Каменное зодчество пскова

Ю.П. Спегальский

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ.

В настоящей работе Юрий Павлович Спегальский выдвигает новую теорию о самостоятельном формировании шатрового храма в камне. Автор, занимаясь исследованием этого вопроса в течение многих лет, уже и 1938г. после тщательного анализа конструктивных особенностей сводчатых покрытий бесстолпных одноглавых псковских храмов наметил общие выводы о прямой связи псковской архитектуры с первыми шатровыми и столпообразными храмами в Москве. Автор убедительно доказывает, что вся дальнейшая работа псковских каменщиков над конструкциями и формами архитектуры привела к развитию этого типа псковского храма, послужившего основой для создания шатрового храма в камне, и тем самым отвергает существующую теорию непосредственного переноса форм деревянных построек в каменное зодчество. Кроме этой работы, Ю. П. Спегальский написал несколько книг и много научных статей.
Исследование памятников древнепсковской архитектуры началось позже, чем изучение древнерусских построек в других крупных городах Руси. «Среди тех, кто самоотверженно работал над проблемами истории псковского зодчества, имя Ю. П. Спегальского — историка архитектуры и древнего быта Пскова, реставратора и художника, человека яркой индивидуальности — несомненно занимает первое место». Наиболее крупная работа Ю. П. Спегальского — фундаментальное и на сегодняшний день исчерпывающее исследование псковских каменных жилых домов XVII в. Этой работой введен в научное обращение обширный ряд памятников, до того времени не изученных или плохо изученных, о которых существовали ошибочные представления. Создана научная основа для дальнейшего изучения, охраны и реставрации этих памятников, дана их новая общая характеристика, показано, что они занимают в истории русской архитектуры более значительное место, чем это было принято считать. Эта работа по своему значению выходит за пределы псковской тематики. Она сыграла большую роль для изучения древнерусской архитектуры в целом. Ю. П. Спегальский не только монографически исследовал фактический материал, но и блестяще доказал наличие у каменных зданий XVII века верхних деревянных этажей, являвшихся собственно жилищем псковичей. После его открытия подобные надстройки были обнаружены на каменных домах того же времени и в других русских городах.
Самостоятельное значение имеют выполненные в ходе изучения жилых Домов исследования о печах и печных изразцах, о керамических киотах.
Ю. П. Спегальский выполнил также ряд исследований об отдельных памятниках псковской церковной архитектуры. Уточнена строительная История отдельных сооружений, высказано немало общих соображений об эволюции псковских храмов, в частности о формах их покрытий. Этим вопросам посвящены несколько статей и соответствующие разделы в историко-архитектурном путеводителе по Пскову, а также в научно-популярной работе «Сокровища древней архитектуры».
В небольшой, но принципиально важной статье Ю. П. Спегальский затронул один из центральных вопросов истории русской архитектуры вообще, обоснованно выступив против упрощенных представлений об одностороннем влиянии деревянной архитектуры на каменную или наоборот.
Другая крупная работа Ю. П. Спегальского, не вполне законченная и изданная посмертно, — исследование деревянных городских жилых построек Северо-западной Руси IX—XIII веков по археологическим материалам (главным образом новгородским и староладожским). Выполнены новые реконструкции, существенно отличающиеся от тех, которые ранее предлагались археологами. В работе наряду с вполне убедительными выводами есть и спорные, поскольку имеющийся археологический материал допускает различные толкования. Но уже сама возможность таких различных толкований является заслугой Ю. П. Спегальского. Есть основания думать, что некоторые мысли, высказанные в этой книге, будут должным образом поняты и оценены лишь в процессе дальнейших исследований и может быть еще не в самое ближайшее время. Таково мнение ученых, считающих также, что это исследование Ю. П. Спегальского в истории изучения древнерусского деревянного жилища, несомненно, относится к ряду выдающихся явлений.
Можно отметить также участие Ю. П. Спегальского в выполнении реконструкций построек, раскопанных И. И. Ляпушкиным на Новотроицком городище.
Ю. П. Спегальский — признанный мастер научно-популярного жанра. К специальным его работам этого рода относятся две его книги об истории
архитектуры и памятниках Пскова и работа «Сокровища древней архитектуры». Кроме того, работы, рассчитанные на специалистов, фактически также написаны в форме, доступной для широких кругов читателей.
Наряду с литературной популяризацией своей работы, Ю. П. Спегальский выступал и как художник-график, не только блестяще иллюстрировавший и оформлявший свои научные труды, по и создавший самостоятельную серию рисунков на псковские историко-архитектурные темы — своеобразный пример научно обоснованного художественного творчества. В этом произведении наиболее ярко раскрывается счастливое сочетание в одном лице исследователя архитектуры и тонкого художника.
«Кроме обогащения исторической науки новыми фактами и постановки многих дискуссионных вопросов, бесспорной заслугой Ю. П. Спегальского является усовершенствование общих принципов и методов историко-архитектурного исследования. Счастливо сочетая в себе историка с архитектором, инженером и художником, Ю. П. Спегальский не ограничивался изучением истории архитектуры только в археологическом, в искусствоведческом или в проектно-реставрационном аспектах (как это делается в большинстве случаев). Для него эти и другие частные аспекты были лишь средствами, лишь источниками материала, который обязательно переосмысливался с точки зрения собственных, внутренних, объективных закономерностей развития строительства и архитектуры. В этом отношении он много сделал для того, чтобы поднять историю архитектуры на уровень самостоятельной научной дисциплины, имеющей свои специфические принципы и средства исследования. Этот синтез разнородных методов в работах Ю. П. Спегальского еще не везде доведен до конца, — этого трудно и требовать от исследователя, впервые вставшего на такой путь, но возврат к прежним устаревшим методам после работ Ю. П. Спегальского уже невозможен».
Ю. П. Спегальскому не удалось реализовать все свои замыслы и, может быть, самый главный, самый дорогой его сердцу замысел — закончить и издать настоящую работу. Все, что было сделано Ю. П. Спегальским по изучению древнепсковской архитектуры, должно было получить четкое логическое завершение. В год смерти материал уже был весь собран и Ю. П. Спегальский предполагал приступить к окончательному литературному оформлению книги. Внезапная смерть (17 января 1969 года) не дала осуществиться его замыслу. Вдовой автора — О. К. Аршакуни все оставшиеся материалы и отдельные записи и заметки были сведены вместе и расположены в необходимом порядке, т. е. создана композиция книги. Мы надеемся, что шероховатости в расположении материала не помешают читателю воспринять основные идеи книги и подкрепляющий их широкий фронт фактов. Данное издание несомненно представляет большую научную ценность для изучения не только псковского, но и древнерусского каменного зодчества в целом.
О. К. Аршакуни выражает глубокую благодарность за помощь в работе над завершением книги А. А. Шенникову, В. А. Булкину, О. В. Овсянникову, А. Н. Кирпичннкову, М. И. Семенову.

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Все, что дошло до нас от древнерусской архитектуры,— это не только памятники истории, документы древнего быта, далеко ушедшие в прошлое культуры, но и произведения мудрого и вдохновенного и, что самое главное, очень поучительного для нас творчества древнерусских зодчих.
В произведениях каменной древнепсковской архитектуры времени ее расцвета, продолжавшегося с XIV по XVIII века, нашли выражение не просто талант, изобретательность и художественное чутье отдельных одаренных зодчих, а сложившиеся на протяжении веков взгляды народа на сущность архитектуры и ее задачи. Поэтому интерес к древнепсковской архитектуре не может ограничиваться лишь изучением ее форм и установлением внешней картины их развития, оценкой этих форм с эстетической точки зрения. Интерес должен распространяться в не меньшей степени и на изучение путей творчества, породившего эту архитектуру.
