Галилеяне

Если б я послушался внушения своего сердца, я провел бы здесь заключительную черту этой главе. Но в интересах позднейших объяснений необходимо рассматривать явление Христа не только во всей Его чистоте, освобожденной от всего окружающего, но также и в Его отношениях к этому окружающему. Иначе будут непонятны многие важные явления из прошлого и настоящего. Вовсе не безразлично, получим ли мы путем строгого анализа точное понятие насчет того, что в этом образе заключалось еврейского и нееврейского. На этот счет с самого начала христианской эры и поныне всюду, от низших слоев интеллектуального мира и до самых высших, царила страшная путаница. Людям было трудно постигнуть столь возвышенный образ и обозреть его органические отношения к среде. Но, кроме того, все сходилось точно нарочно, чтобы стереть и подделать его истинные черты: этому способствовали особенности еврейской религии, сирийский мистицизм, египетский аскетизм, эллинская метафизика, затем также и римские государственные и жреческие предания, к тому же еще суеверие варваров, всякие недоразумения и всякие недомыслия. В XIX веке много занимались распутыванием этого вопроса, однако, насколько мне известно, никому еще не удалось выделить немногие важные пункты из массы фактов и выяснять их перед всеми. Мы попытаемся здесь — правда, без учености, но беспристрастно — исследовать, насколько Христос принадлежал к своей среде и ее воззрениям, насколько Он разнился от неё и высоко парил над ними. Только таким путем удастся высвободить от всяких случайностей личность Христа в ее цельном, независимом достоинстве.

Итак, прежде всего возникает вопрос: был ли Христос евреем по принадлежности к племени?

Этот вопрос на первый взгляд представляет что-то мелочное. Перед подобным явлением все особенности рас обращаются в ничто. Возьмем для примера Исайю. Как бы высоко он ни стоял над своими современниками, он остается неизменно евреем с головы до пят — всякое его слово, так сказать, вытекает из самой истории и духа его народа; даже в тех случаях, когда он обличает и клянет что-нибудь характерно еврейское, он все-таки остается евреем. У Христа нет ничего подобного. Или возьмем еще Гомера. Он впервые пробуждает эллинский народ к самосознанию; чтобы быть в состоянии это сделать, он должен был таить в собственной груди своей квинтэссенцию всего эллинизма. Где же тот народ, который, будучи пробужден Христом к жизни, приобрел себе этим самым драгоценное право — хотя бы он жил на антиподах — считать Христа своим? Во всяком случай, не в Иудее! Для верующих Христос есть Сын Божий, а не человеческий; для неверующего трудно найти формулу, которая бы так выразительно и сжато определила неоспоримый факт этой несравненной личности в ее неизъяснимости. Бывают явления, которые нельзя определить без символа. Вот все, что я хотел сказать о принципиальном вопросе, чтобы очистить себя от всякого подозрения, будто я плыл на буксире той плоской «исторической» школы, которая берется объяснить необъяснимое. Другое дело — изучить историческую среду личности, для того чтобы еще ярче выступила эта личность. Когда мы это сделаем, то все-таки ответить на вопрос, был ли Христос евреем, будет отнюдь не легко. По религии и воспитанию Он, несомненно, был евреем; по племени же, по всей вероятности; Он не быль евреем в точном смысле слова.

