В клетке без решёток

– Пошли напрямик! – предложил Нунке и, сойдя с асфальтированной дороги, шагнул на едва заметную тропинку, которая, извиваясь среди кустов, вела к двухэтажной, одиноко стоящей на самой вершине холма вилле.

Впервые после поездки в Мадрид Фред вышел за ворота школы. Они захлопнулись так беззвучно и плотно, что, казалось, скрытый тайный мир остался в каком‑то ином временном измерении. Непреодолимая жажда свободы охватила Фреда.

«Метнуться сейчас в сторону, и пусть лучше пуля в спину… Единственный, до краёв насыщенный миг свободы, который у меня не отберут, не смогут отобрать! Но что это даст? Нет, не тебе, ибо для тебя это может быть и выход – иногда такое мгновенье стоит всей жизни… Но что это даст другим? Тем людям, братство с которыми ты ощущаешь каждой клеточкой своего тела? Ведь это же на их счастье, на их жизнь замахнулся Думбрайт, против них готовится заговор… Может быть, сама судьба привела меня сюда, чтобы разрушить планы этого сборища хищников? Я ещё не представляю, что смогу сделать и каким образом, но я добьюсь своего или сложу голову. Что‑что, а умереть я всегда успею…»

– Почему вы в таком миноре, Фред? – окликнул его Воронов, который шёл позади. – Поверьте моему опыту, в дамское общество всегда надо являться с весёлой физиономией. Печальную они прощают одним только влюблённым.

– В дамское общество? Но ведь речь шла только о патронессе! Да и ту, вероятно, дамой не назовёшь!.. Я встречался с этой разновидностью сушёных вобл, которые так любят всплывать на поверхность всяческих приютов и благотворительных обществ, чтобы покрасоваться хотя бы там! Но чтобы женщина стала патронессой такой школы, как наша, простите, о таком я ещё не слыхал! С кем же я должен познакомиться ещё, кроме неё? С какой дамой или дамами?

Воронов громко расхохотался.

– Коли уже вы ударились в рыбью терминологию, то наша патронесса скорее напоминает прехорошенькую золотую рыбку. С таким, знаете ли, длинным хвостиком‑веером. Что касается второй дамы… – Голос Воронова сразу стал серьёзным и неожиданно тёплым. – О второй я вам ничего не скажу.. Она не от мира сего, так что и описать её я не смогу.

– Иренэ – слабость генерала, – иронически заметил Нунке. – Как и у всех его соотечественников, у Воронова болезненная тяга ко всем убогеньким и калекам. У славян это происходит вследствие комплекса собственной расовой неполноценности, таким образом, теория…

– Оставьте, Нунке! – резко прервал его генерал. Последнее слово о полноценности и неполноценности рас сказала война. Вверх тормашками полетели и ваши теории, и… Впрочем, не будем об этом. Есть вещи, в которые лучше не углубляться. Таким вот, как я. Как мы с вами.. Что же касается Иренэ, то просто неблагородно относиться к бедной больной девочке так, как относитесь вы. Именно неблагородно…

– Я бы попросил вас не ставить знак равенства между нами обоими. Надеюсь, не надо пояснять, почему именно? – Остановившись, Нунке повернулся лицом к Воронову и смерил его презрительным взглядом. – И ещё попросил бы запомнить: для вас я не Нунке, а герр Нунке!

Генерал сердито засопел. Даже в полутьме было видно, как краснеет его лицо. Казалось, вот‑вот с губ старика сорвётся дерзкий ответ. Но привычка безоговорочно подчиняться начальству взяла верх.

– Так точно, герр начальник школы… – буркнул Воронов. – Запомню.

В последнем слове Фреду послышалась не то ирония, не то угроза. Он пытливо взглянул на генерала, но тот быстро опустил веки и наклонил голову, пряча лицо не столько от Фреда, сколько от Нунке. Шеф, очевидно, ничего не заметил. Не скрывая довольной улыбки от только что одержанной в словесной перепалке победы, он повернулся к своим спутникам спиной и снова зашагал по тропочке. Фреду и Воронову оставалось следовать за ним.

Некоторое время шли молча. Нунке шагал легко и широко, хотя тропинка становилась все круче, но генерал стал отставать. У себя за спиной Фред слышал его тяжёлое дыхание, порой проклятья, когда ветки кустарника били по коленям или когда из‑под ног скатывались мелкие острые камешки, которыми усыпана была вся тропинка. Фред невольно замедлил шаг, чтобы дать возможность старику отдышаться.

