Глава 11. Сегодня у подполковника ФСБ Максимова был праздник, сегодня он получил ответ на один

Сегодня у подполковника ФСБ Максимова был праздник, сегодня он получил ответ на один из последних своих, посланных в Министерство обороны, запросов. На этот раз положительный ответ.

Вернее, формально получил не он, а Нижне-Вольский горотдел милиции, расследующий дело о злоупотреблениях, имевших место на одном из местных предприятий, выпускающем взрывчатые вещества для нужд армии и рудодобывающей промышленности. Повадились они, понимаешь, продавать местному криминалитету взрывчатку, маскируя недостачу “левыми”, выписываемыми на постоянных партнеров, накладными. И теперь милиции приходилось сводить баланс между тем, что написано в бумагах и что есть на самом деле.

Если бы подполковник написал запрос от себя — ему бы никто никогда не ответил. Не жалует армия Безопасность. А здесь подвоха не учуяли. И сообщили, что данная партия товара, обозначенного в складских документах как изделие ВВ-П-325, поступила в войсковую часть 02714, где хранилась в течение четырех недель и была передана в/ч 2617.

После чего стало возможно узнать фамилию ее командира. В/ч 2617 командовал генерал Крашенинников. Которого следовало допросить, но вряд ли возможно было допросить, если действовать от себя…

Подполковник Максимов обратился в Министерство внутренних дел к безотказному, как автомат Калашникова, другу Пашке.

— Опять трудности?

— Не без того. Мне нужно пригласить на допрос одного свидетеля. Но пригласить от твоего имени.

— А что же ты сам?

— Сам я могу послать повестку от своей организации. Которую они на дух не переваривают. А ты пошлешь от своей… Глядишь, они клюнут.

— Ну ладно, допустим, пошлю, а допрос ты где собираешься проводить?

— Естественно, в организации, которая послала повестку… — совершенно обнаглев, сказал подполковник.

— И все это, как всегда, за большое спасибо?

— Нет, на этот раз очень большое. И партию похищенного с воинских складов оружия, проходящее по ряду уголовных дел и предположительно хранящегося на территории части, которой заведует свидетель.

— Это другое дело…

В в/ч 2617 ушла повестка, где черным по серому было написано, что генерал Крашенинников должен явиться семнадцатого числа в кабинет номер семь к следователю по особо важным делам Тулину. А если не пожелает явиться добровольно, то будет доставлен в принудительном порядке нарядом милиции.

Генерал Крашенинников явился. Не потому, что испугался наряда милиции, просто привык серьезно относиться к казенным бумажкам.

— Вы следователь Тулин? — спросил он.

На самом деле следователь Тулин был не Тулиным и не следователем, а был подполковником Максимовым. Который сидел в казенном кабинете, за столом с синим инвентарным номером, в милицейской форме.

— Проходите, присаживайтесь, — показал он на стул. Генерал сел.

— Я предупреждаю вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Генерал кивнул.

— Вы командир войсковой части 2617?

— Так точно.

— Согласно имеющимся в распоряжении следствия документам, шестнадцатого апреля прошлого года вы получили в войсковой части 02714 партию изделия ВВ-П-325. Это соответствует действительности?

— Так точно. Получал.

— Вы передавали кому-нибудь изделие ВВ-П-325?

— Никак нет.

— То есть из ваших слов следует, что в настоящее время изделие ВВ-П-325 находится в вашей части?

— Никак нет, не находится.

— Тогда где оно?..

Следователь Тулин, он же подполковник Максимов, напрягся. Потому что знал, куда ушло изделие ВВ-П-325. По крайней мере, та его часть, которая была использована для изготовления адской машины, закамуфлированной под мобильный телефон, посредством которой был в туалете собственной квартиры взорван мелкий уголовник Хрипатый. Что связывало урку Хрипатого с боевым генералом и чем он тому помешал, было совершенно не понятно. Но могло стать понятно в ходе допроса. Могло стать понятно прямо сейчас.

— Где в настоящий момент находится полученное вами шестнадцатого апреля прошлого года специзделие ВВ-П-325?

— Часть у меня на складе.

— А другая часть?

— Другую мои люди должны были передать в подразделения действующей армии.

— В какие подразделения? Кому конкретно?

— Я же говорю — должны были. Но не передали. Караван попал под обстрел бандформирований, и весь груз был оставлен на месте боя. Возможно, его подобрали боевики или местные пацаны, они, знаете, любят копаться в военном барахле.

Система доказательств дала трещину. Если взрывчатку, которой разнесло на куски Хрипатого, нашли боевики, то все стрелки автоматически переводятся на них. Переводятся в никуда.

Подполковник занервничал.

— Мне кажется, вы слишком легко относитесь к подобного рода имуществу.

