Глава IX. Отряд был пестрый — Мишель, два красноармейца да еще матрос в бескозырке

Отряд был пестрый — Мишель, два красноармейца да еще матрос в бескозырке, поперек которой было написано «Крейсеръ Мстиславъ». Он так и назвался, сунув Мишелю свою огромную, как лопата, лапу:

— Матрос-кочегар Паша.

До места добирались на конфискованной пролетке, втроем втиснувшись на сиденье. Паша-матрос, взгромоздившись на козлы, взял в руки вожжи.

— Но-о... Поехала!

Лошадь шагала, еле-еле переставляя ноги. Как только она зимние холода, бескормицу и экспроприацию пережила?

— Шевелись, отродье!.. — орал во всю улицу матрос, охаживая худые ребра кобыли вожжами. — Кнехт те в глотку, бушприт те в клюз по самую ватерлинию! Но-о-о!..

Притихшие солдаты уважительно поглядывали на матроса, который употреблял ругательства, коих они даже от пьяных унтеров не слыхали! Понятное дело — сухопутчина, портяночники сиволапые, откуда им про морскую терминологию знать, коей нижних чинов, чередуя с зуботычинами, обучали на кораблях Балтфлота скорые на расправу боцмана.

— Шагай, дохлятина!.. Рыбу-ската те под хвост!

Кобыла, привычная к более нежному извозчицкому мату, испуганно косилась глазом на нового седока, на всякий случай наддавая ходу до двух узлов.

Кое-как прискакали.

— Кажется, здесь, — сказал Мишель, дивясь тому, что Паша-кочегар за всю неблизкую дорогу ни разу не повторился в своих морских эпитетах!

— Тпру-у-у!.. Язва сингапурская, якорь те в брюхо через все переборки!.. Тпру-у-у, тебе говорю!..

Богат, хоть и однообразен язык у матросов...

— Айда за мной.

В подъезде подошли к первой же квартире.

— Только не вздумайте двери ломать, а тем паче стрелять! — предупредил Мишель.

Солдаты безразлично кивнули. Стрелять им было без интереса — чай, настрелялись на фронте за четыре года мировой войны. До одури. Мишель постучал. Подождал.

Снова постучал.

— Откройте, пожалуйста. Чрезкомэкспорт! — крикнул он, ломая язык на новомодной аббревиатуре.

За дверью завозились.

— Какой такой Чрезкомэкспорт?

— Чрезвычайная экспортная комиссия, — расшифровал Мишель.

— Чего надо-то?

— Нам бы узнать, которых из жильцов теперь нет, какие квартиры пустые стоят, — вновь на весь подъезд прокричал Мишель.

— А никого, считай, нет — в любую заходите, — крикнули из-за двери и все затихло.

— Надо было сказать, что мы из Чека, чего мудрствовать-то, — недовольно проворчал матрос. — Враз бы отворили!

Тогда верно — открыли бы. Тем более что действительно их комиссия чрезвычайная — ныне все чрезвычайные! — а про то, что она по экспорту, можно было и умолчать.

А так — не открыли. Пришлось идти за дворником.

Как ни странно, в этом доме дворник был, не сбежал — то ли не захотел, то ли некуда было. Он приоткрыл дверь, недовольно глядя на пришедших.

— Собирайтесь, будете понятым, — грозно приказал Мишель.

Дворников Мишель с некоторых пор не любил. С тех самых, как ему размозжил голову, а после пытался утопить в Москве-реке татарин Махмудка.

— Ну давай-давай, не тяни, ирод узкоглазый! — прикрикнул матрос Паша. — И не жмурься мне тут, будто рыба-камбала!

Дворник, воровато зыркнув по сторонам, стал собираться.

Возражать кочегару Паше ему даже в голову не пришло. И никому бы не пришло!

— Ежели есть запасные ключи от квартир — возьмите, — попросил Мишель.

Он знал, что жильцы частенько, отправляясь в долгие отлучки, оставляли ключи дворникам, чтобы те приглядывали за вещами, проверяли пальмы в горшках и чистили дымоходы.

— Нету у меня ключей, — угрюмо сказал дворник.