– А шеф не очень считается с вашим возрастом и моим неумением взбираться на такую крутизну. Может, передохнем?

– Уже не стоит.

Действительно, минут через пять тропинка круто свернула, выскочив на небольшое плато, и вилла, во время подъёма исчезнувшая было из поля зрения, теперь словно выросла из‑под земли. Нунке поджидал своих спутников, стоя у живой изгороди из подстриженных кустов, окружавшей сад и дом.

– Хочу вас предупредить, Фред: Агнесса Мененлос – наша покровительница, но во внутренние дела школы она не вмешивается. Поэтому и в разговоре не илдо их касаться.

– Я сам чрезвычайно мало осведомлён.

– Это я на будущее. Время от времени вам придётся посещать донью Агнессу, как делаем это мы с Вороновым; ведь здесь нет иного общества.

– Если так заведено… – вздохнул Фред.

– Напрасно вы поморщились, – живо воскликнул Воронов. – Посещение «холма», так мы называем виллу, вносит разнообразие в нашу жизнь. Днём скучать некогда, зато вечерами… Иногда такая тоска одолевает, хоть волком вой! А у доньи Агнессы всегда найдётся для вас стакан отличного вина, да и поёт она неплохо…

– Я ни разу не слышал, – удивился Нунке.

– При вас она другая. Считает, раз вы начальство – Воронов не закончил фразу, на террасе их уже поджидали.

– Падре Антонио, – отрекомендовался Фреду невысокий худощавый человек в сутане, с чёрными бронями, низко нависшими над глазами. Он широко распахнул дверь и гостеприимно пригласил: – Заходите! Мы давно ждём вас.

– Как Иренэ? – спросил Воронов.

– Как всегда, – вздохнул падре. – К сожалению, донье Агнессе изменяет выдержка. Она потакает всем капризам дочери, и это плохо отражается на лечении: захотела – приняла лекарства, захотела – не приняла. Сегодня даже отказалась от массажа…

Падре Антонио и Воронов заговорили по‑немецки, потом перешли на испанский, и Фред вдруг смутился. А что, если патронесса не говорит по‑немецки? Как они поймут друг друга? С помощью переводчика? Это скучно и всегда создаёт напряжённую, официальную атмосферу… Возможно, придётся поздороваться, перекинуться несколькими словами, выученными в Мадриде, а потом весь вечер просидеть молча, скучая.

Смущение его усилилось, как только они перешагнули порог гостиной и Фред услышал, что его спутники обращаются к хозяйке по‑испански. Улыбнувшись, она поднялась с кресла и, медленно сделав несколько шагов навстречу гостям, остановилась посреди комнаты.

Все в этой женщине было гармонично, стройная, гибкая фигура, посадка головы, здоровый загар на молодом красивом лице.

Пока Нунке и Воронов здоровались с Агнессой, Фред успел хорошо её разглядеть. Широкий спокойный лоб, на котором дугами изгибаются чётко очерченные брови. Ровный с тупым концом нос. Крупноватые, но красивого рисунка губы, которых, верно, никогда не касалась губная помада. На подбородке, тоже тупом, мягкая ямочка. Щеки немного впалые. Это придаёт лицу законченность и выразительность. Особенно, когда женщина поднимает глаза, большие, чёрные, с синеватыми белками.

Одета Агнесса несколько причудливо. На ней блузка золотисто‑жёлтого цвета, плотно облегающая талию, и юбка чуть более тёмного тона, широченная, украшенная снизу крупными чёрными оборками. Туалет дополняют несколько нитей ярко‑красных кораллов. Но этот наряд к лицу Агнессе. Он оттеняет смуглую кожу, цвет глаз, вьющиеся чёрные волосы, небрежно закрученные на затылке в тяжёлый узел.

Услышав своё имя, Фред понял, что его рекомендуют патронессе, и, сделав два шага вперёд, вежливо поклонился.

Агнесса, смеясь, протянула руку и что‑то приветливо сказала. Что именно

– Фред не понял, очевидно, просто поздоровалась. Пришлось и ему промямлить несколько слов по‑немецки. Поглядев друг другу в глаза, оба рассмеялись. Фред оглянулся, ища глазами Нунке.

