороне ладони Томо заметил полоску сажи, оставшуюся от возни с печкой. Он рассеянно вытер руку об одежду, задержался взглядом на своих длинных ногтях. Ногти следовало подпилить и покрасить, но он решил, что сделает это вечером.

Тишина, стоявшая во дворе, была убаюкивающей. Томо наконец по-настоящему расслабился, да и боль полностью ушла. Здесь было так хорошо, с улицы доносилось лишь эхо голосов. Томо занавесил лицо волосами, чтобы не загореть, и откинулся на ограду, поставив ноги на скамейку. Вот бы поспать так часок-другой...

Внезапный шум выдернул его из полузабытья. Шумели слишком близко - не у главной двери, а у задней калитки - стук копыт, голоса, шелест одежды и легкое звяканье оружия. На мгновение, широко раскрыв глаза, Томо засомневался, не может ли это быть просто одной из его ярких фантазий - о том, как легендарные воины наносят ему визит. Пять или шесть всадников наводнили двор. Нет, больше - кроме всадников, были еще и пешие, несли черный полированный паланкин без герба. А мгновение спустя хозяин выскочил во из дома, низко кланяясь, и Бакуру следовал за ним по пятам. И Томо с изумлением понял, что это не сон и всадники самые настоящие.

Требование сегуна, вспомнил он... это оно и было?

Томо знал, что не должен был находиться здесь, и все же не двигался, прижавшись к забору, надеясь, что в своем сереньком юката он будет незаметен. Впрочем, кажется, никто им и не интересовался.

Несколько всадников спешились. Один из них выделялся богатством своей одежды даже среди остальных. Томо никогда не видел столь дорогого наряда - впрочем, среди его клиентов никогда не было аристократов, а из военных никого выше капитана. Этот же, наверное, был кто - генерал? Хозяин (и когда только успел нормально одеться и причесаться?) продолжал кланяться, что-то лепеча своим мягким, прерывающимся голосом. Вельможа даже не взглянул на него, прошел мимо, в дом, не остановившись.

Чего сегун мог хотеть от них? Чтобы их заведение развлекало его придворных? Ага, очень умно, оборвал себя Томо - а высококлассные бордели в начале квартала вдруг все закрылись? Впрочем, в дом вошел только генерал, а остальные так и остались во дворе.

Томо так таращился на самураев, что совсем забыл о носилках. И только когда черная дверь распахнулась с треском, будто ее пнули изнутри, Томо перевел глаза на паланкин. Сперва он увидел ступню в чистом белом чулке и дорогой сандалии, опустившуюся на землю. А через мгновение и ведь человек показался наружу. Повел плечами, словно тело его затекло от долгой неподвижности, встряхнул головой, от чего его волосы - темные, но не иссиня-черные, и не слишком длинные, разлетелись по плечам.

Томо не видел его лица. Казалось, что среди высоких, крепких воинов этот новый человек должен был бы теряться: он был ниже всех ростом и одет совсем не ярко - длинный серый плащ скрывал его фигуру, несмотря на теплый день. Но что-то в его позе, в том, как он держался, было таким, что, подумал Томо, как будто делало его значительнее любого из всадников.

Томо поймал себя на том, что не может отвести глаз. Он опасался, что его взгляд, обращенный на столь значительную персону, какой, несомненно, являлся этот человек, может быть расценен как оскорбление, но он ничего не мог с собой поделать. Затем человек еще раз тряхнул головой, словно пытаясь откинуть с лица мешающие пряди, и повернулся к Томо.

Он был молод - даже не мужчина, а еще мальчик, на пару лет старше Томо. У него были глаза, похожие на вишни - темные, очень темные, с искорками винно-алого отблеска в глубине.

У него самые густые ресницы, которые я только видел, подумал Томо. Нижние были почти такими же длинными и изогнутыми, как верхние - и между ними его глаза сияли, как темные камни - черные с темно-вишневым отливом. Он смотрел на Томо этими потрясающими глазами - и Томо мог поклясться, что в этом взгляде было что-то личное: не холодное равнодушие незнакомца, а... вот так Томо всегда мог определить, кто из клиентов заинтересовался им. Этот молодой человек смотрел на него именно так.

Только ведь он не был клиентом, да?

Секунду спустя, все еще пораженный этими странными глазами и почти немыслимой красотой незнакомца, Томо осознал, что еще зацепило его взгляд - что было не так. Руки юноши под плащом. Он не воспользовался ими, чтобы отвести волосы с лица. И он стоял так прямо, потому что руки у него были связаны сзади.

Томо понял, что уже просто неприлично таращится. И еще понял, что каким-то образом в эту самую секунду юноша догадался, о чем он думает - что Томо знает его секрет. Незнакомец качнул головой, волосы снова упали ему на лицо. Но в то мгновение, когда его взор все еще был обращен на Томо, на его губах мелькнула легкая улыбка.

Дверь снова распахнулась. Генерал вышел во двор, за ним подобострастно кланяющийся хозяин, а на небольшом отдалении - Бакуру. Томо увидел, как генерал сделал знак - и двое из его людей подскочили к молодому человеку и потащили его в дом.

Томо видел, как в первый момент юноша как будто хотел сопротивляться, его лицо исказилось, он прикусил губу. Но он быстро овладел собой. Его ввели в дом.

Томо не мог понять, что происходит - он считал себя нелюбопытным, точнее, всегда помнил, что чем меньшее знаешь, тем крепче спишь - но в этот момент желание узнать, что происходит, стало прямо нестерпимым. Переступая через порог, молодой человек споткнулся (дурная примета! - сердце у Томо прямо ухнуло вниз) - и его плащ соскользнул с плеч, открывая связанные руки - и еще кое-что.

Спина юноши была исчерчена полосками красного, проступающими через жемчужно-серую ткань кимоно. Что ж, Томо считал, что он знает все о порке - как тут было не вспомнить кнут Бакуру, его свист и дикую, обжигающую боль, что следовала за свистом. Бакуру был мастером кнута, мог довести человека до безумия, не оставив ни одного рубца, который не зажил бы в течение двух недель. Но тот, кто поработал над этим юношей, кажется, не слишком его берег. Судя по отметкам, его спина и бока были исхлестаны - и чтобы еще ухудшить ситуацию, на рубцы натянули одежду. Ткань намокла от крови и присохла.

Никто не обратил внимания на плащ, не остановился. Генерал снова проследовал в дом, хозяин и Бакуру за ним, как привязанные.

Томо огляделся, понял, что никто не смотрит на него - и тоже потащился в дом. Он был словно зачарован - четко понимал, насколько глупо с его стороны так рисковать, но ничего не мог с собой поделать. Чтобы хоть как-то оправдать себя, он поднял плащ и понес его с собой. С виду плащ казался почти скромным, но когда Томо взял его, то ощутил тяжесть дорогой ткани.

