|
Читайте также: |
Выписка из стенограмм министерского советника Генриха Гейма, сделанные доктором Генри Пикером
21.07.1941, понедельник, ночь
«Волчье логово» [1]
В сущности, мы должны быть благодарны иезуитам. Не будь их – кто знает, смогли бы мы в архитектуре перейти от готического стиля к легким, открытым и ясным композициям эпохи контрреформации. В отличие от Лютера, стремившегося вновь пробудить в душах князей церкви, погрязших в мирских делах, утраченную ими мистическую веру в таинства, иезуиты апеллировали к чувственности.
При этом в намерения Лютера вовсе не входило заставить человечество следовать букве Святого Писания; целый ряд его высказываний свидетельствует о неприятии им Писания, ибо ему там далеко не все нравилось.
В протестантских странах тоже сжигали ведьм, в то время как в Италии такое случалось крайне редко. Южане вообще гораздо терпимее в вопросах веры. Француз тоже свободно расхаживает в церкви взад-вперед, а у нас стоит лишь не преклонить колени, как уже рискуешь привлечь к себе внимание.
С другой стороны: Лютер осмелился восстать против Папы и всей церковной системы! Это была первая революция!
А своим переводом Библии он создал общепризнанный канон немецкого языка, заменив им наши диалекты, то есть сделал его символом воплощения характера и духа единой нации.
Бросается в глаза, сколь схожи пути развития Германии и Италии. Создатели итальянского и немецкого языков – Данте и Лютер – противостояли всемогущему Папе.
Нации объединил вопреки династическим интересам один человек. Они стали единым народом вопреки желанию Папы.
При встречах с дуче я всегда испытываю особую радость; он грандиозная личность. Самое удивительное, что он в то же время, что и я работал на стройке в Германии. Безусловно: моя программа написана в 1919 году, тогда я еще ничего о нем не знал. Наши учения отнюдь не заимствовали друг у друга духовные основы, но каждый человек есть продукт как своих, так и чужих идей. И нельзя сказать, что события в Италии не оказали на нас никакого влияния. Без черных рубашек, возможно, не было бы и коричневых. Поход на Рим в 1922 году был одним из переломных моментов в истории. Уже сам факт, что такое вообще возможно, послужил нам хорошим стимулом. (Через несколько недель меня принял министр Швейер[2], в противном случае он бы никогда этого не сделал.)
Если бы марксисты одолели Муссолини, не знаю, смогли бы мы выстоять. Национал-социализм был тогда растеньицем со слабыми корнями.
Смерть дуче была бы величайшим несчастьем для Италии. Кто прохаживался с ним по залам виллы Боргезе[3] и видел его голову на фоне бюстов римлян, тот сразу почувствовал: он один из римских цезарей! В чем-то он прямой потомок великих людей той эпохи.
При всех их слабостях итальянцы нам во многом симпатичны[4]. Италия – родина идеи государственности, ибо единственным подлинно великим государством была лишь Римская империя. Музыкальность народа, его чувство красоты и пропорции, красота этих людей! Возрождение – это заря нового дня, когда ариец наконец смог обрести себя.
А события нашей истории, происходившие на итальянской земле! У кого нет чувства истории, тот подобен глухому или уроду. Жить он может, но разве это жизнь?!
Колдовское очарование Флоренции и Рима, Равенны и Сиены или Перуджи, а как прекрасны Тоскана и Умбрия! Любой дворец во Флоренции или в Риме гораздо ценнее всего Виндзорского замка. Если англичане разрушат Флоренцию или Рим, они совершат преступление. А вот Москвы не жаль[5], и, к сожалению, Берлин в его нынешнем виде тоже не великая потеря.
Я видел Рим и Париж[6]. Признаться, в Париже, за исключением, может быть, Триумфальной арки, нет шедевров в стиле Колизея, Замка ангела или, скажем, Ватикана; общественные здания превосходят индивидуальные постройки. Что-то всегда нарушает композицию парижских строений, будь то «бычьи глаза»[7], которые явно не к месту, когда смотришь на здание в целом, или фронтон, который подавляет фасад. Когда я сравниваю античный Пантеон с парижским – какая же у него ужасная конструкция! А скульптуры! Все, что я видел в Париже, оставило меня равнодушным, в Риме же, напротив, я был просто потрясен увиденным.