– Как видите, мне придётся разговаривать с хозяйкой дома при помощи мимики. Если вы нам не поможете…

– Да ведь вы знаете итальянский, и донья Агнесса тоже! Некоторое время она жила с мужем в Италии.

Услыхав слово «Италия», Агнесса радостно закивала головой.

– Как это хорошо, герр Шульц! – воскликнула она уже по‑итальянски. – Возможно, я кое‑что позабыла, но в общем…

– Я тоже, верно, многое забыл. Итак, мы с вами на равных правах: вы будете поправлять меня, а я – вас… Впрочем, я купил в Мадриде несколько словарей и надеюсь в скором времени…

– Боже, как давно я не была в Мадриде! – печально вырвалось у Агнессы.

– Вы так любите этот город?

– Там я не чувствовала себя так одиноко, хотя, правду говоря, друзей у меня было мало. Но когда за стенами твоего дома бурлит жизнь, невольно кажется, что и ты к ней причастна… А вам, герр Шульц, Мадрид понравился?

Фред стал рассказывать о своих впечатлениях от испанской столицы. Агнесса то утвердительно кивала головой, то живо возражала, мешая испанские и итальянские слова. Всякий раз, допустив ошибку, молодая женщина весело смеялась, извинялась, чтобы снова через минуту сбиться с итальянской речи на испанскую.

Это, может, и затрудняло взаимопонимание, но делало беседу весёлой, непринуждённой.

Вскоре к разговору Фреда и хозяйки присоединился и Воронов. Он ругал мадридский климат, а заодно и испанцев, которые выбрали для своей столицы столь неудачное место, противопоставлял Мадриду Рим, где ещё в молодости прожил несколько лет, старался вовлечь в спор с Агнессой падре Антонио и Нунке.

Однако падре и начальник школы были озабочены собственным спором. О чём шла речь, Фред не понимал – они сидели в противоположном углу комнаты и разговаривали вполголоса. Но лица у обоих были недовольные, в тоне чувствовалась неприязнь.

– Уважаемая патронесса, – указал на них глазами генерал. – Эти двое опять что‑то не поделили. Ещё недавно были друзьями, а теперь… Что между ними произошло?

– Просто они очень разные. Падре превыше всего ставит потребности духа и поэтому считает, что все дела в мире должна вершить наша святая церковь. А Нунке противник этого. Он утверждает, что заповеди теперь пишут не апостолы и святые, а воины… Сеньор генерал, разве так может быть? Ведь они написаны раз и навсегда. Они едины и вечны, как солнце над землёй!

– Солнце тоже не вечно, милая патронесса! А написанное человеком и подавно. Не стоит ломать голову над разными теологическими тонкостями. Поэтому я предлагаю…

– Тео… логическими? Что это значит, сеньор генерал? – Лицо молодой женщины, недавно такое оживгенное, теперь стало серьёзным, глаза глядели вопросительно и чуть растерянно.

– Пусть вам объясняет это ваш духовник, иначе Шульц подумает, что в этом доме угощают лишь разговорами. А я ведь обещал ему стакан хорошего вина. Если к этому вы добавите и…

– Господин Воронов, прошу вас!.. – остановил его Фред.

– Нет, нет, сеньор генерал прав. Я мигом! Простите, герр Шульц, вы сами были немного виноваты, заговорив о Мадриде…

Быстро поднявшись, Агнесса вышла из комнаты. В коридоре застучали её каблучки, потом послышалось, как она звала:

– Пепита! Пепита!

Склонив голову набок, Воронов с явным удовольствием прислушивался к переливам её голоса.

– Прирождённая певица! Вы только вслушайтесь: слышите, как музыкально звучит каждый слог, словно вздымается вверх, а потом спадает округлая волна. Вот вам и «вобла»! Что скажете теперь?

– Красивая и, кажется, очень милая женщина. Просто не верится, что она занимается политикой.

– Агнесса и политика? – генерал рассмеялся. Да она так же далека от неё, как самая далёкая звезда от нашей грешной земли…

– Чем же тогда объяснить её роль в школе?

– Овечка, которая, спасая своего ягнёнка, неосторожно выскочила из кошары и попала к волкам.

– А что, если с эзоповского языка перевести на обычный, общепринятый?

– Расскажу когда‑нибудь наедине. Сейчас не время и не место. – Воронов тяжело поднялся и прошёлся по комнате.

Теперь, когда Агнесса ушла и разговор между ней, Фредом и генералом оборвался, голоса Нунке и падре стали слышнее.