В сущности, понять и по достоинству оценить древнепсковскую архитектуру только и можно в том случае, если рассматривать ее как результат архитектурного творчества каменщиков. Только такая точка зрения позволяет обнаружить реальные корни архитектурных приемов, применявшихся псковскими зодчими, и установить последовательность развития этих приемов.
Не отдавая ясного отчета в том, что эта архитектура была результатом творчества каменщиков, невозможно извлечь из изучения ее памятников и тех выводов, которые могут оказаться весьма полезными в деле создания современной теории архитектуры. До сих пор этой стороне древнерусской архитектуры не было уделено достаточного внимания. Необходимо вникать в особенности труда этих мастеров, в общую атмосферу их творчества, в реальные корни и подлинный смысл созданных ими технических и художественных приемов. Для этого большое значение будет иметь, прежде всего, практическое знакомство с процессами каменной стройки, характерными для тех далеких времен.
Ученым давно уже известно, что псковские каменщики XV—XVI веков строили не только у себя на псковской земле, но и далеко за ее пределами — в Москве, Казани, Свияжске и других местах Руси.
Неоднократно в трудах по истории русской архитектуры отмечался этот факт, приводились сведения о церквах, построенных псковичами. Многие работы, которые они выполняли в XV—XVI веках, до нас не дошли. Это обстоятельство, разумеется, очень усложняет исследование творчества псковских каменщиков в целом. К тому же работы каменщиков за пределами Псковщины не только мало изучены, но далеко не полностью выявлены, и мы располагаем в этой области недостаточным материалом. Однако само обстоятельство, указывающее на то, что псковские каменщики строили за пределами псковской земли, позволяет осветить их труд гораздо полнее.
Самое трудное в изучении архитектуры, особенно архитектуры далекого прошлого, правильно представить тот реальный живой процесс творчества, который породил изучаемые исследователем памятники. Лишь немногие из исследователей пытались подойти к решению этой задачи. И удалось это далеко не всем.
Теоретические труды буржуазных искусствоведов и теоретиков архитектуры представляют собою формалистические хитросплетения, которые уводят далеко в сторону от изучения существа архитектуры и ее связи с жизнью, погружая читателя в мир абстрактных формалистических категорий. Буржуазная история и теория архитектуры не могут дать тех основ, на которых могло бы быть построено глубокое изучение нами архитектурного наследия. В то же время и советские теоретики и историки архитектуры еще, к сожалению, не дали этих основ.
Отдельные и очень немногие элементы этого анализа национального архитектурного наследия имеются, но они рассеяны в трудах наиболее серьезных исследователей русской архитектуры, никак не систематизированы и тонут в обшей массе материала, обходящего коренные вопросы русской архитектуры.
Все еще господствующий в нашей науке взгляд, согласно которому влияние народного творчества на архитектуру древней Руси выражалось главным образом в переносе форм деревянных построек в каменное зодчество, совершенно не позволяет постигнуть самую суть творчества псковских каменщиков, замышлявших конструкции и архитектурные формы в камне и кирпиче. Не удивительно, что исследователи все еще не могут найти ничего псковского в большей части документально установленных зарубежных (под «зарубежными» автор понимает постройки за пределами Псковской земли) построек, созданных псковскими зодчими, и если находят, то только детали, упуская самое главное — общий характер и направление изобретательства псковских зодчих, выражение основных принципов их творчества. Принадлежность же к псковским каменщикам тех из зарубежных построек, о мастерах которых ничего не сказано в древних письменных источниках, так и остается неопределенной. Однако сколь трудно решение этого вопроса, столь же интересно и существенно оно.
Кто были строители, «архитекторы», зодчие древнепсковской архитектуры? Это были каменщики, то есть городские ремесленники, которые своими руками непосредственным трудом создавали материальные ценности.
Насколько мы имеем возможность судить по источникам, руководителями артелей псковских зодчих были, по-видимому, наиболее опытные и даровитые люди, вышедшие из массы тех же мастеров и, по-видимому, выдвинутые самими мастерами. Это получило отражение в известной формуле: «Ивашка Ширяй с товарищи». Мы не знаем в Пскове таких случаев, как подчинение мастеров в процессе их работы какому-либо поставленному над ними зодчему, архитектору, или «подрядчику».
Однако мастера не могли делать все, что угодно — социальный заказ и объективные исторические условия ставили им достаточно жесткие рамки. И все же мастера при строительстве применяли свой метод, свою сметку, свое уменье, действовали так, как им подсказывало их собственное соображение, их образ мыслей. Понятно, что благодаря этому в архитектуру проникали черты, отражающие идеологию и психологию трудящихся масс, к которым эти мастера принадлежали.
Глубоко и внимательно изучая создававшуюся этими мастерами-строителями архитектуру, мы сможем раскрывать черты подлинно народного архитектурного творчества и извлекать точные и определенные данные об этом предмете.
Глубокая связь творчества с производством, с процессом стройки приводили закономерно и неизбежно к разработке архитектурных форм, реалистически отображающих технические способы стройки.
Господствующие классы в прошлом всегда стремились подчинить архитектурное творчество своим целям, понятиям и вкусам, желая превратить зодчих лиши в исполнителей собственных предначертаний.
Борьба народного влияния на архитектуру с влиянием воззрений господствующих классов принимала в разные времена и в различных условиях не одинаковый оборот.
Во Вторых палатах Меншиковых («Дом Яковлева») хотя заказчик и навязывал мастерам нереалистические формы, но мастера в известной степени по-своему изменяли и перерабатывали их, сделав их более реалистичными, привели их к виду почти рациональному.
Важно определить, какие именно мастера-строители прошлого имели возможность проявить свое собственное оригинальное творчество в постройках, и в чем же секрет этой творческой оригинальности. Он в любви народа к родному краю, его природе, он в особенности его психологического склада. Труд создавал конкретные навыки мастеров. В их особенностях и сочетании с определенным национально-психологическим складом секрет творческой оригинальности народа.
В создании людьми труда народных национальных культур роль труда, его влияние на всю психологию, на все творчество громадны. Изучая древнерусское искусство, и особенно архитектуру, это необходимо помнить прежде всего.
Простой русский человек, а им и был псковский каменщик, был тесно связан с родной природой, он жил вместе с нею, зорко наблюдал ее и любовался ею, он любил ее красоту. Подтверждением этого могут быть русские песни, в которых хоть и скупыми словами, но с глубоким пониманием и любовью говорится о родной земле, о родной природе. И древне-псковская архитектура, теснейшим образом связанная с окружающими ее пейзажами, окружающей природой, проникнута тем же звучанием. Это тончайшая, но прочная связь, позволила памятникам зодчества украшать природу, которая, в свою очередь, украшала и дополняла архитектуру, вследствие чего архитектура необычно сильно выигрывала в своей красоте.
Известны глубокий интерес и любовь русского человека к родной природе, но очень интересно видеть, как эти свойства отразились на отдельных произведениях зодчих, как здания обращались зодчими к окружающей их природной среде и городскому ландшафту. Они буквально поворачивались лицом к природе, восходили на те места, к которым открывались наиболее широкие пространства и красота окрестностей, вся внутренняя планировка этих зданий подчинялась окружающему пейзажу.
