Глава 7. София не поднималась в комнату Росса Кэннона еще несколько часов после того

София не поднималась в комнату Росса Кэннона еще несколько часов после того, как его мать и брат ушли от него. Росс лежал один, злясь и недоумевая, какие обязанности по дому требовали ее неотложного внимания и участия. София отправила наверх Люси, чтобы та отнесла больному поднос с ужином и лекарство, а также книги и газеты, чтобы он не скучал. Увы, аппетита у него не была, а вдобавок разболелась голова. Вскоре наступил вечер, и в комнате стемнело. Сэр Росс метался на постели в темной, душной комнате. У него начался жар. Все его тело болело и ныло, рана в плече то и дело напоминала о себе острой болью. Но больше всего злило то, что его оставили одного. Ему казалось, что о нем просто‑напросто позабыли, а тем временем жизнь за стенами комнаты шла своим ходом. Он же, как пленник, был прикован к постели. Кое‑как ему удалось стащить с себя ночную рубашку. Натянув под самое горло одеяло, он лежал, исходя потом и раздражением.

Когда около восьми часов София переступила порог его спальни, он уже совсем обессилел и отчаялся и, несмотря на мучительную боль в плече, перевернулся на живот и лежал, уткнувшись лицом в подушку.

— Сэр Росс, — негромко позвала София, зажигая лампу, — вы спите? Я пришла поменять вам повязку.

— Я не сплю, — отозвался он слегка сердитым тоном. — Но у меня жар и сильно болит плечо, и еще я устал лежать в этой проклятой постели.

София наклонилась и потрогала ему лоб.

— Да, у вас по‑прежнему жар. Позвольте, я вас переверну. Неудивительно, что у вас разболелось плечо, ведь вы так неудобно лежите.

Ее изящные, но сильные руки помогли ему подняться. Издав недовольный стон, Росс перевернулся. Одеяла соскользнули с его плеч. Поддерживая его за шею, София поднесла к его губам стакан, и Росс несколькими жадными глотками выпил подслащенную ячменную воду. Ему казалось, что уже одно только присутствие в комнате Софии подобно дуновению свежего ветерка.

— Кстати, кто это закрыл окна? — спросила она.

— Моя мать, кто же еще? Она утверждает, что свежий воздух вреден при лихорадке.

— Вот уж не думаю, что вам повредил бы ночной воздух.

С этими словами София подошла к окну и настежь распахнула его, впуская ночной ветерок.

Росс вновь откинулся на подушки, с облегчением вдыхая после удушающей духоты ночную прохладу.

— Вас не было весь день, — сказал он, ожидая, что она ему ответит, и вновь подтянул одеяло повыше, по самую грудь. Интересно, догадалась ли она, что под ним он совершенно голый? — Чем вы занимались?

— Сначала мы с девушками почистили плиту и дымоходы, а потом занимались стиркой и починкой белья. Остаток дня я тоже провела на кухне — мы с Элизой варили джем из черной смородины.

— Пусть завтра Элиза занимается подобными вещами одна. Вы останетесь при мне.

— Хорошо, сэр, — негромко ответила София, улыбнувшись его повелительному тону. — Если вы нуждаетесь в моем обществе, достаточно только попросить об этом.

С этими словами она стала менять у него на плече повязку. Росс поморщился от боли, однако его утешало то, что он видел перед собой нежное, сосредоточенное лицо Софии, ее опушенные густыми темными ресницами голубые глаза. Вспомнив, как страстно она отреагировала утром на его ласки, Росс ощутил в душе нечто вроде триумфа. Несмотря на все свои страхи, она была готова отдаться ему. Нет, сегодня он не станет добиваться продолжения утренней сцены, сначала необходимо выздороветь и набраться сил. Зато затем, затем…

София закончила завязывать концы бинта и опустила в миску с водой лоскут ткани.

— Признаков заражения нет, — сказала она, выкручивая лоскут. — Если не ошибаюсь, рана

начинает затягиваться. Надеюсь, что лихорадка тоже вот‑вот пойдет на убыль, и тогда вам станет легче.