Генерал находился в кабинете хозяина.

- Комната приемлема, - услышал Томо его низкий голос. - Нет необходимости ни в каких улучшениях. Он должен оставаться в доме, если только не будет крайней необходимости выйти. Как он будет принимать клиентов?

- Обычно мальчики развлекают гостей внизу, - голос у хозяина был просто умирающим. - Гости выбирают по своему желанию... но я... я могу посылать гостей прямо наверх...

- Это пойдет. - Металл в тоне генерала был совершенно излишним, подумал Томо, хозяин был и так напуган до безумия. - Вашей обязанностью будет находить таких гостей, которые не заразят его ничем. Я полагаю, вы понимаете, что, несмотря на то, что он здесь по приказу его превосходительства, это временная мера. Вероятнее всего, сегун захочет его обратно.

- Я понимаю, - прошелестел хозяин.

- Во всем остальном никакого снисхождения к нему. Я надеюсь, вы понимаете и это. Каковы ваши цены на шлюх?

Кажется, для хозяина это оказалось уже чересчур, потому что он замолчал, и после паузы ответил Бакуру:

- Цены разные, господин. Самые дорогие - двадцать одна монета, средний уровень пятнадцать, наименее опытные или привлекательные ценятся в девять монет.

- Сегун сказал: "Пусть он послужит низшим из низших". Как насчет шести монет?

- Да, господин. Разумеется, господин.

- Очень хорошо. - Генерал направился к двери, обернулся. - Вечером я приду проверить.

Он прошел мимо Томо, который попытался раствориться в темноте, но знал, что ему это не удалось. Тяжелый взгляд генерала остановился на нем на миг, словно оценивая его, и Томо затрепетал. Но генерал ничего не сказал, просто вышел, и Томо услышал, как во дворе всадники садятся на лошадей.

- Я пропал, - проговорил хозяин.

Томо двинулся по коридору, надеясь ускользнуть до того, как его кто-то заметит. И в этот момент безжалостная рука ухватила его за горло и швырнула об стену.

- Кто там, Баку-тян? - прохныкал хозяин.

- Никого, - голос у Бакуру был безмятежным, но его рука, сдавливающая горло Томо, не знала пощады. - Я просто поймал маленького шпиона, - прошептал он в лицо Томо, очень близко наклонившись к нему.

От Бакуру пахло барбарисом - пряностью, которую он любил так, что добавлял ее во все блюда, которые ел, и мог жевать даже просто так. Томо дернулся, почувствовав этот запах, но рука Бакуру не дала ему далеко уйти. Этот запах вызывал у него тошноту, напоминая о тех ночах, когда Томо чувствовал его, лежа под Бакуру, измотанный после ночи работы, зная, что сейчас ему предстоит выполнить еще одну неизбежную обязанность - обслужить своего "воспитателя"... и это будет хуже, чем что-либо, что могут придумать клиенты.

Прошло полгода с тех пор, как Бакуру решил, что Томо стал слишком взрослым и больше не интересует его - Ику занял его место - но иногда Томо все же просыпался в ужасе, когда ему казалось, что он чувствует дыхание Бакуру на своем лице.

Сейчас это был не сон. И рука Бакуру медленно стискивалась на его горле. Сперва было больно, а потом он не смог дышать - пытался, но воздух не проходил. Томо запаниковал, вцепился в запястье Бакуру, пытаясь ослабить хватку. Но то ли он даже в таком состоянии слишком боялся Бакуру, чтобы бороться с ним в полную силу, то ли уже ослаб от нехватки кислорода - Бакуру даже не обратил внимание на его сопротивление.

- Любишь подслушивать, да?

Бакуру шептал ему прямо в ухо - интимно, словно напоминая об их прежней близости. Рука на горле, сдавливающая гортань, заставляла Томо издавать звуки, похожие на кошачье мяуканье.

- Б...Бакуру-сама... я... нет... я просто...

Плащ выскользнул у него из рук.

- Ты просто? Ты просто что? Давай посмотрим, что Кендзи-сама скажет, когда узнает, что ты шпионил за ним.

Бакуру не станет звать хозяина, Томо знал это. Они оба знали. Потому что в худшем случае хозяин прикажет выпороть Томо - и хотя Бакуру сделает это с удовольствием, он с еще большим удовольствием проучит Томо сам.

- Ты плохо работаешь в последнее время, котенок. - Рука не отпустила его, напротив, вздернула его подбородок еще выше, заставив Томо подняться на цыпочки. - Всякие мелочи, знаешь ли - недовольный клиент, меньше заработок. Ты плохо кончишь, котенок - в местечке куда хуже, чем наш маленький домик.

Черные спирали завертелись перед глазами Томо, когда рукоять кнута врезалась ему между ног. От боли его затошнило, рот открылся в беззвучном крике. Он думал, что его сейчас вырвет - если бы он мог дышать и если бы Бакуру так не задирал ему голову. Спокойно, почти по-деловому, Бакуру продолжал работать над яйцами Томо.

Бакуру всегда знал, как причинять боль без того, чтобы оставлять компрометирующие следы. Томо знал, что яйца у него после этого будут синими, но клиентов мало волновало состояние его гениталий. Он вспомнил, как часто писал кровью после того, что Бакуру делал с ним, когда Томо был его "воспитанником" - и никто не знал об этом, даже ни разу не заподозрил.

А сейчас, наверное, Ику испытывал на себе, что значит быть любимцем Бакуру.

Заостренный конец рукояти продолжал ввинчиваться в его мошонку. Томо чувствовал, как слезы льются по его лицу, но для Бакуру слез никогда не было достаточно.

- Знаешь, как падают те, кто высоко поднялся? Видел этого красавчика, которого к нам привезли - знаешь, кто он?

Вопрос оказался не таким уж сложным - как только Томо над ним задумался.

- Любовник... сегуна.

- Фаворит сегуна, да. - В подтверждение этих он хорошенько саданул Томо об стену - так, что искры из глаз посыпались. Томо казалось, что голос Бакуру доносился будто издалека - но он старался понять, что тот говорит. - Единственный и неповторимый.

Томо слышал о наложнике сегуна. Кто же не слышал? В слухах, посвященных жестокости и развратности сегуна - он убивает сотнями, он убивает своими руками, никто не может считать себя в безопасности рядом с ним - было место и для его любовника, юноши с лицом небесной красоты и порочной душой. Иногда Томо даже фантазировал об этом юноше, думая, насколько правдивыми были слухи о его красоте и испорченности.

Но это же не мог быть он, правда? Бакуру над ним просто смеялся! Фаворит сегуна, притащенный в их заведение со связанными руками и рассеченной кнутом спиной? Томо внезапно вспомнил гипнотическую красоту юноши, его глаза сквозь паутину густых ресниц, легкую улыбку розовых губ.

