В поисках Неверленда

Глория Берлин

Можете себе представить, как вы берете своего сына с собой в прачечную, и пока вы занимаетесь стиркой, он начинает танцевать, петь, развлекать всех присутствующих, а они аплодируют и поют вместе с ним? Невероятно! Именно этим занимался Майкл Джексон, когда был ребенком. Он развивал свой талант, когда танцевал и пел под любой ритм, который слышал, даже под ритм работающей стиральной машинки. Майкл был рожден, чтобы стать звездой.

Я все еще помню Майкла-тинейджера, как он стоял рядом со своей матерью, Кэтрин, и стучал в нашу дверь на 3747 Sapphire Drive. Его семья недавно переехала в Энчино, Jackson 5 были просто мега-популярны. Мать и сын принесли нам приглашение посетить молитвенный дом свидетелей Иеговы, куда ходила Кэтрин. Я была удивлена их визитом, хотя уже успела побывать у них дома, на Хейвенхерст-авеню, по соседству с нами. Мой сын, Уилл Берлин, прятался там после школы, чтобы поиграть в баскетбол с Рэнди Джексоном вместо того, чтобы ходить к репетитору. Несколько раз я ездила машиной по их длиннющей подъездной дорожке и звала его, чтобы шел домой. Так мы с Кэтрин Джексон и познакомились, она подошла к моей машине и шепнула: «Он вон там, прячется за кустами». Она улыбнулась мне, представилась, мы болтали про наших детей и их образование. Поскольку мальчишки Джексонов были слишком знамениты, чтобы посещать обычную школу, Кэтрин и Джо записали пятерых из своих шести сыновей в школу Cal Prep School, а младшего, Рэнди – в школу Lanai Road, в которую ходил и мой сын Уилл.

Я часто видела Майкла в супермаркете «Гельсон», расположенном в нашем районе, он ходил туда каждый день, для него это было чем-то сродни тренировки, а заодно позволяло подышать воздухом, пока он шел к супермаркету и обратно. Мы иногда наталкивались там друг на друга: он занимался покупками по утрам, а я часто останавливалась там после утренней прогулки по парку. Там мы иногда играли в прятки. Майкл внезапно появлялся из ниоткуда, осаливал меня, а затем убегал и снова испарялся. Я часто думала, что он уже ушел из супермаркета, но он опять выскакивал откуда-то, тыкал меня пальцем в плечо, чтобы дать мне понять, что выиграл, поскольку я так и не сумела его отыскать. В этот супермаркет приходили многие другие знаменитости. Тони Рэндалл и Салли Филд покупали там продукты, О-Джей Симпсон тоже заезжал после пробежек с Элом Коллинсвортом, чтобы купить апельсиновый сок, хотя он жил на холмах, в Бел-Эре. Майкл был очень застенчив, поэтому никогда не заговаривал с другими знаменитостями. Когда они приветствовали его, он просто отвечал им – «Привет!»

Когда Майклу было примерно 24 года, ему подарили огромный, черный с золотом харлей-дэвидсон в обмен на какую-то услугу. Мотоцикл был шикарный, стоил примерно 35 тысяч долларов, и Майкл поставил его в фойе дома на Хейвенхерст-авеню, прямо под лестницей. Кэтрин пригласила меня в дом, и когда я приехала, она с гордостью продемонстрировала мне мотоцикл. Мы разговорились, и я видела, что она волнуется за безопасность Майкла, поскольку он не слишком-то умел кататься на мотоцикле, весь его опыт сводился к катанию на горных велосипедах.

– Ну, может быть, ему тогда не следует ездить, – сказала я. В езде на мотоцикле всегда присутствует риск, один из наших соседей в Энчино недавно потерял родственника в мотоциклетной аварии. Я добавила:

– Да кому угодно будет опасно ездить на мотоцикле в этом городе, с таким уличным движением.

В тот же вечер Майкл сказал, что прокатится на мотоцикле. В то время он был очень красив, силен, здоров и полон любви к приключениям. Чуть позже я пошла в студию, где он работал. Он писал какие-то новые тексты к песням, создавал новые аранжировки, и когда закончил, я заглянула к нему, вот он и сказал мне, что собирается прокатиться.

– Ты уверен? Не думаю, что тебе стоит рисковать и выезжать в город. Движение на дорогах слишком интенсивное.

– Да я катаюсь очень рано утром, когда машин почти нет, – ответил мне Майкл, – а иногда я просто езжу по парку.

Он имел в виду Энчино Глен Парк площадью 2500 акров, где местные жители могли гулять, бегать или кататься на велосипеде по специально обустроенной дороге длиной в шесть с половиной миль. Джо и Кэтрин часто гуляли там, иногда с некоторыми из своих сыновей и дочерей, чаще всего с Джермейном, но очень редко – с Майклом. Джермейна можно было встретить там чаще всего, он выходил туда на пробежки.

– Майкл, ты уверен, что хочешь этого? Тебе бы надо поберечься.
– Ну, я хочу ощутить ветер, – сказал он. – Я хочу, чтобы мои легкие наполнились свежим воздухом, и мне нравится эта чистота, мне нравятся запахи.

– Ну ладно, решать тебе.

Он все же уговорил меня прокатиться с ним. Я неохотно залезла на мотоцикл у него за спиной и сцепила руки у Майкла на груди. Он стартовал на такой скорости, что я уцепилась за него как сумасшедшая и заорала! Он только рассмеялся и прибавил газу! Мы носились по парку, я была напугана до синих чертей, но в какой-то степени мне даже понравилось, а Майкл все прибавлял скорость и явно получал удовольствие от поездки. Разумеется, он вернул меня к отправной точке нашей прогулки в целости и сохранности, но какая это была поездка!

После этого дня, как я понимаю, он катался на мотоцикле еще раз шесть. Все были обеспокоены его безопасностью, поскольку ему и впрямь приходилось быть очень осторожным. Майкл Джексон был застрахован звукозаписывающей компанией и другими компаниями, на которые он работал в съемках телерекламы. Если бы он начал так необдуманно рисковать собой, они бы отменили свои страховые полисы.

Элизабет Тейлор хоть и была первой, кто назвал Майкла Джексона Королем поп-музыки, но задолго до этого у меня была для Майкла другая кличка. Мы говорили про его награды Грэмми и его желание стать кинозвездой, и я назвала его Pop Super Mega Star – и ему это очень понравилось. Каждый раз, как я называла его так, он верещал от восторга, вертелся на месте, говорил «Спасибо!» и кланялся. Майкл был такой забавный, с ним было очень весело. Я рада, что он сумел разделить свой невероятный талант, музыку и лунную походку со всем миром. Он катался по всему миру и общался со всеми людьми, которые были его поклонниками. Он хотел всем принести счастье, наполнить их сердца любовью и радостью. Даже когда он выиграл все эти призы Грэмми, это не раздуло его эго до непомерных величин. Он всегда был достаточно приземленным, иногда даже смиренным. Он не задирал нос. Он очень просто одевался и всегда казался мне здоровым и счастливым.

Однако Майкл поддерживал все виды публикаций о самом себе, независимо от того, были ли они негативными или позитивными. Ему было абсолютно наплевать на это, если его имя оставалось в новостях и в газетах. Когда появилась эта история о том, что он купил кости Человека-слона, я сказала ему:

– О, Боже, да они же влезли в твою личную жизнь. Никому не следовало знать, что ты купил кости Человека-слона. Это же было частное приобретение.

– А с чего ты все время повторяешь, что я купил кости Человека-слона? Я не сумасшедший. Ты же знаешь это. Я уже много раз говорил тебе, что не делал этого.

– Окей, Майкл, я больше не буду упоминать об этом.

Он расхохотался:

– Это было самой безумной новостью, которые они когда-либо придумывали, все эти критики, проныры и клоуны, которые придумывают истории.

Майкл Джексон всегда искал способы сделать людям какое-нибудь добро. В начале 80-х я прислала ему письмо с рассказом о семье чернокожих, имущество которых я выставила на продажу. 87-летний отец семейства с тяжелой болезнью сердца и трое детей в возрасте от 16 до 19 лет, которым все еще надо было ходить в школу. Отец заботился о них, как умел. Он отправлял их в школу, готовил им поесть, а они помогали ему прибираться в доме и сами стирали свою одежду. Матери у них не было. Мать, белая наркоманка, покончила с собой за несколько лет до этого.

