Читайте также: |
|
К счастью для Тима, пароход отправлялся в Геную на следующий день
утром. Старенькая фрау Рикерт махала платком со ступенек белой виллы, и
Тим махал ей в ответ, пока вилла не скрылась из виду.
Директор пароходства сам проводил Тима на причал. Он купил ему брюки,
куртку и ботинки, ручные часы и новенький матросский рюкзак. Протянув Тиму
на прощание руку, он сказал:
- Выше голову, малыш! Когда через три недели ты вернешься назад, мир
будет казаться тебе совсем другим. И ты наверняка будешь снова смеяться.
Решено? Тим замялся. Потом быстро сказал:
- Когда я вернусь, господин Рикерт, я буду снова смеяться. Решено! - Он
пробормотал еще: - Большое спасибо! - но совсем невнятно, потому что ему
сдавило горло, и взбежал по сходням на палубу.
Капитан корабля, человек угрюмый и мрачный, был не дурак выпить. До
всего остального ему, собственно говоря, не было никакого дела. Он едва
взглянул на Тима, когда тот ему представился, и буркнул:
- Обратись к стюарду. Он здесь тоже новенький. Будешь с ним в одной
каюте.
Тим впервые в жизни очутился на пароходе. Он растерянно бродил по нему
в поисках стюарда, то взбираясь, то спускаясь вниз по железным лестницам,
шагал по узким коридорчикам, попадал то на нос, то на корму, то на нижнюю,
то на верхнюю палубу. Экипаж корабля не носил формы. Поэтому Тим даже не
знал, к кому обратиться. Блуждая по пароходу, он случайно попал через
открытую настежь дверь средней палубы в какое-то небольшое помещение вроде
маленькой гостиной; из середины ее вела в глубь корабля покрытая ковром
лестница с высокими полированными перилами. Снизу поднимался запах жареной
рыбы, и Тим догадался, что там, как видно, и есть его будущее рабочее
место.
Справа от лестницы находился камбуз, из которого неслись всевозможные
вкусные запахи; прямо - за приоткрытой двустворчатой дверью - большой
салон-ресторан; столы и стулья здесь были привинчены к полу.
Какой-то человек в белой куртке как раз расставлял приборы. Его фигура
и большая круглая голова с курчавыми темными волосами показались Тиму
знакомыми, хотя он и не мог вспомнить, кто это.
Когда мальчик вошел в салон, человек в белой куртке обернулся и сказал,
ничуть не удивившись.
- Ну вот ты и пришел!
Тим был поражен. Он знал этого человека. И, как ни странно, даже помнил
его имя. Его звали Крешимир. Это был тот самый человек, который задавал
ему на ипподроме неприятные вопросы, а потом на прощание сказал: "Может
быть, я смогу тебе когда-нибудь помочь..." Это был тот самый человек, чьи
колючие водянисто-голубые глаза напоминали глаза господина в клетчатом,
барона Треча, которого искал Тим.
Крешимир не дал Тиму долго раздумывать. Он повел мальчика в их общую
каюту, бросил рюкзак Тима на койку, а потом вынул из своего рюкзака и
протянул ему точно такие же клетчатые брюки и белую куртку, какие носил
сам.
Новый наряд пришелся Тиму как раз впору и был ему очень к лицу.
- Ты словно родился стюардом! - рассмеялся Крешимир. Но, увидев
серьезное лицо Тима, осекся и умолк. Он задумчиво поглядел на мальчика и
пробормотал, обращаясь скорее к самому себе, чем к Тиму:
- Хотел бы я знать, что за сделку вы заключили! Потом, словно стараясь
отогнать неприятную мысль, он тряхнул головой, выпрямился и громко сказал:
- Ну, а теперь за работу! Отправляйся-ка на камбуз к Энрико и помоги
ему чистить картошку. Если ты мне понадобишься, я тебя позову. Через зал
направо!