Когда мы принимали дуче у себя[8], то полагали, что все было просто великолепно; но наша поездка по Италии, прием, который нам там устроили (пусть даже церемониал отличался излишней старомодностью), поездка на Квиринал – все было как-то совсем иначе.
Неаполь, если не считать средневековых замков, мог бы вполне сойти за южноамериканский город. Но двор в замке, какие изумительные пропорции, как все продумано, как одно сочетается с другим! Моя мечта – безвестным художником приехать сюда и просто бродить здесь. А вместо этого: тут отряды, там отряды, да еще дуче, которого хватает самое большее на три картины; так я из картин ничего и не увидел.
Думаю, что Сицилия тоже чудесное место.
22.07.1941, вторник, ночь
«Волчье логово»
Англичанин превосходит немца своим чувством собственного достоинства. Оно есть лишь у того, кто имеет возможность повелевать людьми.
Повсюду в мире трудятся немцы, не получая, однако, за свой труд должного вознаграждения. Их достижения признаются, но они живут только своим трудом и поэтому достойны лишь жалости в глазах тех, кто зарабатывает на них.
Чем же объясняется тот факт, что вплоть до самой мировой войны к немцу в англосаксонских странах относились весьма недоброжелательно?
Примерно в 1870 году у нас произошел колоссальный прирост населения. В результате ежегодно вынуждено было эмигрировать от 200 000 до 300 000 человек[1]. Противостоять этому можно было лишь путем вовлечения этих людей в трудовой процесс. Производились тогда исключительно изделия из такого немецкого сырья, как уголь и руда. Но Англия до поры до времени полностью удовлетворяла спрос на изделия из этого сырья. Англичане по обыкновению предъявляли очень высокие требования к качеству, чтобы соответственно установить высокую цену. И тому, кто хотел заняться этим делом, не оставалось ничего другого, как попытаться сбить монопольную цену.
Благодаря упорству и трудолюбию мы наладили выпуск товаров массового спроса. Они отличались дешевизной, но не обладали качеством английских изделий: мы были новичками и еще не знали всех секретов производства. И на Всемирной выставке в Филадельфии в восьмидесятые годы[2] немецкая продукция получила оценку «дешевая и плохая». Однако постепенно образовались три отрасли, в которых труд наших людей давал более эффективные результаты, чем труд англичан: химическая промышленность, главным образом фармацевтическая, изготовление красителей и, уже накануне мировой войны, получение азота из воздуха; изготовление электрических приборов и оптических инструментов. Англия настолько остро почувствовала конкуренцию, что бросила на борьбу с нами всю свою мощь. Но их товарам не помогли ни такие меры из области торговой политики, как льготный таможенный тариф и межгосударственные договоры, ни фабричная марка «Сделано в Германии».
Идеал англичанина – викторианская эпоха: ему были подвластны бесчисленные миллионы жителей колоний и 35 миллионов в собственной стране. Для сравнения: среднее сословие составляло 1 миллион человек, да еще 1000 господ-бездельников, пользовавшихся плодами чужого труда. Для этого английского правящего слоя превращение Германии в великую державу было величайшим несчастьем. По сути дела, наш экономический подъем уже решил судьбу Англии, и в будущем Британская империя сможет выстоять лишь при поддержке Германии.
Я уверен, конец войны положит начало прочной дружбе с Англией. Мы будем жить с ними в мире. Предпосылка – нокаут, который англичанин должен получить от того, кого обязан уважать: необходимо искупить позор 1918 года.