Я рассказала Майклу эту историю и добавила, что теперь, когда их отец умер в больнице, о детях заботился 50-летний племянник их отца. Они вот-вот могли потерять дом из-за долгов, и хотя дом был выставлен на продажу, никто не хотел его покупать. Я чувствовала себя обязанной попытаться помочь им, чтобы они могли хотя бы закончить школу.

Майкл перезвонил мне сразу, как получил письмо.
– Я хочу помочь, – сказал он, – так что дай мне адрес и телефон.
После этого он отправил кого-то к этой семье с подарками. Он поговорил с племянником, который заботился об этих детях. Майкл платил за содержание дома, чтобы его не описали за долги и чтобы он мог оставаться на рынке недвижимости, пока не будет продан. Дом выставили на открытый аукцион, поскольку старик не оставил завещания. Майкл отправил кого-то на аукцион, чтобы искусственно, в процессе торгов, завысить цену. Наконец, дом был продан, и дети жили с дядей в его квартире. Майкл достал им квартиру побольше, чтобы дядя мог заботиться о них. Они закончили школу и поступили в колледж. Поскольку у них не было даже страховки на случай смерти, Майкл оплатил похороны их отца – человека, с которым даже никогда не встречался. Разумеется, он продолжал помогать этим детям, пока они не поступили в колледж с полной стипендией.

Надеюсь, это хоть немного покажет вам доброту Майкла, который всегда старался помочь детям. Его щедрость тронула мое сердце.

–––

Вскоре после этого эпизода Майкл позвонил мне и сказал, что хочет свой собственный дом. Он сказал, что помнит письмо, которое я когда-то писала ему, предлагая ему свои услуги риэлтора, специализировавшегося на продаже ранчо. В то время Майкл постоянно был занят на репетициях, готовясь к своему туру Bad – своему первому сольному туру, и именно тогда он начал поиски «Неверленда». Это был 27-летний молодой мужчина, который никогда до этого не жил один; он все еще жил в Энчино с родителями, Дженет, ЛаТойей и Рэнди. Он прожил под крылышком у родителей всю свою жизнь, даже когда ездил с турами в составе Jackson 5, и ни разу не имел своего дома.

Майкл всегда хотел найти идеальное место, где он мог бы работать и принадлежать самому себе, а не полагаться на родителей. Он хотел независимости. Чтобы и самому стать независимым, и чтобы его родители, наконец, обрели независимость от него – расторгнуть эту связь, которая никогда так и не была разорвана. Не знаю, почему он ни разу не пытался купить себе дом – разве что потому, что он все время был так занят, что у него не было времени искать себе что-то. Корпорация «Дисней» подарила ему две квартиры в Орландо, Флорида, за участие в их мультфильмах, но он никогда не пользовался ими.

Была и другая причина для переезда: животные. Сказать, что Майкл любит животных – значит, ничего не сказать. В Энчино жили ламы, олени, слоненок (подарок Элизабет Тейлор), питон, обезьяны, два жирафа, козы, баран, белые и черные лебеди и голуби. Лебеди жили на ручье, который пробегал за домом, и я несколько раз видела, как Майкл в танце перепрыгивал с одного камня на другой прямо посреди ручья, отрабатывая какие-то новые танцевальные движения.

За животными ухаживал профессиональный работник зоопарка, однако это не помешало 21-футовому питону сбежать из террариума и забраться в бассейн в соседнем доме. Департамент по контролю за животными регулярно приезжал в дом Джексонов, и стало ясно, что надо что-то менять. Майкл решил, что да, пора – и втайне начал подыскивать новый дом, где он мог бы содержать своих животных в мире и покое. Он полностью доверял мне в этих вопросах и надеялся, что я найду безопасное место, где он сможет жить. Когда Майкл Джексон чего-то хотел, он бросал на достижение этого все силы, поскольку с самого раннего детства его учили сосредотачиваться на своих целях. Поиск «Неверленда» стал чем-то сродни поиска самого большого клада в мире, и я гордилась тем, что принимала в этом участие.

Майкл Джексон, Мико Брандо и я поехали в Санта-Барбару, примерно в 80 милях от Энчино. Билл Брэй вел машину и оберегал нас. Майкл и Мико вместе ходили в школу Cal Prep School, и Мико был его лучшим другом. Часть пути машину вел Мико, и еще часть – сам Майкл, он очень любил водить свой Мерседес, когда у него была такая возможность. Мы проезжали пастбище, на котором было множество телят. Это была молочная ферма, и телята сосали своих мам. Майкл был в восторге! Он визжал от радости, смеялся и вообще выглядел очень счастливым. Ему нравилось смотреть, как кормят животных. Мы остановились и стояли возле ограждения, наблюдая за ними. К нам подошел фермер и спросил, кто мы такие и что здесь делаем.

– Мы просто смотрим, как телята пьют молоко, – ответила я. – Ничего? Вы не против?

– Нет, вовсе нет, я просто полюбопытствовал. Никто никогда здесь не останавливается.

Фермер был очень дружелюбен, и он явно не знал, что разговаривает с Майклом Джексоном. Майкл начал задавать ему множество вопросов про телят. Сколько времени корове требуется, чтобы выносить теленка? Как долго она кормит его? У Майкла были мозги молочного фермера! Ему было интересно все о выращивании животных. Он задавал тучу вопросов о породах. На пастбище была парочка огромных черных племенных быков, и на ферме было множество телят, произведенных только этими двумя быками. Майкл был в восхищении и немедля завязал разговор о том, как создать молочную ферму с нуля и как пастеризовать молоко.

Этот фермер прямо там, на месте, научил его доить корову. Наблюдать за тем, как он доит корову, было забавно. Они попытались научить меня, Мико Брандо и Билла, как доить корову, но Майкл превзошел нас всех. Он наполнил ведро до самых краев и явно делал все это с удовольствием. Билл Брэй торопил нас и говорил, что нам нужно вернуться к машине и ехать дальше. Майкл быстро прицелился и плеснул молоком прямо Биллу в лицо. Несчастный Билл вытирал лицо платком, пока фермер покатывался со смеху, а Майкл пищал от радости. Он объявил нам, что готов переехать сюда и стать молочником.

Мы с Майклом осмотрели дюжину домов, поскольку ему нравилось сравнивать, прежде чем купить. Он пытался разобраться в том, сколько должно стоить ранчо. Мы осматривали одно ранчо за другим, пока, вопреки всему, не обнаружили настоящий секретный рай. Каждый раз, когда Майкл встречался со мной, он обнимал меня и стискивал в объятиях, и вообще относился ко мне так же, как и к своей матери Кэтрин. Он был очень дружелюбным, милым человеком, и так волновался, когда мы искали идеальное место, о котором он мечтал уже несколько лет. Иногда мы ездили только вдвоем, а иногда к нам присоединялись Мико Брандо и Билл, который вел машину. Некоторые люди узнавали Майкла и сразу же просили автограф. Он обычно не отказывал, если только мы не опаздывали на встречу с риэлторами. Однажды мы остановились на автозаправочной станции, и девушка за прилавком, очень симпатичная синеглазая блондинка, уставилась на него и спросила:

– А ты разве не Майкл Джексон?

– Да, – ответил он.

– О, я бы хотела автограф, ох, пожалуйста!

Она дала ему лист бумаги и попросила подписать для нее и ее малыша. Майкл подписал листок.

– Как зовут ребенка?

– Его зовут Дэрил, – ответила она.

– А сколько ему лет?

Они беседовали несколько минут, и Майкл расспрашивал ее о ребенке, кто занимается им, когда она на работе, и все такое. Он был очень обходителен. Если люди были добры к нам, и открывали нам свои дома, чтобы мы могли их осмотреть, или давали нам воды или что-нибудь поесть, он настаивал, чтобы мы всегда благодарили их. Его вежливость всегда была очевидна. На одном из ранчо, где мы остановились, рос виноград, и Майкл попросил разрешения набрать себе немного. Естественно, хозяева были в восторге.

