Неподалеку стоитПоприщин.

Пирогов (в зал). Вот дьявол попутал! Черт меня совсем задери — встретить Лиз, и когда, когда эта блондиночка сама так и плыла в руки?¹! А все этот Ни-

лов: «Нельзя, нехорошо, нас ждут…» Вот и торчи те­перь здесь.

Мимо проходит женщина.

Нет, вы видели? Какая… легонькая… Эта уж ‘совсем, что ни есть… Я вообще к блондиночкам… Однако, она очень презабавная… Нет уж, дудки! Ты, голубушка, бу­дешь моя! (Убегает.)

Поприщин. Эко, как побежал! Подумаешь, блон­динка! Она точно прехорошенькая, да только не в моем вкусе. Я в другой раз… Эх, что за бестия наш брат — чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру, прой­ди этак вот… какая-нибудь в шляпке, непременно заце­пит!.. Господи! Карета нашего директора! Но ему неза­чем в Щукинскую лавку… Верно, это его дочка?.. Она! Куда же мне спрятаться?.. (Отбегает в сторону.)

Лиза и Мария Александровна выходят из лавки.

Лиза. Маман, а где же Мишель?

Мария Александровна. Ма шер эскё эль дуа татанде иси?.. Где твоя гордость? Григорий, ты кар­тины снес в_ карету?

Лиза. Ах, маман, все вы «с картинами этими!

Мария Александровна. Ах, Лиз, кес ке се тю ди?

Лиза. Но, когда Мишель обещался тут нас ожи­дать?! Ах, маман!

Мария Александровна. Лиз, сэ мовэ жанр! Григорий, поехали!

Карета тронулась с места.

•Поприщин (в зал). Они не узнали меня, слава богу! На мне шинель очень запачканная и притом ста­рого фасона. Теперь плащи носят с длинными воротни­ками, а на мне коротенькое, да и сукно совсем не дега-тированное. Но, как она выпорхнула! Ах, как птичка!.. Как взглянула направо, налево… как мелькнула свои­ми бровями и глазками… Господи, боже мой! Пропал я, совсем пропал!..

Пирогов идет рядом с Блондинкой. Пирогов. У вас такие румяные щечки…

Блондинка молчит, А кто ваш муж, миленькая?

Б л.о н д и н к а. Мой муж есть Шиллер!

Пирогов- (в сторону). Немочка! Ох, люблю немо­чек, преаккуратные такие!.. Пухленочек! (К Блондинке.) Так твой муж Шиллер? Ну, как же, знаю! Это он Виль­гельма Телля сочинил? (Подмигивает в зал.) Хи! Хи!

Блондинка. Мой муж ничего не сочинять. Он есть шестный мастер.

Пирогов. Так познакомь меня с твоим «мастер», миленькая, может быть, я помогу ему… «работать»… Ха-ха-ха (Подмигивает в зал и хохочет.)

Немка входит в дом. Пирогов за ней. В комнате стол с тисками и с разным слесарным инструментом. За столом двое мужчин

пьют водку.

Шиллер. Майн готт! Дизе назе ист фюр мих нихт нотиг. Майн либер фроинд Гофман, хоре мих, битте. Эс ист цу тойер! Эс ист кайнэ штадт зондэрн фэрфлюхтэ швайнерай!

Гофман. Ду хает рехт.

Пирогов. Прошу прощения, но я…

Шиллер. Гейэ вэг!

Пирогов. Что?

Шиллер. Пошель вон!

Пирогов (в сторону). Однако ж такое обхожде­ние… Вовсе не прилично моему званию… Если б эта пья­ная немецкая свинья был человек нашего круга — дуэль, конечно… (Шиллеру.) Мне странно, милостивый госу­дарь… Вы, верно, не заметили… Я офицер!..

Шиллер. Что такое офици-и-р? Я— швабский не­мец! Мой сам будет официр! Полтора года юнкер, два года — поручик, и я завтра, сейчас официр. Но я не хо­чу служить, мой друг Гофман. Я с офидир сделает так: фу-у! (Подул на ладонь.)

Ни лов идет _чследом за Брюнеткой.

Н и л о в. Где же она? Ах, вон там. Вон пестрый плащ! Господи, хотя бы только увидеть дом, заметить, где име­ет жилище это прелестное существо, которое, наверное, слетело с неба прямо на Невский проспект и верно уле­тит неизвестно куда!

Брюнетка неожиданно повернулась и посмотрела на Нилова.

Она негодует от моего такого наглого преследования. Ох,,уж этот поручик! «Иди, простофиля, прозеваешь!»

У него всегда такие черные мысли! Такие грязные наме«ки! Зачем я его послушался?

Брюнетка вдруг улыбнулась Нилову.

Нет! Не может быть! Это фонарь обманчивым светом своим выразил на лице ее подобие улыбки!

Брюнетка опять улыбнулась, кивнула Нилову и пошла прочь.

Нет, это уже не м«чта! Боже! Сколько счастья в один миг! Не во сне ли это все?

Брюнетка входит в дом. Нилов за ней. Брюнетка идет по лестнице

вверх.

Брюнетка. Идите осторожнее! Здесь темно и лест­ница.плохая…

Нилов. Боже, голос, как арфа! Какое доверие ока­зало мне это слабое прекрасное существо! Не сомне­ваюсь, что какое-нибудь тайное происшествие заставило эту прекрасную незнакомку довериться мне…

Брюнетка стучит в дверь. Им открывает немолодая, ярко» накрашен­ная женщина, которая нагло рассматривает Нилова. Брюнетка и Нилов вошли в комнаты. Три женщины сидят в разных углах. Одна в нижнем белье за столом раскладывает карты На столе вино. Другая что-то бренчит на фортепьяно. Третья — тоже полуодетая — сидит перед зеркалом и расчесывает волосы. Из сосед­ней комнаты слышны мужской голос и женский хохот. Из другой двери вдруг вышел полуодетый-чиновник Бурдюков, подошел к Брюнетке и взял ее за подбородок.

Бурдюков. Что же ты так поздно, Зизи? Я жДал тебя… Ну и вот…

Из комнаты голос: «Жорж, ну где же ты?» Бурдюков берет бутыл­ку со стола и уходит.

Зизи (Нилову). Что же ты стоишь и не поможешь мне раздеться? Ох, глупенький! У тебя, может, денег нет?!

Нилов (в сторону). Такая красавица, такие черты… И где же? В каком месте! Боже, куда зашел я?! Департамент. Чиновники.

Поприщин (переписывает из газеты). «Душеньки часок не видя, думал — год уж не видал. Жизнь мою возненавидя, льзя ли жить мне, я сказал». (В зал.) Очень хорошие стишки. Должно быть, Пушкина сочине­ние, В «Пчелке» завсегда эдакое пропечатают… Славная газета!

Бурдюков. Господа, я вчера был в театре. Дава-

ли какой-то водевиль с забавными куплетами, Никогда так не смеялся!

Поприщин (в сторону). Вот и врет, казначейская рожа, ведь решительно никогда не пойдет, мужик, в театр, разве уж дашь ему билет даром…

Бурдюков. Артисточка там одна… очень, очень…

Собачкин. Как звать?

Бурдюков. Теперь не помню, но очень не дурна…

Собачкин. Это, верно, Растаковская. Года три на­зад она была хороша, нынче, поди, подурнела?..

Бурдюков. Нет, и теперь вполне… И так, знаете ли, раздевается, ложится в постель… потом эдак поворо­тилась… не скромно… Искусство, я вам доложу! Нату­рально — искусство!

Поприщин (в сторону). Тьфу! И как только язык поворотился эдакую глупость сказать! Экое канальство! И что эти канцелярские свиньи понимают об театре?! Это ж черный народ. Им нельзя даже рассуждать о высо­ких материях. Черт с ними со всеми! Одно расстройст­во.., Я сегодня даже вовсе не пошел бы в департамент, если бы не надежда видеться с этим казначеем… Вот еще созданье! Чтобы он выдал когда-нибудь вперед за месяц деньги, господи боже мой! Да скорее страшный суд придет! Проси — хоть тресни, хоть будь в разнуж-де — не выдаст, седой черт! Нет, я решительно не по­нимаю выгод служить в департаменте. Никаких совер­шенно ресурсов. Правда, у нас зато служба благород­ная, чистота во всем такая… Столы, сами видите, из красного дерева… Все начальники на «вы»… Да, при­знаться, если бы не благородство службы, я бы давно оставил департамент…

Входит Ковалев. Все чиновники тотчас же встают, кланяются и снова-садятся за свои столы.