Он был достаточно прекрасен, чтобы украшать собой постель сегуна, подумал Томо. Его мысли мешались, он задыхался, сознание меркло. Внезапно Бакуру отпустил его, и Томо соскользнул на пол, судорожно потирая горло. Его всегда удивляло, как Бакуру знает, когда отпустить его - за секунду до того, как, казалось, его сердце разорвется от недостатка воздуха.

- Но почему сегун... - прошептал он, на самом деле не ожидая ответа.

- Должно быть, он его разозлил - и сегун решил, что паскудник заслужил урок. Кто-то должен объяснить ему, что в жизни есть и менее приятные вещи, чем делить постель с самым влиятельным человеком в стране.

"Пусть он послужит низшим из низших..."

- Я пропал, я конченный человек, - продолжал рыдать хозяин в своей комнате. - Этот тип - когда его отсюда заберут - ты представляешь, что он со мной сделает?

Не взглянув больше на Томо, Бакуру отступил, встал на пороге кабинета. Его голос звучал успокаивающе, как если бы он говорил с младенцем - если только можно было представить себе Бакуру, воркующего с младенцем.

- Вы ничего не можете сделать - у вас ведь есть указания, как с ним обращаться. Кто знает, вернет ли он свое положение, а сегун - сегун вас точно убьет, если вы ослушаетесь.

- И он так выглядит... - Даже не видя хозяина, Томо легко мог вообразить, как лицо у того скривилось от отвращения - он всегда ненавидел следы насилия на своих мальчиках. - Ты видел его спину?

- О да. Кстати, это мне напомнило...

Томо даже не успел вскочить, а Бакуру уже снова оказался над ним, резко вздернул его на ноги и подтянул к себе.

- Ты, сучка - тебе, похоже, нечем заняться. Иди и подготовь нашего нового мальчика к работе. Он в бывшей комнате Аки.

Томо судорожно кивнул, стараясь не смотреть в лицо Бакуру.

- Хорошо, - промурлыкал Бакуру и отпихнул его. Томо ударился об стену, прикусил язык, но не издал ни звука. Он мог потерпеть - главное, что Бакуру, кажется, отвязался от него.

Облегчение почти заставило его забыть, что именно ему поручили, но Бакуру не преминул напомнить.

- Он теперь на твоей ответственности, учти это. Думаю, вам будет весело.

* * *

Томо поднял плащ и поплелся наверх. Потерянный наряд наложника был тяжелым и гладким - ткань, казалось, струится сквозь пальцы, как вода, переливаясь серым, темно-голубым и бирюзово-зеленым. У воротника была узкая оторочка меха, потрясающе мягкая и пушистая. Томо закопался в нее пальцами. Его одежда, даже самая лучшая, казалась такой уродливой по сравнению с этой вещью.

Зачем же они использовали этот плащ, чтобы прикрыть ему спину, укоризненно подумал он - теперь же пятна крови не сойдут. И как жаль, что кто-то, достойный носить такую вещь, мог так плохо закончить - избитый до крови и превращенный в проститутку, равную им всем, была вторая мысль. Или даже ниже их всех, поправился Томо, потому что цена, которую упомянул генерал, была очень низкой, в их заведении так дешево не стоил ни один мальчик.

Его мысли прервались, когда он оказался перед дверью, застыл в нерешительности. Задача, которую ему поручил Бакуру, не должна была ему нравиться, это было дополнительное бремя, к тому же опасное. И все же что-то в нем вздрагивало от нетерпения, Томо не мог этого отрицать. Он ведь фантазировал об этом молодом человеке - по своей глупой привычке создавать себе воображаемых друзей. Конечно, это были просто фантазии, и все же... Теперь у него был шанс узнать, каким был наложник сегуна на самом деле.

Он вспомнил, как губы юноши искривились в улыбке - совершенно неподходящей улыбке, если подумать о том положении, в котором он оказался! Впрочем, подумал Томо, он мог быть полубезумен или в истерике - некоторые люди смеются в истерике - а этот мог улыбаться. Томо прислушался, пытаясь угадать, что происходит за дверью, но оттуда не доносилось ни звука. Он сделал глубокий вдох, готовясь войти - и в последний миг не решился, струсил, прижался лицом к плащу в руках.

Ах... плащ пахнул так сладко! Каким-то цветочно-фруктовым ароматом, а не кровью или пылью. Томо подумал, что мог бы утонуть в этом запахе. Он не хотел расставаться с этой вещью, хотел, чтобы этот плащ был у него в комнате, чтобы заворачиваться в него и представлять себя где-то в другом месте, кем-то еще. Но это было невозможно; украсть такую вещь было бы самоубийством - так что, нечего было об этом и мечтать. Томо наконец потянулся к двери и толкнул ее.

В последний момент ему пришло в голову, что надо было постучать - но поздно, он успел только поскрестись ногтями. В глаза ударил свет. Он забыл, что это западная комната - и заходящее солнце заливало ее таким потоком алых лучей, что на мгновение Томо ослеп, беспомощно зажмурился.

- Не помню, чтобы я разрешал тебе войти.

Это был высокий голос, почти женственный, но на последнем слове он вдруг упал до хрипловатой, гортанной ноты. И эти две крайности на протяжении короткой фразы звучали так странно, что Томо не понял, была ли в голосе угроза или насмешка. Однако кое-что в этом голосе было точно - Томо ощутил легкий озноб и узнал это ощущение, хотя не часто испытывал его - голос звучал будто приглашение в постель.

Должно быть, он сошел с ума, если думает об этом! Не возбуждаться ему нужно было, а пугаться. Ему удалось прогневать любовника сегуна своим первым же действием. Томо нервно стиснул плащ, как будто ухватился за соломинку - и заморгал, пытаясь привыкнуть к свету - пока не смог ясно разглядеть фигуру возле окна.

Руки юноши все еще были связаны, заметил Томо; но его поза была настолько раскрепощенной, как будто он по собственной воле решил стоять вот так, заложив руки за спину и слегка опираясь о стену плечом. Его губы кривила усмешка, но сейчас в ней не было ничего общего с той теплой, почти заговорщицкой улыбкой, которую он подарил Томо во дворе.

- Я... я... простите... - от растерянности Томо готов был выскочить из комнаты, если вдруг любовник сегуна не хочет его видеть. А затем высокомерная усмешка на губах фаворита вдруг обернулась самой очаровательной улыбкой, какую Томо только мог себе вообразить. Карие глаза заискрились смехом.

- Входи же, - протянул молодой человек. - Не делай такое лицо, я не кусаюсь. Я просто пошутил.