Просмотреть слишком много ранчо за один день невозможно, они очень большие и находятся далеко друг от друга. Вы можете проехать десятки миль по пустому ландшафту, где будут только деревья и горы. Мы проехали мимо озера Качьюма, и поскольку у Майкла была привычка останавливаться везде, где ему нравилось, мы остановились там. Озеро его заинтересовало, и он захотел узнать о нем побольше. Как обычно, задавал массу вопросов. А есть ли в озере рыба? А ходят ли люди сюда на рыбалку? А какая именно рыба тут водится? Он всегда был любознателен.

Большинство из осмотренных ранчо Майклу не нравились, даже если они были великолепны. Он отказался от ранчо, принадлежавшего Джейн Сеймур, и от ранчо, которое позднее купила Опра Уинфри. Еще один приближенный показывал ему какое-то поместье, принадлежавшее какому-то другу, на вершине горы, с панорамным видом на океан. Майклу было наплевать на океан и на пляж. Он хотел, чтобы площадь ранчо была больше 200 акров, чтобы там можно было заниматься фермерством и разводить животных, и чтобы вокруг не было соседей. Майкл хотел уединения и предпочитал дом по соседству с лесом. Именно по этой причине он не хотел дом на берегу океана. На ранчо возле океана не было бы никакого покоя, поскольку люди, едущие на пляж, будут постоянно кататься мимо твоего дома, поднимать шум. Майкл пытался убежать от всего этого – движения транспорта, шума и загрязнения. Он хотел свое собственное уединенное святилище. И, если честно, сколько мы пересмотрели этих домов, ни одно ранчо так и не сравнилось с тем, которое в конечном итоге купил Майкл.

Из воспоминаний Уилла Берлина:

Мои родители подарили мне кабриолет Альфа Ромео на мое шестнадцатилетие. Однажды, в солнечный день, я ехал по скоростной трассе на бульваре Вентура и заметил роллс-ройс, двигавшийся мне навстречу, тоже по скоростной. Когда наши машины поравнялись, я увидел за рулем парня в шляпе-сафари, на нем был костюм или рубашка сафари. Это был Майкл. Он выглядел за рулем очень уверенным и спокойным. Я уставился на него, потом услышал, что у него в машине играла музыка. Это зрелище захватило меня, и я подумал – «Вау, Майкл такой крутой». Кажется, именно в это время ему наконец-то позволили тратить деньги на все, что он хотел, и он купил себе эту машину.

––––––-

Как я уже говорила, Майкл точно знал, чего хотел. Он вспомнил, как снимал клип с Полом Маккартни на ранчо, на котором был прекрасный дом в стиле английских Тюдоров. Съемки прошли не слишком хорошо, их просто выгнали оттуда, поскольку команда Маккартни не озаботилась тем, чтобы заранее получить на съемку разрешение от владельца ранчо, но Майкл запомнил это место и хотел что-то наподобие этого. Моим первым шагом было просмотреть все ранчо в округе, и я обнаружила, что его параметрам соответствовали всего три поместья – одно из них находилось в округе Санта-Барбара, в долине Санта-Инез. Как только я обнаружила это место, я все еще не могла понять, как туда доехать, это было задолго до изобретения GPS, а у многих проселочных дорог не было никаких опознавательных знаков. Я позвонила местному риэлтору в Санта-Барбаре, который, как я узнала позднее, по счастливой случайности работал на владельца ранчо, Билла Боуна. Его приятель Пол ответил на звонок и сказал:

– Я был на этом ранчо вчера вместе с брокерами. Мы осмотрели его, но оно не выставлено в списках на продажу. Все покупатели должны регистрироваться и утверждаться владельцем.

С такими требованиями я решила, что мне лучше самой осмотреть ранчо, прежде чем рассказать о нем Майклу. Пол согласился отвезти меня туда. Мы прибыли к главным воротам, на которых не было никакой маркировки, и нам пришлось проехать еще три мили, пока мы добрались до центрального особняка. Ранчо, известное тогда под названием Sycamore Valley Ranch, находилось среди пологих холмов, на его территории росли 50 000 дубов и платанов. Когда мы доехали до дома, я была в восторге от того, что увидела. Дом был просто фантастический, он показался мне замком. Дизайн был под английских Тюдоров: два этажа, площадью 14000 квадратных футов! Все комнаты были разные, не было ни одной похожей на предыдущую, каждая была как отдельное произведение искусства. Билл Боун и его жена сами работали над дизайном с помощью декораторов и архитекторов. Это и был дворец, который Боун построил для своей жены и детей. Он создал настоящий, особенный рай для своей семьи.

Еще одна деталь, о которой стоит упомянуть: Майкл Джексон настаивал, чтобы на его идеальном ранчо были олени, и никаких компромиссов не принимал. Ранчо примыкало к национальному лесопарку Лос Падрес, где водилось множество оленей, и они часто приходили на территорию ранчо, привлеченные геранями, росшими вокруг. Собственно, герани специально высаживались там, чтобы привлечь оленей, поскольку они очень любят это растение. Позднее я увидела волшебнейшее зрелище – как олени прыгали по территории в предрассветном свете или на закате, когда выходили из леса, чтобы поесть.

Я сразу поняла, что это и будет то место, которое Майкл Джексон собирается назвать своим домом.

Владелец ранчо, Билл Боун, был создателем курорта PGA West Resort в Палм Спрингс. Он познакомился со своей женой в Стэнфордском университете, и пока они еще учились, Билл нарисовал картинку дома своей мечты для своей будущей жены и пообещал ей, что построит ей этот дом, когда станет строителем. И таки построил. Это заняло у него пять лет, он работал три полных дня в неделю, чтобы закончить интерьер. Биллу присудили звание строителя десятилетия в 1988 году, и он получил высшие награды за свои достижения, среди которых было множество проектов жилых районов и курортов с площадками для гольфа.

К сожалению, к тому времени Билл и его жена оформляли развод, и продажа дома была частью их соглашения. Сердце Билла было разбито, и он часто плакал, не скрывая своего горя. Но он знал, что должен продать свой дом, поэтому и чувствовал себя потерянным. Он установил суровые условия для всех, кто собирался хотя бы осмотреть ранчо. Он хотел убедиться, что у потенциального покупателя есть деньги, поэтому требовал по две декларации о подоходном налоге, чтобы проверить наличие финансов. Я знала, что для любого покупателя это очень усложняет процедуру, но я понятия не имела, сколько времени у меня уйдет, чтобы закрыть эту сделку, поскольку в таких крупных операциях всегда встречаются множество препятствий.

Сначала нужно было устроить Майклу посещение ранчо, чтобы он сам решил, похоже ли это место на то, которое он помнил по старым временам. Когда я сказала ему, что нашла ранчо с территорией минимум 2700 акров, и что оно принадлежало богатейшему человеку Калифорнии, у него расширились глаза, и он с огромным нетерпением ждал осмотра.

–––––

Я как раз заканчивала организовывать дела, но у меня было множество трудностей из-за жестких правил владельца. Нужно было подписать регистрационную форму клиента со всеми его данными, две копии декларации о подоходном налоге, чтобы подтвердить, что у покупателя достаточно денег для покупки. Билл Боун все пытался выяснить, кто же этот таинственный незнакомец, который хочет остаться инкогнито, осматривая его ранчо стоимостью 35 миллионов долларов. Он отказался открыть нам ранчо, пока не убедился, что его собственность (а в доме одной только мебели и произведений искусства было на 3,5 млн. долларов) будет в безопасности. Предоставить ему какие-либо гарантии было очень трудно, особенно в присутствии этого незнакомца в маске, отказывавшегося зарегистрировать свое имя. Наконец, Боун согласился открыть нам ранчо, когда Майкл дал мне разрешение зарегистрировать его визит, но мне все еще надо было подготовить Боуна к тому, как мы будем работать, чтобы заключить успешную сделку.

Через несколько дней мы договорились поехать на ранчо. Билл Брэй должен был везти нас, но когда я утром приехала в Энчино, он еще не прибыл, а Майкл выглядел так, словно проплакал всю ночь. Мои личные отношения с Майклом были особенными, он знал, что может положиться на меня, и я сохраню все, что мы обсуждали, в секрете. Но я видела, что он плакал и пытался скрыть это от меня.

– Майкл, что случилось? – спросила я, обнимая его. – Ты же знаешь, все, что мы обсуждаем, останется в секрете.

