Джон миллингтон Синг

(1871-1909)

Если бы ту необычную власть над собой и окружающими, которую дает человеку юмор, можно было заключить в некое подобие магического талисмана, то в нем наверняка нашлось бы место для крупицы ирландской земли — и творчества Джона Миллингтона Синга можно сравнить именно с горстью такой земли, привезенной из самого свежего и пахнущего волшебными травами уголка его родины. Вершина творчества Синга — «Повеса — гордость Запада» — не только предстает «самой значительной пьесой двух последних столетий», по словам Дж. Мура, но и обладает редким даром приподнимать те тысячи тяжелых занавесов, что скрывают от нас театр будущего, каким он должен быть. С ней заканчивается власть заношенных до дыр рецептов, при помощи которых тщится выжить в наши дни искусство, когда-то вознесенное Эсхилом, Шекспиром или Фордом на недосягаемую высоту, а сегодня тянущее за собой ярмо многовекового унижения. Нам нужно, как заметил Антонен Арто, «вновь обрести секрет поэзии непосредственной, реальной — и основанной на юморе; театр в свое время с легкостью расстался с ней, отдав на откуп мюзик-холлу, а позже ею удачно воспользовалось кино». Сингу такой секрет известен лучше, чем кому-либо другому, и это тонко почувствовал Гийом Аполлинер, уже на следующий день после парижской премьеры «Повесы» писавший: «Его чувство реальности, переданное с не перестающим удивлять нас совершенством, дышит поэзией столь мощной и столь редкого закала, что возмущение публики меня нисколько не удивляет». В Дублине пьеса была освистана, в Нью-Йорке представления заканчивались массовыми волнениями. «Париж, — продолжает Аполлинер, — остался к пьесе равнодушным, и лишь поэты были потрясены ее новым и непривычным до сих пор трагизмом; наверное, поэты и сами так или иначе стремятся убить своего отца; но не так-то это просто, и "Повеса" тому свидетель, а потому, оглядывая зал в день последнего прогона, я говорил себе: "Полным-полно отцов — и так мало сыновей"».

Сколь бы ни было удачным подобное толкование смысла пьесы, оно не исключает и других прочтений: особенностью этой «комедии» стало как раз обилие так непохожих друг на друга интерпретаций. Для нью-йоркских пуритан, которые сознательно или нет разглядели в пьесе только самое очевидное ее содержание, она попала «подо все четыре положения» закона, запрещавшего постановку «произведений, прославляющих похоть, богохульных, содержащих нецензурные выражения или непристойные описания». В свою очередь, Морис Буржуа, автор замечательного французского перевода «Повесы», писал, что некий ирландский критик счел пьесу всего лишь сценическим воплощением известной шутки Бодлера, брошенной при входе в ресторан к немалому изумлению присутствовавших: «Пристукнув наконец моего несчастного папашу...». Немецким переводчикам она предстала символом борьбы «новой, молодой Ирландии» против «Ирландии старой»; нашлись и такие, кто усмотрел в ней, ни много, ни мало, противостояние идеального и материального. Стоит ли говорить, однако, что наиболее приемлемое объяснение основной мысли этой пьесы, до сих пор оставлявшееся безо всякого внимания, лучше всего — и проще всего — было бы свести к небезызвестному «комплексу Эдипа»? Немаловажным представляется и тот факт, что исследование «латентного содержания» пьесы выдвигает на первый план целый пучок значений, применимых к самым разным граням нашего бытия и чрезвычайно существенных для всех и каждого — как если в случае с «Повесой» мы имели дело с выжимкой из некоего коллективного сновидения.

Прежде, чем окончательно вернуться в Ирландию и напрямую посвятить себя театру, Синг много путешествовал по Италии и Германии, долго жил во Франции, а потому ему были хороши известны все те подводные камни, что угрожали каждой из двух противоборствующих тенденций в литературе и искусстве того времени: «Сегодняшняя городская литература не таит более в себе открытий или редких сокровищ, — писал он, — разве что в каких-нибудь двух-трех книгах, выхолощенных и отшлифованных, а потому страшно далеких от того, что в глубине души интересует каждого из нас. С одной стороны, если Малларме и Гюисманс, работающие в этом направлении, а с другой — Ибсен и Золя, которые, конечно, пишут о реальной жизни, но как-то бесцветно, безнадежно». Разрешение подобного противоречия он сумел найти в предельно точном и вместе с тем исступленном, колдовском языке ирландского народа, законами географии и экономики оставленного наедине со своими собственными духами и преданиями, и в безграничной фантазии, помогающей этим людям — пастухам, рыбакам, разносчицам в пабах и лудильщикам, бродящим по деревням, — сбросить тягостную «власть холмов». Тот необычайный свет, которым сияет все творчество Синга, исходит прежде всего от этого векового первородного дерева, чей живительный сок он смог донести теперь и до нас.

Дата добавления: 2015-09-02