Ковалев. Послушай, Поприщин, что это у тебя, братец, в голове ералаш такой? Что ты метаешься, как угорелый? Дела подчас так спутаешь, что сам сатана не разберет. Ну, вот: в титуле поставил маленькую бук-, ву, не выставил ни числа, ни нумера! Так ты весь депар­тамент можешь наградных лишить. Ну-ка, братец, пере­пиши.

Поприщин..Слушаюсь! (В сторону.) Длинноносая цапля! Он, верно, завидует, что я иной раз сижу в дирек­торском кабинете и очиниваю перья для его превосхо­дительства.

Ковалев. Да поскорее, братец. Эту бумагу надоб­но было еще вчера отослать к господину министру.

Ковалев идет К столу Акакия Акакиевича.

Башмачкин, вот тут надобно будет переменить заглав­ный титул, да вместо «вам» напиши «им». Понятно?

Акакий Акакиевич испуганно смотрит на бумагу.

Собачкин. Платон Аристархыч, вы сегодня «Пче­лу» изволили читать?

Ковалев. А что такое?

Собачки н. Странные дела делаются в Испании. Пишут, что престол упразднен и что чины находятся в затруднительном положении о избрании наследника и от того происходят возмущения.

Ковалев. Мне кажется это чрезвычайно странным! Как же может быть престол упразднен?

Собачки н. Говорят, какая-то донна должна взойти на престол.

Поприщин. Не может взойти донна на престол.

Ковалев. Отчего же это не может?

Поприщин. Никак не может. На престоле должен быть король.

Ковалев. Да говорят же вам, что нету короля…

Поприщин. Не может статься, чтобы не было ко­роля. Государство не может быть без короля!..

Ковалев. Ты, Поприщин, декларации тут не смей учинять! ЗаместоЧсго, чтоб делом заниматься, все поли­тические отношения замечаешь? От кого же тебе такое особенное поручение вышло?

Чиновники зашумели.

Акакий Акакиевич. Вашсокбродье, оно того..,

Ковалев. Что такое? И ты туды же — в Испанию?

Акакий Акакиевич (протягивает бумагу). Так тут… с первого лица, стало быть надобно… того… Ваш-бродье… Оно эдак… того… мудрено..’, может, я… эдак того… лучше перепишу чего…

Ковалев. Господи, вот созданье! Господин Собач-кин. Возьмите-ка, батенька, вот интересное, хорошень­кое дельце.

Собачки н. С превеликим удовольствием, Платон Аристархыч, с превеликим-с…

Ковалев. И поприлежнее, господа, поприлежнее! Я сегодня к их превосходительству на подписа-ние дол-

Жен явиться, так уж разом и об наградных будет раз­говор… Бурдюков, составьте-ка, любезнейший, списочек по форме, чтоб их превосходительство тотчас мог узреть усердие каждого… (Собирается уходить, но его начинаетвдруг трясти, он весь дергается в каких-то странных, мучительных судорогах и, наконец, громко чихает.)

Чиновники (хором). Будьте здравы, Платон Ари­стархович.

Ковалев (зло). Спасибо. (Уходит.)

Собачкин. Ну, вот, Акакий Акакиевич, вам такую бумажку-с предлагали… Глядишь, к празднику вас… в статские-с или даже тайные советники-с… А вы-с’..

Львов. Да, Башмачкин, эдак ты, братец, получишь только пряжку в петлицу…

Собачки н. И геморрой в поясницу!

Чиновники смеются.

Акакий Акакиевич (в зал). Этакое… Я, право, и не думал, чтобы оно вышло того… Так вот как! Нако­нец, вот что вышло, а я, право, совсем и предположить не мог, чтобы оно было этак… Точно, никак неожидан­ное того… Эдакое-то обстоятельство!.. Оно, конечно, к празднику награждение того… рублей сорок… Но ведь оно эдак… того… вот долг сапожнику, опять же швее за рубаху… Как же в самом деле, на что, на какие деньги новую шинель… того… делать?..

Бурдюков. Господа, Платон Аристархыч приказа­ли вот список составить, а я так, признаться, в большом затруднении…

Собачки н. Что такое?

Бурдюков. Никак не припомню, с какой поры у нас служит господин Башмачкин и кто его определить изволил?

Пауза.

Львов. Акакий Акакиевич, вам что, батенька», уши за-ложило?

Акакий Акакиевич (в зал). Нужно будет того… Уменьшить издержки… Чай по вечерам… да и свечи… Если что понадобится переписать… так-эдак… в комна­ту хозяйки и при ее свечке… и того…

Собачки н. Я так думаю, господа, что Башмачкина для награждения представлять никак нельзя-с…

Поприщин. Как?.. Отчего?

~- Собачкин. А оттого, что» господина Башмачкина никто не определял. Они изволили сами-с прямо тут, в департаменте, родиться на свет божий. Да, да! В совер­шенно уже готовом виде-с. С сей прекрасной лысинкой и в сем распрекрасном капоте-с, ох, пардон — в вицмун-дире-с!..

Чиновники смеются.

Акакий Акакиевич. Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?

Львов. Да что вы, батенька, Акакий Акакиевич, кто же вас обижает?.. Но, согласитесь, список-то нужно по всей форме, а у вас вот и фамилия опять же… того… Башмачкин… Добро бы Башмаковский или — Башма­ков. Так нет же, как раз — Башмачкин! Откудова у вас такая фамилия? У вас разрешение на то имеется?

Поприщин. Господа, что ж тут такого? Не пони­маю… Уже по самому имени видно, что фамилия сия происходит от башмака. И ничего смешного в том не вижу, господа…

Львов. Но когда, в какое время-с и каким обра-зом-с произошла от башмака? Ничего же этого неиз-вестно-с. А ведь, согласитесь, Аксентий Иванович, что с точки зрения государственной, так сказать, в высшем смысле это очень бы надобно знать…

Собачки н. И опять же вот вы, Аксентий Иванович, по спискам числитесь в холостых-с, а у вас кухарка… Да­ром что ей осьмой десяток, вы все одно обязаны доло-, Жить начальству…

Поприщин. Об чем доложиться?

Собачкин. Как это «об чем»?! Вы ведь жениться на ней собрались?..

Чиновники взорвались от хохота.

Поприщин. Тьфу, к черту! Врешь ты, проклятая канцелярская крыса! Экая дрянь! Экий мерзкий язык! (Бежит на авансцену.) Какое бесчеловечье! Как много свирепой грубости, и где?! Боже, в дворянине! Которого,сама природа уготовила в пример благородства и чест­ности! Нет, к черту! К черту! Черт знает, что такое.

Чартков. Помешались все на иностранцах! Вот в чем вся беда! Иной заезжий только потому, что он фран­цуз или итальянец, иногда даже вовсе не живописец по

призванию, одной только привычной замашкой, бойко­стью кисти произведет такой шум, что вмиг себе денеж­ный капитал сделает… А тут бьешься, бьешься, как ры­ба об лед!..

Петрушин. Терпи, брат. Пусть их набирают деньги. Не в том счастье. Твои картины… Право, вот эта «Любовь Психеи» или портрет твоего Никиты — они лучше портретов любого модного живрписца.

Чартков. Они полезны, конечно, я это чувствую. Каждая из них предпринята недаром, в каждой из них я что-нибудь узнал. Да что пользы? Кто купит, не зная ме­ня по имени? Эх, Ваня, не скрою: кабы деньги были, уехал бы с тобой в Италию. Ей-богу, совсем бы уехал!

Петрушин. Что ты, право, Андрюша. У тебя та­лант есть, большой талант!..

Чартков. Полно тебе…

Петрушин. Да, брат, талант! Это все знают. У те­бя свой, пусть пока серенький, пусть мутный, но свой колорит. И ни к чему тебе Италия вовсе! Кабы ты по­работал еще года два-три как следует… Ты только не­терпелив… Смотри, брат, грешно будет, коли ты погу­бишь свой талант…

В комнату входит слуга Никита.

Чартков. Чего тебе?

Никита. Хозяин давеча был…

Чартков. Ну, приходил за деньгами? Знаю.

Никита. Да он не один приходил.

Чартков. С кем же?

Никита. Не знаю с кем… Какой-то квартальный…

Чартков. А квартальный зачем?

Никита. Не знаю, зачем. Говорит, затем, что за квартиру не плачено.

Чартков. Ну, что ж из того выйдет?

Никита. Я не знаю, что выйдет. Он говорил, коли не хочет платить, так пусть, говорит, съезжает с квар­тиры. Хотели завтра еще прийти оба.

Чартков. Пусть их приходят…

Никита уходит.