Он вздохнул и ответил:

– Глория, пожалуйста, не дай кому-то узнать, что я осматриваю ранчо, особенно чтоб не знали их владельцы и риэлторы, иначе про это прознают репортеры. И моим людям тоже не следует знать. Это особенный секрет, твой и мой. Я знаю, что это очень осложняет работу, но я знаю, что могу положиться на тебя. Пожалуйста, постарайся найти мне ранчо побыстрее, пока я не уехал в Японию.

– Разумеется. Майкл, твое счастье для меня очень важно, я люблю тебя как сына. Ты увидишь ранчо своей мечты еще до того, как уедешь в тур.

Я улыбнулась, когда он заглянул мне в глаза, словно пытался проверить, насколько серьезно я отношусь к своим обязательствам. Наконец, прибыл Билл Брэй, и мы отправились в путь.

–––––

Когда мы прибыли на ранчо, местный риэлтор уже был там, чтобы открыть нам дом. Сначала он провез нас по всей территории, а когда мы подъехали к дому, то едва могли поверить своим глазам. Прямо перед домом раскинулось искусственное озеро. Вход к дому лежал через длинный мостик, который был стилизован под знаменитый Лондонский мост. Майкл был в восторге! Он все обнимал и обнимал меня на радостях.

В доме было тридцать комнат, включая семь спален, при каждой из которых была своя ванная комната. До нашего приезда я попросила Билла Боуна разместить во всех комнатах цветочные букеты. В каждой комнате были разные букеты, подчеркивавшие какой-нибудь цвет, или экзотические цветы. Биллу это стоило многих тысяч долларов, но Майкл обожал цветы, и то, что там повсюду стояли цветы, чтобы «приветствовать» его, значило для него едва ли не все на свете. Он был на седьмом небе.

Дом был украшен прекрасными картинами и мебелью, привезенными со всего мира. Из Вены доставили рояль, который собирали прямо внутри дома. Майкл не мог дождаться, чтобы испробовать его, он сразу же уселся за него, начал играть и петь I Just Can't Stop Loving You. Игровая комната на втором этаже была оборудована для обучения детей на дому, где можно было и учить, и развлекать их. Мы увидели в углу черный ведьминский костюм с огромной шляпой. Майкл решил одолжить эту шляпу, снял с манекена капюшон и увидел, что это был человеческий скелет. Он визжал от восторга! Он обожал призраков, привидений, это были его любимые герои в фильмах ужасов. Особенно ему нравились старые фильмы про оборотней, когда человек превращался в верфольва, и на его лице вырастали усы.

Майкл был так счастлив. Он уже предвкушал, как повеселится в этой игровой комнате. Затем он спросил меня, есть ли в доме привидения.

– А ты бы его купил, если бы были? – спросила я его.

– Конечно! – хихикнул он. – Я бы захотел узнать, что это за привидение, чье оно.

– Здесь нет привидений, – сказала я. – Билл Боун построил этот дом для своей семьи с нуля, и здесь нет никаких привидений. Но мы тебе одно обеспечим, если хочешь. Подселим тебе привидение, специально для тебя, чтоб оно за тобой гонялось.

Майкл смеялся и смеялся. У него было прекрасное чувство юмора. Он разыграл с нами несколько шуток, как на Хэллоуине, набросил на себя белую простыню, изображая привидение, и стал пугать нас. Мы бегали по игровой комнате, играли в прятки.

В наш первый приезд на ранчо мы много часов провели в доме. Он был полон сюрпризов, и мы потратили почти целый день, чтобы осмотреть его, но даже тогда увидели далеко не все. На территории было еще пять сооружений, жилой блок для обслуживающего персонала, административные здания, десять гаражей (с готовыми интерьерами, чтобы там можно было устраивать вечеринки), не говоря уже об огромном бассейне, теннисных кортах, площадке для гольфа и винном погребе – и все это тоже продавалось!

Майклу была важна каждая мелочь. У него было множество вопросов, на которые он требовал ответы, и хотел знать буквально все. Он не был одним из тех ленивых клиентов, которым на все по барабану – он хотел участвовать во всем! У него была прекрасная память, и если я забывала что-то спросить у владельца, он быстро напоминал мне.

В мой третий приезд на ранчо со мной приехали моя сестра Лита и кузина Деанна. Мы должны были встретить Майкла, который прилетел на вертолете из аэропорта Ван Найс. Он привез с собой целый эскорт – адвоката Джона Бранку, менеджера Фрэнка Дилео и Билла Брэя, чтобы показать им ранчо своей мечты. У Билла Боуна была специальная взлетно-посадочная полоса и посадочная площадка для небольших самолетов и вертолетов, и он никому бы не позволил сесть где-то в другом месте. Моя кузина запомнила этот день так:

– Меня cпросили, не хочу ли я пойти на поле и сигналить вертолету, на котором летел Майкл. Я раньше никогда не встречалась с такими звездами, и уж тем более мне не приходилось сигналить вертолету. Когда они вышли из вертолета, Майкл подошел к нам, чтобы поздороваться. Он пожал мне руку, спросил, как меня зовут. Я была потрясена тем, насколько приятным он был в общении, и что он вообще нашел время, чтобы поговорить с каждым и каждому пожать руку.

Многие люди не знают, что Майкл Джексон чрезвычайно религиозен и большое внимание уделяет вопросам духовности. В тот же день Майкл показал мне наиболее интимную сторону своей жизни, когда мы гуляли по территории ранчо. Когда мы остановились передохнуть, Майкл спросил меня:

– Глория, ты прочитаешь со мной молитву к Господу?

И пока вокруг все бегали и задавали вопросы менеджеру ранчо, мы тихо сидели там и молились вдвоем. Мы молились в разных частях ранчо, над каждой постройкой.

Мы смотрели, как остальные осматривают ранчо, потом смотрели друг на друга, наслаждаясь этим моментом. Билл Брэй пристально наблюдал за мной. Джексоны наняли его охранять Майкла еще со времен Jackson 5, и он все еще оберегал его, когда тот вырос. Даже сейчас, хотя он уже был исполнительным директором MJJ Productions, он все еще оберегал Майкла и, как мне казалось, не хотел, чтобы кто-либо был слишком близок с ним. Но затем я поняла, что все, кто работал на Майкла, бесились от того, что Майкл доверял мне. Наконец, мы решили, что нам нужно больше времени, чтобы осмотреть все владения, и Билл Боун позволил нам провести там неделю, так что мы уехали, предварительно договорившись вернуться через несколько дней.

При заключении таких масштабных сделок очень важно составить инвентарный список всего, что есть в доме и на территории, все, что включено в сделку, до мелочей – аж до ложек, вилок и тарелок. Мы с Майклом провели всю инвентаризацию практически самостоятельно. Билл Брэй был с нами часть недели, но больше времени проводил в Лос Оливос и Санта-Барбаре. Такой покой и тишина подходили не каждому. Все крупные шишки нашей компании быстренько уехали в город после осмотра территории и оставили нас работать дальше.

Билл Боун дал нам инвентарные списки для каждой комнаты, и мы с Майклом проводили многие часы, сверяя их с предметами, включенными в сделку. В доме было множество красивых и дорогих антикварных вещиц, привезенных из разных стран. Камин в главной гостиной был привезен из Рима. Мне надо было закончить эти списки и определить, что будет продано, а что оставлено хозяину. Пока я работала над всеми этими записями, Майкл настаивал на том, чтобы мы играли в игры.

– Ты еще помнишь, как играть в классики? – спрашивал он.

Я мотала головой:

– Нет, нет, я не знаю!

– А как насчет игры в прятки? – смеясь, упрашивал меня Майкл.

– Да, я в эту игру всегда выигрывала у моих братьев и сестер. Но сначала я спрячусь и, думаю, ты не сможешь меня найти.

Майкл высоко подпрыгнул и снова засмеялся:

– Классный будет день!

– Дай мне пять минут, чтобы я спряталась, а ты отвернись и закрой глаза, не подсматривай!

Майкл принял условия и позволил мне завязать ему глаза, после чего я крикнула ему, что иду прятаться, и убежала так быстро, как только могла, прямо в прилегавший лесопарк. Я быстро спряталась за огромным камнем, надеясь, что Майкл не увидит мои следы на земле и не выследит меня. Через 20 минут я пошла обратно, к тому месту, где видела его последний раз. Его нигде не было, и я начала волноваться, что он заблудится в лесу. Когда я начала звать его по имени, он внезапно выскочил откуда-то, как газель, и похлопал меня по спине. Он так меня напугал! Разумеется, он выиграл. Хотя я была на добрых тридцать лет старше него, в играх он пробуждал во мне ребенка.

