Третья легенда

Что написать тебе теперь?

Поникла актуальность оды…

А вместо пафоса без мер

Отныне тон твоей природы.

Отныне вездесущий зов

По памяти проходит рысью,

Чтоб темень временны́х низов

Вдруг обратить небесной высью…

В народе эту местность называли «проклятой страной». Равнина в несколько дней пути, покрытая толстой коркой соли. Местами она была растрескавшейся, иногда попадались участки, окрашенные в розоватый или серый оттенки. Всего несколько дней в сезон здесь проходили дожди, и тогда поверхность земли покрывалась жгучим раствором, от соприкосновения с которым кожа покрывалась язвами и долго не могла зажить.

Эруа знала об этом крае по рассказам отца. Теперь он был мёртв. Вся её семья тоже. Остался ли кто-то жив в городе, она теперь не знала. Покидая город, она слышала много криков и истошных воплей. Город горел. Повсюду стоял невыносимый жар. Всю ночь Эруа бежала прочь, не зная направления. Ей казалось, что даже небо сменило цвет. Словно покраснев от чудовищной жары, которая превратила в пепел её селение. А может, и всю страну. По пути она встретила несколько полей из недавно расплавленного, но теперь застывшего песка. Они были похожи на огромные зеркальные лужи. «Наверно, боги сильно разгневались, – думала она. – Чем только мой народ мог заслужить такую беду?»

Солнечный диск висел в зените. Спастись от беспощадного зноя было негде. Тонкие сандалии не спасали от раскалённой соляной корки. Эруа помнила, что эта местность простиралась на несколько дней пути и лежала на юго-запад от её города. А за этой «проклятой страной» лежали горы. Вот только добраться до них невозможно. Без еды и питья преодолеть такое расстояние ей не под силу. Никому не под силу. Страх гнал её вперёд, но впереди была смерть. Мучительная смерть от жажды. Страх не позволял вернуться ей назад. Страх от диких воплей людей, кожа которых быстро покрывалась волдырями, в адских муках они корчились на раскалённой земле горящего города. Кожа Эруа тоже покраснела, а в некоторых местах вспучилась, и эти места наполнились студенистой жидкостью лиловатого цвета. Она знала, что такого не бывает от обыкновенных ожогов, это было что–то неизвестное, и оттого ещё сильнее страшило девушку.

То была ужасная ночь. Земля содрогалась под ногами, а когда убегающая Эруа оборачивалась, тёмный горизонт освещался диковинной формы вспышками яркого света. Они блекло освещали мертвый ночной пейзаж. Потом наступил молчаливый рассвет, а после него – раскалённый, словно горн, полдень. Обессилев, мучаясь от жажды, она свернулась калачиком под грудой огромных соляных кристаллов, которые отбрасывали хоть какую–то тень. «Не проще ли было умереть сразу, там, в горящем городе. По крайней мере, это была бы быстрая смерть, без мук, – прошептала она еле слышно. – Хотя здесь мне вряд ли придётся мучиться больше одного-двух дней… Так что, такую смерть тоже можно считать относительно быстрой…»

Завернувшись в свой изодранный плащ, она уснула, продолжая ощущать лёгкое подрагивание земли.

…С детства Эруа была изгоем. Резвая и жизнерадостная по своей природе с малых лет, уже к совершеннолетию она сделалась замкнутой и необщительной. Причиной всему была её внешность. Светлая кожа, большие, как у джейрана глаза изумрудного оттенка и каштановые волосы резко выделяли её среди соплеменников. Смуглые черноволосые соседские дети подтрунивали над ней, стоило только Эруа появиться на улице. А повзрослев, она часто слышала в свой адрес ядовитые насмешки. Эруа была не похожа даже на своих родителей. Однако это нисколько не умаляло их любви к ней. Сильнее всего она была привязана к отцу, который обучал её науке об устройстве мира, общества и человека. Эруа была любознательной и смекалистой. В её незрелом мозге постоянно рождалась масса разных вопросов. И отец всё время старался найти верный и понятный для неё ответ. А позже она и сама стала справляться с этой задачей, вызывая восхищение и радость на лице старика. Но, даже став совершеннолетней, она не могла дать себе знать, почему она так непохожа на своих соплеменников. А когда она спрашивала об этом отца, он либо многозначно молчал, улыбаясь, либо старался переменить тему разговора.