Когда денег нет на обед, не на что купить кистей и кра­сок, взял да отдал последний двугривенный… за этого старика. (Кивает на принесенный портрет.) Черт побе­ри!.. Гадко на свете!.,

Петрушин. Послушай, Андрюша, я сейчас при деньгах… Позволь мне предложить тебе. Отдашь когда-нибудь. В другой раз…

Ч а р т к о в. Когда же это «другой-то раз» будет? Ведь понеси я продавать все мои картины и рисунки, за них мне за всех двугривенный дадут!.. Нет, в самом деле, зачем я мучусь и, как ученик, копаюсь над азбукой: этюды, попытки — и все будут этюды, попытки. И конца не будет им!.. ^; Петрушин. Андрюша, послушай…

Чартков. Что слушать? «Талант! Терпи!» Есть же, наконец, и всякому терпению конец! Эх, брошу все и за­кучу с горя, назло всему!

Чартков бросается на кровать и зарывается лицом в подушку, Кабинет директора департамента.

Поприщин. Нет, приятели, теперь не заманите ме­ня, я не стану переписывать гадких бумаг ваших! Мне подавайте человека! Я хочу видеть человека, я требую пищи той, которая бы питала и услаждала мою душу! Вот, замечайте, сколько книг! И ведь все на французс­ком или немецком — все ученость, такая ученость, что нашему брату и приступа нет! Наш директор — это голо­ва. Вы посмотрите только ему в лицо: фу, какая важ­ность сияет в глазах, а молчит! Все молчит!..Только в голове все обсуживает. Я еще никогда не слышал, чтобы он сказал лишнее слово!

Входит Иван Павлович. Он в халате. Молча проходит к столу.

Садится. Пауза.

Губомазов. Каково на дворе? Поприщин. Сыро, ваше превосходительство. Пауза.

Губомазов. Меджи! Меджи! Любезный, подайте-ка собачку.

Поприщин хватает собачку, подает ее Ивану Павловичу. Иван Пав­лович гладит собачку. Пауза.

Любезный, вы мне… перья?..

Поприщин. Вот-с, двадцать три штуки-с, вашдит-

Губомазов. А-а… Хорошо…

Поприщин (в зал). Он очень любит, чтобы стоя- яо, побольше перьев. Да, не нашему брату чета! Госу­дарственный человек! Я замечаю, однако ж, что он меня

особенно любит. Если бы и дочка… Э-э, канальство! Ни­чего, ничего, молчание…

Губомазов. Ну, ступайте, голубчик. Поприщин. Слушаюсь, вашприхство!.. (Уходит.) Губомазов. Меджи, а Меджи… Ну, как ты дума­ешь, получу или не получу?..

В передней появляются Ковалев и Тряпичкин

Ковалев. Александр Фадеевич, я сейчас их пре­восходительству дам на подписание и тотчас же доло­жу о вас.

В кабинет осторожно просовывает голову Ковалев.

Губомазов. Войдите, войдите. Ничего. Что у вас?

Ковалев. Для подписания. Вот ра…ра…ра…

Ковалева опять начинает трясти, он дергается, и, наконец,— гром­кое «Ап-чхи1» Ковалев обращается в зал.

Вот ведь нос! Не то чтобы очень велик… Иные дамы иной раз… но ведь течет! Непременно течет!

Губомазов. Да что же там у вас?

Ковалев. Для подписания. Вот рапорт господину министру.

Губомазов. Так… (Читает.) Так… «Его превосхо­дительству, господину министру…» Это что значит? У вас поля по краям бумаги неровные! Как же это? Да знаете ли, что за это можно и под арест угодить?!

Ковалев. Виноват, вашдитство, только я так по­лагал, в рассуждении того, что господин министр не бу­дут на это смотреть.

ГубомазО’В. Я сам тоже думаю. Министр точно не войдет в это. Ну, а вдруг?

Ковалев. Можно переписать, только будет поздно. Но, так как изволили сами сказать, что министр не вой­дет…

Губомазов. Так. Это все правда. Я с вами совер­шенно согласен. Он не займется этими пустяками… Ну, а в случае так ему придется: «Дай-ка посмотрю, велико ли место остается для полей?» Что тогда?

Ковалев. Если так, я прикажу переписать.

Губомазов. То-то «если так». Ведь я с вами го­ворю и объясняюсь, потому что вы воспитывались в уни­верситете. С другими я бы не йтал тратить слов.

Ковалев. Я сейчас же перепишу.

Губомазов выходит из кабинета К нему быстро подходит

Тряпичкин.

_tfc, Тряпички н. Александр Фадеевич Тряпичкин! Л и-Чвратор. Хочу написать роман о вас, уважаемый Иван Павлович… „ Губомазов. Обо мне?..

Тряпичкин О вашем департаменте..

Губомазов. О государственном департаменте..

Тряпичкин. Именно так, ваше превосходительст-

ро.„

Губомазов Департамент, любезнейший… Тряпичкин. Александр Фадеевич..

* Губомазов Департамент есть основа России, так Оказать… Так вот в нашем департаменте…

*^всёдуя, оба уходят. В передней с одной стороны появляется К о-

* ~ _ в а л е в, а с другой — Поприщин

Поприщин (в зал). Вот починил для его превосхо-двтельства ^еш.е тридцать пять перьев и для ее, ай!.. че­тыре пера для ее превосходительства.. Ничего, ничего, молчание… и • ^Ковалев Ты опять здесь?!

Ш

* Поприщин. Я… я… вот перья.. Д овал ев. Я тебе покажу «перья»! Ты как рапорт Почему полей не оставил? Под арест пой-

Поприщин. Вашсокбродь, я…

Ковалев. Ну, скажи, пожалуйста, что ты тут де-

П о п р и щ и н. Как что? Я ничего не делаю..

*-, Ковалев. Ведь тебе уже за сорок — пора бы ума

набраться. Что ты воображаешь себе?

_v Попр ищи н. Я… я… / Ковалев. Что «я… я…»? Ты нуль и более ничего.

fo зал.) Вот же созданье. Ни гроша за душою и туда IJKte — за директорскою дочерью вздумал волочиться. ‘^Поприщину.) Ты что думаешь, я не знаю всех твоих

Лроказ? Зачем ты тут торчишь? Ну, посмотри на себя..

«Взгляни хоть в зеркало на свое лицо, куда тебе думать

•»* гом?! (Уходит.)

Поприщин. Черт возьми, на себя бы поглядел: за­носа груша подвешена, а лицо — точно аптекар-пузырек! Понимаю, понимаю, отчего он злится на Ему завидно. Он увидел, может быть, предпочти-ю мне оказываемые знаки благорасположенности. я плюю на него! Велика важность — надворный со-

Заказ 1118 65

ветник! Я разве из каких-нибудь разночинцев, из порт­ных или из унтер-офицерских детей? Я дворянин! Что ж, и я могу дослужиться. Мне еще сорок два года, время та­кое, в которое, по-настоящему, только что начинается служба. Погоди, приятель! Будем и мы полковником, а может быть, если бог даст, то чем-нибудь и побольше. Заведем и мы себе репутацию еще и получше твоей! Что ж ты себе забрал в голову, что, кроме тебя, уж нет вовсе порядочного человека? Дай-ка мне ручевский фрак, сшитый по моде, да повяжи я себе_такой же, как ты, галстук, тебе тогда не стать мне и в «подметки. До­статков нет — вот беда!

Входит Лиза.

Поприщин (в сторону). Святители, что же это?

Лиза. Папа здесь не были?

Поприщин (в сторону). Ай-ай-ай! Какой голосок! Канарейка! Право, канарейка!

Лиза. Вы что, оглохли? Папа были здесь?

Поприщин. Ваше превосходительство, не прика­жите казнить… Они… я… они…

Лиза. Что? Что за вздор?

Поприщин. Их превосходительство… изволят там-с… у себя-с…

Лиза повернулась, чтобы идти, но в это время уронила платочек Поприщин кидается за платочком, подскальзывается и падает.

Проклятый паркет!..

Лиза тихонько смеется. Поприщин тотчас вскакивает и подает

платок.

Л и з а. Мерси. (Уходит.)

Поприщин (в зал). Святые! Вы заметили! Она ус­мехнулась мне! Да. Да. Эдак, чуть-чуть! Какие сахарные губки! Боже! (Нюхает свои руки.) А платок! Какой пла­ток! Амбра! Совершенная амбра! Так и дышит от него генеральством! Эх! Рассмотреть бы поближе жизнь этих господ, все эти эки|оки и придворные штуки — как они, что они делают в своем кругу. Хотелось бы заглянуть туда… Туда! Там-то, я думаю_? чудеса. Там-то, я думаю, рай, какого и на небесах нет… (

Н и л о в. Нет! Нельзя поверить, чтобы разврат рас­пустил над нею страшные свои когти!.. Ее пребывание в этом презренном кругу необыкновенно… Она бы могла

прекрасной, тихой звездой и одним движением уст

своих давать сладкие приказания…
»
, Стук в дверь.