– А я вам говорю, что честолюбие в сутане самый страшный вид честолюбия, – сердито доказывал Нунке. – Ведь человек светский находит развлечение в женщинах, вине, картах, увлекается спортом или охотой… Ему есть куда направить излишек своей энергии. Для особы же духовного сана…

– Нам тоже есть куда направить свою энергию и силы. Например, на дела милосердия и просветительства. К тому же припомните, следом за завоевателями всегда шли миссионеры. Они закрепляли добытое, завоёванное. И разве не естественно, не законно, если они требуют своей доли?

– Доля может быть разной.

– Эта доля должна быть достаточной для того, чтобы приумножить славу церкви и её возможности.

– Славу церкви или славу её служителей?

– А разве у вас, светских, не успехи полководцев прославляют армию?

– Хватит об этом! Повторяю ещё раз: сейчас школа не имеет возможности удовлетворить ваши требования.

Нунке поднялся и открыл дверь на веранду. Солнце уже склонялось к горизонту. Из сада повеяло едва ощутимой прохладой. Сильнее запахли цветы, раскрывая свернувшиеся за день лепестки.

– Может быть, спустимся в сад? – предложил падре. – Наш гость ещё не знает, какой прекрасный вид открывается из беседки.

– Вы идите, а меня воротит от всех этих пейзажей. – Воронов уселся в соломенное кресло на веранде. – Намозолили они мне глаза за всю жизнь. Все эти ваши ландшафты я бы променял на вывеску первой попавшейся корчмы в самом грязном закоулке города.

Нунке вздохнул.

– Я тоже лучше посижу. Моему сердцу милы лишь типично немецкие пейзажи.

Фред и падре спустились в сад. Он был небольшой, немного запущенный. Но повсюду множество цветов, у дома – садовых, дальше в траве – диких.

– Это единственная радость нашей маленькой больной, – пояснил падре.

– А что с девочкой?

– Вряд ли когда‑нибудь она встанет на ноги, – печально покачал головой падре, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

Вообще разговор не клеился. На вопросы Фреда падре отвечал коротко и невнимательно, видно было, что у него из головы не выходит спор с Нунке.

Когда они вернулись с прогулки, на веранде ухе никого не было, а в комнате гостей ждал сервированный к ужину стол. Вокруг него суетилась старенькая служанка, расставляя блюда, и медленно похаживала Агнесса, что‑то передвигая и переставляя.

– А почему вы меня не познакомите с нашим гостем? – прозвучал сбоку нетерпеливый детский голос.

Только теперь Фред заметил, что чуть в стороне, в уютном уголке, отгороженном вьющимися комнатными цветами и небольшим экраном, в специальном медицинском кресле‑коляске сидит девочка. Несмотря на летний вечер, её светло‑серое, украшенное тонкими кружевами платье было застёгнуто до самого горла, а ноги плотно укутаны клетчатым пледом, край которого нервно теребили длинные детские пальчики. Нетерпение оживило её до прозрачности бледное личико, обрамлённое пушистыми белокурыми волосами. Не заплетённые в косы, а только перевязанные лентой, они длинными прядями ниспадали на грудь. Глаза девочки, такие же большие, как у матери, но более светлые, смотрели требовательно, даже чуть сердито.

– Если никто не догадался нас познакомить, давайте сделаем это сами, – серьёзно предложил Фред, подходя к больной. – Как хорошо, что и вы говорите по‑итальянски! Вас зовут Иренэ?

– Угу! Только не пожимайте мне руку так крепко, как дедушка Воронов, а то я и с вами начну ссориться.

– О, этого мне бы хотелось меньше всего!

– Почему?

– Потому что у меня нет здесь друзей.

– Вы думаете, что я… что мы… – девочка смутилась и исподлобья недоверчиво взглянула на Фреда.

– Мне хочется на это надеяться…

Иренэ откинулась на подушку, закрыла глаза, но через минуту окинула Фреда благодарным, сияющим взглядом.

– Тогда говорите мне «ты», а я буду называть вас просто Фред.

– С большим удовольствием…

– Ну… а где же ваше «ты»?

– Это не так‑то легко сразу, – рассмеялся Фред, опускаясь на маленькую скамеечку рядом с девочкой. – Прежде всего скажи: ты тоже была в Италии?

– Да! Но мы уехали оттуда, когда я была совсем маленькой…

– Откуда же ты знаешь язык?