И она принялась влажной тряпицей смачивать ему лицо и лоб. Росс ощутил на мокрой коже дуновение ночного ветерка и слегка поежился.

— Вам холодно? — раздался рядом с ним нежный голос Софии.

Росс закрыл глаза и покачал головой.

— Нет, — прошептал он. — Пожалуйста, не останавливайтесь. Это так приятно.

София вновь смочила ткань. Влажный лоскут заскользил по шее и груди, и Росс от неожиданности негромко вздохнул. Как давно никто о нем вот так не заботился! Как ни напрягал он память, вспомнить все равно не смог. Исполненный благодарности к Софии, он прислушался к ее голосу — она едва слышно напевала себе под нос какую‑то мелодию.

— Вы не знаете слов? — спросил он.

— Не все.

— Спойте мне.

— Боюсь, у меня не слишком красивый голос, — сказала она. — Вы будете разочарованы, если услышите весьма посредственное исполнение.

Росс поймал у себя на груди ее пальцы.

— Вы никогда не разочаруете меня.

Сначала София довольно долго молчала, даже не пытаясь вырвать руку, но в конце концов все‑таки запела мелодичным умиротворяющим голосом:

Когда сердце вспыхнет любовным огнем,

Я буду рада любимому и ночью, и днем.

Ликуя, нежным звоном звенят колокола,

Приветствуя тебя, о любовь моя!

Она допела до конца и умолкла. Росс открыл глаза и увидел на лице Софии грустное и одновременно мечтательное выражение, словно ей вспомнилась ее первая и, увы, такая горькая любовь. Росс почувствовал, как в нем тотчас шевельнулась ревность, и попытался помочь ей стряхнуть с себя грустные воспоминания о прошлом.

— Вы правы, голосок у вас и впрямь не ахти какой выразительный, — произнес он и тотчас улыбнулся, увидев, как София обиженно поджала губы. — Но мне все равно понравилось, — поспешил добавить он.

София положила ему на лоб влажную ткань.

— Теперь ваша очередь меня развлекать, — игриво произнесла она. — Давайте, я жду.

— Но я не умею петь.

— А я от вас и не жду особых талантов, принимая во внимание ваш голос.

— Чем вам не нравится мой голос?

— Он слишком скрипуч. Вряд ли можно ожидать, что вы запоете бархатистым баритоном. — И она рассмеялась, видя, что он слегка надулся. София же просунула руку ему под шею и поднесла к губам стакан ячменной воды. — Вот, сделайте еще глоток.

Росс с гримасой отвращения выпил предложенный ею напиток, которым обычно поят больных.

— Уже забыл, когда в последний раз пил ячменную воду, — проворчал он.

— Элиза говорит, что вы никогда не хвораете, — сказала она, ставя стакан на столик. — Да что там, все сыщики как один поверить не могут, что вы ранены. Послушать их, так выходит, что пули должны отскакивать от вас, как капли дождя.

Росс задумчиво улыбнулся:

— Я никогда не строил из себя сверхчеловека.

— Тем не менее почти все вас таковым считают, — возразила она и пристально посмотрела на него. — Будто вам неизвестны человеческие слабости. Будто вам не страшны пули.

Они оба на мгновение замолчали, глядя в глаза друг другу.

Неожиданно Росс понял, что ему задан немой вопрос.

— Боюсь, что люди ошибаются, — произнес он. — Есть у меня свои слабости. И немало.

София отвела взгляд в сторону и машинально принялась разглаживать складки на покрывале.

— Да, но вы не позволяете им взять над собой верх.

Он поймал ее пальцы и погладил бархатистую поверхность ее коротко остриженных ногтей.

— Что бы ты хотела узнать, София?

Ее ресницы моментально вспорхнули вверх.

— Почему вы не женились вторично после того, как ваша жена умерла? Ведь с тех пор прошло так много времени. Вы же еще относительно молоды.

— Относительно? — спросил Росс нахмурившись.

София улыбнулась:

— Скажите мне, почему вас называют Монахом с Боу‑стрит, когда вам не стоило бы большого труда жениться вторично?