Майкл решил, что будет тренировать равновесие, забираясь на заборы и гуляя по ним как канатоходец или гимнаст. Я все напоминала ему, что медицинской помощи здесь не было, а через несколько дней стартует его мировой тур. Он был бесстрашен, и чем больше я протестовала, тем больше он хотел что-нибудь учудить. Было так интересно знакомить его с ранчо, изучить каждый камень, каждую расселину, каждый ручей, каждый водопад. Майклу очень нравилась имитация Лондонского моста, и мы часто сидели на нем. Вокруг дома раскинулся сад, по четырем сезонам, и в каждый сезон он цвел, круглый год. Майкла это восхищало, он обожал цветы.

Когда мы остались там ночевать в первый раз, я спросила:

– Майкл, почему ты так любишь животных?

– Потому что они способствуют исцелению и они создания Божьи. Даже в Библии сказано о них. Например, в псалме 148 сказано – «Все дикие звери и все мелкие твари, и птицы в небесах, славьте Господа». Мы должны славить Господа, как и животные.

– Это чудесно, Майкл.

– В моих номерах всегда была Библия, когда я путешествовал по миру, – продолжал он. – Иногда мне было так одиноко. Билл запирал меня в комнате ради безопасности и не выпускал меня оттуда, не позволял самому выходить на улицу. А мне так хотелось это сделать. Он не пускал меня. Я чувствовал, что должен слушаться его, потому что он мне как отец, он мой охранник, и я привык, что он принимает какие-то строгие решения о моей безопасности.

– Ну, я думаю, это прекрасно, что он так тебя защищает. Он действительно переживает за тебя, не говоря уже, что кто-нибудь может тебя похитить и потребовать выкуп.

– Да, Глория, я знаю, поэтому я и не выхожу из комнаты. Я пытаюсь не делать ничего слишком уж безумного… например, вылезать из окна, хотя иногда я действительно вылезал. А потом мне приходилось точно так же возвращаться, залезать в окно.

На второй день Майкл вел себя так, словно проснулся в Лас Вегасе. Он начал рассказывать, где поставит карусели и колесо обозрение. И лошади. Он хотел, чтобы на ранчо были лошади, и дети могли кататься на них. Вокруг ранчо будет ездить специальный поезд, совсем как в Диснейленде, потому что некоторые дети не могут ходить или бегать, они не смогут обойти ранчо пешком. Майкл рассказывал мне про все это, ожидая моего одобрения, а затем вдруг спросил меня:

– Что это у тебя за духи?

– Ну, так случилось, что это Elizabeth Taylor's White Diamonds.

– О-о-о, Боже, ну, неудивительно, что мне так нравится уткнуться носом тебе в шею и нюхать. Это запах Элизабет Тейлор, – ответил он.

Мы заговорили о Тейлор, в которую он, кажется, был влюблен. Каждый раз, как я говорила о ней, он просто сходил с ума и начинал петь какую-нибудь песенку о любви. Он втрескался в нее по уши; сказал мне, что она была его идеалом женщины. Я сказала ему:

– Но ведь у вас с Элизабет Тейлор такая большая разница в возрасте. Я знаю, что вы вместе ходите на лошадиные бега, и вам нравятся похожие вещи. Я видела тебя на ипподроме с Элизабет несколько раз.

– Да, мы любим лошадей и вообще животных, и мы ходим в конюшни, чтобы посмотреть на лошадей вблизи. Нам нравится Голливуд Парк.

Так вышло, что Элизабет была членом эксклюзивного клуба Turf Club в Голливуд Парк, ипподрома с невероятной историей, и у нее было множество связей, начиная от основателей клуба в конце 1930-х годов. Однажды я наткнулась в клубе на Майкла и Элизабет, когда посещала благотворительную акцию. Элизабет Тейлор и я были знакомы еще с начала пятидесятых, когда я была юной актрисой, и у нас был один и тот же агент, Курт Фрингс, который иногда водил нас обедать в студию MGM. У Элизабет, Майкла и меня было что-то общее. Мы все работали на сцене, в кинематографе и на телевидении с самого детства.

Во время нашего пребывания на ранчо энергия у Майкла просто била фонтаном, он рассказывал мне о своих мечтах и планах, о том, что он собирается сделать с этим местом. Он говорил о том, как превратит это ранчо в настоящее убежище для детей, которым не хватает любви, для своих любимых животных и самого себя. Он знал, что ему придется построить специальные клетки и вольеры для животных, нанять людей, чтобы защитить их. Это было очень важно для него – чтобы за животными ухаживали как подобает, исходя из их потребностей.

– Майкл, – сказала я ему, – Боже, ты представляешь, сколько денег ты ухлопаешь, чтобы прокормить этих зверей, а потом еще построить тут парк развлечений и цирк? (Содержание ранчо обходилось его тогдашнему хозяину, Биллу Боуну, в 1 млн. долларов каждый год).

На третий день мы с Майклом гуляли по территории, и он кидался обнимать каждое дерево, и прыгал вокруг, и залезал на деревья и заборы. Ему бы следовало стать акробатом. Он был полон энергии, всегда пел и танцевал вокруг меня. Он попросил меня закрыть глаза и сказал:

– А теперь представь самый прекрасный цирк, в котором ты когда-либо бывала, и самый красивый парк, и зоопарк. Попытайся нарисовать это в уме и опиши мне. Скажи мне, что мне нужно сделать и с чего начать.

– Майкл, – ответила ему я, – у меня нет такого воображения, как у тебя. Мне пришлось бы сесть и нарисовать что-нибудь, а потом разобрать это как кроссворд. Я не такая шустрая, как ты. Меня больше беспокоят финансовые трудности. Я думаю о практической стороне дела, о том, как ты будешь владеть таким местом самостоятельно, все эти расходы, эти вольеры, все, что ты хочешь сделать, стоит кучу денег.

– Глория, пожалуйста, не думай о деньгах. Господь даст мне средства. Я знаю, Он даст мне все необходимое, ты должна верить, что Он даст нам все, что нам нужно. И не так уж это дико – думать о животных, чтобы исцелиться, и совсем не дико создать для них прибежище и прекрасный рай для здоровых детей и для больных детей, у которых бы не было возможности иначе побывать на этом ранчо. Я хочу это сделать, Глория. Но помни, это большой секрет. Мой и твой.

Пока мы были на ранчо, мы много говорили о жизни семьи Джексонов в Гэри. Майкл сказал, что еще помнит этот крошечный домик, в котором жила его семья, и маленький фургон, в котором они ездили на гастроли. Он помнил очень многие трудности, с которыми сталкивался в детстве.

– Поэтому я ставлю себе такие высокие цели и стандарты, чтобы помогать верящим и мужественным людям. Поэтому я хочу танцевать, и петь, и писать музыку.

Он очень гордился своим прошлым в Jackson 5, и у него была масса грандиозных планов на будущее.

– Я чувствую, что достиг того, чего хотел, как никогда раньше, потому что я достиг некоторых целей, поставленных еще моей семьей.

Я была потрясена его искренностью со мной, поскольку обычно мужчины никогда не говорят то, что думают, а Майкл открывал мне свое сердце и душу, высказывая самые сокровенные чувства.

Мы обсуждали ожог, который он получил во время съемок рекламы Пепси. Поскольку он всегда носил шляпу, я спросила:

– Майкл, зачем ты все время носишь ее? Ты, кажется, вообще из нее не вылезаешь. Мне говорили, что люди быстро лысеют, если все время носят шляпу. У них выпадают волосы. Мне сказали, что мне не стоит носить шляпу.

Майкл засмеялся и ответил:

– Хочешь, я тебе покажу, как у меня отрасли волосы? У меня не осталось шрамов. Со мной все в порядке.

Он снял шляпу и наклонился ко мне:

– Это было полтора года назад, а сейчас у меня все хорошо. Я так рад.

Я осмотрела его голову. Следов не было.

– Можешь потрогать, – сказал мне Майкл. – Можешь потрогать мою голову, сама увидишь, я выздоровел. И я благодарю Бога, что все так хорошо закончилось. Мне очень повезло. У меня не осталось шрамов от этого ужасного происшествия.