– Почему я такая, а они все другие? – шептала она перед сном, едва погасив фонарь из высушенной тыквы.

И, так и не найдя ответа, она засыпала тревожным сном. А утром, выйдя на улицу, Эруа по-прежнему встречала насмешки соседских детей…Нельзя сказать, что она воспринимала их близко к сердцу, но спрятавшись в маленьком дворике, она чувствовала себя более спокойно. Там можно было поразмышлять о всякой всячине, пока нет никаких дел по дому…

Эруа проснулась, когда уже была кромешная тьма. Вторая ночь на соляном плато была такой же непроглядной, как первая. Изодранные пятки жгла набившаяся в раны соль. Эруа всё же кое-как смогла подняться на ноги. Она знала с детства, что лучше передвигаться ночью. Несмотря на всю безнадёжность положения, какая–то внутренняя надежда заставляла её напрячь последние силы и идти вперёд. Вперёд, но куда? До спасительных гор на юго-востоке – несколько дней пути. Но как определить направление, ведь она даже не знала, какая теперь часть ночи, чтобы сориентироваться по расположению звёзд. Догорающий город помог ей в последний раз. Глянув на едва видное лиловое зарево на горизонте, она нашла курс на юго-запад. Потрескавшиеся губы и с трудом ворочающийся во рту язык искали хоть какой-то влаги. Но её не было. Только сухой воздух, наполненный мелкой соляной пылью, которая разъедала глаза и острой болью отдавалась на воспалённой коже.

Багровый рассвет обнажил перед глазами всю ту же солёную степь без признаков жизни и движения. Горизонт дугой отделял небо от безжизненной выжженной поверхности земли. Сердце Эруа сжималось от страха. Мысли в голове путались, словно ноги у пьяницы. И лишь в подсознании брезжила чахлая надежда. Нет, не надежда выбраться из этого пекла. Надежда хотя бы отыскать несколько капель воды. Кустарник или деревце. Скалу, под которой можно укрыться от солнца…

Она машинально ступала шаг за шагом, преодолевая жгучую боль. Ещё невысокое утреннее солнце уже начинало обдавать девушку и безжизненный пейзаж беспощадным зноем.

«О, великая Нинхурсаг, зачем мне эти муки, – шептала она одеревеневшими потрескавшимися губами. – Не лучше ли прекратить всё сразу…»

Солнце ещё не достигло и половины пути до зенита, когда распухшие побагровевшие лодыжки Эруа подкосились, и она упала, потеряв сознание. Несильный ветер безразлично возил по соляной корке её каштановые волосы, покрывая воспалённую кожу тонким белым покрывалом…

Под палящим солнцем её тело оставалось недвижимым и беспомощным, но душа продолжала жить. Душа, это тонкое тело, которое не знает меж пространства и времени, продолжала бороться за жизнь обессилевшего тела. Может это был полусон, может забытьё, может галлюцинации. Эруа видела образы. Было очень много образов. Это были высокие горы, покрытые снежными шапками и разделённые зелеными долинами, в которых текли чистейшие реки. Это были люди со светлой кожей, глазами синего и зеленого цвета, живущие в удивительных по красоте городах. Она видела Землю со стороны – с материками и океанами, завитками вихрей и белыми куполами полюсов – такой, какой её описывал ей её отец. Её мысли проникали в бесконечное пустое пространство, которое так велико, что даже свету требуются миллионы лет, чтобы преодолеть его. Потом это пространство заканчивалось, и ей открывались миры, населённые бестелесными существами, миры, в которых нет времени, а материя бесконечно ничтожна. А после всего этого она увидела себя. Со стороны, словно в зеркале. Заметённую солёной пылью, поражённую неизвестным недугом, от которого краснеет кожа о появляются волдыри с лиловой жидкостью. Посреди чужой раскалённой белой пустыни, которая на сто процентов состоит из мельчайших кристаллов белой, словно смерть, соли. Ей было всего двадцать, и в её жизни не случилось ещё ничего важного. Как же глупо так запросто умереть… Сознание вцепилось в память, пытаясь отыскать хоть что–то стоящее, какое–то действительно ценное событие, но поиск был тщетен. Кроме полуодинокого детства и юности, небольшого дома из необожжённого кирпича с тесным двориком, да знаний, которые ей передал отец, у Эруа не оказалось ничего. У неё не было даже планов на будущее. Лишь какие-то наивные, не смелые, совсем ещё детские мечтания… Вдруг мысль замерла, словно обдумывая, в каком направлении двинуться далее. Несколько мгновений, и всё с математической точностью закрутилось назад. Двадцать лет жизни, безвременные миры, чёрная пустота со спиралями и дисками галактик, Земной шар, пейзажи невиданных ранее краёв и стран…

