XXXVIII 15 страница

жет, и разнести его слова по знакомым. Многие стремились сами вставить

словечко, и если словечко было забавно, они становились желанными гостя-

ми.

Маленький аббат Скаррон (кстати сказать, он назывался аббатом только

потому, что получал доход с одною аббатства, а вовсе не потому, что был

духовным лицом) в молодости жил в Мансе и был одним из самых щеголеватых

пребендариев. Раз, во время карнавала, Скаррон раздумал потешить этот

славный город, душой которого он был. Он велел своему лакею намазать се-

бя с головы до ног медом, потом распорол перину и, вывалявшись в пуху,

превратился в какую-то невиданную чудовищную птицу. В этом странном кос-

тюме он отправился делать визиты своим многочисленным друзьям и прия-

тельницам. Сначала прохожие с восхищением смотрели на него, потом послы-

шались свистки, потом грузчики начали его бранить, потом мальчишки стали

швырять в него камнями, и, наконец, Скаррон, спасаясь от обстрела, обра-

тился в бегство; по стоило ему побежать, как все кинулись за ним в пого-

ню. Его окружили со всех сторон, стали мять, толкать, и он, чтобы спас-

тись от толпы, кинулся в реку. Скаррон плавал, как рыба, но вода была

ледяная. Он был в испарине, простудился, и его, едва он вышел на берег,

хватил паралич.

Были испробованы все известные средства, чтобы восстановить подвиж-

ность его членов. В конце концов доктора так измучили его, что он выгнал

их всех, предпочитая страдать от болезни, чем от лечения. Затем он пере-

селился в Париж, где о нем уже составилось мнение как о замечательно ум-

ном человеке. Тут он заказал себе кресло своего собственного изобрете-

ния, и раз, когда он в этом кресле явился с визитом к Анне Австрийской,

она, очарованная его умом, спросила, не желает ли он получить какой-ни-

будь титул.

- Да, ваше величество, - ответил он, - есть один титул, который я бы

очень желал получить.

- Какой же? - спросила Анна Австрийская.

- Титул "больного вашего величества".

Желание Скаррона было исполнено. Его стали называть "больным короле-

вы" и назначили ему пенсию в полторы тысячи ливров. С тех пор маленький

аббат, которому уже нечего было беспокоиться о будущем, зажил весело,

проживая без остатка все, что получал.

Но однажды один из близких кардиналу людей намекнул Скаррону, что ему

не следовало бы принимать у себя коадъютора.

- Почему? - спросил Скаррон. - Кажется, он достаточно высокого проис-

хождения?

- О, конечно!

- Любезен?

- Несомненно.

- Умен?

- К несчастью, даже чересчур.

- Так почему же вы хотите, чтобы я не принимал его?

- Из-за его образа мыслей.

- Какого? О ком?

- О кардинале.

- Как! - воскликнул Скаррон. - Я не прекращаю знакомства с Жилем Деп-

рео, который плохого мнения обо мне, а вы хотите, чтобы я не принимал

коадъютора, потому что он плохого мнения о ком то другом! Это невозможно

На этом разговор кончился, и Скаррон из духа противоречия стал еще

чаще видеться с г-ном де Гонди.

В тот день, до которого мы дошли в нашем рассказе, Скаррону надо было

получить свою пенсию за три месяца. Он, как всегда, дал лакею расписку и

послал его в казначейство. Но на этот раз там заявили, что "у госу-

дарства пет больше денег для аббата Скаррона".

Когда лакей вернулся с этим ответом, у Скаррона сидел герцог де Лонг-

виль, тотчас же предложивший выплачивать ему пенсию вдвое больше той,

которую отнял у пего Мазарини. Но хитрый инвалид предпочел отказаться и

сделал так, что к четырем часам пополудни весь город знал о поступке

кардинала. Это было как раз в четверг - приемный день у аббата. К нему

повалили толпой, и весь город бешено "фрондировал".

Атос нагнал на улице Сент-Опоре двух незнакомцев, ехавших по тому же

направлению, что и он. Они были, как и он, верхом и тоже в сопровождении

лакеев. Один из них снял шляпу и обратился к Атосу:

- Представьте себе, сударь, этот негодяй Мазарини лишил пенсии бедно-

го Скаррона.

- Возмутительно! - сказал Атос, тоже снимая шляпу.