И улыбаясь, и хмурясь, юноша был одинаково красив - но перед его доброжелательностью Томо чувствовал себя еще более беззащитным, чем перед его гневом, потому что она была неожиданной. Высокомерие было бы куда более естественным.

И как он мог улыбаться? Это потрясло Томо. Он понял бы слезы или злость со стороны наложника сегуна, но это спокойствие? Юноша почти что выглядел довольным.

- Я... - снова попытался Томо. - Вот.

Он протянул плащ и тут же понял, что юноша не сможет его взять, со связанными руками. Он услышал саркастический смешок - вполне заслуженный.

- Спасибо, не надо. - Юноша повел подбородком, как будто что-то сдавливало ему горло. - Я это больше не стану носить.

Мгновение Томо просто растерянно смотрел на него, не зная, что делать, и юноша добавил, как будто прочитав его мысли.

- Можешь взять себе.

Должно быть, Томо выглядел идиотом, притискивая плащ к груди, но он не мог справиться с охватившей его радостью. Ему отдали плащ! О, конечно же, он отстирает пятна крови! Быть владельцем такой вещи - ох...

- Ты кто? - важно спросил юноша.

- Томо.

- А я Норио. - Норио, именно так и звали любовника сегуна, теперь Томо вспомнил. Значит, все это правда? - Итак, Томо, ты будешь мне прислуживать?

Томо едва не кивнул - спохватился в последний момент. Что это с ним происходило, что он готов был согласиться со всем, что Норио скажет, даже не вслушиваясь в смысл слов? Просто потому что тот подарил ему плащ? Или... или из-за этих глаз?

Томо никогда раньше не видел таких глаз. Из-за этого вишневого оттенка порой казалось, что эти глаза не могут принадлежать человеку, а какому-то духу... или даже демону, прекрасному демону. И у Норио была невозможно белая кожа. Томо подумал, что он готов был бы убить за то, чтобы его кожа была такой... да и вообще за то, чтобы хоть чем-то походить на Норио.

Линии тела Норио были невероятно гладкими. Даже при том, как неловко ему приходилось держать руки, его поза все же была полна грации. Казалось, в его теле нет ни единой твердой кости, ничего угловатого или неуклюжего. Томо поймал себя на том, что таращится, и сглотнул с усилием.

- Нет. Не прислуживать. Я... просто покажу тебе, что тут к чему.

Норио нахмурился, и сердце Томо упало.

- Ну покажи. Кстати, может быть, начнем с главного?

Норио повернулся, и через мгновение Томо понял, что от него требовалось. Веревка стягивала запястья Норио, врезаясь в кожу. Томо попытался распутать ее - осторожно, чтобы не сделать больно - но только затянул сильнее. Норио издал короткий вдох.

В руке он что-то сжимал, так крепко, что костяшки побелели. Томо не знал, что это, рассмотрел только несколько звеньев золотой цепочки.

- А ножа у тебя нет? - спросил Норио с раздражением.

Томо кивнул, побежал на кухню и принес нож для рыбы, с которым все оказалось совсем просто. Куски веревки упали на пол, освободив запястья - а в следующий момент Норио взял нож у Томо из рук.

- Острый. - Тонкий палец осторожно провел по острию. - А что если я воткну его в брюхо первой скотине, которая сюда придет меня трахать?

Томо побелел. Он не ожидал этого, не ожидал, потому что Норио так спокойно себя вел, так безмятежно. А если... если он сделает это - ведь это Томо будет виноват, он принес нож... что же делать-то, как не дать Норио это сделать?

- Отдай мне его! Отдай! - голос у него упал, стал едва слышным, и Томо испугался, что Норио и действительно не услышит его слов. Норио засмеялся. На миг у Томо мелькнула мысль, что в этом смехе было что-то, чего не должно было быть - что-то ненормальное. Но через секунду смех изменился и стал теплым, почти добродушным.

- Ты просто нечто, Томо. Все так серьезно воспринимаешь. Я же просто пошутил.

Норио уронил нож, словно утратив к нему всякий интерес. Томо осторожно поднял его. Сейчас, когда угроза миновала, он вдруг подумал, что вполне понял бы, если бы Норио осуществил свою угрозу. Как можно перенести то, что готовили для Норио? Как такой человек, как Норио - избалованный, обожаемый, привыкший к лести и восхищению - перенесет то, что им овладеют другие мужчины, не сегун?

Внезапно на Томо нахлынуло необъяснимое желание: что если бы был способ избавить Норио от этой судьбы, он, Томо, обязательно бы им воспользовался. Глупо, конечно. Глупо. Ему следовало думать о себе и своих проблемах, а не о человеке, которого он знал всего лишь десять минут. Да и эти десять минут был словно в лодке на штормовых волнах.

Норио между тем распутал цепочку, которую держал в руке - тонкую и плоскую, с небольшой подвеской на ней. Он поднял цепочку в руках, держа ее перед собой, и кулон, поймав солнечный свет, превратился в искру пламени. И только когда Норио надел его на шею, Томо понял, что это за кулон.

Он умел читать только кана - и то не все - но этот кандзи он прекрасно узнал. Возможно, не было ни одного человека, даже малограмотного, кто не знал бы его. Shi - знак смерти -спокойно лежал в ямке между ключицами Норио.

- Если бы я его оставил, - произнес Норио, неправильно истолковав взгляд Томо, - они бы его обязательно сорвали. Люди такие суеверные.

Томо не считал себя суеверным - ему пришлось распрощаться с суевериями, или он бы сошел с ума от того, что спал в комнате самоубийцы. Но эта штука на шее у Норио - у него мурашки по коже шли от нее.

- Это... это сегун тебя заставляет его носить?

Он не знал, зачем это спрашивает. Норио хихикнул.

- Старый кретин? Да он бы обосрался, если бы увидел. Нет, это мой знак. Мой талисман.

Как знак смерти может быть талисманом, подумал Томо, но не решился спорить.

- Ну ладно, - произнес Норио. - Пора мне уже привести себя в порядок, не так ли?

Томо не успел ответить - Норио мгновенно развязал пояс и потянул кимоно с плеч. Они оба вскрикнули в унисон.

- Ты что делаешь? С ума сошел? - Томо не понял, каким образом вдруг перешел на "ты" с Норио, а еще - каким образом оказался рядом с ним, хватая его за руки. - Оно же все прилипло!

Глаза Норио с темно-красными искорками были так близко, смотрели на Томо сквозь паутину этих огромных ресниц - и у Томо перехватило дыхание, он быстро отдвинулся, изумленный и потрясенный тем, что, как ему показалось, он увидел в глазах Норио.

- Я заметил, - сказал Норио язвительно.

- Нужно водой, чтобы отошло.

- Отлично. - Следы боли ушли из его голоса, и Норио звучал почти удовлетворенно. - Где я могу принять ванну? Мне и голову нужно помыть.