Эруа очнулась, когда солнечный диск уже был готов нырнуть за горизонт. Её левая половина лица обгорела на солнце, кожа по всему телу жгла, словно обваренная, язык онемел и почти не двигался. Конечности слушались с трудом, ей стоило немалых усилий подняться на ноги. Едва передвигая конечности, она сделала несколько сотен шагов и опять рухнула навзничь. Сил больше не осталось. В перерывах между потерями сознания ей удалось проползти ещё какое-то небольшое расстояние, после чего последние капли энергии окончательно покинули измождённое тело. Она недвижимо лежала на плоской, как блюдо, соляной равнине. Стояла ночь. Молодой месяц на короткое время показался из-за горизонта, описал короткую дугу и снова скрылся. Ветра не было. Ни единый звук не нарушал могильной тишины.

«Вот и всё… – подумала она, не ощущая уже даже боли от отслаивающейся на лодыжках и предплечьях кожи.

Внутренняя поверхность мастабы отдавала прохладой от полированного серого известняка. Стены, выполненные из массивных блоков, были гладкими, только одна из них была испещрена странными символами. В углах помещения горели масляные фонари. Едва придя в себя, Эруа почувствовала резкую боль во всём теле. Кожа пылала огнём. Она не смогла пошевелить ни руками, ни ногами, ни головой. Сил ей хватало лишь для того, чтобы медленно перемещать взгляд глаз в тусклом пространстве незнакомого помещения. Некоторое время она так и лежала на плетёной тростниковой подстилке, уложенной поверх каменного возвышения, пока в помещении не появился незнакомый мужчина.

Не промолвив не слова, он поднёс к губам Эруа сосуд из высушенной тыквы. Вода окропила потрескавшиеся губы девушки, сбежав струйками по щекам на каменное изголовье.

– Меня зовут Китту, – произнёс он. – Я нашёл тебя в двух днях пути отсюда.

Эруа попыталась произнести что–то в ответ, но из её горла вырвался только сдавленный сип. Китту снова поднёс ей воду. На этот раз в рот девушки попало большее количество влаги. Отставив воду, Китту принялся менять повязки на руках и ногах Эруа. Раны выглядели скверно. Судя по их виду, болезнь стремительно развивалась. Не перенеся боли, девушка вновь лишилась сознания. Её веки закрылись, и, уронив голову вбок, она впала в забытьё.

Китту, закончив со сменой повязок, на мгновение прикрыл своё лицо руками. Со стороны можно было подумать, будто он чем–то раздосадован или его что-то сильно беспокоит. Его смуглое лицо с запавшими щеками и острым носом было переполнено тревогой, но вместе с тем хранило невидимую тень уверенности. В полумраке мастабы он походил какого-то мифического героя, обладающего сверхвозможностями. На самом деле он был простым скитальцем, обеспечивавшим своё существование охотой. Ещё несколько мгновений он смотрел на обморочное лицо Эруа. Его взгляд чуть пояснел. Проведя ладонью по спутанным волосам девушки, он удалился.

Когда она снова пришла в себя, он уже был рядом. Недуг Эруа быстро прогрессировал, и она, едва очутившись в сознании, начала это уже осознавать сама. Заметив краем ока, как Китту собирал пряди её волос, которые целыми пучками выпадали из некогда пышной её причёски, она готова была расплакаться, но слёз не было. Зрение стало слабеть. Кожа стала лиловой, а в некоторых местах приобрела синюшный оттенок. На открытых участках легко было видеть огромные волдыри, некоторые из которых уже успели лопнуть, обнажив воспалённую плоть.

– Что со мной будет? – еле слышно прошептала она.

– С тобой ещё много всего случится. Ты проживёшь ещё много жизней.

Эруа попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось, на губах лишь обнажились глубокие трещины. Китту протянул ей воды. А потом принялся снимать повязки и смазывать раны жиром.

