Открытие и его развитие

Мы уже говорили, что подлинное открытие может быть сделано лишь в ходе таких исследований, которые обычно именуются «фундаментальными». То, что за этим следует, – это его развитие. Исследование является фундаментальным именно потому, что все прочие виды исследований вытекают из него, оно кажется нам непрактичным, а связанная с ним работа случайной, потому что всецело оригинальные наблюдения не могут планироваться заранее. Если же не отказываться от планирования, то тогда наблюдение должно носить такой характер, чтобы его можно было предсказать на основе ранее известных фактов, и, стало быть, его нельзя считать целиком оригинальным. Вот почему большая часть совершенно новых шагов в науке – это случайные находки, сделанные людьми с редким талантом замечать нечто абсолютно неожиданное. Такие открытия впоследствии образуют основу всех планируемых исследований, всего того, что я называю развитием.

Мне могут возразить, что любая преждевременная оценка фундаментального исследования заранее обречена на провал, ибо нельзя предвидеть неожиданное. До некоторой степени это справедливо. Не существует надежной меры для сравнения относительной важности фундаментальных исследовательских тем, но я считаю, что некоторые общие принципы сформулировать можно. К ним следует относиться не как к жестким рамкам, а скорее как к некоей линии оценки, с помощью которой мы распознаем и используем подлинно творческую научную мысль.

С моей точки зрения, для всех великих фундаментальных открытий характерно одновременное и ярко выраженное наличие трех качеств: они не просто истинны, но истинны в высшей степени и в очень специфическом смысле; они поддаются обобщению; они неожиданны в свете того, что было известно ко времени открытия,

Открытие должно быть истинным. Это утверждение может показаться наивным. Однако в науке вещи не являются абсолютно истинными либо ложными; они могут считаться таковыми лишь в рамках определенной аксиоматической системы и в некоторых пределах, которые носят статистический характер и на основании которых можно судить о вероятности повторения того же наблюдения в будущем, если мы попытаемся воспроизвести его. Степень этой вероятности естественным образом влияет на важность открытия.

Даже если наблюдение обладает высокой степенью истинности в том смысле, что у него мала стандартная ошибка (т. е. велика вероятность воспроизведения), истинность этого наблюдения должна выражаться и в его адекватной интерпретации. В противном случае находка может привести к заблуждениям из‑за тех выводов и следствий, которые могут быть из него сделаны. Не так давно один химик попытался получить препарат, который вызывал бы уменьшение аппетита и потерю веса. После нескольких лет работы ему удалось создать лекарство, соответствующее теоретическим представлениям о том, какую структуру должно иметь такого рода вещество. Затем он испытал препарат на крысах, кошках, собаках и обезьянах. Как и ожидалось, животные ели очень мало и теряли в весе. В статье, описывающей результаты этой работы, он объяснял, почему, по его мнению, лекарство с такой химической структурой должно действовать подобным образом. В общепринятом смысле полученные результаты были истинными, но в том смысле, как я представляю дело, они были ложными. Известно ведь, что почти любое вредное вещество уменьшает аппетит, а созданное им вещество было вредным. Автор не отрицал этого факта, не признавал его, он даже не рекомендовал свой препарат к применению. И все же написанная им статья подразумевала последнее; а это значит, что ложный результат скрывался в подтексте. Если бы ученый понимал, что созданный им препарат может повредить здоровью, он бы ни в коем случае не написал статью. Мало кто сознательно публикует неправду, но многие научные статьи содержат в подтексте ложные выводы.

Даже если научная находка по всем стандартам истинна, она может и не быть значимой. Недавно я прочел статью об определении среднего веса внутренних органов лабораторных животных (крыс). Приведенные автором факты были корректны – он прикончил сотни животных для построения последовательности, обладающей высокой значимостью. Но ценность полученной в результате информации оказалась весьма ограниченной, ибо ее нельзя было обобщить, не говоря уже о том, что эта информация не могла считаться неожиданной. Она не поддавалась обобщению, поскольку из нее нельзя было вывести никаких общих законов; что же касается неожиданности, то и так с самого начала было ясно, что путем измерения можно найти средний вес. Работа такого рода не только не может быть определена как «фундаментальная», но и в прикладной области она едва ли найдет сколько‑нибудь широкое применение. Лучшее, что можно сказать о ней,– это то, что она может пригодиться кому‑то, кто нуждается в этих цифрах в качестве стандарта для сравнения при проведении оригинальных исследований, но именно такое исследование и будет фундаментальным. Научная литература переполнена подобными отчетами, авторы которых привычно прикрываются фарисейским утверждением о том, что они не делают никаких выводов из своих наблюдений. Но это не оправдание – факты, из которых нельзя сделать выводов, едва ли заслуживают того, чтобы их знать.