Углубленное изучение этого творчества немыслимо на основе формального метода исследования памятников, оно требует исследования живого процесса творчества, развития общественных идей, изучения реальных исторических условий творчества и изучения среды, окружавшей каменщика-зодчего, и его внутреннего мира. Это не легко, но это необходимо. Те реставраторы древнепсковской архитектуры, которые не понимают этого, на каждом шагу своей деятельности портят попадающие им в руки памятники. Реставратору одинаково важно и уметь замечать самые малозаметные мелочи, и обладать широким взглядом на все вопросы, сопутствующие его работе.
Реставрация — область деятельности, которая соприкасается равно тесно и с историей архитектуры, и исследованием памятников, и со строительной техникой как прошлого, так и современной, и технологией материалов, подчас со своеобразной архитектурной археологией, и с изобретательством в области технических средств сохранения памятников.
В основе любого подхода к изучению памятников всегда лежит то или иное представление о творчестве их создателей, хотя оно может быть лишь скрытным, не выявленным. Разве в столь часто повторяемом мнении, что русские каменщики, строя первые шатровые храмы, «воспроизводили» формы деревянных шатровых храмов, не скрыто определенное представление об архитектурном творчестве? Авторы такого мнения, по-видимому, не представляли себе иного метода творчества, кроме как слепого подражания тем или иным формам и копирования их.
Построенные каменщиками здания называют памятниками старины. В этом нет чего-либо, противоречащего истине, — они давно уже стали ими. Однако для тех, кто в наше время любит и ценит творцов этих памятников, они являются реликвиями не потому, что они старые, а почти исключительно потому, что это памятники творчества русского народа, творчества простых русских трудовых людей, сумевших не только глубоко освоить технику строительного дела, но развить, не утерять в водовороте жизни народные черты своего архитектурного таланта, оживить эту технику своим самобытным умом, внести в применение этой техники свое отношение к жизни, свой талант и мудрость.
Поэтому справедливо следовало бы назвать их не только памятниками старины, то есть памятниками быта и культуры прошлого, но и памятниками творчества псковских каменщиков. Это не только справедливо, но и необходимо — ведь до тех пор, пока мы их не будем рассматривать с этой точки зрения, мы не оценим их в должной мере.
Обширность и трудность задачи изучения архитектурного творчества русских каменщиков исключает возможность охватить этот вопрос в одном исследовании. Однако необходимость работать над этой темой назрела. Нужно закладывать уже первые камни, которые дадут потом возможность решить эту задачу.

Часть первая
ЗОДЧЕСТВО ПСКОВСКИХ КАМЕНЩИКОВ И ПЕРВЫЕ ШАТРОВЫЕ И СТОЛПООБРАЗНЫЕ ПОСТРОЙКИ.

Шатровые и столпообразные постройки — одно из интереснейших явлений народного творчества в русской допетровской архитектуре. Вместе с тем вопрос о их происхождении относится к наиболее неизученным вопросам русской архитектуры, несмотря на то что он всегда привлекал внимание исследователей.
Точку зрения И. Е. Забелина, сводящуюся к тому, что каменные шатровые постройки есть повторение каких-то уже существовавших до них деревянных построек, мы считаем ошибочной и об этом далее будем говорить более подробно. Также безуспешны всякие попытки объяснять появление шатровых и столпообразных построек какими-либо влияниями, идущими извне, например находит в факте их появления и в формах веяние готики.
При внимательном изучении шатровых и столпообразных построек становится совершенно ясно, что эти формы создались, появились на месте, были выработаны русскими мастерами-каменщиками Конечно, появились они не сразу. Внося все новые и новые изменения в конструкцию, план и всю архитектуру храмов, каменщики, наконец, пришли к таким формам, которые настолько отличаются от обычных для того времени типов храмов, что даже исследователи архитектуры не замечали их связи с обычными храмами.
Нововведения в архитектуре, которые привели к появлению шатровых и столпообразных построек, если не все, то почти все были сделаны псковскими мастерами. Несмотря на то что храмы шатровые и столпообразные в сущности есть не что иное, как измененные и переработанные храмы обычного типа, обычный храм они напоминают так мало, что их можно назвать памятниками архитектурного творчества русских мастеров-каменщиков. Очень многое в этих постройках вполне самобытно.
В ранних шатровых и столпообразных постройках каменщики по-своему использовали итальянские архитектурные детали и даже конструктивные приёмы (машикули), не меняя самобытности своего архитектурного творчества. В шатровых и столпообразных постройках мастерам удалось пренебречь многими обычаями и канонами и в значительной степени выразить свои собственные вкусы.
Особенный интерес этих построек в том и заключается, что в них, несмотря на все ограничения, мастера все-таки проявили свою чисто народную изобретательность и способность к творчеству, и, может быть, в очень большой мере сумели выразить народные вкусы и взгляды на архитектуру того времени...
По-видимому, именно этим объясняется та неприязнь, с которой встретило эти формы зодчества духовенство и, наоборот, симпатия, с которой отнеслись к ним гражданские заказчики и население. Несмотря на то, что русское духовенство сразу же начало бороться с распространением столпообразных и шатровых храмов и всяких храмов с шатровыми верхами, эти формы продолжали распространяться даже после появления в середине XVII века официальных указов об их запрещении. В глухих местах строительство таких храмов продолжалось чуть ли не до XX века. Там. где нельзя было строить храмы такого рода, строители перенесли столпы и шатры на здания колоколен, которых запрет не касался.
Чрезвычайно интересно, что церковь так и не смогла заставить мастеров строить «по старине», не могла пресечь изобретательности русских зодчих и запретить распространение новых форм. Понятно, большую роль в этом сыграли заказчики, которые позволили строителям применять новые приемы, желая иметь более эффектную и из ряда вон выходящую постройку. Видимо, даже великие государи иногда больше ценили эффектную архитектуру, чем соответствие старине. Благодаря этому появились такие памятники, как церкви в селах Острове, Дьякове, Коломенском, храм Василия Блаженного в Москве.
Безусловно, большую роль в изобретении и создании первых столпообразных и шатровых построек сыграли псковские каменщики, именно они подготовили почву для их появления н. вероятно, впервые создали образцы этих построек. Во всяком случае, если нет еще достаточно твердых оснований утверждать, что первые шатровые и столпообразные храмы все созданы только руками псковичей, то отрицать их роль просто невозможно. Один из самых старых шатровых храмов — храм в селе Острове — настолько изобилует такими деталями, которые характерны для самого Пскова, и настолько повторяет в общей композиции излюбленный псковский прием компоновки, что становится совершенно ясно, что построен он псковичами. Найти какие-либо документы, которые установили бы точно, какие именно мастера строили первые столпообразные и шатровые храмы, невозможно (таких документов не существует). Остается судить об этом только по самой архитектуре.
Каковы наиболее существенные особенности столпообразных и шатровых храмов? Шатровый и столпообразный, так же как и обычный кубический храм, состоит из стен с лопатками и закомарами, над которыми возвышается глава. При этом храм может быть окружен галереей или нет, иметь или не иметь цокольный этаж, приделы, крыльца, звонницы, так же как и всякий обычный.
Чем же шатровый храм, имеющий снаружи все части обычного, правда измененные, отличается от него и благодаря каким именно изобретениям в архитектуре могли появиться шатровые и столпообразные храмы?