Томо поморщился. Он надеялся, что все ограничится тем, что он принесет немного воды наверх, но Норио не захотел об этом и слушать. Значит, придется идти вниз.

В заведении ванну принимали в подвале, где была установлена о-фуро и куда подавалась холодная вода. Горячую воду приходилось греть на кухне, а затем ставить ведра на платформу подъемника, который и спускал их вниз. Этот подвал был обустроен еще во времена деда хозяина и считался очень удобным, почти роскошным; но Томо все равно ненавидел его.

Иногда он думал, что предпочел бы ходить грязным, лишь бы не спускаться туда. Он терпеть не мог запах, который оставался после секса - чужой запах на своем теле, но даже на это он бы согласился. Его страх был сильнее всего - сильнее брезгливости и отвращения - страх этого места с влажными каменными стенами и воздухом, который всегда оставался ледяным, с темным потолком, на котором тени от свечи, казалось, жили своей собственной жизнью - кружились и танцевали вне зависимости от того, что делали объекты, их отбрасывающие.

Томо знал, конечно, что боялся он не камней и не тени - он боялся воспоминаний. И он помнил, что не всегда поход в подвал заставлял его вздрагивать и мечтать о том, чтобы свернуться в комок на полу и притвориться мертвым. Но сейчас, когда он спускался впереди Норио, свеча так дрожала у него в руке, что горячий воск капал на пальцы. Уже на верхних ступенях лестницы ему казалось, что стены обступают его - а когда они были внизу, он почти не мог дышать. И хотя он точно знал, что за ним идет Норио, мог слышать его легкую поступь, он все равно не мог не воображать, что слышит позади мерные шаги Бакуру.

- Ух ты! Роскошное местечко!

Голос у Норио звучал почти непристойно жизнерадостно. Но он сделал то, чего Томо безуспешно пытался добиться - разогнал страх. Бакуру здесь не было - и не будет, если Томо запрет дверь. Он так и сделал, и руки почти не дрожали. В о-фуро уже была холодная вода, поэтому Томо спустил вниз платформу подъемника и вылил в воду кипяток из ведра. Пар поднялся над водой и тут же опустился.

- Готово, - Томо попробовал рукой воду. Не очень горячо, но он надеялся, что сойдет.

Он смотрел, как Норио подошел к ванне. Движения Норио соединяли в себе грацию и болезненную осторожность - он снова попытался было стащить кимоно, но быстро вспомнил, что его лучше не трогать. Тогда он поднял подол и сел на деревянные ступеньки возле о-фуро.

Под кимоно у него ничего не было. Томо, застыв, смотрел на невероятно гладкие линии его зада и бедер. Насколько Томо мог видеть, рубцы доходили только до поясницы, дальше тело Норио было невредимым - и кожа такая белая, что казалась почти светящейся. Волосы на лобке у него не были полностью удалены, заметил Томо, но аккуратно подстрижены, как Томо показалось, в виде какого-то кандзи, однако не shi на этот раз, а значит, Томо не мог его прочитать.

Он поймал себя на том, что пялится на пах Норио, на его мягкий член и небольшие яйца - и встряхнулся, устыдившись своего интереса. Норио, впрочем, ничем не показал, что заметил это.

- Так ты мне поможешь?

Томо кивнул. Он не был уверен, что его голос не дрогнет, если он заговорит, поэтому предпочел промолчать. Норио сидел на ступеньках, а Томо зачерпывал горсти воды и осторожно лил их ему на спину. Тонкая ткань намокла, и рубцы снова открылись. Розовая от крови воды текла по бокам Норио. Томо услышал, как он тихо застонал. Этот звук, конечно же, вызванный болью, все же нес в себе странную трепещущую ноту, которая почти что превращала его в стон наслаждения. Томо нахмурился в растерянности. Он часто имитировал звуки наслаждения, потому что клиентам это нравилось, даже когда ему было только больно. Но Норио сейчас не нужно было ничего имитировать, ведь правда?

- Очень больно?

- А? - Норио на миг поднял голову, повел плечами. - Нет. Не особенно.

Линия его шеи, даже когда он вот так повесил голову, была полна грации, думал Томо, испытав укол грусти и зависти. Что в Норио было такого, что даже свои повреждения, такие, как эти ужасные рубцы, он мог носить с такой элегантностью? Не в силах удержаться, он залюбовался деликатной линией его ключиц. Его взгляд снова упал на цепочку, и Томо вспомнил, какой именно кулон носил Норио.

Он спросил, просто чтобы отвлечься от мыслей о близости Норио и чтобы как-то прервать воцарившееся молчание:

- Кто тебя бил? Сегун?

Уже сказав, он испугался собственной смелости и ждал, затаив дыхание - но Норио не рассердился на его дерзость, только покачал головой и недобро рассмеялся.

- Мой отец.

- Хм?

- По приказу сегуна. - Теперь Норио смотрел прямо на Томо - расширенными от боли глазами - но его голос звучал холодно и беспечно. - Он на меня действительно рассердился, потому что из-за меня он потерял лицо. Как будто он его не потерял уже много лет назад.

- О.

- И что это тебя так поразило?

Внезапно Норио протянул руку и взял Томо за прядь волос, свисающую у того на лицо. Томо слегка вздрогнул, но Норио, казалось, просто занимало ощущение волос Томо в руке - точно так же, как его занимал ответ на его вопрос.

На самом деле, Томо изумила сама мысль о том, что отец Норио был жив. Конечно, чему тут было удивляться - скорее всего, это было нормально, ведь мир не ограничивался их маленьким заведениям. Сам Томо не помнил своих родителей, вообще ничего. Только в своих фантазиях он снова встречался с ними, воссоединялся с ними, и оказывалось, что они никогда не продавали его в бордель, а какое-то несчастье разлучило их, он был похищен или потерян...

Но отец Норио был не только жив - ему еще и пришлось...

- Должно быть, для него это было ужасно, - тихо сказал Томо. - Для твоего отца - пороть тебя.

Рука, перебирающая его волосы, вдруг сжалась - так сильно, что Томо дернулся от боли. Норио продолжал смотреть на него - и тянул его волосы, все ближе, так, что Томо уже не видел ничего, кроме каре-алых глаз Норио. А затем розовые губы Норио полуоткрылись в улыбке.

- Да, Томо. Для него это было просто ужасно.

В его глазах было столько же насмешки, сколько и сочувствия, и для Томо это уже было слишком сложно. Норио с силой дернул его за волосы - так, что слезы выступили из глаз - и отпустил.

- Ты его не любишь, - сказал Томо. Наверное, он сошел с ума, если продолжал этот разговор. Но, кажется, его слова Норио совсем не удивили.