Я легонько помассировала его голову и плечи, как легкий массаж. Майкл снова рассмеялся и принялся напевать мотив из рекламы Пепси.

Он обычно носил черные джинсы, штаны-хаки или обычные джинсы, или черные брюки с красной или белой рубашкой. Он всегда выглядел чистым, стильным и ухоженным. Когда цвет его кожи стал меняться, он начал пользоваться косметикой более интенсивно. У него действительно была витилиго, и он иногда показывал мне пятна. Он сказал, что собирается сводить их, потому что ему не нравится так выглядеть. А потом он сравнивал цвет моей кожи со своей. Он также любил сравнивать свой нос и мой. Мог спросить меня внезапно:

– Кто делал тебе нос?

– Никто, я такая родилась.

– А ты пойдешь со мной, когда я буду делать еще одну операцию, чтобы поправить нос?

– Буду рада стать для тебя моделью, но я думаю, что у тебя прекрасный нос, и он замечательно подходит твоему лицу.

– А я думаю, что мой нос все еще слишком широкий. Я бы хотел поменьше.

Однако он так ни разу и не перезвонил мне, чтобы сходить к доктору вместе.

Мы обсуждали то, что если ему захочется сходить в церковь, в городе поблизости не было молитвенного дома свидетелей Иеговы. Я спросила:
– Ну так тебя же выгнали, разве нет?

– Да, – ответил он, – потому что я танцую слишком сексуально, по их мнению. Они сказали, что мои танцы слишком сексуальны, а они запрещают какие-либо чувственные движения. Так что они велели мне уйти и не возвращаться. Но именно этим я зарабатываю на жизнь, танцами и пением, а они хотели, чтобы я перестал это делать. Я решил, что не могу. Просто не могу бросить пение и танцы. И все, что я делаю – я делаю для моей мамы. Ты же знаешь, я люблю свою маму Она самая прекрасная и чудесная женщина в моей жизни.

Просыпаться каждое утро под пение птиц и Майкла Джексона, напевавшего новые песни, было невероятным вдохновением. Мы завтракали с Майклом и обсуждали его планы, и я была обеспокоена, что такой молодой парень принимает на себя такую большую ответственность. Я рассказала ему, что моя семья владела множеством ранчо в Мексике, некоторые из них сегодня заброшены, поскольку моя семья не хотела больше заботиться о ранчо, даже если они доставались нам в наследство и были свободны от долгов. Мой дед был успешным ранчером и скотоводом, как и мой прапрадед, так что у меня были практические навыки и знания из первых рук о том, как управлять большими ранчо. Мне не хотелось, чтобы Майкл перегружал себя такой ответственностью.

Майкл всегда серьезно относился к своей одежде. Все было идеально подогнано по фигуре, его брюки всегда сидели идеально. Он знал, как одеваться, чтобы подчеркнуть свои танцевальные движения – например, надевал белые, расшитые бисером носки и черные туфли. Пока мы были на ранчо, он предложил мне свои знания о моде, к моему величайшему изумлению. Я в то время носила безразмерные свободные рубашки и такие же штаны. Он сказал мне:

– Я думаю, ты бы выглядела на два размера меньше, если бы носила что-то более облегающее. Ты же не толстая.

Я уже говорила ему, что хотела бы похудеть, расспрашивала его о диете, которой он придерживается. Майкл предложил:
– Ну, сначала тебе надо подогнать по фигуре штаны и блузки. Ты выглядишь на два размера больше, чем есть на самом деле. Какой у тебя размер?

– 12.

– В этих мешковатых штанах и рубашках ты выглядишь на 16. Почему ты не подгонишь их по фигуре или не купишь размер поменьше?

– Ну я же брокер, я много езжу по штату, весь день провожу в машине. Поэтому и ношу свободную одежду.

Он также настаивал, чтобы я лучше заботилась о своей коже. Он заставлял меня надевать шляпу, когда мы гуляли по ранчо, чтобы я не обгорела. Естественно, он и сам носил шляпу. А еще он предложил, чтобы я наносила солнцезащитный крем и чаще пользовалась увлажняющими кремами и лосьонами. Майкл сказал мне, что всегда пользуется увлажняющими кремами и макияжем, чтобы защитить свою кожу. Утром, когда мы спускались к завтраку, он всегда был при макияже, наносил черную подводку на веки. Он здорово смотрелся с этой красной помадой и румянами (майгад! Красная помада и румяна??? Кабаре, блин… – прим.пер.) Мне очень нравилось, что он носит мейкап, чтобы подчеркнуть свою красоту и защитить кожу. Мужчины обычно ходят с ранними морщинами, которых в их возрасте быть вообще не должно, потому что ничего не делают, чтобы защитить свою кожу. Майкл сказал, что ему нравилось всегда выглядеть готовым к выходу на сцену.

Иногда, когда Майкл носил черный платок, закрывавший половину его лица, как десперадо, я тоже цепляла красный шарфик, чтобы закрыть свое собственное лицо. Билл Брей часто делал нам замечание, что мы ведем себя глупо, как дети, а ведь это ранчо – очень серьезная покупка. Он все время выговаривал нам, чтоб мы перестали дурачиться.

Майкл и я целыми днями осматривали территорию ранчо. Майкл совершенно не беспокоился о том, как он будет управлять ранчо, и не хотел, чтобы я думала о деньгах. Он хотел, чтобы я сосредоточилась на природе, на этой красоте, и на том, что он собирался сделать с этим местом. Он сказал, что это будет для него самой трудной задачей в жизни. Он хотел провести лучшую часть своей жизни, заботясь о животных, о гостях, которых будет приглашать на ранчо, и детях, которых хотел усыновить. Он сказал мне, что не собирается жениться или иметь своих собственных детей. Неделя пролетела очень быстро. Я наслаждалась каждым мгновением.

– Майкл, почему ты так любишь детей?

– Мне редко доводится побыть среди них. Когда я вижу лица малышей, я вижу Бога в их глазах. Я все время среди взрослых или тинейджеров, которые приходят ко мне на концерты. Я из большой семьи, но я не знаю, смогу ли иметь своих собственных детей. Я просто хочу создать рай для себя и для детей. Я хочу поделиться с ними радостями жизни.

Днем мы сидели на берегу озера напротив дома, и Майкл спросил:

– Хочешь выпить что-нибудь?

– Да, может быть. Вон там рядом с домом для гостей есть питьевой фонтанчик, наверное, я попью оттуда.

– Ладно, но я могу тебе дать воды из кулера.

Он везде таскал за собой кулер, по всему ранчо, когда мы шли гулять на несколько часов. Летний ветер был очень горячим. Мне очень хотелось залезть в озеро, но я плохо плаваю, так что не рискнула. Когда я сказала об этом Майклу, он ответил:

– Ну, если не умеешь плавать, лучше не лезь, я не сумею тебя спасти, если что-то случится.

Пока мы были на ранчо, мы посетили соседнее поместье Бо и Джона Дереков. Майкл катался верхом на лошади, и я была поражена, когда увидела, что он держится в седле как заправский ковбой. Я не могла себе представить, что он это умеет.

На четвертый день он начал рассказывать мне о своих самых сокровенных мечтах. В Энчино у него были два жирафа, мать и сын, и он сказал мне, что собирается перевезти их в Неверленд, чтобы они объедали деревья вокруг дома и таким образом формировали кроны. Он очень хотел забрать своих зверей из Энчино, подальше от инспекторов из Департамента по контролю за животными. Я рассказала ему о моем недавнем и довольно несчастливом происшествии с таким вот инспектором, который попытался забрать мою собачку. Я начала ругаться с ним, и мы так повздорили, что меня арестовали и посадили в тюрьму, мне пришлось платить залог, чтобы выйти оттуда!

Майкл смеялся с меня.

– О, я так горжусь тобой, что ты сразилась с инспектором, чтобы не отдавать им свою собаку. Они стоили мне много слез и еще больше денег, и они все никак не оставят меня в покое. Они все время звонили в дверь, но я не открывал им. Они даже выписали ордер на мой арест, но так и не сумели меня найти, потому что я ездил с гастролями.