На этот вопрос можно ответить вполне определенно. Для шатрового или столпообразного храма прежде всего характерны отсутствие столбов и установка барабана на бесстолпную систему сводов. Нижняя часть здания и барабан приспособлены именно к системе сводов. Для шатровых храмов также характерны перекрытие барабана не куполом, а шатром и наличие снаружи рядов ступенчатых закомар под барабаном, выражающих ступенчатую систему сводов. Для столпообразных и шатровых (за исключением Коломенского) храмов характерна композиция их в виде центрального столпа с окружающими его приделами.
Из всего этого становится совершенно ясно, что столпообразные и шатровые храмы явились результатом развития бесстолпного типа храма. Следовательно, пути возникновения шатровой архитектуры необходимо прослеживать от памятников бесстолпной архитектуры.
Существование бесстолпных храмов до XVI века в Пскове и творческая работа псковских каменщиков над этими конструкциями позволяет думать, что они могли не только перенести их в Москву, но и развить их до логического конца.
Даже такие хорошие мастера, как ростовские, в самом конце XV века только подражали псковским конструктивным приемам (например, Успенский собор Кирилло-Белозерского монастыря, 1497 г.) и лишь значительно позднее, к XVII веку, выработали свою собственную разновидность бесстолпных перекрытий.
Ряды закомар, характерные для шатровых храмов, выражающие, а иногда и прямо отвечающие внутренней конструкции, еще до появления шатровых храмов применялись именно псковичами. Их появление на свет вызвано использованием ступенчатых арок — конструкций, изобретенных псковскими каменщиками. Ризположенский храм и Благовещенский собор, построенные псковскими мастерами в Московском Кремле в 1484 году, имели ступенчатые закомары. Ступенчатые закомары — лишь последствие применения ступенчатых сводов — конструкций, характерных только для псковской архитектуры. Наконец, совершенно бесспорно, что обыкновение ставить приделы заимствовано из Пскова, где они появились с начала XV века и были очень распространены.
Наиболее ранний из сохранившихся шатровых храмов — храм в селе Острове (начало XVI века), имеющий два боковых придела, настолько напоминает не существующую теперь, но обмеренную Покрышкиным церковь в селе Доможирке у Чудского озера (середина XV века), что сравнение этих двух построек может послужить лучшим доказательством перенесения такого архитектурного приема из Пскова в Москву. И если церковь в Доможирке и принадлежит, несомненно, к XV веку, но не имеет точной даты постройки, то дата постройки церкви Богоявления с Запсковья точно известна. Композиции этих двух церквей совершенно аналогичны.
Впрочем, Доможирский храм лишь один из многих псковских храмов, где были использованы приделы.
Приделы — типичная особенность псковской архитектуры. До сих пор они сохранились у церкви Богоявления с Запсковья, церкви Анастасии Римлянки и других.
Наряду с использованием и развитием уже существовавших до того приемов в шатровых храмах каменщики ввели и совершенно новые конструктивные приемы: прежде всего, шатровое перекрытие барабана и контрфорсы у барабана.
Устройство каменного шатра стало возможным только над бесстолпнымн конструкциями. К такому приему, как шатер, каменщики могли прийти вполне естественно и легко, обладая большим техническим умением и прекраснейшим пониманием конструкции и ее статических свойств. Об их высоком мастерстве, большом опыте и традициях говорит вся структура шатровых и столпообразных храмов, их план, устройство перекрытий и даже отдельные детали. Совершенно невозможно себе представить, чтобы эти сооружения могли воздвигнуть мастера, не обладавшие достаточным умением и не имевшие еще долголетнего опыта.
Признано, что псковские каменщики в конце XV и, по-видимому, в начале XVI века намного отличались своим техническим уменьем от каменщиков других древнерусских городов и высоко ценились. Именно поэтому с конца XV века их вызывали в Москву. Работы этих каменщиков отмечались в конце XV века в летописях. Очевидно в начале XVI века часть псковских мастеров или осела в Москве, или приезды стали настолько обычным явлением, что это перестали отмечать. Может быть, имело место и то и другое.
Дальнейший путь до столпообразных и шатровых храмов есть только логическое продолжение и развитие этих выработанных в Пскове приемов. От бесстолпных храмов до столпообразных остается лишь шаг, правда шаг, смелости которого можно удивляться. Но, наверное, этот шаг был сделан не сразу. Сперва появились угловые конические сводики (тромпы) и барабан стал восьмиугольным. Потом появляется шатровое перекрытие (храм в селе Острове). Барабан «восьмерик» перекрывается в Островском храме уже не купольным сводом, который не был достаточно эффектным, а шатром. Наконец, такие конструкции, как шатер и машикули, где кладка свешивается, требуют для их устойчивости не четырехугольной, а многоугольной формы плана. Появляются восьмиугольные столпы. Обыкновение строить приделы подсказывает компоновку целых групп столпов. Так представляется вкратце этот в действительности, конечно, более сложный путь. Далее постараемся представите себе это более подробно.

1. ТЕХНИКА ПСКОВСКИХ КАМЕНЩИКОВ.
Экспертиза Успенского собора. Правильность кладки. Камень.
Керамика. Голосники. Раствор, Штукатурка.
Связи. Кровля.

Псковские каменщики были прекрасными мастерами своего дела. Технические способы и приемы постройки из известняка и кирпича на известковом растворе доводились ими до совершенства.
Примитивный способ кладки «в коробку», который применяли и москвичи и новгородцы, никогда не применялся псковичами. Псковичи, по-видимому, достаточно разбирались в силах, действующих в кладке, чтобы понимать негодность кладки, где вся середина заваливается почти случайными прослойками мелкого камня и раствора.
Слова летописца о причинах разрушения московского Успенского собора (построенного Кривцовым и Мышкиным), очевидно, повторяют, может быть, даже довольно точно, мнение псковичей, которые были вызваны для экспертизы в 1474 году: мастера, согласно этим словам, строили собор «по обычаю своему, но не разумеша силы в том деле, известь житко растворяху с песком, ино не клеевито, а внутрь того же малого камения собираху да внутрь стены сыплюща да известью поливаху, якоже раствором тестяным, потому же не крепко дело. Якоже тягиня того камения погнетет вместо и правило стены извихляется».
Псковичи клали свои стены по отвесу и ватерпасу, по причалкам с соблюдением правильной перевязки и правильным заполнением середины стены. В результате многочисленных переделок, разрушений от пожаров, воды и прочих причин теперь в их постройках часто наружные или внутренние стены не представляют правильной плоскости, линии углов не отвесны и неправильны, очертания арок измяты. В большинстве случаев только подвалы остались в более или менее нетронутом виде и по ним можно убедиться, что стены сложены точно, очертание их геометрически правильное, круглые в плане части сложены по воробе или малке.
Примером такой безупречной кладки могут служить подцерковья церквей Василии на Горке, Климента в Пскове и др.
У себя дома псковичи строили обычно из известняковой плиты, в изобилии добывавшейся на Псковщине. Кирпич в Пскове употреблялся до XVIII века очень редко, так как он обходился гораздо дороже плиты.
На Псковщине известняки находятся в громадном количестве, самых разнообразных пород и легко могут добываться вблизи мест строек. Плита как материал для постройки каменных зданий является природным, не требующим переработки материалом, легко доступным, дешевым и имеющим большие достоинства. Неслучайно именно во времена наибольшего развития строительства и высоко развитой строительной техники в Пскове плита совершенно вытеснила кирпич, который употреблялся только лишь на печи и печные трубы. Это было вызвано необходимостью быстрого заготовления большого количества материала, который был бы под рукой, быстрого окончания строек и, при большом размахе строительства, стесненностью материальных средств, необходимостью экономить их.