— Но мне не хотелось жениться вторично. Мне неплохо и одному.

— Вы любили свою жену? — не удержалась от вопроса София.

— Любить Элинор было легко, — ответил Росс и попытался вызвать в памяти образ покойной жены, представить ее нежное, бледное, с тонкими чертами лицо, светлые шелковистые волосы. Но казалось, что образ этот принадлежал какой‑то иной, прежней жизни. Внезапно Росс со всей ясностью понял, что в его сердце остался лишь этот призрачный образ, а не воспоминания о живом человеке. — Она была такая утонченная… такая умная… такая добрая. Она ни разу не отозвалась о ком‑либо дурно. — Его губы тронула легкая улыбка. — Элинор не любила, когда рядом с ней кто‑то бранился. Скольких трудов стоило ей отучить меня от этой дурной привычки!

— Должно быть, это была необыкновенная женщина!

— Верно, — согласился Росс. — А еще она была такая хрупкая, я бы даже сказал, болезненно хрупкая. Ее семья была против того, чтобы она выходила замуж.

— Вот как? Это почему же?

— Элинор постоянно хворала. Однажды осенним днем я взял ее покататься верхом по парку. Так вот, она простудилась и была вынуждена целую неделю провести в постели. Уж слишком болезненной была. Ее родители опасались, что замужество пойдет во вред ее здоровью, не говоря уже о выполнении супружеских обязанностей. Они боялись, что беременность раньше времени сведет их дочь в могилу. — В голосе Росса послышались нотки раскаяния. — Я сумел убедить их, что буду всячески оберегать Элинор и что ей не грозит никакая опасность.

София перевернула другой стороной влажную тряпицу у него на лбу, но он даже не осмелился посмотреть на нее.

— Четыре года мы были счастливы вместе. Сначала мы с Элинор думали, что она бесплодна, потому что за четыре года супружеской жизни она так и не забеременела. Признаюсь честно, я был этому даже рад.

— То есть вам не хотелось иметь сына или дочь?

— Мне было все равно. Лишь бы Элинор была здорова и не хворала. Но однажды она сказала мне, что ждет ребенка. Сама она несказанно обрадовалась этому. По ее словам, она никогда не была так счастлива. Я же убедил себя, что роды пройдут без осложнений.

Росс умолк, не в силах продолжать свой печальный рассказ. Любое упоминание имени покойной жены давалось ему с великим трудом. Но тем не менее он не хотел утаить от Софии даже самую малую частицу своего прошлого.

— Но что‑то произошло?

Россу показалось, будто в его сознании отомкнули замок. Куда только подевалось его хваленое самообладание Он рассказал ей все — поведал даже о том, о чем он не осме лился бы признаться никому, даже священнику на исповеди чувствуя, что должен рассказать ей все, без утайки.

— В тот день, когда у Элинор начались схватки, у меня появилось недоброе предчувствие. Она плохо переносила боль, была слишком слаба, чтобы вытолкнуть из чрева ребенка. Схватки продолжались уже целые сутки, а на вторые… Боже, это был кромешный ад! Я послал за докторами, и они все четверо принялись спорить, что дальше делать с моей женой. Она корчилась в страшных муках и все время умоляла меня, чтобы я ей помог. Я был готов на что угодно. В буквальном смысле на что угодно.

Росс даже не заметил, как руки его сжались в кулаки, — до тех пор, пока не почувствовал, что София легонько потерла ему пальцы, ослабляя напряжение в мышцах и сухожилиях.

— Единственное, в чем сошлись доктора, — что ребенок был слишком крупный. Мне предстояло сделать выбор. Разумеется, я сказал, чтобы в первую очередь спасали жизнь Элинор. Но это значило, что… — Он умолк, не договорив, чувствуя, как у него перехватило дыхание. Он не знал, что должен говорить дальше. Ибо слова были бессильны передать весь ужас происходившего. — Боже, она потеряла столько крови! Элинор кричала, умоляла меня, чтобы я остановил их. Она была готова пожертвовать собой, умереть, чтобы только вы жил наш ребенок, но я не хотел ее терять. И поэтому они оба… — Росс вновь остановился, чтобы перевести дыхание.

