Глава XV Предатели

Оказалось, что место было уже занято. Возле контейнеров грелись на солнце мальчишки. Не беспризорники, обычные ребята, скорее всего, живущие возле порта. Я их не знал, что, впрочем, неудивительно – я ведь не так долго жил в этом городе. Ребята лениво переговаривались, когда появился я, замолчали и уставились на меня.

Парни были далеко не хилыми и, судя по лицам, закаленными в уличных драках, со всеми я бы не справился. Предводитель компании взглянул на кирпично-рыжего мальчишку. Тот лениво поднялся и направился ко мне.

– Стоять, – спокойно приказал я.

Рыжий не остановился.

– Стоять, – повторил я. – У меня тяжелый характер.

Рыжий оглянулся. Предводитель сделал знак глазами.

– Тебе чего тут надо? – уже дружелюбнее спросил рыжий.

– Устал от домашней жизни, – сказал я. – Жвачки хотите?

Предводитель кивнул рыжему.

– Проходи. – Рыжий занял место рядом с вожаком.

Я угостил ребят жвачкой и уселся рядом с ними на прогретом солнцем песке. Все молчали и недоверчиво смотрели на меня, а потом рыжий спросил у старшего:

– А дальше что было?

– Дальше он ее убил, – ответил вожак. – Лопатой. И закопал прямо под окном. А на этом месте выросло по весне дерево. Странное какое-то. И однажды его нашли на этом дереве повесившимся. Вот.

– Так я и знал, – покачал головой рыжий. – Так всегда бывает…

– Вы часто тут собираетесь? – спросил я.

– Часто, – ответил мне предводитель. – Но сегодня мы собрались в последний раз. Здесь теперь нехорошо.

Предводитель поежился и принялся меня внимательно разглядывать.

– А с тобой что случилось? – Он кивнул на мою шею.

– Да так… С одной девчонкой в бадминтон играли, а я запнулся и шеей прямо на тросик упал. Чуть башку себе не оторвал.

– Бывает… – философски заметил предводитель. – Попробуй мочой промыть, говорят, помогает.

– Чьей мочой?

– Своей. – Компания расхохоталась.

Я не обиделся.

– У нас учитель по физике каждый день пьет мочу и всем советует. И здоров, как бык.

Они снова рассмеялись.

– Еще хорошо илом натираться, – посоветовал предводитель. – Или зарываться в…

– Ты когда-нибудь слыхал про черную собаку? – спросил я его.

Я спросил про черную собаку, и вся компания напряглась и как-то незаметно, мелкими шажками собралась вокруг вожака. Они отодвинулись от меня, будто я был заразной чумной тварью. Рыжий испуганно осмотрелся.

– Ты знаешь про черную собаку? – снова спросил я.

– Все знают, – ответил предводитель. – Все знают про черную собаку.

Он сделал паузу, посмотрел на своих приятелей, а затем продолжил:

– Иногда это овчарка. Иногда это дог. Иногда это даже ньюфаундленд. Но чаще всего это беспородная собака. Она полностью черная, без подпалин и коричневых пятен. В последнее время ее замечают то здесь, то там. Близко подойти к ней тоже нельзя – она исчезает. Так что ее видно лишь вдалеке и краем глаза. Она промелькнет и исчезнет. Когда появляется черная собака, это значит, что в этом месте будет беда. Большая беда. Многие умрут. Такая собака – это как предвестник несчастий и зла. Лучше ее не видеть.

– Ну и?.. – спросил я.

– Два дня назад я видел черную собаку, – сказал предводитель. – Там, за портом. Я шел по берегу, искал, что море выбросило. Иногда очень хорошие вещи выбрасывает. Мы подбираем и относим их в лом. Деньги получаем. Я шел по берегу и вдали увидел черную собаку. Она стояла у самого берега и ела песок.

Я удивился.