«Скрининг» – «просеивание» – это столь же лишенный воображения, примитивный тип исследования. Клиницист может «просеять» (в более или менее случайном порядке) массу производных кортизона с тем, чтобы посмотреть, какое из них лучше всего действует на пациентов с ревматическими заболеваниями. И все‑таки это опять развитие ранее известных фактов, а не оригинальное творческое исследование.

В подобной работе мы руководствуемся дедуктивными рассуждениями, помогающими нам в конкретном случае предсказывать нечто на основе предварительно сделанного обобщения. Если большинство кортизоноподобных соединений эффективны против ревматизма, то и любой вновь полученный член данной группы также может считаться перспективным в этом отношении. Но дедукция сама по себе не поддается обобщению. Такая работа может иметь немедленное практическое применение, обеспечивая нас, быть может, идеальным антиревматическим средством, а вот в подлинно научном смысле она бесплодна, ибо, коль скоро такое вещество найдено, наблюдение на этом заканчивается, оставляя мало шансов на дальнейшие открытия.

К сожалению, такие бесцветные исследования легче всего финансируются, так как и план работы, и практическая их значимость могут быть с точностью описаны в стандартной заявке на выделение средств.

Открытие должно вести к обобщениям. Другого вида наблюдения поддаются индуктивному обоснованию, т. е. формулированию общих законов на основе отдельных наблюдений. Но и этого свойства недостаточно. К примеру, было установлено, что первые десять полученных в чистом виде гормонов – белого цвета. На основании этого можно было бы сделать обобщение и с большой долей вероятности предсказать, что следующие пять гормонов, когда их удастся синтезировать, тоже будут белыми. Так оно и получилось, но что из того? Кого волнует, какой цвет будут иметь гормональные препараты?

Наблюдение, как мы видим, было и истинным, и с обобщением все было в порядке, однако оно лишено третьего существенного качества фундаментального исследования, а именно – неожиданности открытия ко времени его осуществления. Большинство составных частей организма человека в результате очищения имеет белый цвет – что же удивительного в том, что гормоны тоже белые?

Открытие должно быть удивительным. Я вспоминаю свое изумление, когда во время учебы на медицинском факультете узнал, что некоторые патологические образования в яичниках человека, так называемые «дермоиды», могут иметь зубы и волосы. Это медицинский курьез, но он не обладает – по крайней мере в настоящее время – свойством вести к обобщению. Единственное, что мы сейчас в состоянии сказать,– это что иногда, даже и без оплодотворения, яйцо. в человеческом яичнике может развиться в урода, состоящего в основном из волос и зубов. Все это было известно еще с тех пор, когда в XVII в. немецкий врач Скультетус дал первое полное описание того, что он назвал «morbus pilarus mirabilis» – «удивительной волосяной болезнью». Мартин Лютер именовал дермоиды» «отпрысками дьявола».

На протяжении многих веков врачи, да и другие люди, сталкиваясь с этой аномалией, одинаково ей поражались. Но она не открыла никаких новых горизонтов для исследования. Причина этого, как мне кажется, в том, что наблюдение было сделано слишком рано. Даже сегодня мы еще не в состоянии оценить его. Это своего рода загадочный остров, удаленный от уже нанесенных на карту областей человеческого знания. Возможно, что позже, когда мы будем больше осведомлены об оплодотворении, размножении без оплодотворения и о факторах, управляющих формированием человеческих органов, отпрыск дьявола» превратится в ангела, ведущего нас к разрешению загадок Природы. Однако одно только знание об этом природном курьезе ничего нам не дает. Скультетус увидел его, но не открыл.

Открытие должно быть одновременно и истинным, и неожиданным, и вести к обобщениям. Основной особенностью подлинно великих открытий является то, что они не только истинны (в том смысле, в каком они выглядят таковыми с нашей точки зрения, но и в высшей степени способны вести к обобщениям и неожиданны в рамках своего времени. Это справедливо, скажем, в отношении открытия Г. Менделем законов генетики, открытия Рише Пирке явления аллергии или открытия антибиотического действия плесени А. Флемингом, X. Флори и Э. Чейном.

Селье Г. От мечты к открытию:
Как стать ученым. М., 1987. С. 43–105.

[1] Уильям Джеймс (1842–1910) – американский философ и психолог, один из основоположников прагматизма. – Примеч. пер.

[2] Слова «оппортунизм» и «оппортунист» (производные от англ. «возможность») в контексте данной книги, как и вообще в англоязычной литературе, лишены какой‑либо политической окраски.– Примеч. пер.

[3] Фредерик Гоуленд Хопкинс (1861–1947) – английский биохимик, один из основателей витаминологии, лауреат Нобелевской премии за 1929 г. – Примеч. пер.

[4] Отто Леви (1873–1961) – австрийский и американский физиолог фармаколог, лауреат Нобелевской премии за 1936 г. – Примеч. пер.

[5] Фредерик Бантинг (1891–1941) – канадский физиолог. Исследовал секрецию поджелудочной железы и открыл совместно с Дж. Маклеодом и другими гормон инсулин. Нобелевская премия за 1923 г. (совместно с Дж. Маклеодом). – Примеч. пер.