— На войне ко всему относятся легко. Даже к собственной жизни. Не говоря об имуществе. Или это для вас новость? Ах, ну да, вы же там не были, вы же все больше здесь…

— Здесь, между прочим, тоже убивают!

— Здесь не убивают, здесь — “мочат”. За “бабки”. А там гибнут за Родину. За то, чтобы кое-кто здесь, в тылу, мог задницей внеочередные звания выслуживать.

Следователь побелел.

— Но если вас так сильно волнует брошенное вооружение, то я могу подсказать пару адресов, где стоят бесхозные артиллерийские орудия. И танки. Правда, там постреливают… Танки вас интересуют?

— Меня интересует изделие ВВ-П-325, полученное вами…

— По нему я все, что знал, сказал. Если очень надо, могу представить копию акта. Лист бумаги найдется?

— Зачем лист?

— Акт написать.

— Мне кажется, вы не понимаете всей серьезности своего положения…

— Серьезное положение — это когда противник взял тебя в клещи, оседлав господствующие высоты, а ты внизу и у тебя осталось полрожка патронов и одна граната.

— Вы отказываетесь помочь следствию?

— Я ни от чего не отказываюсь, я даже готов предложить вам пятьсот тонн вполне исправных танков. Но вам почему-то более интересны граммы изделия ВВ-П-325.

Генерал наступал, потому что всегда наступал, даже будучи лейтенантом.

— От себя, без протокола, хочу посоветовать не лезть в дела, в которых вы не очень осведомлены.

— Это в какие такие дела?

— В дела армии. Лучше ловите своих уголовников. Генерал встал.

— Я могу быть свободным?

— Нет, не можете. Я думал, мы договоримся… Но раз так…

Следователь вытащил какую-то бумажку.

— Я задерживаю вас до выяснения всех обстоятельств дела.

И, выдержав паузу, добавил:

— И прямо сейчас, пока никто не знает о вашем задержании, мы отправимся в вашу часть, чтобы произвести выемку остатков специзделия ВВ-П-325 для проведения взрывотехнических и идентификационных экспертиз.

— На каком основании?

— На основании ордера на обыск, выданного районным прокурором.

— Боюсь, одного только ордера вам будет мало.

— А что нужно еще?

— Спецдопуск.

— Куда — на склад? Ведь ваша часть — склад, — усмехнулся подполковник.

— Не просто склад, а склад специмущества.

— А вот этого мне в ходе расследования установить не удалось. Не проходите вы в документах как “спец”, проходите как просто склад. Просто воинский склад.

Подловил подполковник Максимов генерала Крашенинникова, на ерунде подловил, на легенде прикрытия.

— Так что собирайтесь.

Следователь нажал кнопку. В кабинет вошел милиционер.

— Вызывайте машину и ОМОН.

ОМОН подполковник Максимов оплачивал сам, из своего кармана. Пашка обеспечил какой-то левый, на зачистку овощного рынка, вызов, а он выкатил пять ящиков водки и закуску. Омоновцы согласились. Часть поехала шерстить рынок, часть — поддержать “стволами” подполковника.

Генерала посадили на заднее сиденье машины между двумя дюжими оперативниками. В десяти метрах сзади пристроился автобус ОМОНа. Сквозь забранные мелкой сеткой окна смутно просматривались фигуры в бронежилетах и массивных, с забралами касках.

Движением командовал подполковник.

— Куда?

— Направо….

Теперь налево…

Прямо…

Через полчаса подъехали к воротам КПП.

— Прикажите поднять шлагбаум, — потребовал подполковник Максимов. Генерал не двигался.

— Вы хотите, чтобы мы применили силу?

К машине подошел боец с повязкой на рукаве. Заметил сжатого с боков командира, вопросительно взглянул на него.

Подполковник вытащил из кармана табельный “Макаров” и демонстративно передернул затвор.

— Пропусти, — приказал генерал. Шлагбаум медленно пополз вверх. Машины въехали на территорию части.

— Где у вас тут склады?

— Ищите, — пожал плечами генерал. Складов видно не было.

— Куда? — спросил водитель.

— Давай к штабу. Вначале изымем документацию…

Легковушка и автобус притормозили у крыльца. Навстречу выбежал дежурный по части. Он недоуменно смотрел на незнакомые, которые почему-то пропустили через КПП, машины.

— Выходите, — приказал подполковник Максимов.

Один из оперативников открыл, придержал дверцу. Генерал выбрался, встал возле машины. Дежурный шагнул ему навстречу, медленно потянув правую ладонь к фуражке.

— Стойте там, где стоите! — жестко сказал подполковник.

Он не раз бывал на задержаниях и знал, какой тон следует выбирать, чтобы осаживать случайных посторонних.

