Прощание с классической эпохой

Посвящение

Один ветер хотел быть маленьким пушистым зверьком.

Неизвестно, как звали бы этого пушистого зверька.

Возможно, Рыжик.

Ветер был восточным. И нёс восточную рыжую пыль к нам, на запад.

И никак не мог встретиться с ветром тёплой южной ночи, по имени Мистраль. Потому что таких ветров у нас, в Сибири, не бывает.

А жаль.

Потому что эта встреча была бы — любовь.

Снова посвящение

Ты — другая…
Но имя — это такая память
о тебе, о будущем,
о том, что могло бы случиться,
будь я хотя бы плотник,
будь я золотой дождь
или голубь.

Но я
всё же
только философ,
только досужий странник.

Только не Бог.

И всё равно о тебе
весть
весь видимый мир.

Пушистый коан

Чтобы суметь прочитать,
нужно уметь читать…
А чтобы не почитать,
нужно суметь прочитать.

Новый Оскар

Была же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба.

Матфей, 27, 61

В номинации сна
беспричинная тяга к покою
новый день
продолжается
новый рассказ
старопраменским светлым
поминки по прошлым героям
где-то может быть снова
но это уже не про нас

старой Праги не видел
и новой Москвы не замечу
да и что мне за дело
до их христианских имён
добровольно молчание
не по дороге навстречу
до звезды за пещерой
и трое
царями
вдогон

чудо здесь ни при чём
начинается новая эра
с новых букв алфавита
и новых беспамятных дат
и другая Мария
не здесь
без начала без меры
только я
только вечности
новой истории
только солдат

Небо

(Песня для кинопроекта «Птицы»)

То, чем я мог бы стать,
то, что я мог бы знать —
ты это знаешь:
ты этим летаешь.

Песни — в твоей крови.
Радость — держи и рви,
не понимая,
но — снова — летая.

Небо — лесной пожар.
хлеба нездешний дар —
это не с нами.
В небо — с ногами.

Ночи — и те для нас.
Пролежни лунных трасс,
наше веселье —
божье похмелье.

Воздухом — по рукам…
Это небо — богам.
этот дождь — полю.
это нам — воля.

Ветер

(Песня для кинопроекта «Птицы»)

Зацепись за ветер — и оторвысь!

Маша П.

…Поднимись, и ещё раз на небо
посмотри. Помнишь шелест крыльев?
Это вкус молока и хлеба,
память детства и песня силы.

Это страх о последней потере:
память птицы, убитой в полёте;
это что-то, что после неверия,
вечность ветра в единственной ноте…

Ясновидцам прозрачны тучи,
даже ночью им солнце светит.
Кто сказал, что ты — невезучий,
что ещё не поймал свой ветер?

Поднимись и почувствуй дыхание
над землёй, над небом неровным;
вспомни ветра безмолвное знание:
удержись, оторвись и вспомни…

Герои не нашего времени [1]

Они красят стены в коричневый цвет
и пишут на крышах слова…

Б. Г.

Они поют,
а зима переходит свои границы.
Они колдуют,
а холод уже прижился в сердцах.
Они смеются —
такие похожие, близкие, мёртвые лица!
Они танцуют —
сегодня, всегда, но их музыка — страх.

А ты повернись, не гляди,
потому что их время — вечность.
А ты не помни,
потому что их месяц — серп.
Не жди, не надейся —
они не уйдут безупречно.
Не плачь, не печалься —
и это не хуже, чем смерть.

А жизнь — и тем более невероятна…

Прощание с классической эпохой

Я мог бы писать стихи, быть
культурным героем,
спрягать по глаголу в сутки,
не зная строя
других глаголов, а также
и прочих масок.
и даже — как это мило! —
рассказывать сказки.

Я мог бы, наверно, любить
и дарить несчастье.
Считаться мобильным, что плюс
при любой власти.
Хотел бы за что-нибудь тоже
отдать душу,
но поздно и незачем: сам не возьму.
слушай:

«Мгновенье, на месте стой!
Раз, два!»
Командуй, фельдфебель Фауст,
склоняй слова,
глаголы шуруй вдогонку,
греми пером,
свети неразумным потомкам
за свой боржом.

Но это мгновенье — не с ним,
не со мной, посторонним.
О счастье спроси вон у той
у стаи вороньей.
А я остаюсь навсегда
одиноким прохожим,
и вот что приятно —
совсем на себя не похожим.

Действительная история освобождения
(игра в классики)

Будда Либертадор Гаутама
шествует один по чаппаралю.
Он один, как перст, как бог, как детство.
Вслед за ним — Эрнесто Че Гевара.

Вслед за ним — Эрнесто Че Гевара,
Комманданте, тоже одинокий,
Нервно курит, нервно смотрит в небо.
Вслед за Че Геварой — партизаны.

Бравые ребята, партизаны,
Все — по одному, хотя и строем.
Пламя в их груди, в руке — мачете.
Вслед за ними — барышни-крестьянки.

Мексиканки, барышни-крестьянки,
пьют вино и думают о вечном.
будь в России — пили бы и водку.
А за ними — год и две недели.

Вот прошёл и год, и две недели.
Эти тени отошли к истокам.
Плод воображения растаял.
А за ним растаяло и время.

Сколько было, столько их и сплыло
в память, в вечность, в водку, в чаппарали
и не слышно их, и не понятно.
Вслед за ними — Будда Гаутама.

Будда Либертадор Гаутама
шествует один по чаппаралю…

Дата добавления: 2015-09-02