- Сразу видно, что вы благородный человек, сударь, - продолжал всад-

ник, вступивший в разговор с Атосом. - Этот Мазарини прямо язва.

- Увы, сударь, - ответил Атос, - именно так!

И они разъехались, любезно раскланявшись.

- Очень удачно вышло, что мы будем у аббата Скаррона именно сегодня

вечером, - сказал Атос Раулю. - Мы выразим бедняге наше соболезнование.

- Кто такой этот Скаррон, что из-за него волнуется весь Париж? -

спросил Рауль. - Какой-нибудь министр в опале?

- О нет, виконт, - ответил Атос. - Это просто маленький дворянин, по

с большим умом. Он попал в немилость к кардиналу за то, что сочинил на

него четверостишие.

- Разве дворяне пишут стихи? - наивно спросил Рауль. - Я полагал, что

это унизительно для дворянина,

- Да, если стихи плохи, мой милый виконт, - смеясь, ответил Атос, -

если же нет, то они доставляют славу. Возьмем к примеру Ротру. И все-та-

ки, - добавил он тоном человека, подающего добрый совет, - лучше, пожа-

луй, совсем не писать их

- Значит, аббат Скаррон поэт? - спросил Рауль.

- Да, имейте это в виду, Рауль. Следите хорошенько за собой у него в

доме. Объясняйтесь больше жестами, а всего лучше - просто слушайте.

- Хорошо, сударь.

- Мне придется вести продолжительный разговор с одним из моих старин-

ных друзей. Это аббат д'Эрбле, о котором я не раз говорил вам.

- Да, я помню.

- Подходите к нам время от времени как бы затем, чтобы вмешаться в

наш разговор, но на самом деле ничего не говорите, а главное, не слушай-

те. Эта игра необходима для того, чтобы никто из посторонних не мешал

нам.

- Хорошо, граф, я в точности исполню ваше желание.

Атос сделал еще два визита, а в семь часов отправился вместе с Раулем

к аббату Скаррону. Множество экипажей, портшезов, лакеев и лошадей тес-

нилось на улице Турнель. Атос проложил себе дорогу и в сопровождении Ра-

уля вошел в дом.

Прежде всего им бросился в глаза Арамис, стоявший около большого, ши-

рокого кресла на колесах. В этом кресле под шелковым балдахином, прикры-

тый парчовый одеялом, сидел маленький человечек, еще не старый, с весе-

лым, смеющимся лицом, которое иногда бледнело, причем, однако, глаза

больного не теряли выражения живости, ума и любезности. То был аббат

Скаррон, всегда веселый, насмешливый, остроумный, всегда страдающий и

почесывающийся маленькой палочкой.

Вокруг этого подобия кочевой кибитки толпились мужчины и дамы. Комна-

та была чисто прибрана, недурно обставлена. Длинные шелковые занавеси,

затканные цветами, когда-то яркими, а теперь несколько полинявшими, зак-

рывали окна. Обивка стен, хоть и скромная, отличалась большим вкусом.

Два вежливых, благовоспитанные лакея почтительно прислуживали гостям.

Увидав Атоса, Арамис двинулся к нему навстречу, взяв его за руку,

представил Скаррону, который очень радушно и с большим уважением встре-

тил нового гостя, а к виконту обратился с остроумным приветствием. Рауль

не произнес в ответ ни слова: он не осмелился состязаться с королем ост-

роумия. Но поклон его был, во всяком случае, грациозным. Потом Арамис

познакомил Атоса с двумя-тремя из своих приятелей, и, после того как тот

обменялся с ними несколькими любезными словами, легкое замешательство,

вызванное его приходом, изгладилось, и разговор снова стал общим.

Через несколько минут, в течение которых Рауль успел освоиться и ра-

зобраться в топографии общества, дверь снова отворилась, и лакеи доложил

о мадемуазель Поле.

Атос прикоснулся к плечу виконта.

- Обратите на нее внимание, Рауль, - сказал он. - Это историческая

личность. Генрих Четвертый был убит в то время, когда ехал к пей.

Рауль вздрогнул. За последние дни перед ним уже несколько раз припод-

нималась завеса, скрывающая героическое прошлое. Эта женщина, еще моло-

дая и красивая, знала Генриха IV и говорила с ним!