София смотрела на него, не шелохнувшись и не издав единого звука. Росс подумал, что ей просто неприятно слушать его историю, что он сказал слишком многое из того, о чем не следовало упоминать. Не иначе как своим рассказом он привел Софию в ужас.

— Я сделал неверный выбор, — пробормотал он. — И они оба умерли.

Прохладный ночной воздух, который еще несколько минут назад казался таким приятным и освежающим, заставил его поежиться. Ему стало холодно как телу, так и душе, словно смерть обдала его своим леденящим дыханием.

София убрала с его лба влажный компресс и погладила по лицу.

— Вам не в чем себя винить, — мягко произнесла она, — и вы сами об этом знаете.

Нет, она просто не поняла смысла его рассказа, подумал Росс. Ведь он старался донести до нее весь эгоизм тогдашнего своего решения.

— Мне не следовало жениться на Элинор. Если бы не я, она бы сейчас была жива.

— Как можно быть в этом уверенным? Но если это даже так, если бы вы не женились на ней, какая жизнь была бы ей уготована? Жалкое существование старой девы, на которую все смотрят с сожалением, пустая, несостоявшаяся жизнь.

София натянула повыше одеяло, после чего направилась к комоду, чтобы принести из нижнего ящика еще одно. Потеплее укрыв Росса стеганым одеялом, она вновь села рядом с его кроватью.

— Вы ведь не заставляли Элинор силой выйти за вас замуж. Я уверена, ваша будущая жена понимала, чем рискует, принимая ваше предложение. Но риск этого стоил, потому что, когда вы с ней сочетались браком, она была счастлива иметь заботливого, любящего мужа. Она жила той жизнью, какую для себя выбрала. Я уверена, ей было бы неприятно, узнай она, что вы корите себя за то, что случилось с ней.

— Какая разница, как она отнеслась бы к этому? — хмуро отозвался Росс. — Я один виноват во всем.

— Ничего удивительного в том, что вы во всем вините только себя самого, — последовал ответ Софии. — Ведь вам кажется, будто вы всемогущи, что все хорошее, равно как и все дурное, зависит от вас, и только от вас. Думаю, вам трудно даже себе представить, что есть в этом мире вещи, от вас не зависящие.

Ее сдержанная насмешка почему‑то подействовала на его душевные раны как целебный бальзам. Росс заглянул ей в глаза, и у него тотчас отлегло от сердца. Он не хотел поддаваться этому чувству, — и в то же время он не мог от него избавиться.

— Вы всего лишь человек, — добавила она, — а не Бог.

Всего лишь человек.

Как будто Росс сам этого не знал. Но лишь сейчас он был готов признать то бремя, которое возложил на себя, лишь бы только убедить все и вся в обратном. Он делал все для того, чтобы доказать миру, будто он не простой смертный, и, что самое главное, до сих пор это ему удавалось. Более того, этого требовал от него занимаемый пост. Люди хотели верить в то, что главный судья с Боу‑стрит по уголовным делам всемогущ. Они хотели быть уверенными в том, что, пока они сами по ночам спят в постели, он, подобно всевидящему оку, охраняет их покой. В результате Росс уже многие годы жил в полном одиночестве. Никто толком не знал, что он за человек, никто его не понимал. Впервые за свою взрослую жизнь он в лице Софии встретил человека, который не смотрел бы на него в немом благоговении снизу верх. Она первая отнеслась к нему как к простому смертному.

София встала и отошла от кровати, чтобы расставить вещи на умывальнике, сложить разбросанные по комнате полотенца. Росс наблюдал за ней взглядом хищника, подстерегающего жертву, думая о том, что ему хотелось бы сделать с ней, когда к нему вернутся силы. Она, конечно, не догадывалась о том, какие мысли будоражат его, иначе не была бы столь уверена в себе и спокойна.

Дата добавления: 2015-09-03