Глава 51. Психолог просит «помощь зала»

Психолог просит «помощь зала»

— Папа, а я тут уже был. Там машины большие. Я с ними играл! — раздался за дверью писклявый детский голосок.

Мужчина что-то неразборчиво пробурчал в ответ. И почти сразу же в дверь постучали.

Щупленький белобрысый мальчик, мать — натуральная блондинка северного типа и сумрачный широкоплечий мужик с умными глазами. Как-то сразу видно — семья.

Мальчик еще в предбаннике указывает отцу на огромный экскаватор, лезет за ним под банкетку.

— Оставь! — коротко командует мужчина.

Все чинно рассаживаются. Я открываю журнал. Отец сразу берет быка за рога.

— Дело в том, доктор, что неделю назад вот он (кивок в сторону сына) организовал в школе драку по национальному признаку.

Я некоторое время молчу, переваривая услышанное. Потом спрашиваю у мальчика:

— Сколько тебе лет?

— Семь, — отвечает ребенок и, подумав, уточняет: — Семь с половиной.

— Так ты, значит, в школе подрался с мальчиком? Азербайджанцем? Таджиком? (Я назвала самые многочисленные у нас в районе диаспоры.)

— Нет, — возразил отец, и в голосе его звучали сложные смешанные чувства, одним из которых, по-моему, была гордость за сына. — Это была массовая драка. Так мне сказала директор школы.

— Так, — сказала я. — Позвольте уточнить. Ваш сын, Руслан, второклассник, семи с половиной лет от роду, выступил зачинщиком и организатором школьной массовой драки по национальному признаку. Я правильно излагаю?

Оба родителя кивнули. Руслан между тем достал из ящика с игрушками машину-трансформер и стал увлеченно крутить ей ноги-колеса.

— Расскажите мне, что, собственно, там произошло. Все, что вам известно, — обращаюсь я к матери.

Отец кажется мне пристрастным. Мать — чем-то смущена, но, в общем, спокойна.

— Прямо на уроке чтения случился какой-то обычный дурацкий детский конфликт — Тенгиз сломал Ванин карандаш, или стащил у него резинку, или еще что-то такое. Ваня обозвал его, Тенгиз ответил. Учительница велела обоим замолчать. Ваня не счел конфликт исчерпанным и на перемене продолжил: толкнул Тенгиза об стену. Сам Тенгиз слабее Вани, но у него есть два старших брата — в пятом и седьмом классах. А у тех, естественно, есть друзья. Видимо, проинструктированный братьями, Тенгиз крикнул: «Кавказ!» — и тут же прибежали три черненьких пятиклассника, против которых Ваня, конечно, ничего не мог сделать. И здесь на сцену вышел наш Руслан. Буквально накануне мы с ним говорили о переписи населения (он по телевизору услышал, что она скоро будет). Я объясняла ему, зачем это надо и какие разные и интересные народы живут у нас в России. Он спросил: а мы кто? Я ответила, что мы — русские. И вот Руслан (а вы, наверное, уже обратили внимание, какой у него высокий, пронзительный голос) заорал: «Русские, вперед!» и сам бросился на пятиклассников… Да, я не сказала, что Ваня и Руслан дружат.

— У меня с собой физкультурная форма с кедами была, — вступил в разговор Руслан. — И в том же мешке энциклопедия про динозавров (я ее Сереже принес) и бутылка с водой — попить после физры. И вот я как размахнулся… — мальчик изобразил руками бешеную ветряную мельницу, показывая мне, как он сражался с противником.

— Когда учителя выскочили из учительской, дрался уже весь коридор. Со второго по седьмой класс, — продолжила мама. — Постоянно звучащие кличи «Кавказ!» и «Россия!», как вы понимаете, особенно потрясли педагогов. Разнимали драку вместе со старшеклассниками. Потом никто ничего толком не мог объяснить. Но нашего Руслана запомнили.

— Почему ты так поступил? — спросила я у Руслана, больше для порядка.