Все столпились около мадемуазель Поле, так как она и сейчас пользова-

лась большой известностью. Это была высокая женщина с тонкой, гибкой та-

лией и густыми рыжевато-золотистыми волосами, какие так любил Рафаэль и

какими Тициан наделял своих Магдалин. За этот цвет волос, а может быть,

за первенство среди других женщин ее прозвали "львицей". Да будет из-

вестно нашим очаровательным современницам, которые претендуют на этот

фешенебельный титул, что он происходит не из Англии, как они, может

быть, думают, по от их прекрасной и остроумной соотечественницы - маде-

муазель Поле.

Мадемуазель Поле, не обращая внимания на шепот, поднявшийся со всех

сторон ей навстречу, подошла прямо к Скаррону.

- Итак, вы обеднели, мой милый аббат? - сказала она спокойно. - Мы

узнали об этом сегодня утром у госпожи Рамбулье. Нам сообщил это госпо-

дин де Грасс.

- Да, по зато государство обогатилось, - ответил Скаррон. - Нужно

уметь жертвовать собой для блага отечества.

- Теперь кардиналу можно будет увеличить свой ежегодный расход на ду-

хи и помаду на полторы тысячи ливров, - заметил какой-то фрондер, в ко-

тором Атос узнал всадника, встретившегося ему на улице СентОноре.

- Да, но что скажет на это муза, - заметил Арамис самым медовым голо-

сом, - которая любит золотую середину? Потому что

Si Virgilio puer aut tolerabile desit

Hospitium, caderent onmes a crimbus hydrae [12],

- Отлично! - сказал Скаррон, протягивая руку мадемуазель Поле. - Но

хоть я и лишился моей гидры, при мне, по крайней мере, осталась львица.

В этот вечер все еще более обычного восхищались остротами Скаррона.

Все-таки хорошо быть притесняемым. Г-н Менаж приходил от слов Скаррона

прямо в неистовый восторг.

Мадемуазель Поле направилась к своему обычному месту, но, прежде чем

сесть, окинула всех присутствующих взглядом королевы и на минуту остано-

вила его на Рауле.

Атос улыбнулся.

- Мадемуазель Поле обратила на вас внимание, виконт, - сказал он. -

Пойдите, приветствуйте ее. Будьте тем, что вы есть на самом деле, то

есть простодушным провинциалом. Но смотрите не вздумайте заговорить с

нею о Генрихе Четвертом.

Виконт, краснея, подошел к "львице" и вмешался в толпу мужчин, тес-

нившихся вокруг нее.

Таким образом составились две строго разграниченные группы: одна из

них окружала Менажа, другая - мадемуазель Поле. Скаррон присоединялся то

к той, то к другой, лавируя между гостями в своем кресле на колесикам с

ловкостью опытного лоцмана, управляющего судном среди рифов.

- Когда же мы поговорим? - спросил Атос у Арамиса.

- Подождем. Сейчас еще мало народу, мы можем привлечь внимание.

В эту минуту дверь отворилась, и лакей доложил о приходе г-на ко-

адъютора.

Все обернулись, услыхав это имя, которое уже становилось знаменитым.

Атос тоже взглянул на дверь. Он знал аббата Гонди только по имени.

Вошел маленький черненький человечек, неуклюжий, близорукий, не знаю-

щий, куда девать руки, которые ловко справлялись только со шпагой и пис-

толетами, - с первого же шага он наткнулся на стол, чуть не опрокинув

его. И все же, несмотря на это, в лице его было нечто величавое и гор-

дое.

Скаррон подъехал к нему на своем кресле. Мадемуазель Поле кивнула ему

и сделала дружеский жест рукой.

- А! - сказал коадъютор, наскочив на кресло Скаррона и тут только за-

метив его. - Так вы попали в немилость, аббат?

Это была сакраментальная фраза. Она повторялась сто раз в продолжение

сегодняшнего вечера, и Скаррону приходилось в сотый раз придумывать но-

вую остроту на ту же тему. Он едва не растерялся, но собрался с силами и

нашел ответ:

- Господин кардинал Мазарини был так добр, что вспомнил обо мне, -

сказал он.

- Великолепно! - воскликнул Мепаж.

- Но как же вы теперь будете принимать нас? - продолжал коадъютор. -

Если ваши доходы уменьшатся, мне придется сделать вас каноником в соборе

Богоматери.

- Нет, я вас могу подвести!

- Значит, у вас есть какие-то неизвестные нам средства?

- Я займу денег у королевы.