Название Галилея (от Gellil haggoyim) означает «языческий округ». По-видимому, эта часть страны, столь отдаленная от интеллектуального центра, не сохранила полной чистоты даже в древние времена, когда Израиль пользовался могуществом и единством и когда она была уделом колен Невфалимова и Завулонова. О колене Невфалимовом говорится, что оно с самого начала было «очень смешанного происхождения», и если где-либо сохранилось в Палестина первобытное, неизраильтянское население, то нигде в таком количестве, как в северных областях. К этому надо прибавить еще одно обстоятельство. Между тем как остальная Палестина по своему географическому положению была, так сказать, изолирована от света, уже в то время, когда израильтяне заняли страну, существовала дорога от Генисаретского озера в Дамаск, и оттуда легче было добраться до Тира и Сидона, чем до Иерусалима. Так, мы видим, что Соломон уступил значительную часть этого «языческого округа» (как он уже назывался в Книгах Царств) царю тирскому Хираму — двадцать городов, в уплату за поставку на сооружение храма кедров и елей, и получил от него 120 талантов золота — не лежало сердце царя израильского к этой области, наполовину населенной чужеземцами! Тирский царь Хирам, очевидно, нашел ее малонаселенной, ибо воспользовался случаем, чтобы поселить в Галилее какие-то чужестранные народности. Затем наступило, как известно, разделение на два царства, и с этих пор, то есть уже за тысячу лет до Христа^[2], лишь по временам мимолетно устанавливалась более тесная политическая связь между Галилеей и Иудеей, а такая связь обыкновенно более, чем общность религии, способствует слиянию народов. Также и во времена Христа, Галилея была в политическом отношении оторвана от Иудеи, так что стояла по отношению к ней на положении чужого края^[3]. Между тем случилось нечто, почти совершенно уничтожившее навеки вечные израильский характер этой северной области: за 720 лет до Христа (следовательно, около полутора веков до вавилонского пленения евреев) северное царство Израильское было опустошено ассириянами и население его, по-видимому, во всей его совокупности, во всяком случае, в большинстве переселено в различные отдаленные части государства, где израильтяне в короткое время слились с остальными жителями и вследствие этого исчезли бесследно^[4]. В то же время из отдаленных местностей были переселены в Палестину иноземные племена. Ученые предполагают, конечно, не представляя ручательства, что значительная часть прежнего смешанно израильского населения осталась в стране; во всяком случае, этот остаток не держался особняком от переселенцев и был поглощен смешанным населением^[5]. Итак, судьба этих земель была совсем иная, чем судьба Иудеи. Когда позднее евреи были уведены, то земля их оставалась, так сказать, незаселенной, обитаемой лишь немногими, притом туземными, земледельцами, так что по возвращении из плена вавилонского, где они, кроме того, соблюдали свою плененную чистоту, евреям нетрудно было и далее сохранить эту чистоту. Галилея и граничащие с нею области, как сказано, были, напротив, систематически колонизованы из Ассирии и, как видно из повествований Библии, из различных частей исполинского царства, в особенности из северной г ористой Сирии. В века черед Рождеством Христовым туда, кроме того, выселилось много финикиян, а также и греков^[6]. На основании этого факта весьма вероятно, что в Галилею занесена была чисто арийская кровь; несомненно, однако, то, что там происходило пестрое смешение самых разнообразных рас и что чужеземцы в большом количестве селились в доступной и плодородной Галилее. Ветхий Завет с прелестной наивностью рассказывает, как эти чужеземцы первоначально начали поклоняться Иегове: в опустевшей стране размножились хищные звери — это нашествие сочли карой за пренебрежение к туземному богу; но в стране уже никого не было, кто научил бы новых жителей, как он желает, чтобы ему поклонялись. И вот колонисты послали к царю ассирийскому и просили его отпустить из плена израильского священника. Тот прибыл и научил их поклоняться «туземному богу». Таким образом жители Северной Палестины, начиная с самарян, стали евреями по вере, даже и те, которые в жилах не имели ни капли еврейской крови. В позднейшие времена там, впрочем, может быть, поселялись и чистокровные евреи, но уже исключительно как чужеземцы, в больших городах, ибо одна из замечательнейших особенностей евреев — а именно после их возвращения из плена, где и сначала резко ограниченное понятие «еврей» служило для обозначения религии, — была забота сохранить свою расу в чистоте, и брак между иудеями и галилеянами был немыслим. Однако и эти еврейские элементы среди чужеземного Населения совершенно исчезли из Галилеи незадолго до Рождества Христова. Симон Фасси, один из Маккавеев, после удачного похода Галилеи против сирийцев собрал всех живших там евреев, убедил их эмигрировать и всем поселиться в Иудее^[7]. Предубеждение против Галилеи сохранилось у евреев до такой степени, что когда во времена юности Христа Ирод Антиппа построил город Тивериаду и хотел заставить евреев поселиться там, ему не удалось склонить их к тому ни обещаниями, ни силой^[8]. Итак, нет ни малейшего повода предполагать, что родители Иисуса Христа были по племени евреями.

Далее произошло нечто, чему можно бы подыскать не одну аналогию в истории: у жителей расположенной южнее и непосредственно примыкающей к Иудее Самарии, которая, бесспорно, и по крови и по отношениям была гораздо ближе к истым евреям, чем галилеяне, сохранилась преемственная североизраильская антипатия и зависть к евреям; самаряне не признавали церковного главенства Иерусалима, а евреи ненавидели самарян как еретиков до такой степени, что не дозволялось даже поддерживать с ними отношения: правоверный еврей не смел брать из их рук ни куска хлеба — это считалось таким же грехом, как есть свинину^[9]. Галилеяне же, напротив, считавшиеся у евреев «чужеземцами» и как таковые призираемые и даже исключавшиеся из многих религиозных обрядов, были, однако, правоверные и зачастую даже фанатичные «евреи». Но выводить из этого заключение об их происхождении от евреев было бы просто смешно. Это было бы то же самое, как если бы захотели исконное население Боснии или чистейшее племя индоарийцев Афганистана отождествить с турками только потому, что они строго правоверные магометане и гораздо фанатичнее, чем ис_тые османы. Название «еврей» обозначает прежде всего определенную, сохранившуюся в удивительной чистоте расу, а уже потом людей, исповедующих известную религию. Точно так же совсем невозможно равнять понятие «еврей» с понятием «семит», как это часто делают в последнее время.