– Да, да, – подтвердил предводитель. – Она ела песок. Это ведь необычная собака, она может делать то, чего не могут другие собаки. Так вот, черная собака повернула голову и поглядела прямо на меня. И долго глядела, пока я не отвернулся. А когда я снова посмотрел, она уже исчезла. Тогда я подошел к тому месту, где она стояла. Песок был мокрым, но никаких следов я не увидел…

Я слушал.

– Я видел черную собаку, – повторил предводитель. – А сегодня напали на одного парня. Он пошел в магазин, но не вернулся. Стали искать, нашли там, у холма. В колодце. Живой еще.

– Живой? – спросил рыжий.

– Живой. Только не в себе. Все время твердит одно слово и трясется.

– Какое? – спросил рыжий. – Какое слово?

– «Зубы», – сказал предводитель. – Он все время говорит про зубы. Трясется и воет: «Зубы, зубы»…

Предводитель поднялся на ноги, все остальные тоже. И вся компания молча отправилась к выходу из порта. Я остался.

Еще немного посидел на солнце и направился к контейнерам. Мне жутко хотелось спать, я забрался в самый дальний и зарылся в кучу грязных пластиковых пакетов.

Вокруг шеи шла глубокая ноющая борозда от удавки. Борозда распухла и кровоточила. Я знал, что такие раны могут закончиться заражением крови, столбняком и мучительной смертью. Надо было что-то делать.

Я стал думать. Возвращаться домой пока бесполезно. Дома Римма и Селедка. Ма, Ли и Бакс будут только к вечеру. А к вечеру я могу вполне сдохнуть от столбняка. Значит, остается…

Значит, остается Коляскин. И идти надо не к нему в клинику, а домой. Кажется, он принимает до трех, значит, домой возвращается часам к четырем. Сейчас, судя по солнцу, около двух. Час на отдых, минут сорок на дорогу. Все.

Я закрыл глаза и уснул. И спал ровно час, может, чуть больше. Когда я проснулся, шея распухла еще сильнее, поворачивать голову стало тяжело, рана словно горела.

Коляскин жил на противоположной от нашего коттеджа стороне городка, что было большим плюсом – это если бы Римма вдруг решила меня поискать. На выходе из порта я посмотрелся в лужу. Вид у меня был страшный: волосы взъерошены, под челюстью вздулся бугор, весь я в царапинах каких-то. Но делать нечего, пришлось идти так.

Как ни странно, добрался я без всяких приключений. Дверь в дом доктора была, как всегда, приоткрыта, сквозь кухонное окно я видел, как жена Коляскина возится у плиты, в воздухе плыл запах творожников. Я вошел в дверь, пройдя короткий коридорчик, оказался в гостиной. В гостиной Коляскина имелся специальный колокольчик для посетителей, я подошел к колокольчику и звякнул.

Через минуту из кухни вышла жена Коляскина в фартуке, в одной руке у нее была лопатка, в другой блюдо сырников.

– Вот это да! – Она сразу поставила блюдо на стол. – Что это с тобой случилось?

– Там, за холмом гулял, провалился в какую-то яму, в проволоке запутался. Порезался весь, до поликлиники далеко, сразу к вам решил…

– Правильно решил. – Она сняла фартук. – Пойдем со мной.

Я знал, что у Коляскина дома есть небольшой кабинет, где он иногда принимал неотложных пациентов. Жена Коляскина провела меня в заднюю часть дома. Она щелкнула выключателем и открыла дверь в кабинет.

– Заходи.

Кабинет был идеально чистый, сверкающий и светлый. Посередине комнаты стоял хирургический стол. В углу кипятильник и лоток с инструментами в спирту.

– Коляскин придет через час, – сказала она. – Может, чуть позже. Не будем ждать, ждать нам нельзя. Садись на стол.

Я забрался на стол. Она намочила ватку спиртом. Потом посмотрела на ватку и бросила ее в корзину, взяла сразу бутылку. Растворила в спирте зеленоватую таблетку.