войдите!

Лакей в богатой ливрее Лакей учтиво кланяется Нилову,
_{о t} лежащему на кровати.

Лакей. Та барыня, у которой вы изволили за не-’ сколько часов перед сим быть, приказали просить вас к себе и прислали за вами карету.

Ни лов (в сторону). Карету?.. Лакей в ливрее?..

V Нет, здесь, верно, есть какая-нибудь ошибка… Послушай-

fe, любезный, вы, верве, не туда изволили зайти. Вас

барыня, без Сомнения, прислала за кем-нибудь другим,

за мною.

Лакей. Нет, сударь, я не ошибся. Ведь вы изволи-проводить барыню пешком к дому, что в Литейной,»* комнату четвертого этажа?

•- Ни лов. Я-

Лакей. Ну, так, пожалуйста, поскорее, барыня не­пременно желает видеть вас и просит вас уже пожало­вать прямо к ним на дом.

Ни лов (в сторону.) Собственный дом, карета, ла-

дкй! Как же все это согласовать с той ужасной комна-

₄i~TOft, в четвертом этаже, с пыльными окнами, расстроен-

*5?Лым фортепьяном?.. И с теми девицами?.. 15 Лакей. Сударь, барыня изволит вас ждать…

*.Ни л о в. Да, да, идемте.

-? Оба выходят. Хлопает громко дверь.

i&* _Ча р т ко в. Кто там?

приподнимается на кровати Все тихо В комнате нийого 1JeT, темно, только из окна падает лунный свет.

послышалось.

тем на принесенном Чартковым портрете вдруг зашевели-простыня, которою портрет завешен. Затем простыня вовсе и старик, нарисованный на портрете, вдруг уперся руками о раму, перенес через нее ноги и спрыгнул на пол

‘ Иикита, это ты?

не ответил. Он стал как-то бесцельно бродить по комнате. Чартков посмотрел сквозь щель в ширме

jfeapeK не ответил.

Чарткс _г_._ _.._.__ _.,…_

^Ноже!.. Тот старик! С портрета! Уж не сплю ли я?

I

(Шлепает себя по щеке, еще раз и еще. Опять смотритв щель.) Что за вздор! Ко мне идет!

Чартков бросился под одеяло и закрылся с головой Старик отодви­нул ширму. Сел на постель, в ногах Чарткова. Долго – смотрит на Чарткова, затем встает и тихонько возвращается к портрету. Оглянувшись в сторону Чарткова и удостоверившись, что тот спит, старик нажимает на раму, и оттуда сыплется дождь золотых монет

Господи боже мой, что это?!

Старик пересчитал монеты, сложил их аккуратно в мешок, завязал, спрятал мешок за раму портрета.

Боже мой, если бы хоть часть этих денег!

Старик оглянулся на Чарткова Чартков закрывается с головой Старик подошел к Чарткову, кашляну^ толкнул Чарткова рукой — Чартков не шевельнулся Старик тихонько отошел к раме портрета, подтянулся на руках, лихо взобрался обратно в портрет и закрыл за собой портрет простыней — все, как прежде было. Некоторое время на сцене полная тишина. Затем Чартков сбрасывает с себя одеяло, решительно вскакивает с постели и убегает. Тишина. На сцене никого нет. Потом дверь тихо приоткрывается, и входит Чартков со свечой в одной руке, а в другой у него топор Немного постоял в дверях, затем подошел к портрету, сдернул простыню. В раме —

портрет старика

Фу-й!..-Какой портрет! Ведь глядит! Глядит мимо всего, что ни есть вокруг и прямо на тебя, просто вовнутрь.. Ну, конечно же, мне все приснилось… Нагляделся перед сном на этого старика. (Закрыл портрет простыней, про­сунул руку за раму и вытащил мешок с деньгами.) Где-то на башне пробили три раза часы.

Боже мой! Нет, это все же не сон! Силы небесные! Да сколько же тут? (Сыплет золото на пол.) Десять, два­дцать, пятьдесят, триста. Господи! Да здесь не менее тысячи червонцев! Тысяча червонцев! Ты-ся-ча! Но как они сюда попали? Откуда этот клад?.. Э-э! Чьи бы они ни были, теперь они мои! Мой1.. Теперь я обеспечен, по крайней мере на три года, могу запереться в комнату, работать. На краски теперь у. меня есть, на содержа­нье, на квартиру есть, мешать и надоедать мне теперь никто не станет, куплю себе отличный манкен, закажу гипсовый торсик, сформую ножки, поставлю Венеру, на­куплю гравюр с первых картин. И, если поработаю три года для себя, не торопясь, не на продажу, я зашибу их всех и могу быть славным художником!

Поприщин. Я несколько раз уже хотел добраться, отчего происходят все эти разницы! Отчего я — титуляр-

советник и с какой стати я — титулярный советник:¹ кет быть, я сам не знаю, кто я такой. Ведь сколько ргеров по истории: какой-нибудь простой, не то уже, 5ы дворянин, а просто какой-нибудь мещанин или да-I крестьянин… И вдруг открывается, что он какой-ни-вельможа, а иногда даже государь! Когда из му-да иногда выходит этакое, что же из дворянина ет бы.йти? Вдруг, например, вхожу я в генеральском №ре: у меня на правом плече эполета, на левом эполета, через плечо голубая лента — что? Как ja запоет красавица моя?! Что скажет и сам папа-эр наш? Да разве я не могу быть сию же минуту алован генерал-губернатором, или интендантом, или t другим каким-нибудь?!

^|йнлов (в карете). Так! Ей место над толпою по-кенных у ног ее поклонников! Ей должно блистать 1яюголюдном зале, на светлом паркете, при блеске чей!

Ь^Чартков. Теперь в моей власти все! Bee, на что я доселе-завистливыми глазами, чем любовался из-ии, глотая слюнки! Ух! Оденусь в модный фрак, раз-сь после долгого поста, найду себе славную квар-: йа Невском, отправлюсь тотчас в театр, в кондитер->!.. Э-э-эх! Кутну-у!

ся звуки музыки. В огромной зале, сверкающей огнями, пары. Дамские плечи и черные фраки, люстры, лампы, ле летящие газы, эфирные ленты, красные ментики, золотые I — все, все блистательно В первой паре проносятся П и р о-н Лиза, во второй — надворный советник Ковалев и S и Чаблова, Собачкин и Мария Александровна, с какой-то рыжей красавицей в паре, Губомазов |адин Чабловой. И вдруг та самая брюнетка.— 3 и з и, «ка дома, пославшая лакея за Ниловым Она всех роскошнее гательнее. Она танцует, совершенно не замечая восторженнс рящую на нее толпу зрителей В толпе восхищаются: «Ах, al Божественна! Шарман’» Нилов никак не может протис-сквозь толпу, чтобы посмотреть на ту, которой так восхи­щаются. Наконец, он протискивается.

Нилов. Это она! Та самая, которую встретил на ком и… Боже, как хороша! Коснуться бы только ее, ЕЯИчего больше! Никаких других желаний — они все «Цйки… Но что это, творец небесный^! На мне старый «~ Я позабыл переодеться в пристойное платье… лтается протиснуться обратно сквозь толпу)

3 и з и. Вы уходите?

Нилов. Боже! Провалиться бы на месте!.. 3 и з и. Вам было скучно? Я также скучала. Я за­мечаю, что вы меня ненавидите… Нилов. Вас ненавидеть! Мне? Я—

К ним подошла группа мужчин.

Собачкин. Взгляните, ма шер, на этих премилых девиц Чабловых. Не правда ли, они прелестны?!

Львов. Они, как вышли вместе из института, так боятся расстаться, все за руки держатся…

Бурдюков. Но, старшая умна…

Собачки н. Неизвестно только, с чего: с рождения или от глупых книг?.. Ха-ха!

Зизи (Нилову). Как это несносно! Я сяду на дру­гом конце зала, будьте там!

Зизи проскользнула сквозь толпу и исчезла.

Нилов. Где она? Где моя царица? Она всех лучше, всех прекраснее! Королева! Королева!

Поприщин. Как же это может быть, чтобы она сделалась королевою?

Нилов. Отчего же нет?

Поприщин. Не позволят этого. И, во-первых, Анг­лия не позволит. Да притом и дела политические всей Европы: австрийский император, наш государь…

Нилов. При чем здесь государь?

Поприщи-н. Сразу видно, что вы ничего не смыс­лите в испанских делах.

Нилов. При чем тут Испания?

Поприщин. В Испании должен быть король. Ко­роль есть. Он, статься может, находится тут же, но ка­кие-нибудь или фамильные причины,* или опасения., со стороны соседственных держав…

• Нилов. Оставьте меня в покое! Мне нет дела до держав. Меня она ждет!