Тиму пришлось до самого вечера чистить на камбузе картошку. Кок Энрико,
старый пьяница из Генуи, точно так же, как и капитан, мало чем
интересовался, кроме водки. На корабле капитан обычно не только хозяин и
командир, но и образец поведения для любого из своих матросов. Если
капитан строг и деловит, то и экипаж у него такой же. Если он ленив и
небрежен, как это было здесь, на пароходе "Дельфин", то и вся команда,
начиная с помощника капитана и кончая корабельным коком, ленива и
небрежна.
Энрико без передышки рассказывал Тиму очень забавные истории на самой
чудовищной смеси немецкого с итальянским, и, так как Тим ни разу не
рассмеялся, кок решил, что мальчик, вероятно, его не понимает. Несмотря на
это, он все рассказывал и рассказывал свои истории, видно, для
собственного удовольствия, и даже не обратил внимания на то, что Тим
срезает с картошки слишком толстую кожуру.
Когда пароход, уже под вечер, вышел наконец из гамбургской гавани, Тиму
пришлось пойти в салон-ресторан помогать Крешимиру. И все время, пока он
находился в салоне, он чувствовал на себе испытующий взгляд
водянисто-голубых глаз стюарда. В замешательстве Тим даже перепутал
некоторые заказы. Одной американке он принес вместо виски лимонный сок, а
какому-то шотландскому лорду поставил на стол вместо яичницы с ветчиной
два куска орехового торта.
Крешимир всякий раз поправлял его ошибку без единого слова упрека. И
между делом вводил Тима в тайны его новой профессии:
- Подавай с левой стороны! Когда обслуживаешь правой рукой, левую держи
за спиной! Вилка - слева, нож - справа, острой стороной к тарелке!
После ужина Тима снова послали на камбуз помогать повару мыть посуду.
Он делал это неловко и был рассеян, потому что в голове его роилось
множество вопросов. Почему барон не поехал в том купе, в котором Тим ехал
в Гамбург с господином Рикертом? Почему Крешимир оказался вдруг стюардом
на том самом пароходе, на который нанялся Тим? Почему господин Рикерт
устроил его именно на этот пароход? Почему? Почему? Почему?
И вдруг Тим услышал "почему", сказанное вслух. Резкий голос спрашивал:
- Почему вы очутились на этом корабле? А другой отвечал:
- А почему бы мне на нем не очутиться? Это был голос Крешимира.
- Пройдемте на палубу! - приказал первый голос.
Тим услышал шаги, громыхавшие по узенькой железной лестнице, которая
вела на корму. Потом шаги и голоса стихли. Но в ушах Тима они все еще
продолжали звучать. Ему казалось, что он узнает голос, обращавшийся к
Крешимиру. И вдруг - в эту минуту он как раз вытирал супницу, - вдруг он
понял, чей это голос.
Это был голос человека, которому он продал свой смех, - голос барона
Треча.
Супница выскользнула у него из рук и, упав на пол камбуза, разбилась
вдребезги. Кок Энрико, вскрикнув: "Mamma mia!", отскочил в сторону, а Тим
бросился бегом вверх по лестнице, вслед за голосами.
Наверху, на корме, никого не было. Два корабельных фонаря тускло
освещали кормовую палубу и покрытую парусом шлюпку. И вдруг Тим услышал
шепот. Он взглянул в ту сторону, откуда доносились голоса, и ему
показалось, что за шлюпкой кто-то шевелится. Тим подкрался на цыпочках
поближе и увидел, что из-за шлюпки торчат четыре ноги в ботинках. Больше
ему ничего не удалось разглядеть. Но он был уверен, что голоса,
доносившиеся из-за шлюпки, принадлежат Крешимиру и барону. Шаг за шагом,
не дыша, Тим подходил все ближе и ближе. Один раз скрипнула половица. Но
двое людей, спрятавшихся за шлюпкой, как будто ничего не услышали.
Наконец Тим подошел так близко, что смог подслушать разговор, который
они вели между собой полушепотом.
-...просто курам на смех! - шипел барон. - Уж не хотите ли вы меня
уверить, что истратили все деньги, которые принесли вам акции?
- Как только вы передали мне акции, они сразу стали падать... С
молниеносной быстротой, - спокойно заметил Крешимир.