– Терпи. Не будешь дергаться?

Я покачал головой.

– Наклонись.

Она взболтала бутылочку, подождала, пока осядут пузырьки, и вылила мне на шею.

Спирт зашипел, в башке у меня взорвался серебряный вихрь, рана вспыхнула и захолодела.

– Терпи. – Жена Коляскина набрала на ватный тампон густой мази. – Может снова быть больно.

Она намазала мне шею и замотала ее бинтом. Больно не было, мазь мне помогла почти сразу. Кожа стала стягиваться, чесаться и, как мне показалось, даже потрескивать.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– За медицинскую помощь не благодарят. А кто это тебя на самом деле? – спросила она. – Подрался? Побили?

– Не, в яму упал, я же вам сказал. Там какую-то теплотрассу раскопали, я и провалился…

– Ну, не хочешь, не говори. Коляскин придет, позвонит твоим. Тебя повесить, что ли, пытались? В городе черт-те что происходит… Коляскин говорит, что кошке недавно челюсть вырвали…

Я презрительно поморщился.

– Тоже слышал? – улыбнулась жена Коляскина. – Или кошек не любишь? Ладно. Надо еще укол от столбняка сделать.

Она открыла небольшой шкафчик и стала искать лекарство.

– Куда все катится? – ворчала она. – Собак вешают, кошкам челюсти вырывают… На людей кто-то нападает… Я говорю Коляскину – надо отсюда уезжать, надо поближе к сыну перебираться, а он все одно: сто двадцать восемь поколений Коляскиных жили и умирали здесь, и он отсюда никуда не поедет. Я ему говорю – поедем, а то поздно будет. А он все свое. Ну, хоть ружье тогда достань, говорю! А он и ружье не достал. Сказал, что в нашей стране честному человеку нечего бояться.

Она нашла нужную ампулу и стала спиливать колпачок.

– Коляскин, говорю, тебе что надо, чтобы реки кровью потекли? Чтобы земля трястись начала?

Это она, конечно, преувеличивала. Никакого конца света у нас тут не планировалось. Просто одна маленькая мерзкая тварь.

Жена Коляскина набрала в одноразовый шприц противостолбнячной сыворотки и велела мне стоять смирно. Затем сделала мне укол.

– Готово. – Жена Коляскина бросила шприц в корзину. – Можешь идти. А домой тебе мы позвоним. Пусть там разберутся. А если не разберутся, то я сама в милицию позвоню. А то так мы до чего докатимся-то?

Я слез со стола. Подошел к ней.

– Спасибо, – снова сказал я.

– Спасибо не говорят, дубина. Иди, иди, мне еще готовить надо…

Я потупился и стал пятиться к двери.

– Погоди-ка! – Она вспомнила о чем-то и выбежала из кабинета.

Она накормила меня сырниками. Много я есть не стал, хотя проголодался сильно, запросто навернул бы, наверное, целую тарелку, а то и две. Но я съел всего пять штук, чтобы не очень себя отяжелять, а потом ушел.

К вечеру я вернулся домой. Меня встретила Ли. Она сидела в гостиной и читала книжку. «Винни-Пух и все-все-все», глава про наводнение. Я подошел к ней и сел рядом.

– Жутко выглядишь, чувак, – сказала она. – Всклокочен весь, перемазан в чем-то… Кровь, что ли? Зеленка? Давай я тебя вытру.

Ли достала носовой платок и стала вытирать мне лицо.

– В яму свалился, – объяснял я. – Поцарапался весь, коньки чуть не отбросил…

– Осторожней надо, – приговаривала Ли. – Тут кто-то опять в городе чего-то натворил. Предки не говорят, но милиция приезжала. Предки странные. Закрылись у себя в спальне, сидят, шушукаются… А я вот книжку читаю…

Я заглянул в «Винни-Пуха». Пятачок сидел возле окна и смотрел на наводнение. Самое роскошное место во всей книжке.