Национальный характер, например, арабов совершенно иной, чем характер евреев. К этому я вернусь после, а теперь только обращу внимание на то, что национальный характер галилеян также существенно разнился от еврейского. Разверните любую историю евреев — Эвальда, Грэца или Ренана, — всюду вы найдете, что галилеяне отличались своим характером от прочих обитателей Палестины: они считались горячими головами, энергичными идеалистами, людьми дела. В долгих распрях с Римом до и после времен Христа галилеяне всегда были беспокойным элементом, людьми, которых могла укротить одна лишь смерть. В то время как многочисленные колонии чистокровных евреев в Риме и Александрии жили на превосходной ноге с языческой империей, где они процветали в качестве снотолкователей^[10], старьевщиков, квартирохозяев, ростовщиков, актеров, торговцев, ученых и т. д., в отдаленной Галилее еще при жизни Цезаря Езекия Галилеянин осмелился поднять знамя религиозного восстания! За ним следовал Туда Галилеянин с его девизом: «Един Бог-владыка, смерть — ничто, свобода-все»^[11]. Затем возникла в Галилее партия сикариев (людей ножа), несколько сходных с современными индийскими «тугами»; их главный вождь, галилеянин Менахем, во времена Нерона истре-бйл римский гарнизон Иерусалима и в награду за это был казнен самими евреями — по обвинению, что он выдавал себя за Мессию; сыновья Иуды были распяты на кресте как опасные для государства (еврейским прокуратором); Иоанн из Гишалы, города, лежащего на крайней северной границе Галилеи, руководил отчаянной обороной Иерусалима против Тита; и ряд галилейских героев замыкает Елеазар, который еще долгие годы после разрушения Иерусалима держался с маленьким отрядом в горах, где он и его приверженцы, потеряв наконец последнюю надежду, умертвили сперва жен и детей, а потом и самих себя^[12]. Во всем этом, каждый с этим согласится, проявляется особый отличительный национальный характер. О женщинах галилейских неоднократно упоминается в Писании: они славились особенной, только им свойственной красотой. Христиане первых веков рассказывают, кроме того, об их необыкновенной доброте и предупредительности к людям других вероисповеданий — в противоположность надменно-презрительному обращению истых евреев. Этот своеобразный национальный характер нашел еще другое безошибочное выражение: язык. В Иудее и пограничных областях во времена Христа говорили на арамейском языке: еврейский язык был уже мертвым языком, продолжавшим существовать только в Священном Писании. Рассказывают, что галилеяне говорили на таком своеобразном, чуждом наречии арамейского языка, что их можно было узнать с первого слова. «Речь твоя обличает тебя», — заметили слуги первосвященника ап. Петру. Еврейскому языку они не в состоянии были выучиться, так как гортанные звуки составляли для них непреодолимую трудность; галилеян не допускали к публичному чтению молитв, так как «их выговор возбуждал смех»^[13]?. Это доказывает физический недостаток в устройстве гортани и дает повод предполагать, что у них была действительно сильная примесь несемитической крови, ибо богатство гортанных звуков й виртуозность в произношении их составляет черту, общую всем семитам^[14].

Этим вопросом — был ли Христос евреем по племени? — я счел нужным заняться подробно, потому что ни в одном сочинении я не нашел ясно сопоставленных фактов, касающихся этого предмета. Даже в объективно научных сочинениях, свободных от богословских предвзятых мыслей, таких как сочинение Альбера Ревиля^[15], известного профессора сравнительного изучения вероисповеданий при College de France, слово «еврей» употребляется то по отношению к еврейской расе, то по отношению к еврейской религии. У Ревиля мы, например, читаем следующее: «Галилея была населена большей частью евреями, но там встречались также и сирийские, финикийские и греческие язычники». Следовательно, здесь под евреями подразумеваются те, кто поклонялись туземному богу Иудеи, безразлично к какому бы племени они ни принадлежали. А на следующей странице идет речь об арийской расе в противоположность еврейской нации; следовательно, здесь под названием «евреев» подразумевается определенное, тесно ограниченное племя, в течение веков сохранившее свою чистоту. И вот следует глубокомысленное замечание: «Вопрос о том, был ли Христос арийского происхождения, есть праздный вопрос. Человек принадлежит той нации, среди которой он вырос».