- Не люблю. Я никого не люблю, - добавил он. - Никого кроме моей богини.

Богиня? Он имел в виду Инари? Томо хотел спросить, но прикусил язык. Достаточно - он и так слишком разболтался.

- Приготовься, - вместо этого сказал он. - Я его сейчас сниму.

Он увидел, как Норио сжал руки на ступеньках, до белых костяшек. Томо одним движением стянул кимоно с его спины. Ткань хорошо намокла, отошла почти без усилий.

- Спасибо, - со вздохом сказал Норио и залез в о-фуро. Его лицо заострилось, ноздри раздулись, когда вода защипала на рубцах - но он не издал ни звука.

- Подожди... - начал было Томо, хотел сказать, что Норио слишком грязный, чтобы прямо так лезть в ванну, но было уже поздно. Струйки красного растворились в воде, делая ее темно-розовой.

Внезапно Томо почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу. Все его страхи, которые его помощь Норио и разговор, казалось, временно держали в узде, снова нахлынули на него. Красная вода - это зрелище напомнило ему не о тех случаях, когда его собственная кровь пачкала воду после того, что Бакуру делал с ним.

Но о том одном особом случае, когда Бакуру сбросил его в о-фуро, и там, на дне, Томо нашел обезглавленный трупик своего полосатого котенка.

С тех пор он никогда не пытался завести какое-нибудь животное.

Не нужны ему были эти воспоминания... Томо вдруг стало очень холодно и захотелось поскорее выбраться отсюда, оказаться как можно дальше от этого подвала, закрыться в своей комнате и забыть. Плеск воды донесся до него - далекий, будто из другого мира - и Томо не сразу пришел в себя. Норио тихо ругался, пытаясь полить воду себе на голову и морщась от боли. Томо несколько мгновений смотрел на него, не понимая, что тот пытается сделать.

- Черт, я даже голову не могу помыть из-за своей спины.

- Давай я. Я это сделаю.

Лучше уж делать что-то, чем думать. Он поможет Норио и не будет вспоминать...

Томо уговаривал себя, что так и будет, но уже через несколько минут понял, что произошло даже больше, чем он хотел. Призраки прошлого отступили... вместо этого он чувствовал, как мягкость волос Норио, сладкий запах, исходящий от них, завораживают его. Хотя Норио и жаловался, что волосы у него грязные, пахло от него восхитительно. Должно быть, во дворце у них какое-то особенное мыло и масла, подумал Томо, что-то, от чего волосы становятся как шелк. Волосы Томо, слишком длинные, чтобы быть практичными, всегда путались после мытья, и даже утром их было тяжело расчесать.

Вода текла сквозь пальцы Томо, теплая, и голова Норио тоже была теплой, а его волосы казались водорослями в воде. Это было приятно, думал Томо, действительно приятно - прикасаться к нему вот так. Интересно, а Норио это нравилось? Он не знал ответа. Но разве не приятно, когда тебе моют волосы? Он бросил взгляд искоса на Норио, увидел, что тот прикрыл глаза своими длиннющими ресницами, как будто в задумчивости.

Внезапно рука сжалась на запястье Томо, и он чуть не подскочил на месте. Норио смотрел на него - так пристально, что Томо испугался, вдруг он сделал что-то непозволительное.

Норио улыбнулся.

- Ты милый, - его голос звучал почти мурлыканьем. - Думаю, что мне здесь понравится.

Понравится? Как ему могло здесь понравиться? От шока Томо ощутил гнев, сердито уставился на Норио. Тот откинулся в о-фуро, взгляд у него был безмятежным.

- Знаешь, Томо? Я почти чистый - но мне нечего надеть.

Томо кивнул и отправился наверх. Он сам себе удивлялся - кто бы мог подумать, что он так охотно будет выполнять обязанности мальчика на побегушках при избалованном незнакомце. Однако он едва мог думать о Норио как о незнакомце - уже сейчас, через час или два после того, как впервые его увидел!

В доме стояла тишина. Мальчики были в своих комнатах, готовясь к приему гостей, и даже хозяин наконец перестал рыдать. В коридоре, у комнаты Норио, Томо почувствовал на себе чей-то взгляд и быстро обернулся, опасаясь, что Бакуру захватит его врасплох. Но это был не Бакуру - только Ику, стоящий в дверях своей комнаты. Он смотрел на Томо своими огромными блестящими глазами. Томо почувствовал короткий укол стыда за то, что сделал утром. Ради всего святого, с какой стати ему вздумалось жечь эту книжку? Как будто он не знал, насколько она, должно быть, дорога мальчишке...

Что ж, он прекрасно знал, насколько она дорога Ику. Поэтому и сделал это. Находить вещи, которые особенно дороги человеку и разрушать их - у кого бы Томо мог этому научиться, а? Ему почти захотелось извиниться, он даже приоткрыл рот для этого - когда Ику, подарив ему еще один до невозможности печальный взгляд, отвернулся и скрылся за дверью.

Не важно, подумал Томо; ему было все равно, простит ли его Ику - не нужна ему была дружба Ику. И у него было, чем заняться.

Посреди комнаты Норио стоял сундук - должно быть, кто-то принес его, пока их не было - и Томо это совсем не удивило, как будто он ожидал чего-то подобного. Он опустился на колени, поднял тяжелую крышку - и радуга разноцветных тканей предстала перед ним.

Шелк был таким дорогим и таких ярких цветов, что на некоторое время Томо просто впал в транс от этого зрелища. На кимоно не было дорогой вышивки, так что Томо догадался, что они, наверное, считались простыми - но они вовсе не выглядели просто. Он закопался пальцами в одежду и почувствовал, как рука наткнулась на что-то твердое.

Маска. Фарфоровая, прекрасно разрисованная, с голубыми линиями вокруг глаз и золотой пудрой на висках. Нижняя часть маски была срезана. Томо не понял, для чего она нужна, да и времени думать не было. Он отложил маску и продолжил разбираться с одеждой.

Норио не попросил принести что-то конкретное, и внезапно задача выбора показалась для Томо очень интригующей. Синее? Красное? Зеленое? Какое? Наконец он нашел то, что должно было подойти идеально. Лиловое.

От него глаза Норио станут пурпурными, сказал он себе, когда спешил вниз по лестнице. Принимая кимоно из его рук, Норио одарил Томо оценивающим взглядом, затем снова взглянул на ткань.

- У тебя есть вкус, малыш.

Это были всего лишь ленивые слова, небольшая похвала, но Томо почувствовал себя смехотворно польщенным, даже вспыхнул. Он уже много лет не краснел, думал, что разучился это делать.

Когда они вернулись в комнату Норио, он прикинул по положению солнца, что до прихода клиентов еще было время.

- Я принесу тебе что-нибудь поесть.