На пятый день нашего пребывания в «Неверленд» Майкл все еще смеялся над тем, как меня упекли в тюрьму. Многие говорили мне, что мне не стоило упоминать об этом, потому что он может отказаться от моих брокерских услуг. В конце концов, знаменитость вряд ли захочет пользоваться услугами брокера, который попал в тюрьму из-за собачки. Но Майкл решил, что это было очень смешно, и я оценила его чувство юмора по достоинству. Он был очень предан мне, всегда обнимал меня и говорил:

– Ты как раз то, что нужно. Ты любишь животных так же, как и я.

В тот день он спросил меня о других знаменитостях, с которыми я работала, когда была актрисой. Мы начали обсуждать актеров и знаменитостей, их привычки и способности. Мы с Майклом хорошо разбирались в звукозаписывающем и кинематографическом бизнесе, так что мы обсуждали всех, кто казался нам талантливым и красивым – например, Пола Абдул, Брук Шилдс, Дебби Ален и Элизабет Тейлор (заметьте – обсуждали только женщин! – прим.пер.) Он выжимал из меня всю информацию, которая у меня была о Элизабет Тейлор, и о том времени, которое я провела на студии MGM, пока она была там звездой. У нас был один и тот же агент, который вскоре бросил меня, но сделал Элизабет настоящей звездой. Майкла это изумляло – что мной занимался тот же агент, и что я в то же время тоже работала в MGM.

Его любопытство было бесконечным, и он обладал даром задавать вопросы не более чем из десяти слов, на которые тебе приходилось отвечать целыми рассказами. Я думаю, что он один из самых умных мужчин, которых я встречала в жизни. Никакой он не Wacko Jacko. Майкл был гением.

Майкл сказал мне, что буквально влюбился в ранчо еще с первого визита, когда увидел цветы в каждой комнате. Я сказала ему, что это я попросила Билла Боуна везде расставить цветы, даже в ванных комнатах.

– Браво! – ответил Майкл. – Ты в самом деле это сделала?

– Да, потому что знала, что ты любишь цветы.

– О, ты мой самый любимый брокер. Ты просто из кожи вон вылезла, чтобы доставить мне удовольствие.

– Я хотела, чтобы ты был доволен, пока будешь рассматривать дом.

Владельцу пришлось купить цветов на 250 тысяч долларов. Некоторые он потом возвратил обратно по сделке, заключенной с флористами. Он хотел получить самые лучшие цветочные композиции, чтобы произвести впечатление на Майкла.

Еще одним аспектом, так восхитившим Майкла, было то, что в доме было множество потайных ходов. Были движущиеся стены и множество потайных мест, а еще специальная скрытая комната, где тебя никто не найдет. Билл Боун построил все это для своих детей, и это было еще одной причиной, почему этот дом был настолько идеален для Майкла – он знал, что может спрятаться от людей. Играть с Майклом в прятки в этом доме было невозможно – ты просто не можешь его отыскать на этой огромной площади, да еще с потайными ходами. Он быстро изучил их все, знал, куда нажимать, чтобы открыть потайные двери в стенах. А еще он каждый раз скатывался вниз по перилам со второго этажа на первый. Чтобы попасть в главную спальню, надо было подняться по лестнице. К спальне примыкали две огромных кладовых, каждая размерами с гостиную во многих домах. Было две огромные ванные комнаты – для хозяина и хозяйки. Майкл занял обе кладовые и обе ванные. Это была его королевская спальня, такая роскошная, что сама принцесса Диана не отказалась бы там спать. Из окна был виден розарий. Это было волшебное место, настоящий уединенный рай. Каждая ванная комната напоминала личный лунапарк. В обеих ванных были установлены огромные ванны-джакузи, была сауна и помещение для спа-терапии. Даже не нужно было выходить из дома, чтобы получить все эти услуги. Была еще и комната для массажа, со специальными столами.

Пока мы гуляли по ранчо, Майкл буквально планировал свой «Неверленд». Мы чудесно провели время, воплощая его мечты в реальность. Майкл все упрашивал меня залезть с ним на дерево, но я поняла, что боюсь лазить по деревьям. Майкл же лазил по деревьям как шимпанзе, раскачивался на ветках, а затем слетал оттуда так быстро, как только мог. Он не знал страха. Я очень боялась высоты, да и залезать на такие деревья, если ты не коала, было трудно.

На шестой день мы все еще осматривали территорию, больше 100 различных мест, которыми заинтересовался Майкл. Мы больше не могли ходить по холмам, так что нас по территории возил риэлтор, который хорошо знал ранчо, поскольку он когда-то показывал его своему работодателю, Биллу Боуну.

На ранчо у меня была возможность спросить Майкла, действительно ли он работал на упаковке продуктов в супермаркете «Гельсон» в Энчино, где мы иногда встречались. Смеясь, он сказал мне:
– Ну, я попросил у них работу в шутку, и они дали мне работу на несколько дней, когда я снимался в The Wiz. Я просто хотел уйти из дома подальше и не попадаться на глаза отцу, так что я побежал туда и попросил у них работу.

Я задала ему этот вопрос, потому что помнила, что однажды увидела там Майкла в костюме, в котором он снимался в фильме. Он стоял за прилавком рядом с рыжеволосым кассиром, упаковывая продукты для покупателей.

– И зачем ты туда пошел?

– Я думал, что мог бы поработать там, – рассмеялся он, – но мне предложили работу получше, сняться в The Wiz и записывать альбомы с Куинси Джонсом. Если бы я остался работать упаковщиком в «Гельсон», мы бы сегодня здесь не были!

Он делился со мной воспоминаниями о своей карьере.

– Мои самые успешные годы – это и самые одинокие. Я окружен тысячами разноцветных, прекрасных людей по всему миру, но среди них нет ни одного особенного человека для меня. Иногда мне так ужасно одиноко. Концерты фантастические, но после них я всегда один.

Я видела Майкла на сцене и после этого фееричного зрелища смогла понять, что он пытался мне объяснить: что он путешествовал по миру с ощущением пустоты внутри.

– Глория, я чувствую, что танцую на проволоке в цирке, без страховочной сетки подо мной. Никого нет, и сетки тоже нет, и я должен выкладываться по полной, чтобы остаться там, на этом тросе, и преуспевать в том, что делаю – во всех странах.

Я была потрясена тем, что он обнажил передо мной свои страхи, свое сердце. Я обняла его, и мы обнимались до тех пор, пока он не вздохнул.

Пока мы беседовали, я поняла, что Майкл путешествовал по многим странам, но практически ничего не видел. Билл Брей закрывал его в комнате, чтобы не допускать его контактов с миром и обеспечить его безопасность. Билл также знал, что Майклу нужно спать, так что следил, чтобы он оставался в своей комнате на ночь. Иногда Билл уходил по своим делам и запирал Майкла в комнате, чтобы тот не мог выйти (естественно, ради его же блага, Майклу не разрешалось выходить куда-либо без Билла). Майкл сказал мне, что от этого он чувствовал себя одиноким и брошенным. Разумеется, он понимал и ценил то, что Билл делал для него, поскольку в этом заключалась его работа. Он занимался этим с тех пор, как Майклу исполнилось пять лет. Одинокими ночами Майкл просто смотрел из окна отеля и разговаривал с луной. Луна придавала ему сил, энергии и вдохновения. Он чувствовал себя комфортно, ощущая это мощное волшебство. Он говорил с луной всякий раз, когда оставался один в комнате.

Быть Королем поп-музыки имело свои преимущества, путешествовать по миру было здорово, посещать все эти города и великолепные отели, и Майкл рассказывал мне, как здоровался с главами государств и множеством знаменитостей в Великобритании, Европе, Японии и Китае. Но из-за напряженного графика поездок по миру у него оставалось очень мало времени на сон и отдых. Он беспокоился за свою хореографию, за музыку, за исполнение тех, кто работал с ним. Каждое оригинальное выступление было построено вокруг него, и все то, что делали его музыканты, танцоры или бэк-вокалисты, нельзя было пускать на самотек. Майкл должен был чувствовать себя абсолютно свободным, чтобы полностью отдаться во власть танца и соединиться со своими поклонниками.