Дежурный по части остановился и так и остался стоять с застывшей на уровне плеча рукой.

Из окон второго и третьего этажей, где располагались учебные классы, привлеченные шумом, стали высовываться спецназовцы. Сверху они хорошо видели омоновцев, видели оперативников в гражданке и видели генерала.

— Что случилось? Что?..

Встретить серьезного сопротивления подполковник Максимов не опасался, и даже не потому, что за его спиной выскакивал из автобуса и разбегался по сторонам ОМОН, а потому, что за ним стояло государство со всем его могучим репрессивным аппаратом. По крайней мере, все так должны были считать. И конфликт с ОМОНом мог закончиться не только избиением дубинками и кирзовыми ботинками куда ни попадя, но и тюремным сроком.

— Еще раз прошу вас добровольно показать, где находится интересующий следствие материал.

Генерал стоял, в упор глядя на следователя. В глазах его не было растерянности и не было страха. Наверное, он действительно и не такое видел.

— Прошу вас пройти в помещение, — предложил подполковник и хотел подтолкнуть его в спину. Чтобы поторопить.

Но генерал, быстро развернувшись, перехватил его руку. И с силой сжал. Как в тисках сжал.

— Не надо… Руки распускать не надо, — напряженно сказал он. — Я пока не арестованный.

Подполковник попытался вырваться, но не смог. Он дергал рукой и чем дольше дергал, тем унизительней себя чувствовал и тем сильнее злился.

— Взять его, взять! — крикнул он. Несколько омоновцев, вскинув дубинки, побежали к генералу.

— Стоять! — рявкнул генерал.

Натасканные на командный голос омоновцы, на мгновение опешив, остановились.

— Давайте разойдемся миром, — предложил генерал. — Я приду завтра сам, приду со всеми документами.

— Никуда вы не придете, потому что уедете с нами, — рассвирепев, закричал подполковник. — Что вы встали — берите его. Он преступник!

Подбежавшие омоновцы попытались схватить генерала за руки и заломить их за спину. Но тот вырвался и ткнул одного из бойцов локтем в грудь, другого ударил затылком по лицу.

— Ах ты гад!..

С генералом перестали чикаться, огрев резиновой дубинкой по голове.

Пришедший в себя дежурный по части крикнул:

— В ружье!..

Все вокруг мгновенно пришло в движение. Из окон второго и третьего этажей разом вывалились несколько тел, шмякнулись на асфальт, отскочили от него, как мячики, перекувырнулись через головы и метнулись в сторону омоновцев. В руках у них хищно взблеснули штык-ножи.

Не тормозя, не раздумывая, какие это может иметь последствия, они выполнили приказ дежурного. На рефлекторном уровне выполнили.

Омоновцы, отшатнувшись назад, потянулись к автоматам. Но выстрелить не успели. Спецназовцы, подкатившись под ближних бойцов, пнули их по ногам и пнули под бронежилеты, с силой развернули к себе на мгновенье ослабевшие от боли тела, сунули под забрала касок, прижали к кадыкам остро заточенные клинки штык-ножей.

Омоновцы передернули затворы автоматов. Но стрелять не могли, потому что тогда бы им пришлось стрелять в своих.

На втором этаже, в противоположных по фасаду окнах, посыпались стекла и на железные подоконники вывалились стволы ручных пулеметов со свободно повисшими вниз сошками.

Характерно клацнули передернутые затворы.

Омоновцы растерянно теребили пальцами спусковые крючки автоматов, косясь на выставленные по флангам пулеметы и на своих плененных противником товарищей.

Спецназовцы злобно щерились и подрезали на шеях плененных кожу, наглядно, кровавыми подтеками, демонстрируя свою готовность перерезать горла жертвам от уха до уха.

В любую следующую секунду у кого-нибудь могли не выдержать нервы и мог начаться бой.

— Отставить! — что было сил заорал генерал Крашенинников. — Всем отставить! “Стволы” в землю!

Он был весь в крови и был страшен.

Омоновцы, мгновенье посомневавшись, опустили автоматы.

Спецназовцы отодвинули от кадыков ножи.

— Предлагаю разойтись миром. Пока еще можно миром, — сказал генерал. — Порядок будет таков: один — против одного Один милиционер отходит к автобусу, один спецназовец к казарме. Первая пара!

Спецназовец убрал нож и, пятясь и не спуская глаз с противника, отошел к крыльцу. Омоновец с удовольствием пошел в сторону автобуса.

— Теперь остальные…

Честный размен страховали пулеметчики.