Использование плиты давало следующие преимущества:
а) подручность, доступность и дешевизну;
б) возможность в короткий срок заготовить громадное количество вполне готового материала;
в) быстроту возведения, несложность и легкость исполнения строительных работ, возможность применять ее в самых разнообразных случаях, в частности для орнамента зданий.
Распространенные на Псковщине породы известняков различаются толщиной слоев (от слоев, измеряющихся сантиметрами, до слоев полуметровой толщины), механической прочностью и податливостью инструменту (от чрезвычайно твердой до мягкой, почти как глина), цветом, характером излома, плотностью и такими важными свойствами, как сопротивляемость влияниям атмосферных воздействий, теплопроводность, способность впитывать влагу.
Древнепсковские каменщики хорошо знали свойства плиты и успешно ее применяли. Примером умелого использования разных пород плиты могут служить жилые здания XVII века в Пскове. Нижние части зданий, подвергающиеся воздействию почвенной влаги,— фундаменты и стены подвалов обычно сложены из очень прочной, твердой, плотной, мало впитывающей влагу и не поддающейся атмосферным влияниям плиты. Стены самого жилья складывались также из прочной и мало впитывающей воду плиты с целью защиты здания от быстрого разрушения в случае утери крыши. Орнаментация делалась из совершенно особых пород известняков, дававших очень чистые плиты одинаковой толщины (обычно 10—12 см, иногда 30—32 см) и очень мягкие, легко поддающиеся обработке режущим инструментом, но довольно устойчивые против влияния атмосферных воздействий.
Различные части орнаментации выполнялись из разных пород плиты. Каждая часть имела свои особенности. Валики, выступавшие за лицо стены и защищавшие более тонкую орнаментацию (а сами не требовавшие никакой обработки, кроме очень легкого подкругления углов), делались из более прочных и крепких пород. Разные детали, помещавшиеся в защищенных валиками углублениях, требующие тонкой обработки режущим инструментом, делались из наиболее мягких и иногда даже не особенно устойчивых пород, так как были защищены от воздействия дождя и снега.
Позднее, в XIX и XX веках, не всегда правильно применяли известняковые плиты, что приводило часто К разрушению зданий. В XIX веке употребляли прочную, но сильно теплопроводную плиту для стен жилых зданий, защищенных крышей и штукатуркой. При реставрационных работах псковского музея в XX веке на облицовку нижних частей башен, не имевших ни крыш, ни штукатурки и подвергавшихся интенсивному воздействию атмосферных условий, употреблялась сильнопористая и впитывающая воду плита, непрочная и пригодная лишь на части зданий, защищенные штукатуркой и крышей и удаленные от почвенной сырости. Понятно, что облицовка начинала разрушаться на следующий год, в то время как облицовка из прочной плиты может существовать сотни лет. Об этом свидетельствует, например, Порховская крепость.
Плиты обрабатывались инструментами, в состав которых входили: основной плитный молоток, универсальный (массой 2,5 кг), кирка для отескн больших плоскостей (3,5 кг), молоток для околки и тески небольших плиток (1,25 кг), кирочка для вырубки орнамента (0,1 кг), резак для камня (мягкого), мастерок для работы под золиво.
Интересно сравнить древние приемы отески плиты с современными. Теперь тешут посредством очень частых ударов по инструменту, направленному перпендикулярно к поверхности плиты, в результате большая затрата сил и времени, отесанная поверхность имеет неприятно сухой вид, В древности тесали, направляя лезвие инструмента вкось, причем количество ударов было намного меньше. Это давало экономию сил и времени. При теске поверхность получалась сочная, с красивым рельефом.
«За рубежом» псковичи употребляли очень часто кирпич и белый камень. С XV века псковичам хорошо было знакомо керамическое производство. Выделывались и употреблялись в строительстве изразцы, сначала неполивные, а в дальнейшем покрытые поливой. О размахе керамического производства в XV веке в Пскове говорят поиски псковскими гончарами новых областей применения керамики.
В то время керамические плитки широко употреблялись для облицовки деревянных поверхностей, а также для иконных киотов, служивших украшением жилищ горожан.
Уже в XV веке в Пскове выделывались украшенные рельефными изображениями поливные изразцовые печи. Для покрытия церковных глав, кроме металла, употреблялась керамическая черепица. В XVII веке керамическими делались сборные части отопительных печей.
В Пскове умели выделывать изразцы и другие керамические изделия из легкоплавкой синей и зеленой глины. Глина эта обжигается и даже плавится при температуре гораздо более низкой, чем температура обжига обыкновенной глины. Изготовлять из нее изделия обычным способом (так же как и из обыкновенной глины) нельзя, так как при обжиге она плавится и течет, теряя свою форму, однако в древности псковичи применяли ее с большим успехом. Изделия из этой глины хорошо противостоят самым сильным атмосферным воздействиям. Единственно, чего они не переносят, так это температуры выше той, при которой они обжигались. В Пскове много таких изразцов, очень хорошо сохранившихся в продолжение нескольких веков, если они находились под землей, на воздухе или в воде, но совершенно разрушенных, если они подверглись горению.
Некоторые соображения наводят на мысль о том, что полива, которой иногда покрывались эти изразцы в древности, изготовлялась из цветных мельчайших кварцевых песков, залегающих такими красивыми слоями на правом берегу Великой, за Снятной горой. Эти пески представляют собой тончайшую кварцевую пыль и окрашены окисями металлов, т. е. являются почти готовой поливой. Добавка тех веществ, которые заставляли плавиться эту кварцевую пыль, возможно и давала самую чудесную, исключительную по красоте поливу псковских изразцов XVII века. Эта полива необычайно прочно держится и на керамических изделиях, изготовленных из легкоплавкой глины.
Керамика употреблялась и для украшения церквей (изразцовые пояса и надписи, сделанные на керамических плитах). Для покрытий церковных куполов в XVI веке употреблялась гончарная черепица.
Из обожженной глины делались голосники — горшки с длинным горлом, которые закладывались в верхних частях стен в своды. Некоторые купола почти сплошь построены из голосников. Здесь они безусловно не могли не иметь конструктивного значения, облегчая нагрузку и уменьшая распор. Л. Б. Альберти в своем трактате рекомендовал закладывать горшки, напоминающие голосники, в стены для предохранения их от сырости, для просушки. Может быть, они выражали именно это назначение. Положение голосников в верхних частях здания нисколько не противоречит такому предположению, так как верхние части больше всего страдали от сырости из-за конденсирования влаги в зимнее время, особенно при большом стечении народа. Можно предполагать также, что они играли и ту роль, о которой говорит их название, — служили для улучшения акустики. Однако следует заметить, что их иногда закладывали в наружные стены горлом наружу (погост Новая Уситва, церковь Николы на Усохе).
Уже в первой половине XIV века псковские каменщики перестали применять раствор из извести с измельченным кирпичом и перешли на кладку только из известняковой плиты на известково-песчаном растворе.
Псковичи обладали большим умением составлять известковые растворы. Они никогда не прибавляли в раствор пеньку и другие волокнистые примеси, для того чтобы компенсировать неудачный состав раствора, как это делали другие русские мастера. Растворы псковичей всегда были удачного состава и обладали достаточной прочностью.