- Только если ты поешь со мной.

Это прозвучало так по-дружески. Как будто они были равными. Только у Томо никогда не было друзей в этом доме. Томо спустился вниз, прихватил всю еду, какую нашел, и принес наверх. Он опасался, что Норио высмеет не слишком роскошную трапезу, но Норио просто сел на пятки и кивнул.

- Итадакимас.

Томо едва ощущал, что именно он ест - не мог отвести глаз от Норио. Он не мог понять, что происходит - почему его так завораживает каждое движение Норио. Каждый раз, когда тот наклонялся, чтобы взять что-то с импровизированного стола, Томо казалось, что сердце у него сжимается. Норио ведь даже ел не особенно деликатно - больше похоже было, что ему все равно, что он жует - но и это Томо находил чарующим.

Чарующим? Он нахмурился, поймав себя на этой дурацкой мысли. Что за нелепость! Он смущенно кашлянул - и внезапно сухой кашель, мучавший его с утра, снова вернулся.

Он отвернулся, закрывая лицо волосами, пытаясь не кашлять. Даже не глядя, Томо чувствовал на себе внимательный взгляд Норио, и весь сжался от мысли, какое непривлекательное зрелище должен собой представлять.

Норио терпеливо подождал, пока приступ закончится, потом спросил:

- Ты болен? - В его голосе не было обычного раздражение, которое демонстрируют люди в таких случаях.

- Нет, - Томо покачал головой. - Простудился просто.

Норио кивнул, затем отодвинул тарелку и встал, все это одним гибким движением. Когда Норио сидел, на него было интересно смотреть. В движении Норио был несравненен.

Он грациозно наклонился, поднял маску и закрыл верхнюю часть лица. Маска была прекрасна - но все же лицо Норио был прекраснее, подумал Томо в каком-то нетерпении, глядя, как тонкие пальцы Норио ласкают фарфор. Внезапное воспоминание об этой руке, сжавшейся на его запястье, обожгло его.

- Видишь, он не хочет, чтобы они знали, кого трахают, - хихикнул Норио.

- Кто? - тупо спросил Томо.

- Сегун, конечно. Он захочет меня обратно, я знаю. Однако он все-таки позаботился, чтобы мой рот был доступен.

Мизинец Норио провел по губам, и Томо вздрогнул. Это было неправильно, так не должно было быть. Он не мог объяснить, почему его сердце так заныло от слов Норио. Конечно, рот Норио должен был быть доступен - как у любой шлюхи в этом доме, каждый вход в их тела должен был служить к удовольствию клиентов. Но ведь Норио был особенным, не правда ли?

Норио был особенным. И не только потому, что принадлежал сегуну.

Эта мысль была почти бунтарской, по крайней мере, для Томо. Он поежился, глядя на Норио, который стоял перед ним. В этот момент Томо вдруг показалось, что он вступил на скользкий путь, который может привести его только к падению. Но как сойти с него, он не знал.

- Я мог бы стать великим актером, - сказал Норио, снимая маску. - Если бы захотел. Я мог бы быть кем угодно. У меня особое предназначение, знаешь ли.

Странно - почти то же самое Томо думал минуту назад, но сейчас, когда Норио это произнес, он воспринял его слова с сомнением. Особое предназначение... те, кто придут к Норио сегодня, так не будут думать. Впрочем, Томо ничего не сказал, просто ждал продолжения.

- Наверное, ты думаешь, зачем же я тогда согласился стать подстилкой сегуна? - Не такими точно словами, но... да, что-то похожее Томо и думал. И все же слова Норио его шокировали, особенно эпитет, который он избрал для себя. - Но кто сказал, что я останусь ею надолго? Я уже значу для сегуна больше, чем любой из его советников. Их можно заменить - а я незаменим. У меня есть власть над сегуном - чары над ним. Он принадлежит мне - всегда будет мне принадлежать. Все может измениться - но я останусь лучшим наложником, который когда-либо родился.

Слова Норио звучали самоуверенно - и все же Томо скорее хотел поверить им, чем усомниться. Однако мысль о том, насколько опасно то, что говорит Норио, заставила его похолодеть. Все знали, что сегун казнил людей за гораздо более безобидные слова. Норио, должно быть, с ума сошел, если говорил такое.

Безумные слова, безумные мысли - безумный - вот слово, которое очень подходило Норио, внезапно подумал Томо. Прекрасный безумец.

- Ты думаешь, я с ума сошел? - Норио засмеялся, а Томо не нашелся, что ответить. - Я это вижу по твоему лицу, Томо. - Прикосновение к щеке было коротким - словно крыло бабочки - и все же оно заставило Томо вздрогнуть от удовольствия, смешанного со страхом. - Но не волнуйся. Со мной ничего не случится.

Зато со мной может случиться, за то, что я тебя слушал, подумал Томо. Но это была отдаленная, почти равнодушная мысль.

- У меня есть та, кто ведет меня, - продолжал Норио, и его глаза засияли. Томо чувствовал, что не может отвести от него взгляд - точно так же, как не может перестать слушать его сумасшедшие речи. - Когда я был маленьким ребенком, моя мать водила меня к святому человеку. Он сказал, что я достигну наивысшей власти. Он сказал, что богиня смотрит на меня - что я ее избранный, ее возлюбленный. У меня на лбу знак, видишь?

Томо увидел, как Норио развел пряди челки, уставился на идеально белую кожу лба - и покачал головой.

- Это ничего, - сказал Норио. - Ты и не должен его видеть. Но другой знак - вот этот - могут видеть все. - Он дотронулся до shi на своей шее, на мгновение стиснул золотой кулон. - Это ей я предназначен. Она заботится обо мне.

- Она... - это даже не было вопросом, Томо знал, что Норио имеет в виду, хотя ему и не хотелось об этом думать.

- Она, - эхом ответил Норио, и нежная улыбка сделала его лицо теплым и милым. - Смерть. Она мой хранитель, и я принадлежу ей. Она ведет меня и дает мне силы - вот почему я не боюсь. Сегун - да ну его, кого волнует сегун. Она обладает властью и над ним.

* * *

Мужчина сосал его язык, а его руки блуждали под кимоно Томо, поглаживали ребра и гениталии. Ерзая на коленях клиента, Томо издавал тихие звуки удовольствия. Напряженный член мужчины терся об его анус сквозь одежду. Должно быть, клиент понимал, что Томо только притворяется возбужденным - не мог не чувствовать, что у того нет эрекции. Но это его, очевидно, не волновало, достаточно было, чтобы Томо хорошо играл свою роль.