- Но у ее величества нет ничего, принадлежащего лично ей, - сказал

Арамис. - Ведь имущество супругов нераздельно.

Коадъютор обернулся с улыбкой и дружески кивнул Арамису.

- Простите, любезный аббат, вы отстали от моды, и мне придется вам

сделать подарок.

- Какой? - спросил Арамис.

- Шнурок для шляпы.

Все глаза устремились на коадъютора, который вынул из кармана шнурок,

завязанный каким-то особым узлом.

- А! - воскликнул Скаррон. - Да ведь это праща!

- Совершенно верно, - сказал коадъютор. - Теперь все делается в виде

пращи - а ла фронда [13], Для вас, мадемуазель Поле, у меня есть веер а

ла фронда, вам, д'Эрбле, я могу рекомендовать своего перчаточника, кото-

рый шьет перчатки а ла фронда, а вам, Скаррон, своего булочника, и при-

том с неограниченным кредитом. Он печет булки а ла фронда, и превкусные.

Арамис взял шнурок и обвязал им свою шляпу.

В эту минуту дверь отворилась, и лакей громко доложил:

- Герцогиня де Шеврез.

При имени герцогини де Шеврез все встали.

Скаррон торопливо подкатил свое кресло к двери, Рауль покраснел, а

Атос сделал Арамису знак, и тот сейчас же отошел в амбразуру окна.

Рассеянно слушая обращенные к ней со всех сторон приветствия, герцо-

гиня, по-видимому, искала кого-то или что-то. Глаза ее загорелись, когда

она увидела Рауля. Легкая тень задумчивости легла на ее лицо при виде

Атоса, а когда она заметила Арамиса, стоящего в амбразуре окна, она

вздрогнула от неожиданности и прикрылась веером.

- Как здоровье бедного Вуатюра? - спросила она, как бы стараясь отог-

нать нахлынувшие мысли. - Вы ничего не слыхали о нем, Скаррон?

- Как! Вуатгор болен? - спросил дворянин, беседовавший с Атосом на

улице Сент-Оноре. - Что с ним?

- Он сел играть в карты, - сказал коадъютор, - по обыкновению, разго-

рячился, но не мог переменить рубашку, так как лакей не захватил ее. И

вот бедный Вуатюр простудился и лежит при смерти.

- Где он играл?

- Да у меня же. Нужно вам сказать, что Вуатюр поклялся никогда не

прикасаться к картам. Через три дня он не выдержал и явился ко мне, что-

бы я разрешил его от клятвы. К несчастью, у меня в это время был наш лю-

безный советник Брусель, и мы были заняты очень серьезным разговором в

одной из самых дальних комнат. Между тем Вуатюр, войдя в приемную, уви-

дал маркиза де Люинь за карточным столом в ожидании партнера. Маркиз об-

ращается к нему и приглашает сыграть. Вуатюр отказывается, говоря, что

не станет играть до тех пор, пока я не разрешу его от клятвы. Тогда Лю-

инь успокаивает его обещанием Припять грех на себя. Вуатюр садится за

стол, проигрывает четыреста экю" выйдя на воздух, схватывает сильнейшую

простуду и ложится в постель, чтобы уже больше не встать.

- Неужели милому Вуатюру так плохо? - спросил Арамис из-за оконной

занавески.

- Увы, очень плохо! - сказал Менаж. - Этот великий человек, по всей

вероятности, скоро покинет нас - deseret orbem [14].

- Ну, он-то не умрет, - резко проговорила мадемуазель Поле, - и не

подумает даже. Он, как турок, окружен султаншами. Госпожа де Санто при-

летела к нему кормить его бульоном, госпожа Ла Ренадо греет ему просты-

ни, и даже наша приятельница, маркиза Рамбулье, посылает ему какие-то

отвары.

- Вы, однако, не любите его, моя дорогая парфянка, - сказал, смеясь,

Скаррон.

- Какая ужасная несправедливость, мой милый больной! - воскликнула

мадемуазель Поле. - У меня к нему так мало ненависти, что я с удо-

вольствием закажу обедню за упокой его души.

- Недаром вас прозвали львицей, моя дорогая, - сказала герцогиня де

Шеврез. - Вы пребольно кусаетесь.

- Мне кажется, вы слишком презрительно относитесь к большому поэту,

сударыня, - осмелился заметить Рауль.