Интересно, что псковские каменщики применяли в кладке из известняковой плиты раствор на мелком глинистом песке. По-видимому, это объясняется тем, что известковый раствор на речном песке в кладке из тяжелой и несильно впитывающей воду плиты неудобен, особенно при быстром производстве работ. Даже очень густо затворенный, он под тяжелой плитой разжижается, сползает и течет по стене. Жидкое золиво прорывается в промежутках между плитами и вытекает наружу, оставляя пустоты внутри кладки. Раствор из мелкого желтого песка и даже только с примесью его не имеет этих недостатков. Он не разжижается даже под сильной тяжестью и не пропускает жидкое золиво. При работе, когда требовалась большая чистота кладки, это имело большое значение. В кладку из кирпича, который быстро сушит влагу, шел раствор, приготовленный на крупном речном песке. Мелкий песок, иногда с содержанием глины, благодаря свойству чрезвычайно хорошо связываться с кладкой стены шел в штукатурку.
Интересен способ обработки штукатурки. Ее накладывали нетолстым слоем (2—10 мм) и не затирали, а заглаживали лопаткой, оставляя поверхность волнистой, но гладкой, даже скользкой на ощупь.
Известняковая плита — сравнительно грубый материал. Кроме того, в нашем климате она подвержена быстрому разрушению под действием мороза, воды и ветра. Потому-то псковичи так любили большие гладкие оштукатуренные и выбеленные плоскости. Поверхностям плитной кладки не старались придавать строгого геометрического очертания — это привело бы к утолщению штукатурки, очень усложнило процесс нанесения и уменьшило прочность. И такая волнистая, не совсем ровная обмазка, сделанная руками древнепсковских мастеров, давала необычайный художественный эффект, выявляя всю весомость каменных сооружений и придавая им скульптурность. Для обмазки употребляли мелкий желтый горный песок, содержащий окислы железа и другие примеси. Побелка делалась обычно псковской известью, тоже нечистой, с примесями глины и окислов металлов. Из-за этого она принимала не чисто белый, а желтоватый цвет, а иногда бывала слегка розоватой. Штукатурка эта интересна свойством «освещать» помещения, отражая и рассеивая лучи света. Внутренние помещения, оштукатуренные таким образом, становятся светлее, чем при обыкновенной современной штукатурке. Это уже проверено автором книги.
В своих постройках псковичи употребляли связи сперва деревянные бревенчатые (со скрепами из полосового железа по углам помещений), а с XV века — железные, однако по возможности они старались обойтись без связей. Из кровельных материалов, употреблявшихся псковичами, нам известны свинец, железо, дерево.
В древнепсковской архитектуре были характерны сравнительно пологие скаты крыш, за исключением крепостных башен, пушечных шатров, караулен. У других построек крутые крыши встречались редко. Покрытия псковских церквей в XV—XVI веках имели умеренную крутизну, а в XVII веке стали еще положе.
Примером может служить сохранявшаяся до 1953 года подлинная тесовая крыша XVII века на церкви Успения у Парома. Прокладка тесовой кровли листами «скалы» (сшитые лыком двойные листы бересты размером 60X20 см) внахлестку устраняла возможность протечки даже при очень незначительном подъеме крыши.
Черепичные крыши в Пскове XVII века, по-видимому, тоже не были особенно крутыми. Найденная на Поганкиных палатах старая черепица с прилипшей подмазкой показывает, что напуск рядов черепичной кровли этих палат равнялся 12 см. При таком большом напуске кровля могла иметь сравнительно небольшой уклон.

2. РАБОТА ПСКОВСКИХ КАМЕНЩИКОВ «ЗА РУБЕЖОМ».
Постройки псковичей за пределами Пскова. Быстрое развитие архитектуры. Состояние памятников Пскова.

Памятники, построенные псковичами за пределами Псковщины, не всегда повторяют те формы, которые обычны для Пскова. Они часто носят на себе отпечаток другого заказа, отличного от того, какой был в Пскове, т. е. других требований и иных материальных возможностей, делающих необходимым введение новых форм, новой обработки зданий.
Псковская архитектура не была богата декоративными деталями. Псковские мастера вынуждены были мобилизовать все приемы, которые имели декоративное значение (ступенчатые закомары, приделы и все приемы имеющейся у них орнаментальной обработки зданий). В дальнейшем они стали вводить новые архитектурные детали, заимствуя их главным образом у итальянцев. Дело не ограничивалось, конечно, только обработкой. Употребление ступенчатых закомар, высоких подцерковий, приделов, а в дальнейшем бесстолпных конструкций привело к созданию совершенно иных форм построек, не похожих на обычные для самого Пскова. Об этом свидетельствуют уже первые или одни из первых построек псковичей «за рубежом» — Ризоположенский храм и Благовещенский собор в Московском Кремле (1484 г.). Но тем не менее новые приемы построек псковичей представляют развитие сложившихся еще в Пскове приемов и навыков мастеров и носят отпечаток, характерный для психологии псковских каменщиков.
Новые формы, примененные псковичами «за рубежом», во многом есть прямое продолжение того, что намечалось уже в Пскове. Это относится и к шатровым храмам.
Было бы большой ошибкой рассматривать отдельно зодчество псковских каменщиков в Пскове и за пределами его (положим, в Москве) или считать зодчеством псковичей только то, что расположено на территории Пскова. Следует заметить, что настоящую оценку псковских мастеров и их зодчества только и можно дать, учитывая всю их деятельность в Пскове и за его пределами. Однако до сих пор никто этого не сделал, а относительно прямой связи между псковской архитектурой и первыми шатровыми и столпообразными храмами в Москве до сих пор не было даже никаких догадок.
Зодчество псковских мастеров вопреки распространенному мнению (Н. И. Врунов, А. И. Некрасов) нельзя считать ни примитивным, ни косным, медленным в своем развитии. Разнообразие форм сохранившихся памятников хотя бы только в самом Пскове свидетельствует об обратном — псковское зодчество в XV веке довольно быстро развивалось. В XV веке за короткий срок появились ступенчатые своды, ступенчато-закомарные покрытия, восьмискатные покрытия, приделы, крыльца, звонницы, подцерковья, бесстолпные храмы и новая орнаментика.
За пределами Пскова, правда при вмешательстве посторонних Пскову заказчиков, но несомненно при очень большом влиянии псковских мастеров выработались с еще большей быстротой совершенно новые формы построек — столпообразные и шатровые храмы.
Следует остановиться на состоянии, в котором находятся сами памятники. В памятниках зодчества псковских каменщиков воплощалось порой удивляющее своей силой чутье, присущее настоящему, прирожденному архитектору, соединяющему знание и чувство конструкции с таким же чувством формы, конструктивную изобретательность и способность к практическому расчету с декоративной изобретательностью. Для нас должно быть особенно интересно выраженное в этих памятниках понимание архитектуры, свойственное мастеру-каменщику, который был чрезвычайно тесно связан со строительством, собственными руками участвовал в создании постройки, понимание совершенно не такое как у архитектора, проектирующего и «дерзающего на бумаге». Но почти все памятники перестроены и некоторые находятся в таком состоянии, что очень трудно судить об их действительных качествах. Переделки и наносные черты искажают их настоящий облик, который в сущности никому не известен.