Поприщин. Она не может быть королевою…

Нилов. Пустите меня. (Вырывается.) Где она? Ах, она ищет меня глазами…

Зизи. Наконец-то!.. Вы здесь. Я буду откровенна перед вами. Вам, верно, странным показались обстоя­тельства нашей встречи. Неужели вы думаете, что я могу принадлежать к тому презренному классу творений, в котором вы встретили меня?

Н и л о в. О, нет… Со многими замечательными людь­ми случались какие-нибудь внутренние перевороты… Я. далек от осуждения… Да и вообще, нынешнее время пе­реходное… Все чего-то ищут…

Зйзи. Я знала, что вы поймете… Я вам открою тай­ну: будете ли вы в состоянии никогда не изменить ей?

Нилов.О, буду-буду-буду! К ним- подходит директор департамента Губомазов.

Губомазов. Миа карасон, ю ар велком… Зизи (шепотом Нилову). Это он! Он! Он во всем виноват… Спасите меня от него!..

Подбегает Пирогов.

Пирогов. Моя немочка, их либе нур дих!.. Губомазов. Ферцайен зи мих битте, абер же ву при…

Губомазов с одной стороны, а Пирогов — с другой подали руки Зизи. Она, умоляюще глядя на Нилова, уходит вместе с ними. Грянула музыка, и все понеслись в вихре вальса. Надин кружится

с Бурдюковым.

Нил о в. Где же она? Я хочу, я должен знать все… Куда они повели?..

Надин. Под венец!

Нилов. Что-о-о?

Бурдюков. Ведь нынче свадьба!

Нилов. Не верю… Не может быть!

Надин. Очень даже может… Вы вглядитесь только получше…

Лиза кружится с Пироговым.

Лиза. мишель, вы только вглядитесь получше и вы сейчас увидите, что у Софи -глаза вовсе не голубые, а как раз зеленые…

Пирогов. Я и сам вижу, что зеленые… Однако, этот носатый с нею. такое жабо нацепил—-натуральный аист!

Ковалев кружится с Софи.

Нилов. Мсье Ковалев; разъясните мне, я совсем за­плутал: по мне, так выходит, Зизи за Мишеля замуж со­бралась?

Ковалев. Оно и так, и не так…

Софи. Это только для видимости…

Ковалев. У нее куры с тем чиновником, что сидит у Ивана Павловича в кабинете!..

Полрищин (в сторону). Какой же это чиновник? О ком они говорят?

Софи. Фамилия у него пресмешная, не то Прыщи­ков, не то Попрыщиков…

Поприщин. Уж не обо мне ли это?

Н и л о в. Это тот, что перья чинит?

Львов. Он самый. На него и глядеть-то без смеху не­возможно.

Собачкин. Совершенная черепаха в мешке!

Поприщин (в сторону). Ах, какие негодные мер­завцы! Я знаю, это дело зависти… Я знаю, чьи здесь штуки!..

Со ф и. Ведь это урод, урод естественный!

Н а д и н. И чего только Лиз находит в нем?

Лиза. Это вы обо мне такую декларацию изволите делать? Это я-то с тем уродом?! Да вы взгляните только на него!.. Папа его держит заместо слуги… У него же волосы на голове, как сено!..

Поприщин (в сторону). Где же у меня волосы, как сено?.. Я знаю, это все штуки Ковалева!.. Ведь по­клялся человек непримиримой ненавистью… И вот вре­дит, да, вредит!.. На каждом шагу вредит! ^

Лиза. И как у вас только язык поворотился обо мне такое рассказывать?! Да я велю папа… он вас всех!..Ах! (Вынимает платочек и тотчас роняет его.)

Поприщин бросается со всех ног и подымает платок. Пирогов тотчас же выхватывает у него платок.

Поприщин. Отдайте, не смейте, тотчас отдайте!..

Пирогов. Молчать, штафирка! Не то под арест пой­дешь. Нынче моя свадьба, так чтоб тиха у меня!

Поприщин. Не может быть, враки! Свадьбы не бы­вать! Я знаю, это все ваши штуки, господин Ковалев! Всюду вы суете свой нос!

Ковалев. Да как ты смеешь?

Поприщин. Смею! Это вы! Вы нарочно подсунули этого вертихвостика!

Пирогов. Милостивый государь. Вы забываетесь! К барьеру! К барьеру! Я офицер!..

Поприщин. Что из того, что вы офицер? Ведь это больше ничего, кроме достоинства! Не какая-нибудь вещь видимая, которую можно взять в руки. Ведь через то, что офицер, не прибавится третий глаз на лбу. Ведь у вас же нос не из золота сделан, а так же*, как и у ме-

яя, как у всякого, как у этого носатого!.. (Хватает Ко­валева и Пирогова за носы и таскает их из стороны всторону.) Ведь вы этими носами нюхаете, а не едите, чихаете, а не кашляете!.. Что же вы об себе вообража­ете?! Я тоже дворянин!

Общий шум, крики: «Что он делает? Оставьте их! Ах, скандал!

Какой скандал!» Гости окружают схватившихся, и слышны только

голоса: «Оставьте в покое мой нос! Отпустите мой нос!»

Тряпич-кин (вбегает). Что такое?

Бурдюков. Ковалеву нос оторвали!

Собачкин. Да полно-те, совсем напротив, оставили Марию Александровну с носом!..

Тряпички н. Как так?

Собачки н. Очень просто. Мария Александровна решила наказать свою дворовую девку, а сама пошла вон в ту залу…

Т р я п и ч к и н. Зачем пошла?

Собачкин. Не знаю… кажется за…

Львов. За розгами!..

Собачкин. Натурально — за розгами…

Тряпички н. Позвольте, как же это… на бале?

Львов. У нее такое заведено: она всякий раз на ба­ле сечет кого-нибудь…

Тряпички н. Господи, как же это я об этом ни­чего прежде не знал?!

Собачкин. Так вот, Мария Александровна ушла, а в это время, замечайте, замечайте — из кабинета вы­шел Иван Павлович!

Тряпички н. Ваш директор?.Львов. Он!

Собачкин. Выходит, эдак, ложится вон на тот ку-шет и натурально засыпает.

Львов. Утомился от танцев…

Собачкин. Тут возвратилась Мария Александров­на, как следует, с розгами, велела другой девушке сесть ему на ноги, накрыла простыней, — замечайте, замечай­те! И… И…

Львов. Высекла мужа!

Тряпички н. Какой срам!

Н а д и н. Ужас! Как она смела!

Софи. Так ведь и убить можно!..

Тряпички н. Как это до сих пор я ничего об этом не знал?!.

I/, 4 Заказ 1113 ‘ 73

На дин. А толкуют: «Примерная жена! Сидит дома! Занимается воспитанием дочери…»

Софи. «Учит по-аглицки..^

Собачки н. Какой аглицкий! Сечет всякий день и мужа и дочь, как кошку, до крови!

Н а д-и н. Терпеть не могу крови!

Софи. Ах, мне дурно! Не надо крови! Не надо кро­ви!

Ковалев. Вот оно, как чины достаются! Потом и кровью!

Бурдюков. Потом и кровью!

Г у б о м а з о в (натягивая штаны). Именно потом и кровью! Что же делать, у меня такой характер… До всего могу унизиться, но до подлости никогда, а ведь нужно… Ах, как нужно… Именно теперь… Мне бы сей­час еще один орденок на шею… Не потому, чтобы меня это слишком занимало, нет, но ведь дочь невеста.,,

Н и л о в. Так она дочь вам?

Губомазов. Ну, конечно же дочь!

Н и л о в. Ах, Иван Павлович, кабы носик вашей Лиз да прибавить к глазкам Софи, да еще бы душу Зизи, тогда бы… она бы составила весь мир, весь рай страстного супруга!..

Софи. Кто ж теперь женится на Лиз, коли она опозорена?

Губомазов. Как «опозорена»? Кем?

Н а д и н. Это же весь Петербург знает! Ваша Лиз давно влюблена в Чарткова, а он н не глядит в ее сто­рону…

Лиза. О, Чартков! Это талант! Талант необыкно­венный!

Мария Александровна. У Чарткова не зна­ешь, чему дивиться: сходству ли с оригиналом, или яр­кости и свежести кисти! Великий художник!

Губомазов. Но, Мария Александровна, душа моя, Чартков обязал жениться на нашей Лиз!

Чартков. Я женюсь? Я ни на ком, никогда не женюсь! Муза — вот моя подруга жизни!

Тряпичкин. Ну, это уж совсем никуды!.. Посу­дите сами: справедливо, чтобы такой бргатый человек, как вы, и не осчастливили бы ни одной невесты? Что же тогда будет на свете?