- Большой поэт... Он?.. Сразу видно, что - как вы сами сейчас призна-

вались - вы приехали из провинции, виконт, и что никогда не видали его.

Он большой поэт? Да в нем и пяти футов не будет.

- Браво! Браво! - воскликнул высокий, худощавый и черноволосый чело-

век с лихо закрученными усами и огромной рапирой. - Браво, прекрасная

Поле! Пора указать этому маленькому Вуатюру его настоящее место. Я ведь

кое-что смыслю в поэзии и заявляю во всеуслышание, что его стихи мне

всегда казались преотвратительным.

- Кто этот капитан, граф? - спросил Рауль.

- Господин де Скюдерп.

- Автор романов "Клелия" и "Кир Великий"?

- Добрая половина которых написана его сестрой. Вот она разговаривает

с хорошенькой девушкой, там, около Скаррона.

Рауль обернулся и увидал двух новых, только что вошедших посети-

тельниц. Одна из них была прелестная хрупкая девушка с грустным выраже-

нием лица, прекрасными черными волосами и бархатными глазами, похожими

на лиловые лепестки ивана-да-марьи, среди которых блестит золотая чашеч-

ка; другая, под покровительством которой, по-видимому, находилась моло-

дая девушка, была сухая, желтая, холодная женщина, настоящая дуэнья или

ханжа.

Рауль дал себе слово не уходить от аббата Скаррона, не поговорив с

хорошенькой девушкой с чудными бархатными глазами, которая, по какому-то

странному сочетанию мыслей, напомнила ему - хотя внешнего сходства по

было никакого - бедную маленькую Луизу. Она лежала теперь больная в зам-

ке Лавальер, а он, среди всех этих новых лиц, чуть не забыл о ней.

Между тем Арамис подошел к коадъютору, который, смеясь, шепнул ему на

ухо несколько слов. Несмотря на все свое самообладание, Арамис невольно

вздрогнул.

- Смейтесь же, - сказал г-н де Рец, - на нас глядят.

И он отошел к герцогине де Шеврез, около которой составился большой

кружок.

Арамис притворно засмеялся, чтоб отвести подозрения каких-нибудь до-

сужих наблюдателей. Увидав, что Атос стоит в амбразуре окна, из которой

он сам недавно вышел, он обменялся несколькими словами кое с кем из при-

сутствующих и незаметно присоединился к нему.

Между ними тотчас же завязался оживленный разговор.

Рауль, как было условленно с Атосом, подошел к ним.

- Аббат декламирует мне рондо Вуатюра, - громко сказал Атос. - По-мо-

ему, оно несравненно.

Рауль постоял около них несколько минут, потом отошел к группе, окру-

жавшей герцогиню де Шеврез, к которой присоединились, с одной стороны,

мадемуазель Поле, а с другой - мадемуазель Скюдери.

- Ну-с, - сказал коадъютор, - а я позволю себе не согласиться с мне-

нием господина Скюдери. Я нахожу, напротив, что Вуатюр - поэт, но при

этом только поэт. Политические идеи ему совершенно несвойственны.

- Итак?.. - шепотом спросил Атос.

- Завтра, - быстро ответил Арамис.

- В котором часу?

- В шесть.

- Где?

- В Сен-Мандэ.

- Кто вам сказал?

- Граф Рошфор.

Тут к ним подошел кто-то из гостей.

- А философские идеи? - сказал Арамис. - Их тоже нет у бедного Вуатю-

ра. Я совершенно согласен с господином коадъютором: Вуатюр - чистый по-

эт.

- Да, в этом отношении он, конечно, замечателен, - заметил Менаж, -

но потомство, воздавая ему должное, поставит ему в упрек излишнюю

вольность стиха. Он, сам того не сознавая, убил поэзию.

- Убил! Вот настоящее слово! - воскликнул Скюдери.

- Зато его письма - верх совершенства, - заметила герцогиня де Шев-

рез.

- О, в этом отношении он вполне заслуживает славы, - согласилась ма-

демуазель Скюдери.

- Совершенно верно, но только когда он шутит, - сказала мадемуазель

Поле. - В серьезном эпистолярном жанре он просто жалок. И согласитесь,

что, когда он не груб, он пишет попросту плохо.

- Признайтесь все же хоть в том, что шутки его неподражаемы.

- Да, конечно, - сказал Скюдери, крутя ус. - Я нахожу только, что у

него вымученный юмор, а шутки пошловаты. Прочитайте, например, "Письмо

карпа к щуке".