Когда я спрашиваю себя, сможем ли мы противостоять опасностям жизни в довольстве, которые угрожают погубить Англию, то ответ может быть только один: да. И именно поэтому я так забочусь об искусстве. На той стороне Ла-Манша культура, равно как и спорт, – привилегия аристократов, и ни в одной стране не ставят так скверно Шекспира, как в Англии. Они любят музыку, но музыка не любит их. И нет у них истинно крупных мыслителей. А разве основную массу народа интересует Национальная галерея? Реформация у них в отличие от немецкой родилась не в муках совести, а была вызвана исключительно государственными соображениями. В Байройте можно встретить больше французов, чем англичан. У них нет оперы и нет театра, в котором работали бы так, как в любом из сотен немецких театров.
И все же я познакомился со многими англичанами, достойными уважения. Но даже тех, с которыми мы вели официальные переговоры, никак нельзя назвать мужчинами. И все же это тот народ, с которым мы можем заключить союз.
01.08.1941, пятница, ночь
«Волчье логово»
От меня постоянно требуют, чтобы я сказал похвальное слово бюрократии. Но я не могу этого сделать.
Разумеется, в нашем аппарате работают чистые, неподкупные чиновники, аккуратные и очень педантичные. Но: аппарат слишком заорганизован и штаты кое-где чрезмерно раздуты. И еще: никого не интересует конечный результат, никто не стремится получить под свое начало определенный участок и отвечать только за него, все зависят друг от друга. И потом, они вечно цепляются за свои кресла. За исключением одного рода войск[1], у нас в вермахте больше самостоятельности и меньше казенщины, чем в гражданских учреждениях! И это при мизерных окладах военных.
А этот идефикс: законодательство может быть лишь единым для всей территории рейха. А почему бы не разработать проект указа лишь для части рейха? Но для них единство рейха – это: лучше плохо, но для всей его территории, чем хорошо, но не для всей. Главное, чтобы руководство было в курсе деятельности аппарата и держало в руках все нити.
В вермахте высшая награда полагается тому, кто вопреки приказу, по собственному разумению, своими решительными действиями спас положение. В аппарате же любое нарушение предписаний может стоить головы: здесь он не допустит никаких исключений. Поэтому чиновникам не хватает мужества взять на себя всю ответственность.
Радует лишь то, что под нашей властью (в ходе этой войны) постепенно оказался целый континент. И уже из-за разного положения солнца над различными его частями невозможно никакое «единообразие». Мы вынуждены управлять округами размерами от 300 до 500 километров, имея в распоряжении лишь небольшую кучку людей. Естественно, полиция вынуждена там свободно обращаться с пистолетом. Люди партии сделают все как надо.
За науку приходится платить: злоупотребления неизбежны. Ну и пусть, если только мне через 10 лет доложат: «Данциг, Эльзас, Лотарингия онемечены, но при этом в Кольмаре выявлено 3 и 4, а там-то и там-то 5 и 10 случаев злоупотребления». Мы готовы примириться с этим, лишь бы только не потерять провинции. Через 10 лет в нашем распоряжении окажется отборный человеческий материал, о котором мы будем знать: для этой цели мы возьмем того, для другой – другого, если для выполнения определенных новых задач потребуются испытанные мастера.
Будет выведена новая порода людей, истинных повелителей по своей натуре, которых, конечно же, никак нельзя будет задействовать на Западе: вице-королей[2].
02.08.1941, суббота, полдень
«Волчье логово»
Неудивительно, что самой мощной опорой коммунистов была Саксония и что мы далеко не сразу смогли привлечь саксонских рабочих на свою сторону, как, впрочем, и то, что теперь они считаются вернейшими из верных: тамошняя буржуазия отличается тупостью и косностью.
В глазах представителей саксонской экономики мы тоже были коммунистами. Кто выступал за социальное равноправие широких масс, тот был для них большевиком. Даже представить себе невозможно, как саксонцы оскверняли родной очаг. Там была такая же плутократия, как сейчас в Англии. В Саксонии вермахт установил, что шла постепенная деградация человеческого материала.