Иренэ немного наклонилась вперёд, подав Фреду знак сделать то же самое.

– Это страшная тайна, я о ней никому не говорила… Только вам скажу. Вы обещаете, что никому, ни единой душе?.. – прошептала девочка, наклоняясь ещё ниже. – Осенью я поеду на богомолье в Ватикан, вот как!

– И только ради этого ты учила язык?

– Конечно! Как же я стану разговаривать с папой, если не по‑итальянски! Латыни я ведь совсем не знаю.

– Иренэ, о чём ты там шепчешься с Фредом? Я сейчас покажу тебе, как заводить от меня секреты! шутя крикнул Воронов с другого конца комнаты.

– Вот сейчас он подойдёт, и я не спрошу вас о самом главном! – ещё быстрее зашептала Иренэ. – Если папа хорошенечко помолится обо мне, как вы думаете, я смогу ходить?

Фред осторожно положил руку на пальчики девочки и почувствовал, как они дрожат от волнения. Верно, нздрагивали и губы, потому что Иренэ прикусила их зубками.

– Ну, почему же вы не отвечаете? – требовательно и нетерпеливо спросила она, внимательно всматриваясь в лицо своего нового друга, словно хотела прочитать его мысли.

«Солгать, поддержать наивную веру в выздоровление? Ведь самовнушение иногда действует лучше всяких лекарств… Но тогда девочка будет уповать только на святейшего папу и его молитвы, – колебался Фред – Сказать „нет“ – значит отнять у неё ту горячую надежду, которой она сейчас живёт?»

– Я верю, поездка в Италию тебе поможет, – заявил Фред убеждённо. – Но ты знаешь, ведь бог помогает только тем, кто сам приложит силы, чтобы достичь цели. Сама рассуди: как он может потакать лентяям? Один сидит, пальцем не шевельнёт, чтобы добитъся своего, только уповает на небо: смилуйся‑де, дорогой боженька, помоги! А другой – ищет, борется, бьётся, готов все сделать и все вытерпеть. Кому, потвоему, надо помочь раньше?

– Второму!

– Вот видишь! Так и с тобой…

Иренэ притихла, поражённая новым толкованием небесного милосердия. Губы её плотно сжались, в уголках рта залегли горькие складочки. Личико девочки сразу как бы постарело.

– Почему у нас нахмурены брови? – к коляске подошёл Вронов и тяжело плюхнулся в ближайшее кресло. – Фред, вы плохо развлекаете вашу юную даму! И за это вам придётся платить штраф Иренэ, что мы для него придумаем? Погоди, нашёл! Давай поставим живые шарады, например, такая фраза… Дай ушко! Ладно? Так вот, Фреда мы заставим сыграть роль ДонКихота, а я буду Санчо Панса.

– А Нунке пусть изобразит Россинанта! – воскликнула Иренэ с вызовом.

Генерал хмыкнул.

– Знаешь, оставь его в покое! Вряд ли он согласится напялить на себя шкуру коня, даже аллегорически.

– Я так хочу! Герр Нунке, идите сюда! – позвала Иренэ.

Нунке, который в другом конце комнаты разговаривал с падре Антонио, недовольно поморщился.

– Одну минуточку… – бросил он небрежно.

– Иренэ, не мешай взрослым! У них важные дела. – Агнесса подошла к дочке и положила ей руку на лоб. – У тебя головка горячая, тебе пора в кровать, обеспокоенно сказала она.

– А у меня тоже важное дело! – девочка сердито дёрнула головой, освобождаясь от материнской руки. – Я хочу, чтобы он подошёл сейчас же! Падре Антонио, и вы идите сюда!

Пожав плечами, Нунке подошёл к Иренэ.

– Ты, как всегда, капризничаешь, – проговорил он холодно. – Хорошо воспитанные девочки так себя не ведут

– Простите её, она сегодня с утра нервничает, вступилась за дочку Агнесса.

– Это он должен просить у меня прощения!

– Нельзя говорить «он» о человеке, который находится здесь же, – вмешался падре – Одиннадцатилетней девочке пора бы это знать.

– А обманывать можно? – голос Иренэ звенел от гнева. – Так поступать, как он поступил, можно?

– Может быть, ты объяснишь, в чём дело? – не скрывая раздражения, спросил Нунке.

– Вот тебе и на! – развёл руками Воронов. – Речь шла о шарадах, а обернулось..