- Уж не говоря о том, что лучшие его произведения обязаны своим про-

исхождением отелю Рамбулье, - заметил Менаж. - "Зелида и Альсидалея",

например.

- А я, с своей стороны, - сказал Арамис, подходя к кружку и почти-

тельно кланяясь герцогине де Шеврез, которая отвечала ему любезной улыб-

кой, - а я, с своей стороны, ставлю ему в вину еще то, что он держит се-

бя чересчур свободно с великими мира сего. Он позволил себе слишком бес-

церемонно обращаться с принцессе и, с маршалом д'Альбре, с господином де

Шомбером и даже с самой королевой.

- Как, с королевой! - воскликнул Скюдери и, словно ожидая нападения,

выставил вперед правую ногу. - Черт побери, я не знал этого! Каким же

образом оказал он неуважение ее величеству?

- Разве вы не знаете его стихотворения "Я думал"?

- Нет, - сказала герцогиня де Шеврез.

- Нет, - сказала мадемуазель Скюдери.

- Нет, - сказала мадемуазель Поле.

- Правда, королева, по всей вероятности, сообщила его очень немногим,

- заметил Арамис, - по я получил его из верных рук.

- И вы знаете это стихотворение?

- Кажется, могу припомнить.

- Так прочтите, прочтите! - закричали со всех сторон.

- Вот как было дело, - сказал Арамис. - Однажды Вуатюр катался вдвоем

с королевой в коляске по парку Фонтенбло. Он притворился, будто задумал-

ся, и сделал это для того, чтобы королева спросила, о чем он думает. Так

оно и вышло. "О чем вы думаете, господин де Вуатюр? - спросила она. Вуа-

тюр улыбнулся, помолчал секунд пять, делая вид, будто импровизирует, и в

ответ произнес:

Я думал: почести и славу

Дарует вам сегодня рок,

Вознаграждая вас по праву

За годы скорби и тревог,

Но, может быть, счастливой были

Вы тогда, когда его..

Я не хотел сказать - любили,

Но рифма требует того.

Скюдери, Менаж и мадемуазель Поле пожали плечами.

- Погодите, погодите, - сказал Арамис. - В стихотворении три строфы.

- Или, вернее, три куплета, - заметила мадемуазель Скюдери. - Это

просто песенка.

Арамис продолжал:

Я думал, резвый Купидон,

Когда-то ваш соратник смелый,

Сложив оружье, принужден

Покинуть здешние пределы,

И мне ль сулить себе успех,

Задумавшись близ вас, Мария,

Когда вы позабыли всех,

Кто был вам предан в дни былые.

- Не берусь решать, соблюдены ли все правила поэзии в этом куплете, -

сказала гергогиня де Шеврез, - но прошу к нему снисхождения ради его

правдивости: Госпожа де Отфор и госпожа Сеннесе присоединятся ко мне, в

случае надобности, не говоря уже о герцоге де Бофоре.

- Продолжайте, продолжайте, - сказал Скаррон - Теперь мне все равно.

С сегодняшнего дня я уже не "больной королевы".

- А последний куплет? Давайте послушаем последний куплет! - попросила

мадемуазель Скюдери.

- Извольте. Тут уж прямо поставлены собственные имена, так что никак

не ошибешься:

Я думал (ибо нам, поэтам,

Приходит странных мыслей рой):

Когда бы вы в бесстрастье этом,

Вот здесь, сейчас, перед собой

Вдруг Бекингэма увидали,

Кто из двоих бы в этот миг

Подвергнут вашей был опале:

Прекрасный лорд иль духовник?

По окончании этой строфы все в один голос принялись осуждать дерзость

Вуатюра.

- А я, - вполголоса проговорила молодая девушка с бархатными глазами,

- имею несчастье находить эти стихи прелестными.

То же самое думал и Рауль. Он подошел к Скаррону и, краснея, обратил-

ся к нему:

- Господин Скаррон, я прошу вас оказать мне честь и сообщить, кто эта

молодая девушка, которая не согласна с мнением всего этого блестящего

общества?

- Ага, мой юный виконт! - сказал Скаррон. - Вы, кажется, намерены

предложить ей наступательный и оборонительный союз?

Рауль снова покраснел.

- Я должен сознаться, что стихи Вуатюра понравились и мне, - сказал

он.