Все. Это верно! Ах, как верно!

- Бурдюков. Мсье Чартков, имея ваши тысячи, да прибавлять к ним новые?..

Тряпички н. Ведь это все равно, что сверх шубы да надеть шинель, когда и без того жарко!..

Акакий Акакиевич. Когда эта шинель, мо­жет того… прикрыла бы чьи-нибудь плечи…

Все. Да, да! Именно — шинель! Шинель!

Акакий Акакиевич. А вот эту… шинель… ка­бы их превосходительство этак… того… наградных бы мне не сорок… а эдак… все сорок пять! Или даже того…

Все. Пятьдесят!

Акакий Акакиевич. Да, пятьдесят. Тогда этак можно бы… еще месяца три того… поголодать… И тогда на толстой вате… на шелковой подкладке… Она была бы того… без износу…

Eel. Без износу! Без износу!

Ннлов. Она могла бы составить неоценимый перл, весь мир, весь рай страстного супруга, все его богатст­во…

Все. Богатство! Богатство!

Чартков, Теперь я обеспечен* Ведь целая тыся­ча! На краски теперь у меня есть, на обед, на содержа­ние, на квартиру.

Все. Квартира! Квартира! Квартира!

Дверь в квартире Чарткова открывается.

Домохозяин. Вот, не платит за квартиру! Из­вольте сами глядеть, Варух Кузьмич, не платит!..

Чартков. Что?.. Какую квартиру?..

Домохозяин. Как это «какую»? Вы где жить изволите, на небе, что ли? Вот, Варух Кузьмич, изволь­те сами…

Квартальный. Да, уж, если порядились, так извольте платить.

Ч а р т ко, в. Конечно, конечно… У меня есть деньги…

-Подождите, я сейчас оплачу…

Чартков оглядывается. В комнате только Домохозяин а

Квартальный. Чартков заглядывает под подушку, смотрит под

кровать, смотрит под столом, бежит к портрету старика.

Боже, хотя бы часть тех денег! Где ж они? Проклятый старик!

Комната Нилова.
V_Z 4» 75

3 и з и. Не презирайте меня, я вовсе не та, за ко­торую вы принимаете меня. Взгляните на меня.

У Чарткова.

Квартальный. Хе! Xel (Ткнул пальцем, в холст,где изображена нагая женщина.) Предмет того… игри­вый… хе! Хрисанфий Степанович, коли у господина жи­вописца нет денег, так, может быть, вы согласитесь взять картинками?

Домохозяин. Нет, батюшка, за картины спа­сибо. Добро, были бы картины с благородным содер­жанием, чтобы можно было на стену повесить, а то вон мужика нарисовал, слугу своего, что краски трет. Еще с него, свиньи, портрет рисовать… (Чарткову.) Извольте сейчас же заплатить, да и съезжайте во«!

У Нилова.

Н и л о в. Куда же вы уходите?.. Отчего?.. Это Мав­ра опять не прибрала… Не уходите, постойте… Где она? (Приподнимается на кровати.) Так это я спал?

Чартков (бежит к портрету старика). Проклятый старик!.. Неужели это был»только сон?!

Конец первой части.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

Тряпички н. Ведь это все равно, что сверх шубы да надеть шинель…

Все. Шинель! Шинель!

Акакий Акакиевич. Она была бы того…’ без износу…

Все. Без износа! Без износа!

Н и л о в. Она могла бы составить все его богатство!

Все. Богатство! Богатство!

Чартков. Деньги у меня есть на содержание, на квартиру! • Все. Квартира! Квартира!

Домохозяин. Вот, не платит за квартиру!

Чартков. Какую квартиру?

3 и з и. Я вовсе не та, за которую вы меня принима­ли!

Домохозяин. Извольте заплатить и сейчас же съезжайте вон!

^ Н и л о в. Куда же вы?

Ч а р т к о в. Так это я спал?

Н и л о в. Так это был сон?

Губомазов. Это был ужас! Столпотворение вави­лонское! Вы себе представить не можете, почтеннейший Александр…

Тряпички н. Фадеевич..Г Александр Фадеевич…

Губомазов. Вы себе представить не можете, по­чтеннейший, сколько трудов мне стоило привести это в порядок! Посмотрели бы вы, в каком виде принял я ны­нешнее место! Вообразите, что ни один канцелярский не умел порядочно буквы написать: иной в одной стро­ке пишет «Си», а в другой — «ятельству». А теперь?! Вот возьмите бумагу… Хорошо? Порядок?

Тряпички н. Вот именно — «порядок»!

Губомазов. Душа радуется, потому дух порядка торжествует!

Квартальный. Господин живописец. Та картин­ка у- вас… Женщина красавица в натуральном виде… Вы не подумайте, что для глупостев каких, а так 6ojjee для отдохновения души… Что, ежели ее, к примеру, ку­пить?

Чартков (в зал). Да что я, в самом деле?.. За­чем мучусь? Разве я хуже какого-нибудь модного живо­писца?

Ковалев. Андрей Петрович, нельзя ли на книге, которая в моей руке покоится, чтоб на ней четкими сло­вами было написано: «Всегда стоял за правду»?..-

Чартков. Хорошо. Напишу.

Тряпички н. Вот, вот — я как раз об их сиятель­стве господине министре собрался сочинить, так я* уж там и об вас напишу: что у Ивана Павловича Губома-зова-де в департаменте такой порядок, какой вы редко где встречали, или что-нибудь подобное…

Губомазов (в зал.) Мозгляк! Тля, что ни есть самая ничтожнейшая, а не выгонишь — необходимый человек… Вот ведь что такое орден!.. (Садится в кресло в комнате Чарткова.) Нет, не из честолюбия меня это занимает или из еще каких-нибудь соображений — упа­си бог!

Ч а р т к о^в. Иван Павлович, чуть выше подбородо­чек, пожалуйста…

Губомазов. Да, да… Но единственно, чтобы ви­дели внимание ко мне начальства!..

Губомазов уходит, в кресло садится Тряпичкин.- Чартков продол­жает писать и его.

Тряпичкин. Это наш долг, долг русских литера­торов — выставлять на вид все доблестные народные на­ши качества к свойства… Только таким образом дейст­вуя, искусство исполнит свое назначение! Я завтра же… нет — теперь же отправлюсь к министру!..

Чартков. Александр Фадеевич, портрет будет го­тов в среду.

Тряпичкин. Хорошо. (Уходит.)

Квартальный (садится в кресло). А что, ежели и меня — рядом с этой красавицей?..

Чартков. Хорошо. Приходите в четверг.

Квартальный. Слушаюсь! (Уходит.)

Ковалева начинает опять трясти в конвульсии, после чего следует • его… «чих». Ковалев бежит и садится в кресло.

Ковалев. Андрей Петрович… Я вот только хотел еще… если можно… чтоб нос… этак немножко… Он у меня не всегда так… Он только сегодня’ как-то… опус­тился, а то ведь иной раз, особливо по утрам, точно да­же, что-то значительное в лице… говорят, я даже не­множко на князя Багратиона…

Чартков. Я понял. Вы теперь помолчите немного, а то я никак не схвачу вашу контуру…

Ковалев. Вы не подумайте чего, но будучи во многих домах знаком с дамами… Губомазова Мария Александровна… Сестры Чабловы, младшая очень не дурна…

Чартков. В пятницу все будет готово.

Ковалев. Вы гений, Андрей Петрович, недаром об вас столько пишут в газетах! Натурально — гений! (Уходит.)

Софи и Надин (вбегают, сразу обе садятся в кресло, хором). Ах, Андрей Петрович! Нельзя ли нас вместе? Обязательно вместе!

Чартков (продолжая работать у мольберта). В субботу будет все готово.

Софи и Надин. Вы гений! Натурально гений! (Уходят.)

Ни лов (садясь в кресло, в зал). Я искал веселый

сюжет… Но возможен ли он в нашем Петербурге, в нашей петербургской существенности?..

Чартков. В понедельник прошу зайти…

Нилов кланяется и уходит.

Вбегает поручик Пирогов. Он снимает кивер и садится в кресло.

Но в это время появляется Немка, и поручик тотчас снова вска­кивает и бежит к Немке.

(В зал.) Ведь в каждом оригинале есть что-то особен­ное, едва уловимое. И только оно-то и сообщает высо­кое достоинство портрету. А когда ж тут «улавливать»? Все торопятся, все бегут… омерзительный народ! Нетер­пеливый до крайности!.. (Уходит.)

Пирогов. Доброе утро… Гут морген.

Блондинка. Морген.

Пирогов. Вы меня не узнали? Плутовочка, какие хорошенькие глазки!