Прибежал Бакс, понюхал. Тявкнул. И сунулся к Ли, ему не понравилось, как от меня пахло.

– Бакси, – оттолкнула его Ли. – Не мешай!

– Я пойду, помоюсь, – сказал я. – Устал я чего-то…

Я принял душ. Изучил себя в зеркале. Шрам на шее выглядел просто роскошно – будто мне пытались отпилить голову, а потом приставили обратно. Пришили суровыми нитками. Я было хотел оставить все как есть, но затем все-таки замотал шею бинтом. Нечего пока. Смазал царапины на лице перекисью и поплелся к своей комнате.

Проходя мимо спальни, я увидел, что дверь не закрыта. Остановился. Па и Ма разговаривали. Про меня. Я затаил дыхание и стал смотреть в щель. Они курили. Курили прямо в спальне.

– Надо что-то решать. – Ма смотрела на Па.

Он промолчал.

– Что ты молчишь?

– А что мне прикажешь? – злобно произнес Па. – Взять револьвер и пристрелить его?

Теперь промолчала Ма. Она молчала довольно долго, потом сказала:

– Ты говорил, что у тебя есть какой-то друг на севере.

– Есть, – кивнул Па. – Есть. Я ему позвоню…

– Позвони. – Ма докурила сигарету до фильтра и затушила ее о подошву домашней туфли. – Ты уже говорил, что позвонишь…

– Завтра же позвоню… – как-то нерешительно произнес Па. – Найду телефон…

– Мне кажется, это все неспроста. – Ма смотрела в пол.

– Что неспроста? – не понял Па.

– То неспроста. Еще одного мальчика сегодня покусали…

– И что? – У Па вдруг затряслись руки.

Ма закурила вторую сигарету.

– Милиция считает, что это могло сделать какое-то животное…

– Какое животное? – тупо спросил Па.

– Большое. Волк. Размером с волка.

– Не хочешь ли ты сказать, что это сделал наш Бакс? – Па сделал большие глаза. – Что Сеня натравил Бакса? Своего пса?

– Я ничего не хочу сказать! – Ма сломала пальцами сигарету. – Я ничего не хочу сказать! Я боюсь.

Па почесал голову.

– Я боюсь, – снова проговорила Ма. – Я его боюсь. Помнишь ту книжку? Где собака жила с одними людьми, а ночью уходила в поселение и убивала детей. Потому что, когда она была щенком, какие-то дети каждый день привязывали ее к батарее и душили проволокой. Ночью она убивала, а утром приходила домой и ложилась спать как ни в чем не бывало. И никто не знал, что это та собака. Но однажды она пришла с пропоротым боком…

Па хихикнул.

– Чего ты смеешься? Ничего смешного нет! Он вполне мог это сделать. Мальчика покусали как раз тогда, когда мы с Ли уезжали на олимпиаду. А ты помнишь, где Сеня был все то время?

– Нет, – покачал головой Па. – Не помню. Я тоже на работе был… Мне кажется, что его вообще дома не было. Он где-то болтался…

– Зря мы все это…

– Что зря?

– Зря мы взяли этого парня. Мы ведь не знаем, кем были его родители. Наследственность – это очень серьезная вещь, а вдруг его родители были маньяки?

– Ну, полно…

Забавно, подумал я, а вдруг мои родители на самом деле были маньяки? Кто их знает?

– Ты видел его сегодня?

– Нет еще, – ответил Па.

– Он пришел весь перемазанный в крови. И вообще выглядел страшно. Шея перемотана бинтом.

– Так надо спросить, да и все…

– Нет, – сказала Ма шепотом. – Он соврет. Скажет, что подрался или упал куда-нибудь…

Па почесал подбородок.