— Ну, несправедливо же, когда трое — на одного, — ожидаемо пожал плечами ребенок. — Да вы не волнуйтесь, Ванька с Тенгизом помирились уже, его брат Тенгизу свой карандаш отдал… А меня теперь даже взрослые парни из восьмого класса узнают! — с гордостью добавил Руслан.

У мальчиков не было никаких проблем — я в этом не сомневалась. Двор на двор, квартал на квартал, деревня на деревню, панки против рокеров, синие против серо-буро-малиновых — обычные игры свободно взрослеющих павианов.

Но с чем же они пришли ко мне? Не успела я задать вопрос, как монотонно заговорил дискриминированный мною папа:

— Директор сказала: надо реагировать. Обратите внимание на воспитание сына, чтобы не было поздно. Что поздно? Я сам в детстве дрался. Много. Она говорит: сейчас не каменный век. А какой? Я не понимаю. Как мне его воспитывать, если я сам во все эти современные лозунги не верю? Я бы легче в построение коммунизма поверил, честное слово. Говорят: толерантность, демократия, все равны. Но это ведь вранье все. Никто никому не равен, все разные, и это очевидно. Кто-то умный, кто-то глупый, кто-то работящий, кто-то бездельник, кто-то больной, кто-то здоровый. А ведь чиновника или депутата непонятно чего — их судят по особым правилам, не по таким, как крестьян, шахтеров или врачей? Но при этом — все равны? Я не понимаю… Я от души хочу, чтобы мой сын, когда вырастет, женился на хорошей девушке из нашей культуры, а не на чернокожем парне — я ксенофоб и нарушаю политкорректность? Пускай. У вас есть сын? Скажите честно: вы разве не хотите для него — того же? Или все-таки — пускай молодой негр? Они потрясающе двигаются, я по телевизору всегда любуюсь, когда они бегут или танцуют… Общая межнациональная драка — нехорошо, я согласен. Но как мне (или, скажем, родителям Тенгиза) учить сына правильно отстаивать себя в условиях современного общества? В политкорректных дискуссиях между второклассниками? Где оппонента даже дураком нельзя назвать? Что-то я не видел, чтобы ООН по сути что-то решала. Естественно не любить чужого, это даже у зверей так. Мы — не звери, опять согласен. Но прежде чем с этим как-то работать, надо ведь признать сначала существование самого чувства или инстинкта, назовите как хотите: «Не нравится, настораживает, потому что чужой», а потом уже: «Я — человек, и поэтому я могу…» А если мы с самого начала делаем вид, что ничего этого нет, и в этом неведении пытаемся детей растить, то точно выиграют те, другие, которые ближе, если хотите, к нормальным зверям. Так всегда в истории было… А я хочу, чтобы именно мой сын выиграл, и, честное слово, считаю это нормальным.

— Вы что, серьезно думаете, что я сейчас разрешу для вас этот вопрос? — с искренним интересом спросила я.

— Да нет, — снова вступила мать. — Ничего он не думает такого. Вы не обращайте на него внимания. Это мужу просто выговориться надо. Его директор накрутила, вот он и… Я вам объясню. В Интернете много материалов на эту тему, он все со мной спорить пытается, а я от этого далека, я все больше работаю да по хозяйству, ну вот он и решил прийти к вам…

Признаюсь честно: я тоже от этого далека. И многие вопросы современного общественного развития и для меня остаются открытыми. И как психолог, и как биолог я многого не понимаю, а кое-что вызывает у меня тревогу и настороженность.

Вопрос, который прозвучал в тот день в моем кабинете, разбивается, как я поняла, на два подвопроса:

1. Можно ли из соображений пользы или общественной необходимости воспитать в ребенке то, во что ты сам не очень-то веришь? Если да, то, как это сделать?

2. Не опасно ли для выживания популяции общественно одобряемое замалчивание существования у нас (как у биологических объектов) ксенофобских и подобных им инстинктов и реакций? Не будет ли правильным сначала вслух признать их наличие, а потом с ними работать?

Сейчас у меня нет однозначного ответа ни на один из этих вопросов. Наверное, они могли бы стать информацией для размышлений, не предполагающих простых и окончательных выводов.

Дата добавления: 2015-08-21