— А коли ключей нет — то топор с багром бери! — приказал Паша-кочегар.

На втором этаже долго стучали в две квартиры. Никто не открывал.

— Ломайте! — приказал Мишель.

Дворник долго возился с топором, пытаясь сунуть его в щель меж дверями, да все у него не выходило. Наконец всем это надоело.

— Отойди, нехристь! — толкнул его в сторону Паша-матрос, с силой пихнув дверь рукой. Замок жалобно звякнул и вылетел из двери. Дверь распахнулась.

Ну и силища!

— У вас все такие? — с уважением спросил Мишель. — Иде?

— На флоте.

— Не — тока в кочегарке. Там же цельный день лопатой туда-сюда машешь, за вахту скока тонн антрациту в топку перекидашь! Отсель и силушка-то.

Ну да, верно... Трудней кочегарской работы на корабле не сыскать! Тут либо сразу богу душу отдашь, либо подобен богатырю станешь.

Прошли в комнаты. Видно было, что здесь давным-давно никто не появлялся. Воздух был сперт, на мебели толстым слоем лежала пыль.

— Поглядите в правой половине, а я здесь, — распорядился Мишель.

Быстро разбрелись по комнатам, огляделись, вновь сошлись в прихожей.

— Ну что?

— А ничегошеньки! — махнули рукой солдаты. — Видать, все с собой господа забрали.

Мишель тоже ничего не увидел — лишь пустые рамки от фотографий да выдвинутые и брошенные ящики комодов. И даже ложек серебряных, и тех не нашлось, что уж вовсе странно. Или, верно, съехавшие жильцы все с собой до последней заколки унесли, или кто-то здесь до их прихода побывал.

— Аида дальше.

В следующей квартире, как только открыли дверь, кто-то шмыгнул мимо них на лестницу.

— Держи вора!

Паша-матрос развел ручищи и сграбастал беглецов. Два парнишки лет двенадцати трепыхались у него в руках, не касаясь ногами пола.

— Вы кто? — удивленно спросил Мишель. Ребятишки были чумазыми и в каких-то дырявых лохмотьях. Правда, на руке одного из них отблескивал золотой перстень.

— Дяденьки, дяденьки, отпустите Христа за ради! — причитали, плакали, дергаясь в лапах Паши-матроса, испуганные до полусмерти ребятишки. — Бо-ольно, дяденьки-и!..

— Поставь их, — попросил Мишель. Притихшие пацаны с уважением глядели на матроса, который вознес их, будто пушинки.

— Что вы здесь делаете? — вновь спросил Мишель.

— Живем, — ответили мальчишки.

— Долго?

— Почитай, всю зиму и весну тоже, — ответил тот, что постарше.

— А родители ваши где?

— От тифу померли. И мамка, и папка. Все... Беспризорные, значит... Много их теперь появилось в Москве, в Питере и других больших городах, куда гнали их из вымирающих деревень отчаяние, голод и надежда.

Послышалось смутное шуршание, и из квартиры тихо выступила тень. Это была такая же чумазая, как пацаны, такая же худая и в таких же лохмотьях девочка.

Она вышла и тихо встала подле стены.

— А это кто? — указал на нее Мишель.

— Сестренка наша. Младшая, — мрачно ответил мальчишка, тот, что постарше.

И недовольно глянул на девочку, отчего та сжалась в комок и зашмыгала носом.

— Чего ты вылезла-то, дура? Сказано ведь было — под кроватью тихонько сидеть!

— Там темно и страшно, и мыши шуршат, — испуганно округлив глаза, сообщила девочка.

У Мишеля защемило сердце.

А солдаты ничего, они равнодушно глядели на беспризорников. Их таким было не удивить, они и хуже на фронте видали.

— Все, что ли? — поинтересовался Мишель.

— Ага... Ванька ишо был, да только он зимой помер.

— И где он теперь?

— Незнамо где, — виновато пожали плечами мальчишки. — Мы его в сугроб зарыли, как он пахнуть стал, туточки, во дворе. А опосля не нашли.

Сколько-то таких, как таять начало, мертвецов, младых и старых, раскрыла весенняя капель...