[6] ИгнацФилипп Земмельвейс (1818–1865) – венгерскийврач‑акушер, предвосхитивший Пастера в борьбе с сепсисом. – Примеч. пер.

[7] Альфред Уоллес (1823–1913) – английский натуралист,создавший одновременно с Ч. Дарвином теорию естественного отбора действием «естественного закона народонаселения». Его идеи подвергались резкой критике классиками марксизма. – Примеч. пер.

[8] Видимо, имеется в виду книга Т. Мальтуса «Опыт о законе народонаселения» (1798), в которой автор стремился объяснить бедственное положение трудящихся и безработицу «абсолютным избытком людей».

[9] Надпочечник представляет собой гормонообразующую, или эндокринную, железу, расположенную сразу над почкой с каждой стороны тела. Он состоит из внешнего слоя, или коры, которая вырабатывает кортикоидные гормоны, и сердцевины, или мозгового вещества, секретирующего адреналин и связанные сним гормоны.

[10] То, что внешние воздействия приводят только к расходу и исчерпанию адаптационных возможностей, в течение многих лет было убеждением Г. Селье, которое он лаконично формулировал как «сносить и выбросить». Это убеждение основывалось на том, что он использовал преимущественно сильные патогенные воздействия. Применение более мягких физиологических стрессовых воздействий способно значительно повышать адаптационные возможности организма, что, в частности, находит выражение в увеличении массы тимуса (см.: Аршавский И. А. Физиологические механизмы и закономерности индивидуального развития. М., 1982; Гаркав и Л. X., Квакина Е. Б., Уколова М. А. Адаптационные реакции и резистентность организма. Ростов на Д, 1979). Следует отметить, что в последнее десятилетие своей жизни Г. Селье выдвинул проблему управления стрессом, состоящую именно в повышении устойчивости к стрессовому воздействию (см. об этом: Селье Г. Стресс без дистресса. М., 1979). Формулирование этой проблемы обязано его замечательной интуиции. Однако для решения ее Г. Селье предлагал моральные и социальные подходы, не проводя специальных экспериментов. Он не привлекал даже свои данные о перекрестной резистентности, которые описал ранее и намеренно оставил без дальнейшего развития (см. с. 135).

[11] Русскоязычный читатель вспомнит в этойсвязи рассказ А. П. Чехова «Лошадиная фамилия». – Примеч. пер.

[12] Есть основания продолжить аналогию и в этом пункте. Представление об обязательных страданиях во время рождения ребенка сильно преувеличено благодаря классическим литературным описаниям. Кроме того, многие нарушения естественного физиологического образа жизни современными женщинами приводят к широкому распространению более или менее слабых элементов стресса в понимании Г. Селье, т. е. патологических отклонений в течении беременности и родов. Однако нормальные роды вовсе не мучительный процесс. Существует даже медицинское понятие «partus felix» – «сладостные роды», которое характеризует состояние матери и ребенка во время рождения как высшее блаженство (Нарциссов Р. П. О материнстве. ОНТИ, Пущинo, 1984). – Примеч. ред.

[13] Жорж Луи де Бюффон (1707–1788) – выдающийся французский естествоиспытатель. – Примеч. пер.

[14] Самюель Батлер (1835–1902) – английский писатель‑романист.

[15] Джон Драйден (1631–1700) – английский поэт и драматург.

[16] Роберт Уильям Сервис (1874–1958) – канадский писатель.

[17] Мэтью Арнольд (1822–1888) – английский поэт и критик.

[18] Книга «От мечты к открытию» была издана в 1964 г. За истекшие четверть века представители биологической науки неоднократно сталкивались и до сих пор сталкиваются с серьезными этическими проблемами, например, в области генной инженерии, при разработке биологических и бактериологических видов оружия и т. д.

[19] Имеется в виду изобретение Альфредом Нобелем динамита и баллистита.

[20] Слово serendipity придумал Хорас Уолпол (1717–1797) – английский политический деятель и писатель. В его сказке о трех принцах из Серендипа (Серендип – старое название Цейлона) принцы обладали способностью делать неожиданные открытия, хотя они вовсе не стремились к этому и не предпринимали никаких специальных действий. Уолтер Кеннон, знаменитый физиолог, применил термин serendipity, понимая под ним способность не проходить мимо «случайных» явлений и не считать их досадной помехой, а вместо этого видеть в них ключ к разгадке тайн природы.

[21] Томас Карлейль (1795–1881) – английский историк, философ. – Примеч. пер.

[22] Джон Тиндаль (1820–1893) – английский физик, автор работ акустике, диамагнетизму, рассеянию света в мутных средах.

[23] Именем этого итальянского анатома названа слуховая труба, впервые подробно им описанная в 1564 г. – Примеч. пер.

Дата добавления: 2015-08-21