Я никогда не попрекну какого-нибудь маленького человека в том, что он был коммунистом. Попрекать в этом можно только интеллигента; для него беды народные были лишь средством для достижения определенной цели. Стоит приглядеться повнимательнее к этому бюргерскому отребью, как вас от негодования сразу бросит в жар. Для массы просто не было другого пути. Рабочий не имел возможности проявить свои патриотические чувства: ни на открытие памятника Бисмарку, например, ни на торжественный спуск кораблей на воду никогда не приглашали делегацию рабочих; куда ни кинешь взгляд – одни цилиндры да мундиры. Для меня теперь цилиндр символизирует буржуазию.
Нет ничего приятнее, чем листать старые номера «Вохе»[1]. Могу только сказать, что все это надо изучать: при спуске кораблей на воду – одни цилиндры и после революции тоже; народ нужен исключительно для того, чтобы на его фоне их высочества и их величества могли продемонстрировать себя.
Кайзер как-то раз[2] принял делегацию рабочих; он лишь наорал на них и сразу предупредил, что лишит их своей милости. На окружных собраниях делегатам достаточно было только изложить его речь. Ну а в войну уже было слишком поздно.
С другой стороны, представители буржуазии были слишком трусливы и не осмелились вонзить кинжал в сердце социал-демократии. Бисмарк намеревался это сделать; социальное законодательство в сочетании с последовательной репрессивной политикой – таким путем в течение 20 лет можно было бы достичь цели.
Тельман[3] – типичный маленький человек, который и не мог действовать по-другому. Самое скверное в нем то, что он не так умен, как, к примеру, Торглер[4]. Он очень недалекий человек. Поэтому Торглера я отпустил, а Тельмана – нет, и не из мести, а потому, что он опасен. И как только с той страшной угрозой, которую таит в себе Россия, будет покончено, пусть себе идет куда хочет.
Социал-демократов мне незачем было сажать за решетку[5], ни одно иностранное государство не могло стать им оплотом в их подрывной деятельности.
Пакт с Россией[6] не мог побудить меня по-иному отнестись к внутреннему врагу. Но сами по себе коммунисты мне в тысячу раз симпатичнее того же Штархемберга[7]. У них здоровые натуры, и, побудь они подольше в России, наверняка бы вернулись домой исцеленными.
02.08.1941, вечер
«Волчье логово»
Если какая-нибудь страна, подобно России, отгораживается от всего мира, то лишь с целью лишить своих граждан возможностей для сравнения.
Сталин установил в Балтии большевизм потому, что солдаты его оккупационной армии были бы просто ошарашены, сравнив тамошнюю жизнь со своей. Сперва он этого не хотел.
Мы намерены так преобразовать Германию, чтобы тот, кто к нам придет, избавился от своих прежних взглядов. Но я никому не хочу навязывать национал-социализм. Если некоторые заявляют, что они хотят остаться демократами, ладно, пусть в любых обстоятельствах остаются либеральными демократами. Французы, например, должны сохранить свои партии; чем больше у них будет социал-революционных движений, тем лучше для нас. Мы сейчас действуем правильно, именно так и надлежит поступать; многие французы вовсе не жаждут, чтобы мы покинули Париж. Из-за своих связей с нами они не вызывают доверия в Виши; в свою очередь в Виши из-за страха перед революционными движениями, в общем-то, благосклонно относятся к тому, что мы в Париже.
В своем стремлении к развитию нашей экономики мы не должны забывать о необходимости приумножить поголовье скота. Далее, очень важно владеть 400 000 гектарами каучуковых плантаций[1] для удовлетворения наших потребностей.
Из-за того, что у нас властвует частнокапиталистический интерес, мы лишь едва приступили к использованию водной энергии. Энергией крупных гидроэлектростанций в первую очередь пользуются крупные получатели, химическая промышленность и так далее. Впрочем, достойны поощрения и те, кто использует каждую лошадиную силу так, как когда-то ее использовали на наших мельницах. Вода течет себе и течет, нужно лишь устроить каскад, и все будет как надо. Если запасы угля когда-нибудь подойдут к концу, то с водой такого не произойдет. Тут вообще нужен другой подход. Надо строить каскад за каскадом, используя любой, даже самый небольшой склон. И тогда вода будет стекать равномерно. И ее можно будет использовать абсолютно надежно. Метод Фишера – одно из самых гениальных изобретений.