блондинка. Что фам угодно?

Пирогов. Вас видеть, больше ничего мне не угод­но.

Блондинка. Я сейчас будет зфать муж.„

Пирогов. Не надо тцк ^Nторопиться, миленькая. Я, пришел заказать шпоры!.. Хотя для того, чтобы любить вас, вовсе не нужно шпор, а скорее бы уздечку!.. Ха! Ха! Ха! А что ваш муж каждый день бывает дома?

Блондинка. Мой музк не есть лошадь — каждый день работай… Мой муж воскресенье никогда не быва­ет дома.

Пирогов (в сторону). Господи, как глупа! Тем лучше… Ах, какие у вас миленькие ручки!..

Появляется Шиллер. Пирогов не видит его и вдруг целует Блондинку,

Шиллер. Майне фрау! ‘ Блондинка. Вас волен зи дох? Шиллер. Гейн зи на кухня!

Блондинка уходит.

Пирогов. Ах, господин мастер… Я пришел зака­зать шпоры… Это ваша работа? Ах, какая отличная ра­бота! У нашего генерала нет ничего подобного. Сколько же стоят такие шпоры?.

Ш и л л е р. Я не могу брать меньше… десять рублей…

Пирог о«. Сколько?.. Десять?.. Зачем же так до­рого?

Шиллер. Немецкая работа. Русский будет делать

за дфа рупля (В зал.) Я есть шестный немец. Десять рублей есть цена унзакбар,— колосаль… Я только хо-шу его отклонять от заказыфанья. Зашем он целовать мой жена? Я сам целовать жена один раз неделя, в суб­бота, а этот официр…

Пирогов. Ну, извольте, чтобы доказать, что я на вас не сержусь и желаю с вами познакомиться, я плачу десять рублей.

Шиллер. Нет. Я не могу прать фам заказ. <

Пирогов. Отчего же?

Шиллер. У меня есть много рапота.

Пирогов. Так я подожду.

Оба уходят.

Чарткоз. Ну их всех к чертям! Хватит! Порабо­таю не на продажу… Деньги у меня уже есть… Хватит с меня. Никита, где твой портрет?

Никита (появляясь с подносом для визитных кар­точек.) Виноват, сударь, энто в каком смысле пони­мать?

Чартков. В том смысле, болван, что куда ты по­ставил портрет, который я ‘с тебя писал еще там… на Васильевском острове?..

Никита. Ах, энтот, сударь… Не знаю. Весь старый-то хлам вы сами велели вон туды сложить…

Чартков. Болван! «Хлам»! Много ты понимаешь! (Роется в углу.) Ступай!

Никита. Там, сударь, энти… ученики ваши-с…

Чартков. Недосуг, недосуг. Скажи, чтоб завтра пришли.

Никита. Вот, сударь, ишо из энтого… литератур­ного камитету… (Подает письмо.)

Чартков (читает.) «…Заслуженный наш, Андрей Петрович… очень просим… гм… состоится в среду…» Гм… (Никите.) Ну, чего тебе еще?

Никита. Чего? Мне — ничего. Из Академии, вон, спрашивают… мол, на экзамен пожалуете или как…

Чартков. Не знаю… Не знаю.

Никита. Дык они, сударь, уж который раз пря-езжают…

Чартков. Ступай!

Н и к и т а. А ежели?..

Ч а р т к о в» Никого! Сегодня меня нет… Ступай!

Никита уходит. 80

Смотрите-ка, отыскалась моя «Психея». Конечно, она наброшена эскизно… По-ученически… Личико идеаль­ное, холодное… Но, если здесь вот тронуть желтенькой… И еще вот тут немного… Так… Вот тут кармином тро­нем… А, что? Уже появляется какое-то своеобразное выражение… Ежели посидеть над ней как следует… Она может стать истинно оригинальным произведени­ем… Что ни говори, а в-юности мы иногда делаем что-то такое, что потом уже… Вот теперь еще желтеньким…

Входит Никита.

Никита. Сударь, их превосходительство Марья Александровна Губомазова с дочерью…

Чартков. Я же тебе сказал — меня нет!

Никита. Да, я им тоже так сказал…

Чартков. А они что?

Никита. Я не знаю… Они говорят, вы им сами на­значили.

Чартков. Вот же болван, редкостный болван! Так ты что, пустил их?

Никита. Я не знаю… Они уж шубы поскидали…

Чартков. У-у! Чтоб вас всех!.. Проси!

Никита. Ваши превосходительства, пожалуйста!

Входят вместе Мария Александровна в Лиза.

Мария Александровна. Ах, мсье Чартков,
кес ке се ке са? Вы прячетесь от нас? *

Лиза. Маман, регарде зиси! (Показывает на Пси­хею.)

Мария Александровна. Лиз, Лиз! Ах, как похоже! Сюпэрб, сюпэрб! Как хорошо вы вздумали, что одели ее в греческий костюм. Ах, какой сюрприз!

Лиза. Ах, Андрей Петрович, вы гений!

Чартков. Это Психея… Я…

Мария Александров на. В виде Психеи? Сэ шарман. Не правда ли, Лиз, тебе всего больше идет быть изображенной в виде Психеи? Кэль иде делисьез. Это Корредж. Нет, вы непременно должны написать и с меня портрет. Андрей Петрович, я так думаю, что пор­трет можно будет снести в карету…

Чартков. Какой портрет?

Мария Александровна. Ах, Андрей Петро­вич; вы в рассеянности, как все великие гении… Я хо­чу тотчас забрать Лиз — нашу «Психею». Я уж и при-

готовила все заранее… (Кладет на столик огромную пач­ку ассигнаций.)

Чартков (в сторону). Что мне с ними делать? Ежели они сами того хотят?

Шиллер (в сторону.) Как мне исбафляться эттот официр?

Пирогов. Вот извольте, я деньги вперед плачу..,

Шиллер (в сторону). Конешьно, теперь цена кар­тофель унд безондерс тапак тоже… унзакбар, коло-саль… протиф обикновенный… на один мой нос выходит три фунта тапак в месяц.

Пирогов. Я вижу, вы в сомнениях, господин ма­стер. Ну, хорошо. Извольте, я плачу вам не десять, а пятнадцать рублей.

Шиллер. Пятнадцать?!

Пирогов. Ну, хорошо, хорошо — двадцать!

Оба уходят.

Акакий Акакиевич. Господи! Да что же это! Шестьдесят рублей! Не сорок и даже не пятьдесят, а целых шестьдесят!.. Шестьдесят наградных! Господи! Благодетель-то наш, их превосходительство… Как же это такое? Уж не того ли… Может, этак, случаем, пред-чувствами их превосходительство Иван Павлович, по доброте душевной, что мне того… шинель… Или само собой так случилось?.. Шестьдесят! Боже ты мой! Да ведь теперь… сегодня же… сей же час… можно и сукно того… самое хорошее… аглицкое… А что?.. Капюшон то­же того™ на шелковой подкладке… А на воротник… А что в самом деле?.. Не положить ли этак… того… куни­цу… А? У-ух! (Уходит.)

Ча р т к о в. Еще поутру было только сто пятьдесят тысяч, а к вечеру уже двести. А? Ведь это для иного век службы, трудов, цена вечных сидений, лишений, здоровья. А тут в лесколько часов — владетельный принц!.. Шутка — двести тысяч! Да, где теперь найдешь двести тысяч? Какое имение, какая фабрика, какой де­партамент даст двести тысяч? Воображаю, хорош бы я был, если бы по-прежнему корпел у себя на Васильев-ском… Никита!

Никита. Что прикажете, сударь?

Чартков. Что наша комната… та, что на Васи-яьевеком острове, уже занята кем?

Никита. Я не знаю…

Чартков. Э-э… Пусть Психея пойдет за то, qTO им хочется. (Лизе.) Потрудитесь еще немного присесть, я кое-что немножко трону.

Мария Александровна. Ах, я боюсь, чтобы вы как-нибудь не… Она так теперь похожа!.. Прелесть! Прелесть! И нос, и рот, и брови! Как все мило! (Ники­те.) Снеси, голубчик, в карету… Андрей Петрович, кес ке се ке са? Иван Павлович ждал вас it нам в пятницу на вист, а вы…

Чартков. Так, я помнил, но…

Мария Александровна. Никаких «но», Анд­рей Петрович. Не то мы, женщины, на вас войною пой­дем! Что это вы, в самом деле, у себя не принимаете, никому визитов не платите? Зачем вы не пришли в пят­ницу? (Заплакала и убежала.)

Чартков. Мария Александровна, голубушка… (Бе­жит следом.)

Аннушку преследует лакей Губомазовых Григорий.