Томо улыбнулся, когда мужчина оборвал поцелуй. Улыбка должна была быть соблазнительной, как и его жест, которым он откинул свои длинные волосы. Когда он сидел вот так, кончики его волос накрывали колени мужчины. И Томо знал, что у него получилось, потому что мужчина задышал чаще, и его руки, исследующие тело Томо, заработали еще более активно. Томо надеялся, что на его лице также было соответствующее моменту выражение, показывающее, как он всем этим увлечен - потому что его разум блуждал где-то далеко.

Он снова думал о Норио, об их глупом разговоре и безумных идеях Норио об его богине.

- Если ты принадлежишь ей, то почему ты еще не мертв? - спросил Томо. Он не знал, почему ему так хотелось найти прореху в рассуждениях Норио, но почему-то это казалось важным.

- Глупый! - Норио был особенно хорош в этот момент, с суженными от смеха глазами. - Я не умру. Она хранит меня. Со мной ничего не случится... по крайней мере, еще долгое, долгое время.

- Знаешь, когда сегун обнаружил, что я ему не верен... - продолжил он со смешком. - Если бы это был кто-то другой - он бы просто убил их. Но меня он не может убить. Он заберет меня обратно, через несколько дней - ты увидишь. Он не может без меня. Он у меня по струночке ходит.

Норио произнес это, нарисовав в воздухе тонкую линию указательным пальцем - ту самую струночку, по которой, по его выражению, ходил сегун. Томо даже мог бы поверить ему. Но когда в холле он увидел имя Норио на доске - и цену - и первый клиент подошел к хозяину, задавая вопросы... его вера сильно пошатнулась.

Хозяин, как всегда прекрасный в своих струящихся одеждах, был все еще немного бледен после сегодняшних переживаний. Он улыбнулся и что-то объяснил гостю - Томо не слышал, что именно; возможно, он сказал, что Норио на испытательном сроке, поэтому цена такая низкая. И когда Томо заполучил своего первого клиента, в комнату Норио уже поднимались.

Он чувствовал поцелуи мужчины, слышал его прерывающееся дыхание - но на самом деле, Томо прислушивался к совсем другому - к тому, как скрипела дверь в комнату Норио. Он провел в этом доме достаточно времени, чтобы отличать любой звук.

Кончиками пальцев Томо рассеянно массировал виски клиента. Надеюсь, что у него не очень большой, думал он, пытаясь оценить размер члена под собой. В этот раз не было саке, чтобы было легче терпеть - клиент или пожадничал, или просто сам не пил. Поцелуй стал грубым, болезненным, почти до крови - а затем мужчина отклонился от него и произнес:

- Хирофуми-сенсей передавал тебе привет.

Значение этих слов не сразу дошло до Томо - возможно, потому, что этого он сейчас ожидал меньше всего. Несколько секунд он просто таращился на клиента. Наверное, он ослышался. Конечно же, клиент произнес что-то другое.

- Что вы сказали, господин?

С клиентами он обычно говорил особым заискивающим тоном. Но сейчас горло вдруг пересохло, и у него получился только шепот. В глазах мужчины мелькнуло раздражение, смешанное с похотью.

- Неудивительно, что ты не слышал - ты вообще выглядишь так, как будто тебя здесь нет. Я сказал, что Хирофуми-сенсей рекомендовал мне тебя.

Точно - это была не ошибка. Имя звучало в ушах Томо с болезненной ясностью - и внезапно ему так захотелось, чтобы оно не было произнесено - или чтобы он успел закрыть уши и не слышать его, забыть о нем полностью.

Почему? Почему теперь? Два года прошло - он почти не думал уже о Хирофуми-сенсее. Он мог бы жить и дальше, совсем не думая о нем!

Он покачнулся, как от удара, и мужчина грубо схватил его за руки, подтянул поближе. Но боль от впивающихся в предплечья пальцев была куда слабее, чем та боль, что заливала сейчас сердце Томо. Хирофуми-сенсей... Ну зачем...

Он вспомнил тонкое лицо, круглые очки, широко расставленные близорукие глаза, которые становились такими растерянными, когда Томо с него эти очки снимал... Он думал, что уже забыл это лицо, но сейчас его память подсунула картинку без всяких трудностей, без предупреждения...

Томо застонал. Рука мужчины, тискающая его сосок, удвоила усилия - возможно, клиент думал, что Томо это нравится. Но физическая боль казалась далекой, на самой грани сознания. Так много воспоминаний... Томо не хотел их, но не мог от них избавиться.

"Мне так нравится, как ты улыбаешься, Томо-тян. Улыбнись мне."

Голос Хирофуми-сенсея... И неловкие руки, теплые и мягкие, осторожно касающиеся Томо. Чуть приоткрытые губы, словно в ожидании поцелуя. Захлебнувшийся вздох, когда рот Томо обнимал его член - и короткие жалобные стоны, которые Хирофуми издавал, когда оргазм был близок.

Он был таким красивым, Хирофуми-сенсей. Такой тонкий, деликатный, умный, образованный.

Два года назад Томо все еще был игрушкой Бакуру - тот еще не потерял к нему интерес и по-прежнему каждый день искал способы, чтобы сделать ему больно. И он всегда старался, чтобы у Томо были самые грубые клиенты из тех, кого принимают в заведении. Хирофуми был другим - Хирофуми был не похож ни на кого.

Он сказал, что до Томо у него никого не было - сказал, что ему всегда нравились мальчики, но он боролся со своими желаниями, женился. Жена умерла до того, как он успел сделать ее несчастной. Он попросил Томо показать ему, что делать. И Томо показал.

Позднее Хирофуми всегда выбирал Томо - как если бы они были не просто клиентом и мальчиком, как будто между ними было что-то большее, чем секс и деньги. И конечно, между ними было. Они разговаривали. Они ужинали вместе. Хирофуми приносил ему сладости - ему нравилось класть их в рот Томо, чувствовать, как язык Томо ласкает его пальцы. Именно Хирофуми учил Томо читать. Они выучили почти все кана, только несколько осталось - но они никогда не закончили - а позднее Томо никогда не мог заставить себя заниматься самому.

Хирофуми купил ему игрушку - вырезанную из дерева лошадку - единственную игрушку, которая когда-либо была у Томо. Конечно, тогда Томо уже был слишком взрослым для игрушек - но она ему все равно нравилась. Ему нравилось трогать ее полированные бока и тонкую резьбу гривы. Он прятал ее от Бакуру под матрасом две недели - а затем, не в силах больше выносить мысль, что Бакуру в конце концов найдет ее, и помня, что он сделал с котенком Томо, он сам сжег ее.

Он также помнил ночь, когда он лежал, обнимая подушку, слушая легкий перестук дождя за окном, и смотрел, как Хирофуми протирает свои очки. Томо всегда нравились его очки, он их мерил и смеялся, когда мир вокруг становится туманным и размытым. Он помнил, как Хирофуми-сенсей сказал:

Дата добавления: 2015-10-13