– Только не вздумай сказать Лиз, – попросила Ма. – Ничего не говори, пусть она об этом не думает…

– Конечно, – закивал головой Па. – Конечно, не скажу…

Он отобрал у Ма пачку и закурил. Жадно закурил, дым пополз под дверь.

– Сегодня мне на работу звонил Коляскин, – сказала Ма.

– И что?

– Не знаю. Связь была плохая, он что-то сказал про него, я не разобрала. Перезванивала потом, но связи нет.

Па взял со столика бутылку виски, налил рюмку, выпил.

– И еще. Я слышала, что милиция видела возле дома первого мальчика большую коричневую собаку.

– Ты серьезно считаешь, что все эти нападения совершили Сеня и Бакс? – спросил Па.

– Он мог это сделать, – сказала Ма. – Он вполне мог это сделать. Баксу все равно на кого нападать, на тебя он уже рычал! А вдруг в Бакса кто-то вселился?

– Прошу тебя, давай обойдемся без всей этой ерунды, ладно? На дворе двадцать первый век, а ты мне говоришь про какое-то переселение душ, про одержимых собак… Похоже на дешевый фильм ужасов.

– Вот именно! – тихо вскрикнула Ма. – На фильм ужасов! Именно на фильм ужасов. Ты должен его убрать отсюда.

Они предали меня. Но я не очень обиделся. Они ведь были не моими родными родителями. У них была своя дочь, они за нее волновались. Я не очень на них обиделся.

– Погоди-ка…

Ма замолчала.

– Что? – спросил Па.

– Он слушает.

– Кто слушает?

– Он.

Па выглянул в коридор. Мы встретились глазами. Па долго смотрел на меня, а потом не выдержал и отвернулся.

– Его нет здесь, – произнес Па. – Тебе показалось.

Я выскочил в гостиную, сел на диван, отдышался и выкинул из головы все мысли. На кресле валялся раскрытый «Винни-Пух». Я почитал немного, а затем поднялся наверх, к комнате Ли. Открыл дверь.

Ли лежала на своем диване и слушала музыку. Риммы в ее комнате не было.

– Привет еще раз. – Ли спрыгнула с дивана мне навстречу. – Тебе лучше?

– Лучше, – ответил я. – Скоро еще лучше будет.

– Ты совсем плохо выглядишь, но это ничего. Мы поедем в одно хорошее место, и ты там сразу поправишься. Сразу-сразу. Там целебная вода.

– До свидания, Ли, – сказал я. – Пока.

Но Ли не слышала меня.

– Хочешь, я тебе куплю целый килограмм мороженого? – спрашивала она. – А Баксу сосисок… Или наоборот…

– Я ухожу, – повторил я. – До свидания.

– А я завтра тоже уезжаю, – сказала Ли. – У нас опять математическая олимпиада. Если я войду в тройку лидеров, то смогу попасть даже на международную. Это будет здорово! Так что опять еду… А вы с Баксом остаетесь тут за хозяев. Присматривайте за домом. Смотрите, не обижайте Римму. Я Баксу уже сказала.

Мы не обидим ее, мы ее не обидим. Это я могу гарантировать. Мы просто не сможем ее обидеть.

– Ладно, пока, – сказала Ли. – Скоро встретимся.

И она выставила меня из комнаты.

– Встретимся, – сказал я тихо. – Мы обязательно встретимся…

Я позвал Бакса и велел ему сторожить мою дверь.

Ночью ничего не случилось, а на следующий день было воскресенье.

Воскресенье мне как раз подходило.

С утра Ли и Ма уехали на свою олимпиаду. Селедка взяла выходной. Па остался дома, но за него я не особенно волновался – мне почему-то казалось, что Римма не будет на него нападать. Зачем ей это? Римма хочет остаться в семье вместо Ли. Ма и Па ее, конечно, примут, а в смерти Ли обвинят меня и Бакса. Скажут, что я сошел с ума и натравил своего пса. Все логично. А до этого натравил его на двух мальчишек… Я ведь убийца.