— Значит, так, — повернулся генерал к подполковнику Максимову. — Наверное, вы захотите приехать сюда еще раз, если вы надумаете это сделать, то я не гарантирую, что не случится нечто подобное. Или даже худшее, потому что теперь мы будем готовы к встрече. Вы можете согнать сюда дивизию внутренних войск, и они, наверное, возьмут верх, но с вас за такую кровь снимут погоны, а может быть, и голову. Если я вам нужен — я к вам приеду. Если нужны какие-нибудь документы, я привезу документы. А устраивать такое, — показал генерал взглядом вокруг, — устраивать маленькую гражданскую войну — не стоит. Мне кажется, это очень разумное предложение. И хочу надеяться, что все с ним согласны.

Все были согласны. Кроме, может быть, подполковника Максимова. А более всех — бойцы ОМОНа, которые сообразили, в какую авантюру и всего-то за пять ящиков водки они вляпались. Да в сто раз проще те же пять ящиков выколотить дубинками из черных, где-нибудь на первом встретившемся на пути базаре. А тут чуть не зарезали!

Омоновцы быстро, возможно, даже быстрее, чем когда выскакивали, забрались в автобус и, не дожидаясь машины с оперативниками, покатили к КПП.

Оперативники себя тоже долго уговаривать не заставили.

— Поехали, поехали, — тянули они за собой следователя.

Подполковник Максимов злобно взглянул на генерала Крашенинникова и сел в машину.

— Мы еще встретимся! — многозначительно сказал он. Как только машины выехали за пределы части, генерал скомандовал общее построение.

— Первая рота, строиться!

— Вторая рота, строиться!..

Кричали, погоняли бойцов командиры. Часть прямоугольниками подразделений замерла на плацу.

— Все? — громко спросил генерал.

— Так точно, все, кроме боевого охранения.

— Значит, так, сынки — отсюда мы уезжаем. Прямо сейчас и уезжаем. На сборы два часа. Все, что сможем, — забираем с собой, что не сможем — подлежит уничтожению. Первая и вторая роты отвечают за погрузку. Третья рота обеспечивает приборку и маскировку. Всем все ясно?

— Так точно!

— Тогда с богом, сынки…

Когда через день подполковник Максимов снова прибыл в часть, он ее не узнал. Потому что это была совсем другая часть, совсем не та, что он видел несколько десятков часов назад. Полуразвалившиеся, с выбитыми стеклами и снятыми или рассроченными рамами окна, покосившиеся, висящие на одной петле двери, разбитые, частично разобранные заборы, какие-то обломки и обрывки на каждом шагу — полное запустение. Как будто здесь давным-давно никого не было.

— Что это? — спросил вылезший из машины районный прокурор. — Вы же говорили, там воинская часть, люди, оружие.

— Но они были здесь, день назад были!

— Здесь?!. Это же руины!

Вы, наверное, что-то перепутали. Может, та часть в другом месте?

— Я что, идиот? — вспылил подполковник. — Я был позавчера здесь! Был! И разговаривал с бойцами!

Прокурор пожал плечами и сел обратно в машину.

Осматривать территорию смысла не имело, и так было ясно, что там нет ни единой живой души. И что уже много лет нет. Только зря сюда приехали…

Подполковник понял, что опоздал.

На посланный им в Министерство обороны очередной запрос он получил ответ, что воинская часть, квартировавшая по указанному адресу, расформирована три года назад, а недвижимый фонд списан с баланса армии. Возможно, кто-то занял пустующие помещения, но за это Министерство обороны никакой ответственности не несет, так как к этим помещениям отношения уже не имеет.

Что же касается генерала Крашенинникова, то да, такой был, но был уволен из рядов Вооруженных Сил, и, где находится в настоящее время, неизвестно…

На чем возможности подполковника Максимова исчерпались. Продолжать заниматься самодеятельностью дальше было нельзя. Попросту опасно! Он и так уже таких дров наломал… Остается сделать вид, что ничего не было, ни взрывающихся мобильников, ни без вести пропавшего капитана Егорушкина, ни наездов на предпринимателей… ничего. Все забыть и спустить дело на тормозах…

Нет, забыть вряд ли удастся — круги по воде уже разошлись, и рано или поздно они дойдут до начальства. После чего его вызовут на ковер, и придется оправдываться.

Нет, это не подходит.

А если выйти на них сейчас? То… То, конечно, тоже схлопочешь, но уже по другой статье — за чрезмерное служебное рвение. А там как повезет…

Похоже, придется сдаваться. Тем более что другого выхода не осталось. Теперь — не осталось!

Подполковник пододвинул к себе чистый лист бумаги, написал в верхнем правом углу должность, звание и фамилию непосредственного своего начальника, написал свои звание, фамилию и инициалы, перенес ручку на середину листа и крупно, с нажимом вывел слово — Рапорт.

И все, и будем считать, что пути отступления отрезаны, что мосты сожжены!..

Дата добавления: 2015-08-21