– Семь дней назад, во время откровения, я увидел тебя. Я узнал путь, чтобы отыскать тебя. А потом началась война. Между богами. Они используют смертоносное оружие. После такого не выживает никто. Здесь, в горах, мы в безопасности, поскольку тут нет городов. Они уничтожают города.

На некоторое время он замолчал, едва скрывая ужас от страшных язв, которые развились на теле Эруа.

– Там, на севере, наверное, уже никого не осталось. Земля и воздух отравлены. – Китту уставился взглядом на стену мастабы, словно глядя на выжженные города. – Тебе просто повезло оставаться так долго в живых. Но, так было предначертано.

– Что тебе от меня нужно? – прошептала Эруа.

– То же, что и раньше. Чтобы ты снова ожила. Не знаю, где и когда. Мы были знакомы раньше. Много раз. И нам нельзя прервать это единство. Тогда мы утратим весь совместный опыт наших душ.

– Что же … Что ты будешь делать?

– Скоро и ты вспомнишь меня.

– А потом?

– А потом не будет никакой боли.

Китту осторожно поднял Эруа и перенёс в соседнее помещение. Это была камера со сводчатым потолком и гранитными саркофагами по периметру. Посредине на полу имелось возвышение. Осторожно уложив на него Эруа, он затянул низкую ноту. Звук отражался от стен и потолка камеры, усиливался, превращаясь во что-то вязкое, почти осязаемое. Словно какой-то незримый эфир вторгся в помещение. По стенам камеры заструились капельки черной смолы, параллельно им стекали струйки влаги. Воздух пришёл в движение, закрутившись вокруг центра помещения. Камера наполнилась оливковым свечением. Боль Эруа прошла. Китту не видел, но чувствовал, как девушка ему улыбнулась. Эта улыбка скользнула с её губ, обратилась светом, и в виде сосуда, похожего на веретено, завертелась на равном расстоянии между ними. К Эруа вернулась память. Большая, огромная память. Память прошлых жизней, бесконечный поток событий, такой огромный, что двадцать лет её жизни казались песчинкой на огромном пространстве былых воплощений. Она увидела себя, свой народ, свои края и родное пространство. Далёкую страну с низким солнцем и обширными белыми просторами, низким серым небом и крепкими холодами. Страну со сказочными по красоте городами и великими людьми. Страну, которая на протяжении миллионов лет погибала и возрождалась. Народ, который умирал в войнах, но потом возрождался с ещё большей волей к жизни. Она видела себя и Китту. Ни она, ни он не были точными внешними копиями себя нынешних, но духовные лики их обоих были привычными и родными. В последний раз они расстались, когда невиданный по силе и разрушениям селевой поток накрыл их селение. Китту каким-то чудом удалось удержаться за угол полуразрушенного строения, в то время как поток воды, глины и камней уже уносил прочь бездыханное тело Эруа…

Тридцать тысяч лет прошло с тех пор, и вот теперь они встретились в новом воплощении всего на день посреди гор на окраине соляного плато. Веретено из света, что было между ними, задрожало, и, пульсируя, разбилось на лепестки света, который мгновенно был втянут туннелями, расположенными под сводом камеры.

Тело Эруа умерло.

Китту поместил его в выемку под одной из плит пола. Ещё какое-то время он находился в камере. А потом собрал свой нехитрый скарб и вышел прочь. Было тихое безветренное утро. Неестественная лиловая дымка окрашивала небо на севере. На небольшом отдалении рельеф пересекал выветрелый кряж. За ним высились невысокие горы. В сухом воздухе повис вкус пустоты.

– Пора продолжать путь, – произнёс он, обратившись то ли к скалам, то ли к лиловому горизонту.

…Война богов длилась ещё шесть лет. Множество городов было уничтожено, с лица земли исчезли целые народы. Китту погиб на третьем году войны в одном из сражений своего народа с кочевниками.

Прошли века, и мастаба, где осталось тело Эруа, была заметена песком. С тех пор произошло множество событий. Народы сменяли друг друга, земной лик претерпевал самые разные изменения. И только свет, разлетевшийся по туннелям мастабы, продолжает свой путь в пространстве и времени, чтобы однажды снова наполнить сосуд, похожий на веретено.

Дата добавления: 2015-09-03