Чуждые памятникам наносные черты принимают даже иногда за самое существенное в них. Представления о псковских памятниках строятся на искаженных временем их остатках. Так, полагая, что древнепсковские гражданские здания, если и были изменены, то очень мало, главным образом лишь в деталях, все исследователи, начиная с И. Ф. Годовикова, признавали псковские жилые постройки, даже наиболее богатейшие, за чрезвычайно примитивные «дома-крепости», за лишенные стройной композиции и самых простейших удобств «убежища от нападения и пожаров». Это объясняется тем, что обследуемые здания дошли до нас уже без верхних этажей, служивших собственно жильем и местом, где принимали гостей, без гульбищ и других частей, характерных и обязательных для древне-псковского жилища. Мнения, что псковские храмы в XV—XVI веках «постепенно обрастали пристройками и приделами», т. е. что компоновка их была, в сущности, случайной, техника возведения довольно несовершенной и небрежной, что они были «приземистыми», как бы «вросшими» в землю и почти «не возвышались над окружающей застройкой», — результат наблюдений над памятниками, деформировавшимися от разрушения и ветхости, утерявшими основные пропорции из-за нарастания вокруг них культурного слоя, а нередко окруженными совершенно несоответствующими им по масштабу новейшими постройками.
«Псковская архаичность», понимаемая как неправильность очертаний, грубость форм и простота применяемых материалов и отделок, «псковская приземистость» — все эти приписываемые черты псковской архитектуры совершенно не свойственны ей и совсем не были характерны для нее. Поэтому, для того чтобы памятники псковского зодчества были понятны и полезны, необходимы раскрытие и реставрация наиболее ценных из них.

3. ПОЯВЛЕНИЕ ПСКОВСКОЙ ШКОЛЫ АРХИТЕКТУРЫ.
Мирожский и Снетогорскии соборы. Ивановский собор. Отделение Пскова от Новгорода. Сравнительная демократичность Пскова. Время перелома в архитектуре. Денежная расплата. Значение денежной расплаты.

В XII—XIII веках Псков не имел еще того, что можно было бы назвать псковской школой архитектуры. Однако в начале XIV века появляются уже характерные местные особенности, которые можно найти в ранних постройках Пскова.
Наличие в Пскове превосходного естественного материала для каменного строительства — обильных залежей известняков разнообразных пород — уже в 18 веке, вероятно, успело отразиться на технических приемах каменной стройки и привести к некоторым, не очень значительным, но заметным местным особенностям. Именно это характерно для сохранившейся до нашего времени ранней постройки XIV века — собора Снетогорского монастыря (1310 г.). Собор Снетогорского монастыря повторяет формы еще XII века (Мирожский собор). Очевидно, псковский тип храма выработался после 1348 года, вероятнее всего в конце века.
Собор Мирожского монастыря в его первоначальном состоянии ничего псковского не имеет. Это главное здание старейшего Псковского монастыря, построенного около 1150 года по заказу новгородского архиепископа Нифонта — верховного владыки церковной жизни Новгорода и Пскова. Мирожский собор — памятник не только древней архитектуры, но и монументальной живописи. Собор подвергался переделкам: надстройка «палаток» над юго- и северо-западными углами (сделанная еще в XII веке), наружная штукатурка, неоднократные изменения покрытий, пристройка.притвора, колокольни, поднятие полов. Вокруг здания нарос значительный культурный слой. О первоначальном виде собора можно судить по схематическому рисунку его реконструкции.
Собор Ивановского монастыря — постройка псковских князей, основавших монастырь. В древности храм служил местом погребения княгинь, а иногда и других членов семейств псковских князей. Дата его возведения неизвестна. Впервые он упоминается в летописи как существующий под 1243 годом.
Архитектурные особенности, тесно роднящие его с новгородскими храмами XII века, убеждают в том. что он относится к тому же времени. До нас собор дошел сильно измененным. Многочисленные переделки, надстройки и отложения толстого слоя культурных напластований вокруг здания изменили его первоначальный облик.
Конечно, не могли не существовать местные отличия. Приезжие мастера тоже вынуждены были считаться с условиями Пскова и вносить некоторые изменения в привычные приемы. Ивановский собор, конечно, не точное повторение новгородских соборов — сравнительная бедность заказчика сказалась хотя бы в его небольшой высоте. Но до XV века это только местные особенности.
Появление псковской школы архитектуры связано с тем переломом в хозяйственной и политической жизни Пскова, который привел к отделению Пскова от Новгорода.
Псков еще в XII веке обнаруживал склонность к самостоятельности, причем были случаи, когда он служил убежищем для стороны, терпевшей неудачу в Новгороде. «В лето 1138 выгнаша Новгородцы Всеволода Мстиславовича из Новгорода князя своего... В том же лете приндоша плесковичи и позвали Всеволода княжнти к собе». Но есть серьезные основания считать, что к XIV веку, когда в Новгороде политическая власть бесповоротно укрепляется в руках феодальной аристократии, а вече делается игрушкой в ее руках, Псков становится местом, где противостоящая на вече «бесправдивым боярам» группа находит более благоприятные условия и где эта демократическая партия восторжествовала. Это неизбежно привело к антагонизму между Псковом и Новгородом и к официальному разрыву, признанному в 1348 году. Псковская летопись не раз упоминает о «немирье» и арагозе» между Псковом и Новгородом.
«Новгородцы приведоша себе князя из Литвы... а все то псковичам в перечину... не помогаша ни словом ни делом» (1407 г.).
«Псковичи много челом биша Новгороду, не помогаша Псковичем не мало» (1409г.).
«Тогоже лета псковичи быша рагозии с Новгородцами» (1417 г.).
Трудно с уверенностью сказать, когда этот перелом отразился на архитектуре Пскова, но нужно думать, что это связано со знаменательным для Пскова 1348 годом.
До 1370 года строительство храмов в Пскове было довольно немногочисленно. Постройки каменных храмов падают лишь на 1310, 1339, 1341, 1345, 1352 и 1367 годы, причем только по одному в год. В 1370 году — также одна постройка, в 1371 — три, 1374 и 1376 — по одной, в 1377 — две, 1385 — одна, и, наконец, в 1386, 1388, 1395, 1398, 1399 — по одной. Это только в самом Пскове. К сожалению, почти ни одна из этих построек до нашего времени не дошла. Храм Михаила Архангела, относящийся к этому времени, в верхних частях переделан.
Только после середины XIV века (с 1364 г.) появляются в псковских летописях сведения об уплате мастерам за работу по постройке храмов и укреплений. Появление денежных расчетов несомненно повлияло на введение новых приемов в постройках, рационализацию их. Естественно предполагать, что именно в этот период (от 1370 по 1410 гг.) и выработались основные типические особенности псковской архитектуры.
Чрезвычайно трудно судить конкретно о том, какова была прослойка, которая руководила псковским вечем, ибо, конечно, вече не могло являться представителем и защитником интересов всего населения города. Но все-таки очень важен тот факт, что торговцы и ремесленники хотя бы юридически не были лишены прав на вече и что в хозяйстве Пскова весьма большую роль играли деньги.
Чрезвычайно характерно, что Псковская летопись зачастую упоминает о денежной расплате со своими же местными мастерами, что никогда не встречается в других летописях.
«В лето 1364 псковичи даша наймитам 200 рублев истребити им стена святые Троицы».
«В лето 1365 года заложиша церковь святую Троицу, и даша мастером Делу мзды 400 рублев дара и добре потчиваху их».
«В лето 1400 года приехал владыка Иван во Псков и повеле Захарьи посаднику наяти наймитов ставити костер над Псковою, а владыка серебро свое дал...»