- Согласен! - Барон рассмеялся купленным смехом. - Акции упали, потому
что я пользуюсь некоторым влиянием на бирже. Но четверть миллиона, по моим
расчетам, у вас все-таки должно было остаться.
- Эту четверть миллиона я внес в банк, который сразу затем лопнул,
барон!
- Такое уж ваше счастье! - Барон снова рассмеялся. Тим почувствовал,
что по спине у него бегают мурашки. Он готов был броситься на барона.
И все-таки у него хватило ума понять, что он должен во что бы то ни
стало дослушать разговор до конца.
- Даже если вам пришлось снова начать работать, - сказал теперь барон,
- это еще не причина наниматься именно на этот пароход, чтобы оказаться
вместе с мальчиком.
На этот раз рассмеялся Крешимир.
- Никто не может мне этого запретить! - крикнул он.
- Тише! - зашипел Треч. Крешимир продолжал вполголоса:
- Я продал вам свои глаза и получил взамен ваши - колючие, рыбьи. За
это вы передали мне акции стоимостью в один миллион. Ни одна копейка из
этого миллиона не попала в мой карман. Вы перехитрили меня. Но на этот раз
я перехитрю вас, барон. Я дважды видел вас с мальчиком на ипподроме. Я
следил за ним и установил, что после этого мальчик стал регулярно
выигрывать на скачках. А затем я установил, что малыш стал мрачен и угрюм,
словно больной одинокий старик.
Когда Тим услышал эти слова, сердце его заколотилось так, будто хотело
выскочить, но он не шелохнулся.
Крешимир продолжал:
- Я все равно выведу вас на чистую воду! Я доищусь, что за сделку вы
заключили с мальчиком, барон! Я наблюдаю за ним уже четвертый год, и мне
стоило немалого труда устроиться стюардом на этот пароход. А теперь...
- А теперь, - перебил барон Крешимира, - я снова предлагаю вам миллион.
Наличными. Задаток прямо сейчас!
- На этот раз, барон, преимущество на моей стороне! - Крешимир говорил
медленно, словно что-то обдумывая. - То, что мне известно, я могу
использовать по-разному: потребовать назад мои глаза, принять от вас
миллион или же, наконец, - и это было бы, пожалуй, совсем не так плохо -
могу заставить вас расторгнуть контракт с мальчиком, каков бы ни был этот
контракт.
Тим в темноте кусал свой кулак, боясь застонать.
Несколько минут на палубе царило молчание. Потом снова раздался голос
барона:
- Моя сделка с мальчиком вас не касается. Но если вы так уж дорожите
вашими старыми глазами, я готов, пожалуй, на известных условиях...
Крешимир, тяжело дыша, перебил его:
- Да, барон, я дорожу моими старыми глазами. Я дорожу моими старыми,
простодушными, глупыми, добрыми глазами больше, чем всеми богатствами в
мире. Хотя вам никогда этого не понять!
- Мне этого никогда не понять, - подтвердил голос барона. - И все-таки
я согласен на известных условиях расторгнуть нашу сделку. Будьте любезны,
взгляните, пожалуйста, на свое лицо вот в это зеркальце!
За этими словами наступила напряженная тишина. Тим обливался холодным
потом - и от волнения, и оттого, что старался ни единым шорохом не выдать
своего присутствия.
Наконец он услышал, как Крешимир тихо сказал:
- Вот они и опять мои!
- А теперь послушайте мое условие, - сказал барон, Но Тим больше ничего
не стал слушать. У Крешимира снова были его глаза! А он, Тим, слышал
сейчас так близко свой смех, что, казалось, до него можно дотянуться
рукой... Больше он не мог сдерживаться. Он бросился к шлюпке и крикнул:
- Отдайте мне мой...
Но тут он попал ногой в петлю каната, споткнулся, стукнулся головой об
острый нос шлюпки и без сознания грохнулся на палубу.
Дата добавления: 2015-08-21; просмотров: 91 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР | | | КРЕШИМИР |