Норвегия станет у нас центральной электростанцией для Северной Европы. Тем самым норвежцы наконец-то выполнят свой долг перед Европой. Относительно Швеции я еще не решил. В Финляндии, к сожалению, это не получится.
Если бы во всех наших городах применяли разработанный в Мюнхене метод по использованию сапропеля (благодаря ему на 12 процентов была удовлетворена обычная потребность Мюнхена в газе), то мы свершили бы великое дело. В Велской пустоши обнаружены залежи природного газа: им топят в городе Велсе. Не удивлюсь, если однажды там откроют нефтяное месторождение.
Но совершенно очевидно, что будущее за водой, ветрами и приливной энергией. Топить будем, вероятнее всего, водородом.
09.08.1941, суббота
«Волчье логово»
Нормы кодекса офицерской чести в последние дни неоднократно были предметом обсуждения во время застольных бесед Гитлера с генералами. В результате главнокомандующий сухопутными войсками[1] составил перечень этих норм, который приводится ниже.
По словам главнокомандующего сухопутными силами, его побудило к этому то обстоятельство, что, как недавно выяснилось, в вермахте отсутствуют четкие представления об офицерской чести. Это обусловлено тем, что война размыла и сместила все понятия о ней, а также значительным увеличением численности офицерского корпуса и омолаживанием командных кадров. И хотя мы исходим из того, что такого рода явления следовало ожидать, все равно надлежит своевременно принять необходимые контрмеры, дабы не был причинен ущерб всему офицерскому корпусу.
(Ознакомление с разработанными с учетом особых потребностей офицерского корпуса правилами поведения допускается в доверительном порядке. От использования их в партийной работе следует воздержаться.)
(Обсуждено Гитлером с Кейтелем, проинформирован Борман.)
Офицер обязан не только образцово выполнять свои непосредственные обязанности. Он должен также служить всему народу примером благородного образа мыслей и истинно германского образа жизни.
Высшей моральной нормой для немца является честь. Поэтому хранить ее – высший долг офицера. Уровень его личности и степень уважения к нему определяются тем, насколько развито у него чувство чести, и отсутствием своекорыстных побуждений. Смысл воспитательного воздействия в том, чтобы он еще более укрепился в этой позиции и сделал для себя более глубокие выводы.
Засим я излагаю следующие нормы поведения:
Любовь к фюреру, народу и отечеству превыше всего. Поэтому офицер обязан четко отделить себя от тех, кто стоит в стороне от германского пути и борьбы. Он обязан с твердой верой в победу быть рядом с теми, кто робок и малодушен. Его близкие должны придерживаться тех же убеждений, что и он. Если, к примеру, супруга офицера позволяет себе высказывания, которые могут повлечь за собой уголовное наказание за «подстрекательство»[2], то это никак не делает ему чести.
Офицер как образцовый представитель руководящего слоя германского народа и в этой войне доказал, что гибель на «поле чести» есть для него исполнение высшего солдатского долга.
Но и повседневные обязанности зачастую требуют храбрости, и иной раз бойцу, проявившему стойкость в боях с врагом, недостает именно гражданского мужества. Не бояться ответственности за свои ошибки и упущения, обсуждать неприятные или даже постыдные для себя темы и делать надлежащие выводы, отстаивать, разумеется, в уважительной форме свое мнение перед командиром, если того требуют интересы сообщества или долг, преодолевать все препоны, добиваясь исполнения признанного правильным решения, вести борьбу с собственными слабостями и недостатками – это также требует стойкости и мужества.
Верность – это значит до конца исполнять свой долг.
Верность – это забота о подчиненных. Тот, кто в первую очередь заботится о собственных удобствах и о собственном обеспечении, кто не желает оказать своим солдатам помощь делом и советом в их нуждах и повседневных заботах, кто требует от них стойко переносить лишения, но сам отнюдь не намерен делить с ними все тяготы, тот нарушает принцип верности своему долгу.