– Какие ещё шарады и при чём здесь я? Может быть, хоть вы, Фред, объясните?

– Думаю, что уже не стоит.

– Стоит! Стоит! Стоит! – Иренэ застучала кулачками по подлокотникам коляски. – В нашей шараде вы должны сыграть роль коня Россинанта!

– Что за нелепость!

– Только кто же пустит ему пулю в лоб? – Иренэ подалась вперёд, на её бледных щёчках заиграл румянец, глаза заблестели.

– В конце концов всему есть предел! Донья Агнесса, я попросил бы вас вмешаться!

– Иренэ, умоляю тебя, успокойся! И сейчас же, сию минуту попроси у герра Нунке прощения.

– За то, что он застрелил Россинанта? А потом ещё обманул меня, сказав, что его опоили?

– А‑а, вон по какому поводу эта истерика! Да, я убил клячу, которую ты окрестила таким поэтическим именем. И считаю, что поступил правильно.

Глаза девочки изумлённо расширились.

– Правильно? – прошептала она – Да чем же он вам мешал?

– Тем, что не приносил пользы. Старые и слабые не нужны на земле, они только мешают остальным, злобно отрубил Нунке, делая ударение на слове «слабые».

Фред увидел, как побледнела Агнесса – даже губы стали белыми. Воронов засопел и сжал кулаки. Иренэ отшатнулась, словно от удара. Падре Антонио забежал за коляску и схватился за её спинку.

– Я отвезу Иренэ в её комнату, – глухо сказал он, – ей нехорошо…

Но девочка снова выпрямилась. Теперь она выглядела более спокойной.

– Почему же вы не застрелите и меня? Я тоже слабая! – звонко прозвучало в комнате.

Нунке было смутился, но тотчас овладел собой

– Кажется, сейчас мы говорили о лошади, а не о тебе, – сказал он с недоброй улыбкой, снова нажимая на слове «сейчас».

Девочка с минуту глядела на Нунке, жалобно улыбаясь, потом подбородок её мелко задрожал, она вскрикнула и закрыла личико руками.

– Мама, увези меня отсюда… Скорее увези меня отсюда… – захлёбываясь слезами, прошептала она.

Отстранив падре Антонио, Агнесса взялась за коляску и покатила её. Фред забежал вперёд и распахнул дверь.

– Может, вам помочь? – спросил он взволнованно.

Молодая женщина на миг остановилась и подняла опущенные глаза. Фреду показалось, что на него взглянуло само горе. Невольно он схватил Агнессу за руку и крепко пожал её.

– Мне так неприятно, поверьте, так неприятно… Я хотел бы быть вам полезен… и передайте завтра Иренэ…

Он не закончил фразу – коляска покатилась дальше.

– Уведите его! – бросила через плечо Агнесса.

Прикрыв дверь, Фред повернулся лицом к присутствующим. Их словно буря разметала по разным углам. Воронов стоял у окна, всматриваясь в темноту вечернего неба, падре прохаживался вдоль стены, заученным движением пальцев перебирая чётки, Нунке развалился в кресле, вытянув ноги.

«Подойти и дать ему пощёчину?» Мысль эта была настолько соблазнительна, что у Фреда даже руки зачесались. Сдерживая бешенство, он подошёл к Нунке.

– Мы находимся в частном доме, поэтому я разговариваю с вами не как подчинённый с начальником, а как офицер с офицером, – прищурившись, сказал Фред. – Вы били лежачего. Более того – ребёнка! Это мерзко! Запомните, в моём присутствии это больше не повторится!

– Вы сошли с ума! Вы все сегодня сошли с ума! Нунке вскочил.

Воронов быстро отвернулся от окна и шагнул вперёд. Падре, оставив чётки в покое, застыл на месте.

– И в моём тоже! – раздельно произнёс Воронов. – То, что вы сделали, хуже убийства.

– Генерал Воронов! Вы понимаете, что одного моего слова достаточно, чтобы вы… – Нунке сделал красноречивое движение коленом. – Отвечайте, вы поняли меня?

– Я… я… – Воронов под взглядом Нунке сразу сник. – Возможно, я сгоряча… Но согласитесь, что и вы… Э, да что там говорить! Что я могу сделать? Подонок, старая галоша! – и, безнадёжно махнув рукой, генерал пошёл к двери.

Дата добавления: 2015-09-03