И это называлось наукой в благословенном 1896 году! В конце XIX столетия ученый еще не знал, что форма черепа, строение мозга имеют решительное влияние на форму и строение мыслей, так что как бы велико ни было влияние среды, но этот главный факт физического строения связан с известными способностями и возможностями, другими словами, указывает этому влиянию известные пути; он не знал, что строение черепа принадлежит именно к тем характерным особенностям, которые с неискоренимым упорством передаются по наследству, так что посредством кранометрических измерений различаются расы, и в смешанных расах даже по прошествии веков исследователь может открыть атавистически сохранившиеся составные элементы; этот ученый, видите ли, мог думать, что так называемая душа имеет местопребывание вне тела и водит его за нос, как марионетку! О Средневековщина! Когда же наконец поймут люди, что тело не есть безразличная случайность, а выражение внутреннего существа?! Что именно здесь, в этом пункте, соприкасаются оба мира — внутренний и внешний, видимый и невидимый! Я назвал человеческую личность mysterium magnum бытия; и вот в ее видимом образе глазам и пытливому уму представляется это непостижимое чудо. И подобно тому, как возможные формы здания в значительной степени определяются и ограничиваются свойством строительного материала, так и возможный облик человека, его внутреннее и наружное существо в главнейших пунктах определяется унаследованными строевыми камнями, из которых составлена эта новая личность. Конечно, иногда понятию о расе придают слишком большое значение, этим умаляется значение отдельной личности и отвергается великое значение силы идей; кроме того, весь этот вопрос о расах гораздо запутаннее, чем думает человек непросвещенный, — он всецело принадлежит области анатомической антропологии и не может быть решен по произволу исследователей языка и истории.

Все-таки не годится бесцеремонно отодвигать расу в сторону в качестве обстоятельства, которое можно не принимать во внимание; еще менее высказывать о расе что-нибудь прямо ложное и допускать, чтобы такал историческая ложь кристаллизовалась в непогрешимый догмат. Тот, кто утверждает, что Христос был евреем, или невежестен, или неправдив: невежествен, так как он смешивает религию с расой; неправдив, если он знает историю Галилеи, а ее в высшей степени запутанные дела частью замалчивает, частью искажает в пользу своих религиозных предубеждений или даже чтобы угодить могущественному еврейству. На это нельзя ответить положительно. Вероятность того, что Христос не был евреем, что в жилах Его не было ни капли еврейской крови, так велика, что почти равняется уверенности.

К какой расе принадлежал Он?^[16] На это нет точного ответа. Так как страна лежала между Финикией и Сирией, которая в своей юго-западной части была насквозь пропитана семитической кровью и к тому же еще, может быть, не совсем была очищена от своего прежнего смешанно-израильского (но ни в какое время не еврейского) населения, то является наибольшая вероятность семитического происхождения. Но кто лишь вскользь заглянет в племенное вавилонское смешение Ассирийского царства^[17] и затем узнает, что из различных частей этого царства переселились колонисты в это прежнее отечество евреев, тот подумает с ответом. Ведь возможно, что в некоторых из этих групп колонистов было в обычае заключать браки в своей среде, вследствие чего племя сохранилось чистым; но чтобы это могло соблюдаться более полутысячелетия — почти немыслимо; именно благодаря переходу в еврейскую веру постепенно изглаживались племенные различия, которые первоначально (4 книга Цар. XVII, 29) поддерживались путем отечественных религиозных обычаев. В позднейшие времена, как слышно, туда переселились и греки; во всяком случае, они принадлежали к беднейшим классам и, конечно, сейчас же начинали поклоняться «туземному богу».

Итак, на здравом историческом основании мы можем сделать лишь один вывод: во всей той части света существовала лишь одна чистая раса — раса, которая путем строгих предписаний ограждала себя от смешения с другими народностями; эта раса — еврейская. Что Иисус Христос не принадлежал к ней, можно считать несомненным. Всякое иное утверждение принадлежит к области измышлений.

Этот результат, хотя и чисто отрицательный, имеет, однако, большое значение; он составляет ценный вклад к правильному уразумению явления Христа, а вместе с тем объясняет, почему оно так сильно действует до нынешнего времени и помогает распутать страшно запутанные клубки сбивчивых и ложных представлений, обвившихся вокруг простой, ясной истины. Но далее мы должны заглянуть еще глубже. Внешняя принадлежность менее важна, чем внутренняя; теперь только мы подходим к решительному вопросу: насколько Христос, как моральное явление, принадлежит еврейству и насколько нет. Чтобы установить это раз и навсегда, нам придется сделать ряд важных сопоставлений, и для этого я требую полного внимания читателя.

Дата добавления: 2015-08-21