1417 г. «Псковские посадники Федос и Сильверст и весь Псков наяша мастеров, и сделаша стену от костра на Незнанове горе и до Сысоевых ворот, а других наймитов наяша и поставиша костер на Крону от Пскова, в Петрово говение кончаша... а поймаша то серебро на корчмитех».
1420 г. «Псковичи наяша мастеров Федора и дружину его побивати церковь святая Троица свинцом, новыми досками... и даша мастером 40 и 4 рубли».
.1424 г. «Того же лета кончана бысть стена камена, перси кромские, а делаша полчетверти года 200 муж, а найма взяша 1000 и 200 рублев».
1431 г, «Того же лета по весну наяша псковичи 300 мужей, а заложиша город нов на Гдове на берегу, камену стену... а земцы бережские даху тогда 300 рублев Пскову в камену стену...».
1435 г. «Того лета наяли Псковичи наймиты на новый мост на Пскове-реке... а даху найма от того 70 рублев, а наймитов было 40 человек...».
1456 г. «Того же лета и мост намостиша и Запсковский через реку Пскову, а даша мастером мзду 60 рублев и потом придаша 20 рублев».
«В лето 1462 заложиша псковичи новый городец на обидном месте над Великим озером... А делаша его мастера Псковские и Волощаны 60 человек псковских мастеров, а взяша от него тако же и от церкви дела своего мзду у всего Пскова 60 рублев, а потом прндаша 30 рублев...»
1465 г. «Того же лета перси совершиша у Крому месяца августа в 30 день, а делаша 80 мужей наймитов по три лета, а взяша дела своего 175 рублев».
«В лето 1468 заложиша в монастыре на Красном дворе церковь камену святого Пантелеймона... а взяша от нея дела своего мзду 30 рублев у чернцов».
1469 г. «Того же лета заложивши сделаша великие врата каменные и костер (башня) на верху большой, выше старых, по конец мосту запсковского. А взяша у Пскова мастеры дела своего мзду от них 30 рублев сребра».
1471 г. «Того же лета намостиша мост нов на новом месте на Черехе реке, а даша мастером мзду дела полдевята десять рублев» то через Пскову и даща мастером 60 рублев, а платиша то серебро мясники».
Мастера работали за «мзду», по найму — факт очевидный, который имел весьма большое значение для развития их деятельности. Очень многие черты псковского зодчества объясняются тем, что его творцы работали за заранее обусловленную денежную оплату. Это обстоятельство способствовало техническому совершенствованию псковских мастеров, выделяющему их из среды других русских зодчих того времени. Это же обстоятельство способствовало развитию предприимчивости и изобретательности, которыми отличались псковичи.
Техническое уменье, предприимчивость и изобретательность в дальнейшем позволили псковичам работать «за рубежом» Псковщины. Пока еще трудно судить окончательно о том, насколько глубоко было проникновение наемного труда и денежной формы оплаты в хозяйство Пскова и насколько сильно это сказалось на его культуре, но бесспорно одно, что и то и другое имело место.
Торговые сношения псковичей с «заморскими» странами, личное общение с иноземцами также не могли не сказаться на псковичах и их культуре. Чрезвычайно интересно свидетельствует об этом отзыв иностранца барона Герберштейна, хорошо знавшего Россию, который в 1526 году так писал о псковичах: «Иоанн Васильевич совершенно умалил свободу жителей Пскова. От этого вместо общительных и даже утонченных обычаев псковитян почти во всех делах введены были гораздо более порочные обычаи московитов».
В этой сравнительной культурной высоте, которую Герберштейн даже считает за утонченность, несомненно причина того, что псковские зодчие оказались способными понять и достаточно мастерски воспроизвести те детали итальянской архитектуры, которые были для них полезны.
Весьма сильно сказывались на зодчестве также особенности заказа. Псковская интимность и практичность — следствие того, что псковичи строили для практических нужд городских «концов», улиц, монастырей, не обладавших большими средствами, и поэтому вынуждены были соблюдать строгую экономию, которая в дальнейшем отразилась не только на обработке, но и на плане конструкций, всей архитектуре и вызвала появление ступенчатых сводов, приделов, бесстолпных храмов и т. д.
В Москве, где заказчик был иной, создавалась более богатая обработка, а новые приемы, появившиеся до того в Пскове, были использованы по-иному и развиты, в результате чего появились совершенно новые формы.
Конец XIV века — время довольно крупной и самостоятельной деятельности псковских зодчих, при том, по-видимому, исключительно у себя дома, на Псковщине. Сведений о работах псковичей «за рубежом» в этот период нет. За XIV век в самом только Пскове построено 25 храмов и большое количество укреплений. Окруженная врагами Псковщина нуждалась в крепостях для защиты от частых нападений. Кроме того, «Господин Псков» держал в подчинении эксплуатируемое им бесправное земледельческое население Псковщины. Для этой цели незаменимым орудием служила церковь, задача которой заключалась в том, чтобы поднять псковские «старины» и «пошлины» на степень неприкосновенных святынь и окружить «дом святой Троицы» ореолом, на который не смели бы посягать смерды. Отсюда понятно то внимание, которое уделял Псков церковным делам и, в частности, постройке храмов. Но специфической чертой Пскова было то, что он стремился соблюсти возможную экономию, не выходить за пределы крайне необходимого, проявляя в своих заказах расчетливость, чуть ли не скупость. Соседство с сильным врагом заставляло напрягать все силы, чтобы сохранить свое существование. Этим объясняется псковская практичность и характерная простота в искусстве. Расчетливость «Господина Пскова» в своих заказах и такое положение мастера, при котором он работает за сдельную денежную оплату, — основа, на которой выросли все местные специфические черты псковского искусства и воспитались псковские мастера. Сдельная форма оплаты, когда мастер заранее уславливается о размере вознаграждения за постройку (причем в тех случаях, когда заказчик был особенно доволен выполненной работой, было еще особое вознаграждение — придача после окончания работы), становится источником стремления самих мастеров к возможной рационализации постройки для достижения нужного эффекта с возможно меньшими затратами сил и материала без снижения качества работы. Это стремление становится причиной развития высокой строительной техники, источником изобретения новых конструкций и архитектурных форм. Стремясь к наиболее рациональному и экономически выгодному, с тем чтобы сохранить свои силы, мастера стремятся и к достаточной художественной выразительности и к технической безупречности и прочности постройки. Они кровно заинтересованы показать свое умение и высокое качество работы, обеспечивая себя лучшими, наиболее выгодными заказами. Этим объясняется внимательная обработка и как результат, приятный с эстетической стороны облик памятников псковской архитектуры наряду с простотой.
Сравнительно свободное положение мастеров, руководивших артелями, сказалось, наконец, и в той смелости, с которой они подходили к ломке официальных канонов. Их не столько интересовали каноны, сколько возможность улучшить типы построек, внести новшества, облегчающие труд мастеров и вместе с тем обогащающие архитектуру.

4. ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ В ВЫБОРЕ ПСКОВСКОГО ХРАМА.
Приспособление типа храма. Рациональность. Постройка пригородов. Работа в Москве. Влияние московской архитектуры на Псков. Влияние итальянцев на псковскую архитектуру. Самобытные черты. Бесстолпные храмы (псковские тип храма). Орнамент. Архитравы и арки. Окна. Посводные покрытия. Подцерковья. Приделы. Притворы. Крыльца. Звонницы. Ступенчатые арки. Бесстолпные храмы. Развитие бесстолпных сводов.

Дата добавления: 2015-09-03