Верность – это чувство товарищества. Товарищество же – это не только веселая компания, это еще и верность друг другу в беде и опасности. Товарищество – это самоотверженность и жертвенная готовность прийти на помощь как в бою, так и в повседневной жизни.
Верность – это уважение к нашей великой истории. Судить о прошлом подобает лишь тому, кто своими достижениями завоевал на это право.
Офицер должен всегда держать слово. Уже из уважения к себе он обязан быть хозяином своего слова. Никто не смеет усомниться в его честном слове.
Неискренность есть признак нехватки мужества, и поэтому она затрагивает честь офицера. Для суда офицерской чести тот, кто неискренне ведет себя, и тот, кто небрежно дает показания, пятнают свою честь. Ложь из соображений личной выгоды на суде офицерской чести есть признак бесчестного образа мыслей.
Выполнять свой долг означает самоотверженно служить всему обществу. Скромность, высокая требовательность к себе и постоянная готовность пожертвовать собой – вот необходимые предпосылки для пользования теми привилегиями, которые полагаются в соответствии со званием и служебным положением. Поскольку офицер днем и ночью должен заботиться о своем подразделении, поскольку он несет ответственность за жизнь каждого из своих солдат, поскольку круг его обязанностей гораздо шире, а сами они несравнимо более тяжелые и поскольку он последним в месте расположения своей части отходит ко сну, то ему, к примеру, полагается отдельное помещение и денщик.
Какого бы то ни было рода чрезмерные привилегии несовместимы с нормами кодекса офицерской чести и подрывают репутацию офицера.
Любая война опасна уже тем, что слабохарактерный человек может на ней в какой-то степени превратиться в ландскнехта. Появляются такие качества, как неумение сдерживать себя, эгоизм, бахвальство и тщеславие. Тот, кто не может совладать с собой и умерить свои притязания, кто хвастается своими подвигами и стремится принизить заслуги других, чьими поступками движет исключительно жажда отличий и наград, кто распускает слухи, желая похвалиться «хорошими связями», тот теряет уважение окружающих, которое они оказывают лишь людям с благородной душой. Благородство души предусматривает рыцарственность в мыслях и делах, то есть скромность, сдержанность, отсутствие карьеризма и зависти. Кодекс чести требует от офицера свято хранить в себе эти качества, особенно в условиях войны.
Любая женщина вправе требовать от мужа уважительного отношения к своей чести, за исключением тех случаев, когда она из-за своего недостойного поведения, преступлений и прочих безнравственных поступков сама утратила на него право. Уважение к чести женщины несовместимо с расспросами о ее личной, частной и особенно семейной жизни.
Брак как основа семьи есть залог жизни и будущего народа. Сохранение в чистоте его устоев есть нравственный долг. Офицер, который уже в силу своего знания и положения является представителем руководящего слоя, через безупречное поведение обязан стать как бы эталоном нравственности и стремиться претворить в жизнь этот принцип в своей семье. Прелюбодеяние и разрушение чужой семьи есть осквернение чести, а измену собственной жене следует в общем и целом дополнительно квалифицировать как вероломство. Измена жены обязывает супруга во имя защиты чести своего дома призвать обидчика к ответу.
Честь подвержена нападкам извне. Любое оскорбление и любое сомнение в благородном образе мыслей затрагивают честь, за исключением тех случаев, когда оскорбителем выступает человек, не отвечающий за свои поступки или же признанный неполноценным.
На оскорбление действием офицер обязан ответить немедленно и тем самым предотвратить все попытки повторно оскорбить его. Кроме того, в данном случае следует подать в суд, как и при прочих оскорблениях, обидах и тому подобных покушениях на честь, например на супружескую честь, а также рапорт командиру. Тот в свою очередь обязан в случае, если обидчик сам не пожелает пойти навстречу законному требованию оскорбленного, стать посредником в вопросе о восстановлении попранной чести или же добиться какого-либо приемлемого для обеих сторон исхода.