- Они на самом деле хороши, но не говорите этого: у поэтов не принято

хвалить чужие стихи.

- Но я но имею чести быть поэтом, и я ведь спросил вас...

- Да, правда, вы спрашивали, кто эта прелестная девушка, не так ли?

Это прекрасная индианка.

- Прошу прощения, сударь, - смущенно сказал Рауль, - но я все-таки не

понимаю, увы, ведь я провинциал.

- Или, иначе сказать, вы еще не научились говорить тем высокопарным

языком, на каком теперь объясняются все. Тем лучше, молодой человек, тем

лучше. И не старайтесь изучить его: не стоит труда. А к тому времени как

вы его изучите, никто, надеюсь, уже не будет так говорить.

- Итак, вы прощаете меня, сударь, и соблаговолите объяснить, кто эта

дама, которую вы называете прекрасной индианкой?

- Да, конечно. Это одно из самых очаровательных существ на свете. Ее

зовут Франсуаза д'Обинье.

- Она родственница Агриппы, друга Генриха Четвертого?

- Его внучка. Она приехала с острова Мартиника, и потому-то я называю

'ее прекрасной индианкой.

Рауль с удивлением взглянул на молодую девушку. Глаза их встретились,

и она улыбнулась.

Между тем разговор о Вуатюре продолжался.

- Скажите, сударь, - сказала Франсуаза д'Обинье, обращаясь к Скаррону

словно для того, чтобы вмешаться в его разговор с виконтом, - как вам

нравятся друзья бедного Вуатюра? Послушайте, как они отделывают его,

расточая ему похвалы. Один отнимает у него здравый смысл, другой - поэ-

тичность, третий - оригинальность, четвертый - юмор, пятый - самостоя-

тельность, шестой... Боже мой, что же они оставили этому человеку, впол-

не заслужившему славу, как выразилась мадемуазель Скюдерп?

Скаррон и Рауль рассмеялись. Прекрасная индианка, по-видимому, не

ожидала, что ее слова произведут такой эффект. Она скромно опустила гла-

за, и лицо ее стало опять простодушно.

"Она очень умна", - подумал Рауль.

Атос, все еще стоя в амбразуре окна, с легкой усмешкой наблюдал эту

сцепу.

- Позовите мне графа де Ла Фер, - сказала коадъютору герцогиня де

Шеврез. - Мне нужно поговорить с ним.

- А мне нужно, чтобы все считали, что я с ним не разговариваю, - ска-

зал коадъютор. - Я люблю и уважаю его, потому что знаю его былые дела,

некоторые по крайней мере, но поздороваться с ним я рассчитываю только

послезавтра утром.

- Почему именно послезавтра утром? - спросила г-жа де Шеврез.

- Вы узнаете завтра вечером, - ответил, смеясь, кондъютор.

- Право же, любезный Гонди, вы говорите, как Апокалипсис, - сказала

герцогиня. - Господин д'Эрбле, - обратилась она к Арамису, - не можете

ли вы сегодня оказать мне еще одну услугу?

- Конечно, герцогиня. Сегодня, завтра, когда угодно, приказывайте.

- Так позовите мне графа де Ла Фер, я хочу с ним поговорить.

Арамис подошел к Атосу и вернулся вместе с ним к герцогине.

- Вот то, что я обещала вам, граф, - сказала она, подавая Атосу

письмо. - Тому, о ком мы хлопочем, будет оказан самый любезный прием.

- Как он счастлив, что будет обязан вам, герцогиня.

- Вам нечего завидовать ему, граф: ведь я сама обязана вам тем, что

узнала его, - сказала герцогиня с лукавой улыбкой, напомнившей Атосу и

Арамису очаровательную Мари Мишон.

С этими словами она встала и велела подать карету. Мадемуазель Поле

уже уехала, мадемуазель Скюдери собиралась уезжать.

- Виконт, - обратился Атос к Раулю, - проводите герцогиню де Шеврез.

Попросите ее, чтобы она, спускаясь по лестнице, оказала вам честь опе-

реться на вашу руку, и по дороге поблагодарите ее.

Прекрасная индианка подошла проститься со Скарроном.

- Вы уже уезжаете? - спросил он.

- Я уезжаю одной из последних, как видите. Если вы будете иметь из-

вестия о господине де Вуатюре, и в особенности если они будут хорошие,

Дата добавления: 2015-09-03