И сегодня я собираюсь прикончить одну девочку. Худенькую, с длинными белыми волосами. План уже сложился, я знал, как буду действовать. Но в одиночку с ней я не справлюсь. Мне нужен Бакс. И еще кое-что. Оружие.

Я велел Баксу прикрывать спину и занялся изготовлением оружия. Отодвинул в сторону тумбочку и достал из-за нее патрон, подаренный мне Лехой. С выцарапанными знаками по мягкой меди пули. Сначала я хотел сделать что-то стреляющее, но потом подумал, что это не очень надежно. Один выстрел – это мало. Достать еще патронов было негде, к тому же я вряд ли смог бы в точности воспроизвести эти маленькие закорючки. А значит, у меня был только один шанс.

В гараже я нашел длинную и тонкую водопроводную трубу. Отпилил ножовкой конец в метр, для того чтобы труба не скользила, обмотал изолентой. В конец трубы вставил патрон, обжал тисками. Получилось копье.

– Ну, как? – спросил я у Бакса. – Пойдет?

Но Бакс меня не слушал, он смотрел в сторону ведущих в усадьбу ворот и ворчал, опустив голову. Это был знак, что в усадьбе посторонние. Я выглянул из гаража. Возле ворот стоял автомобиль. Из него вышли два человека и собака. Посторонние люди и посторонняя собака. Одного человека я узнал, я встречал его однажды. Он работал в комиссии по делам несовершеннолетних. Значит, за мной приехала милиция. И Холуй.

Этот милиционер – для меня, Холуй – для Бакса. Все. Мы здесь больше не нужны. Мне не верилось, что милиция заглянула, чтобы просто поговорить со мной. Если бы хотели просто поговорить, не приходили бы с Холуем.

Холуй был известным персонажем в этом городе, его часто показывали по телевизору. Раньше он служил где-то в центре, искал взрывчатку и наркотики, и от этого совсем свихнулся и стал настоящим убийцей. Он покусал вьетнамского дипломата, и его списали сюда, в провинцию, дослуживать в местной милиции.

Его боялись все, от огромных пятнистых догов до крошечных тойтерьеров. Если, бывало, такой тойтерьерчик начинал озоровать и отказывался от гусиной печени или от фрикасе, то хозяйка ему сразу говорила: смотри, Пюпюс, будешь плохо себя вести – позову Холуя! И Пюпюс пускал лужицу и послушно возвращался к своей фарфоровой миске.

На самом деле у Холуя было какое-то другое имя, но все почему-то звали его именно так. Холуй. По слухам, на счету Холуя было около восемнадцати собачьих жизней. В основном это были несчастные бездомные псы, неспособные оказать никакого сопротивления. Холуй работал в постовой службе, выслеживал бродячих собак и расправлялся с ними. Жуткая тварь.

Холуй направился к дому. Двое людей за ним. Тот, что работал с несовершеннолетними, свинчивал по пути духовую трубку, из таких плюют в бродячих собак. Стрелами с ядом кураре.

Я дождался, когда они зайдут внутрь, и побежал к воротам. Бакс за мной. Па решил устроить мне маленькую ловушку, да не получилось.

Со стороны дома послышались крики и ругань. Потом появились эти типы с трубками и Холуй. Мимо моего уха просвистела стрела с оранжевым хохолком.

– Взять! – услышал я за спиной.

Оглянулся. Холуй несся первым, те двое отстали. Я дернул калитку. Закрыто. Быстро лег на спину и подкатился под ворота. Бакс подлез рядом. Холуй тоже поднырнул, я размахнулся и огрел его по лапам своим копьем. Холуй завизжал и втянулся за решетку.

Эти двое орали Па, чтобы он открыл ворота. Я еще раз оглянулся.

На крыльце дома стоял Па. Лицо у него было растерянное и жалкое.

Дата добавления: 2015-08-21