У Майкла было множество источников вдохновения. Он часто говорил о своей матери, Кэтрин, как о источнике вдохновения, благодаря которому он помогал множеству благотворительных организаций в городах, которые посещал. Майкл также восхищался и помогал военным, положившим свою жизнь на то, чтобы служить нашей стране. Источниками вдохновения для него были и его друзья, такие как Берри Горди, Лайонел Ричи, Смоуки Робинсон, Дайана Росс, Элизабет Тейлор, Брук Шилдс и множество других талантливых артистов.

Миллионы его поклонников были для него настоящей семьей, поскольку он танцевал по всему миру, воплощая их мечты в реальность.
– «Лунная походка» была частью моей души и духа, – говорил он мне. – Поэтому я станцевал мунвок для Берри Горди в честь 25-летия Motown.

–––

По дороге домой у нас был шанс поговорить. Я сказала Майклу, что хочу знать, что он задумал. Он ответил:

– Давай заключим эту сделку. Давай прямо сейчас купим это ранчо на мое имя. Я хочу купить его и хочу, чтобы ты мне помогла, Глория. Но у меня всего 11 миллионов. У меня пока что нет всей суммы, чтобы выкупить его. Как думаешь, сколько оно стоит по-настоящему?

Мои исследования показали, что ранчо Sycamore Valley было самым дорогим 2700-акровым ранчо во всех Соединенных Штатах; цена на него была непомерно завышена, но потенциальный покупатель все равно должен был сделать встречное предложение на заявку Билла Боуна в 35 миллионов. Я знала, что операция будет не из простых, и не только потому, что Майкл уезжал в тур, но еще и потому, что те, кто был вокруг него, очень не хотели, чтобы он купил это ранчо. У них были на примете другие поместья, которыми владели их друзья и родственники, и они хотели продать ему то, что, по их мнению, могло принести деньги конкретно им, совершенно не заботясь о его интересах. Они также были заинтересованы в том, чтобы получить на этой сделке комиссионные – ведь это же будет самая крупная сделка столетия. Я знала, что Майкл работал с несколькими брокерами последние пару лет, но так и не нашел то, что хотел. И я сказала ему:
– Я думаю, что, судя по ценам на ранчо по всей стране, 17 миллионов будет очень подходящей ценой. Это будет прекрасная сделка, если мы сможем получить ранчо по этой цене, учитывая все постройки на нем. Все это Билл создавал сам, и дом, и все прилегающие сооружения, амбары, заборы, офисы, гараж. Все, что там находится, стоит больших денег. В доме мебели и произведений искусства на 3,5 миллиона, и ранчо полностью оборудовано для жизни. Если они продадут его за 17 миллионов, это будет очень здорово, тем более, что ты берешь его полностью под ключ. Тебе не придется ничего делать, только перевезти туда свои вещи и нанять персонал.

––

Нам нужно было сделать встречное предложение, но еще до этого нам нужно было получить согласие целой толпы советников Майкла. Вскоре после осмотра ранчо его адвокат, Джон Бранка, велел Майклу (не проконсультировавшись со мной) предложить Биллу 10 миллионов. Вообще-то, поначалу он хотел предложить еще меньше – всего 9 миллионов. Когда я узнала об этом, я сказала Майклу:

– Ты знаешь, что очень обидишь владельца таким предложением, и мы не сможем ничего от него добиться, если будем его оскорблять. Это все равно, как если бы ты просто дал ему пощечину. Это не продажа за долги. Когда ты так богат, как его владелец, ты просто не примешь невыгодное предложение. Этот человек невероятно богат, и его признали строителем десятилетия. Ему нет необходимости продавать ранчо, если он не захочет. Ему необязательно принимать твое предложение.

После разговора с Майклом Бранка позволил мне предложить 13 миллионов и банковский чек на 200 тысяч. И хотя Майкл дал разрешение на эту сумму, мне все равно пришлось нести это предложение сначала Бранке, потом Фрэнку Дилео и Маршалу Гелфанду, чтобы они это одобрили. Его советники мешали делу, говоря, что это ранчо столько не стоит, что нам не надо предлагать так много. Кажется, они пытались помешать Майклу получить то, что он хотел.

Наконец, Бранка сдался и сделал предложение от своего имени, потому что так было нужно, чтобы продвинуть сделку и сохранить ее в тайне от прессы. Позднее ранчо было переведено в трастовый фонд на имя Майкла, но имя Бранки использовалось в первичных документах о продаже. Тот факт, что предложение было сделано от имени Бранки, очень усложнило операцию. Бранка бы предпочел, чтобы я не участвовала в трансакции, но поскольку я была риэлтором, который представлял интересы Майкла, предложение должна была подавать именно я. Секретарь Боуна сказала нам, что ранчо также осматривали инвесторы из Японии и тоже были заинтересованы в покупке. Это еще больше давило на нас.

Чтобы сделать предложение Боуну, я и Билл Брэй должны были полететь в Денвер. Боун катался на лыжах в Аспене и не хотел возвращаться домой. Мы встретились с ним и показали ему наше предложение. Он посмотрел и был просто взбешен. Он даже расплакался. И сказал:

– Поверить не могу, что вы так поступаете со мной. Это предложение неприемлемо. Я даже не буду это обсуждать, нам не о чем говорить.

После чего добавил, что если бы я была мужчиной, он бы уже надрал мне задницу и вышвырнул меня вон.

Билл Брэй аж рот открыл, растерянно глядя то на меня, то на Боуна. Он не пытался защитить меня и вообще выглядел так, словно предпочел бы быть где угодно, только не здесь, и не слышать этого разговора. Я не знала, что делать.

– Билл, это же только начало процесса, чтобы ты мог получить ту цену, какую хочешь. Пожалуйста, прости меня, но звездам тоже хочется заключить выгодную сделку, как и всем остальным.

– Я имел дело со звездами. Они всегда хотят много, и при этом за бесценок. На меня это не производит никакого впечатления.

Я умоляла Боуна сделать встречное предложение, но он отказался. У нас не оставалось иного выхода, кроме как вернуться в Лос-Анджелес. Я рассказала Бранке о том, что случилось, и он сказал мне, что у него связаны руки, и все зависит от Майкла. К счастью, Майкл позвонил мне, будучи в туре, и спросил:

– Что же нам делать дальше?

Я сказала ему, что нам нужно поднять цену и при этом помнить, что есть еще эти японские инвесторы.

– Он не может продать им ранчо! – сказал Майкл.

Но, опять-таки, отослал меня к Бранке, который вскоре обнаружил, что японцы и впрямь были заинтересованы, а их предложение превышало наше всего лишь на 1 миллион. 20 июня 1987 года мы предложили 14 миллионов. Это предложение тоже было неприемлемым и снова обидело Билла Боуна, который аж покраснел от ярости. Я протестовала, что эти предложения были просто смешными, и Бранка дал добро на третье предложение, 4 сентября, на сумму 14 250 000 (охренеть, пардон мой френч… 14 лимонов неприемлемо, и они думали, что накинув 250 тысяч, решат дело? Епть, брокеры-советники…– прим.пер.)

Я уже отчаялась закрыть эту сделку. Секретарь Билла Боуна сказала мне, что он уже разуверился во мне и в моих способностях обработать такую операцию и получить выгодное предложение за его прекрасное поместье. Я напомнила ей, что я обязана по закону представлять все предложения, независимо от того, насколько они низкие. Втайне я сочувствовала ему и понимала его расстройство, равно как и беспокойство моего клиента, Майкла Джексона. Майкл был в туре и постоянно звонил мне, в любое время дня и ночи, чтобы убедиться, что он еще не потерял свое ранчо. Он хотел ежедневных отчетов с подробными описаниями, и мне стало ясно, что он как никогда настроен купить ранчо. Он беспокоился, что японцы таки выхватят его у него из-под носа.

Этот процесс тянулся еще несколько месяцев. Каждый раз после отказа я снова обсуждала ситуацию с Бранкой, он авторизовал следующее предложение, превосходившее предыдущее всего на четверть миллиона. Это раздражало Билла Боуна, его секретаря и меня. Переговоры с Биллом Боуном шли тяжело еще и потому, что он упрямо поддерживал цену намного выше рыночной. Он был в ярости, что мы делаем ему такие низкие предложения, и не хотел выдвигать встречные. Я умоляла его от имени Майкла и от своего собственного:
– Поскольку ты не можешь получить ту сумму, которую хочешь, ни от одного покупателя, почему бы тебе не принять предложение Майкла?

Дата добавления: 2015-08-21