— Ух, шайтан! — замахнулся было на ребятишек дворник. Девочка шустро забежала за спины мальчишек, которые насупились и сжали кулаки, готовые драться и кусаться. Ну чисто — волчата.

— Оставьте их! — прикрикнул Мишель. Дворник испуганно отступил.

— Откуда это у вас, — указал Мишель на перстень.

— Там взяли, — кивнули на открытую дверь мальчишки.

В золотой перстень был вправлен большой бриллиант.

В самой квартире был бедлам — все истоптано, изгажено и замусорено. На кровати в спальне свалено тряпье, которым беспризорники укрывались. Из помойных тряпок выглядывал угол засаленной бобровой шубы.

— Шубу тоже здесь нашли?

— Ага, туточки. Теплая она!

— А еще чего нашли? Мальчишки потупились.

— Ложки и еще эти... куда стаканы были воткнуты.

— Подстаканники?.. Продали?

— На толкучке на картошку сменяли.

Мишель огляделся. Квартира была богатая — на стенах висели картины, на первый взгляд все подлинники, коим цены не было. Да и шуба, и кольцо не одну тысячу стоили. А они подстаканники воровали...

— Кто здесь жил?

— Так хозяин! — почтительно ответил дворник. — Его это квартира. Купца первой гильдии Анциферова!

Богато жил купец, на большие тыщи! Кои теперь будут, как бесхозные, национализированы и перейдут в пользу государства.

Дверь закрыли, накрепко забили гвоздями и опечатали, дабы вернуться и, составив опись, погрузить все ценности на подводу. Но не теперь — чуть позже, как весь дом обойдут, чтобы все разом и вывезти.

— А пацанов куда? — спросил Паша-матрос.

— Пока с собой возьмем. А после...

Куда их после-то?.. Не домой же вести. Всех сирот ни дом, ни сердце не вместит.

— Их в милицию сдадим.

При слове «милиция» мальчишки прыснули в стороны, попытавшись сбежать, но кочегар поймал их за шкирку, тряхнул для порядку и поднес к шмыгающим носам свой внушительный, который был поболе их голов, кулак.

— Коли еще побегете — пришибу! — добродушно пообещал он. Мальчишки как зачарованные глядели на громадный матросский кулачище и уже не пытались никуда бежать.

— Пошли дальше, — приказал Мишель.

— Я дале не пойду, — вдруг заупрямился дворник. — Мне теперича двор мести надоть...

Хоть видно было, что двор с зимы не мели и не чистили.

Не понравилось это Мишелю. А чем — он сперва не понял.

— Нет уж, любезный, вы с нами пойдете! — твердо сказал он. — Мы теперь все пустые квартиры обойти должны, а после, как опись сделаем, вы под ней роспись поставите.

— Не-а, — замотал головой дворник. — Не могу я. Я грамоте не обучен.

— Значит, крестик нарисуете!

— Помилосердствуй, барин, отпусти! — заорал, запричитал дворник, бухаясь на колени.

А чего причитать-то, чего бухаться?..

— А ну — ходи, коли велено! — рявкнул Паша-матрос, слегка толкая дворника вперед, отчего тот стремглав побежал по лесенке, заплетаясь ногами.

Почему дворник просил отпустить его, стало ясно скоро. В квартире на четвертом этаже кто-то тихо дышал в замочную скважину. Никак опять беспризорники?

— Откройте, не то дверь высадим! — предупредил Мишель.

Но ему не вняли.

— Ломай, — приказал он.

Паша-матрос, отступив на шаг, толкнул дверь плечом, отчего та, легко сорвавшись с защелки, распахнулась во всю ширь с пушечным грохотом. За дверью кто-то громко охнул и кулем свалился на пол. Видно, это он слушал в замочную скважину, отчего ему так досталось.

— Вот чумовой! — хмыкнул Паша-матрос.

И тут же навстречу ему из тьмы квартиры бухнул выстрел, и в противоположную стену лестничной клетки ткнулась пуля.

Кочегар отпрянул в сторону, открывая пустой проем двери, и в лицо Мишелю глянуло дымящееся револьверное дуло...

В самую-то душу глянуло!..

Дата добавления: 2015-08-21