Не следует поощрять вызовы на дуэль и прочие меры такого рода (например, развод).
Есть разница между понятиями «честь» и «поведение, достойное офицера». Под последним подразумевается поведение офицера в публичных местах (например, манера держать себя, внешний облик, дисциплинированность, форма одежды). К солдатской форме ни в коем случае нельзя относиться как к чему-то второстепенному. Командир обязан в воспитательных целях постоянно следить за ней. За нарушения виновные подвергаются наказанию в дисциплинарном или судебном порядке.
Испания.
Самые свежие отзывы, обзоры, красочные фотографии Испании на
redigo.ru • Татарстан
| 
Акция! Все книги по 59 руб
Более 100 книг всего по 59 руб. Доставка почтой, оплата по факту!
ksdbook.ru • Татарстан
|
begun
8 и 9.09.1941, понедельник, ночь
10.09.1941, полдень, вечер и ночь
«Волчье логово»
Английское самосознание зародилось в Индии. 400 лет тому назад англичане не имели даже представления о нем. Управлять миллионами приходилось с помощью лишь небольшой кучки людей. К этому их вынудили гигантские пространства Индии. При этом большую роль сыграла необходимость снабжать крупные опорные пункты европейцев продуктами и предметами потребления.
Имея в своем распоряжении только эту кучку людей, англичанам и в голову не могло прийти регламентировать жизнь новых континентов; англиканская церковь также не направляла сюда миссионеров[1]. Это имело свою положительную сторону, ибо жители дальних континентов видели, что никто не покушается на их святыни.
Немец же повсюду в мире возбуждал к себе ненависть, так как, где бы он ни появлялся, везде начинал всех поучать. Но народам это не приносило ни малейшей пользы; ведь ценности, которые он пытался им привить, не являлись таковыми в их глазах. В России отсутствует категория долга в нашем понимании. Зачем же нам воспитывать это чувство в русских?
При заселении русского пространства мы должны обеспечить «имперских крестьян» необычайно роскошным жильем. Германские учреждения должны размещаться в великолепных зданиях – губернаторских дворцах. Вокруг них будут выращивать все необходимое для жизни немцев.
Вокруг города в радиусе 30...40 километров раскинутся поражающие своей красотой немецкие деревни, соединенные самыми лучшими дорогами. Возникнет другой мир, в котором русским будет позволено жить, как им угодно. Но при одном условии: господами будем мы. В случае мятежа нам достаточно будет сбросить пару бомб на их города, и дело сделано. А раз в год проведем группу киргизов по столице рейха, чтобы они прониклись сознанием мощи и величия ее архитектурных памятников.
Восточные пространства станут для нас тем, чем была для Англии Индия. Если бы я мог втолковать немецкому народу, как они важны для будущего!
Колонии – весьма сомнительное приобретение. На здешней земле мы себя чувствуем гораздо увереннее. Европа – это не географическое понятие. Это проблема кровной близости.
Теперь понятно, как китайцам пришла в голову мысль окружить себя стеной для защиты от постоянных вторжений монголов. И как не пожелать, чтобы гигантский вал защищал бы новый Восток от среднеазиатских полчищ[2]. Вопреки всем урокам истории, которые гласят, что на хорошо защищенном пространстве начинается упадок сил. В конце концов, по-прежнему лучшая стена – это живая стена.
Если какая-либо страна и имеет право переселять своих граждан, то это именно наша, поскольку нам неоднократно приходилось проводить эвакуацию своих собственных сыновей: из одной только Восточной Пруссии было выселено 800 000 человек[3]. Насколько мы, немцы, чувствительны, видно хотя бы из того, что пределом жестокости для нас было освобождение нашей страны от 600 000 евреев[4], в то время как мы со спокойной душой восприняли как нормальное явление выселение наших братьев.
Дата добавления: 2015-08-21; просмотров: 91 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Шенно бесцельным для данного момента. К чему бередить едва зажившие ра- | | | Застольные разговоры Адольфа Гитлера за период с 21 июля 1941 года по 11 марта 1942 года 2 страница |