Аннушка. Ну я буду… непременно буду» Григо­рий Псоич.., только боюсь насчет обчества…

Григорий. Нет, Анна Гавриловна, у нас будет об­щество хорошее. К примеру, дворецкий живописца Ча-рткова. Не могу сказать наверно, но слышал, что будет камердир Александра Фадеича Тряпичкина. Буфетчик и кучера графа Строгана… Я думаю, тоже чиновники не­которые будут.

Уходят.

Лиза продолжает позировать. Выбегает Пирогов, танцующий с Блондинкой,

Пирогов.

Левой ножкой… Нох айн маль…

Правой ножкой… Нох айн маль…

Там, там, дарам, пам, пам.

Там, там, дарам, пам, пам… (В сторону.) Ну, что эта немочка против моей Лиз? Ничто! Нуль! Натуральная глупость, да еще немножко пороку в глаз­ках. А какое объедение получается! У-ух! Магнетизм! Мои дье!

Левой ножкой… Нох айн маль.,.-

Мария Александровна (на ходу). В среду я буду с визитом к Надин Чабловой. Вы, кажется, то­же собирались?

Ч а р т к о в. Разве собирался?

Мария Александровна. Ах, Андрей Петро­вич, вы меня, право, рассердить окончательно желаете..,

Ч а р т к о в. Но, Мария Александровна, голубушка…

Уходят.

Аннушка. Одно только мне очень не нравятся, что будут кучера. Они все такие необразованные, неве­жи… От них всегда запах…

Григорий. Позвольте вам доложить, Анна Гаври­ловна, что кучера по обыкновению своему больше нахо­дятся неотлучно при лошадях, с позволения сказать, подчищают кал, так оно натурально, что от них иногда, примерно сказать, воняет навозом или водкою, какую большей частью простой народ употребляет по недоста­точности больше. Конечно, все это так, да, однако ж, согласитесь сами, Анна Гавриловна, что есть и такие кучера, коих должность, или, так выразиться, дирек­ция, состоит только в том, чтобы отпустить овес, так от них, примерно сказать, уж ничем и не воняет вовсе.

Аннушка. Как вы хорошо говорите, Григорий Псоич! Я всегда вас заслушиваюсь.

Григорий. Не стоит благодарности, сударыня. Не угодно ли вам пожаловать в мою комнату?

Аннушка. Ох, как можно… Убегает.

Григорий бежит вслед за ней.

Надин. Ах, мсье Ковалев, как же это врзможно, однако ж? Вы в некотором роде холостой, молодой че­ловек, и притом же…

С о ф и. И притом же мы адреса не знаем…

Ковалев. Квартира моя в Садовой. Это, извольте видеть, у любого дворника или торговки: «Здесь ли жи­вет майор Ковалев?» И вам всякий скажет. (В зал.) Вот, а вы говорили, что нос у меня не того… Вот, из­вольте,— бабы, куриный народ!.. Ежели случится капи­талу двести тысяч, тогда пожалуй… а так просто, пур ля мур — извольте! Вот так! Ха! Ха! (К дамам.) Мило­сти прошу — дом мой всегда для вас открыт.

Надин. Мы с удовольствием, однако ж, неприлич­но молодым девушкам…

* Софи. Отчего же неприлично?..
„ •- Уходят.

Лиза (встает с кресла). Маман! Где Мишель?

Пирогов танцует с Блондинкой. Появляются остальные персонажи, занятые своими беседами.

Маман! Где Мишель?.. Маман! Где Мишель?!. Где Ми­шель?!. (Убегает.)

Мило в (в зал). Сюжет будет такой. Молодой ти­тулярный советник встречает на Невском проспекте красавицу и… так… из капризу, губит ее. Девушка, ко­нечно, ищет защиты у правосудия, но вся родня этого

• титулярного при вспомоществовании знакомств и, разу­меется, денег… Одним словом, этому делу ходу не да­ют… К концу девушка попадает в один из… определен­ных домов, а титулярный советник попадает… в надвор­ные. Ну, что вы скажете? Какой сюжетец?

Пирогов (продолжая танцевать с Блондинкой). Забавно… Очень… И что же, это скоро будут давать на _ театре?

Н и л о в. Скоро, очень скоро. Мне теперь так пишет-.

–* ся! Если бы еще день-другой с такими свежими минута­ми!..

Пирогов. Серж, но на сей раз ты должен поста-„_} вить свое имя. К черту, к дьяволу твоего Дмитриевско­го! Хватит маскироваться!

_f * Н*илов. Да, пожалуй, эта вещь должна вынести | мое имя. Ведь весь Петербург является в ней. Какая разнообразная куча! И сколько соли, смеху… Пирогов. Наш генерал просто лопнет… ^;* Н и л о в. Во всяком случае, мне бы хотелось, чтобы £та вещь произвела доброе влияние на общество…

«~ Все исчезают.

Поприщин (вбегает). Вздор! Все вздор! Шить Надо только самому, потому как ни один портной в Ис-Вании не сможет сшить вам приличествующего коро­левского костюма или какую-нибудь мантию… Это со-4-*~^8еР^шен‘^ные ослы, притом же они совсем не брегут Щ своею работою, ударились в аферу и большею частию ₄j4* мостят камни на улице. А все из чего? Из климата. Вот Ж 1* советую всем нарочно написать на бумаге «Испа-авя»… Написали? Что вышло? Выходит «Китай»! Да, я уже давно открыл, что Китай и Испания совер-

шенно одна и та же земля и только по невежеству счи­тают их за разные государства… Народные обычаи, этикеты, костюмировка совершенно необыкновенны, ин­квизиция — натуральная инквизиция! Но ведь это глу­по, господа, бессмысленно — то, что, может, приличест­вует китайцу, вовсе не пристало Испании. Для меня не­постижима безрассудность испанских королей, которые до сих пор не уничтожат всю эту ералаш?! Ведь эдак все может верх тормашками в тартарары полететь!

Слуги за столом.

Зизи. Эх, люблю петербургскую жизнь! Тут,тебе и театра, и монетный двор, пройтиться опять же по Аг-лицкой набережной али мимо дворца какого…

Никита. Да, жизнь в Петербурге споспешествует к образованности.

Григорий. Именно-с, Никита Палыч, ежели в рассуждении одеться по-столичному образцу: испол­нить, примерно сказать, долг-с просвещенного челове-ка-с.

Чиновники за столом.

АкакийАкакиевич. Оно того-с… шинель: мож­но и в рукава-с, и того-с, в нараспашку-с…

Бурдюков. В честь обновки Акакия Акакиевича по бокалу шампанского!

Акакий Акакиевич. Да, ведь оно того… две­надцатый час… как бы не того…

Львов. За такую шинель и не выпить? Это уж совсем неучтиво…

Собачки н. Просто стыд и срам!

Ковалев. Бурдюков, разлей-ка, батенька, по фор­ме!

Все пьют, кричат: «Ура! Ура! Ура!»

Тряпичкин. Благодарю, господа! Благодарю! Да, вы правы: газету «Пчела» надо спасать! Я обязан, право, обязан п-ринать пост редактора — обязан!

Все..Браво! Браво! Виват! Виват!

Ч а р т к о в. Господа! Неправда велика и много опо­зорила наше искусство. Надобны будут геркулесовы усилия, чтоб направить все наши искусства и художест­ва на путь гармоний и истины! Кому, господа, как не Александру Фадеичу, свершить сей подвиг?! Александр Фадеич, мы ждем его от вас, мы верим в вас!!!

Все. Браво! Браво! Виват! Ура!

Мария Александровна. Ах, как Чартков говорил!

Н а д и н, У него так глаза блестят!..

Мария Александровна. Илья, кэль шоз дэк-страординер дан тут са фигюр.

Тряпички н. Спасибо! Спасибо! Дорогой Андрей Петрович! Но без вас, Андрей Петрович, без вашей по­мощи я сей подвиг никак не свершу…

Все. Ах, браво! Прелестно! Кэль иде делисьез!

Все начинают пить, есть.

Тряпички н. Кстати, Андрей Петрович, вы уж были на выставке Петрушина?

Софи. Ах, Андрей Петрович, правда, что он карти­ну эту десять лет писал в Италии?

Н а д и н. По общему суждению, этот Петрушин… Вы какого об нем мнения, Андрей Петрович?

Чартков. Тот, кто копается по нескольку лет над одною картиной, господа, по мне — труженик, а не ху­дожник. Мне- и смотреть ни к чему. Я и так не поверю, чтоб в нем был талант. Нет, гений творит смело, быст­ро.

Все. Ах, Андрей Петрович! Великолепно сказано! Да, наш Андрей Петрович умеет!..

Н н л о в. Ан

Дата добавления: 2015-08-21